Прости меня, моя любовь

У Киры неизменная привычка пить черный кофе без сахара и выплескивать свои эмоции, не стесняясь. Она кричит, буянит, разбивает посуду. И уходит всегда уверенно. Да и чаще всего первой, оставляя позади все, что кажется ненужным. А за Ксюшей почему-то преданным псом волочится, хоть и упрямо продолжая играть стальную леди, топчась на осколках разрушенных стен, возведенных, чтобы себя от других оградить. — Чертова Барби, — бормочет Кира, нарезая круги по комнате. За окном бешеный дождь. Небо, изрезанное молниями, извергает неконтролируемый поток воды. Девушку штормит не меньше, когда она волком косится на дверь, ожидая, что в эту самую секунду войдет Ксюша, будет неловко мяться на пороге, обнимая себя в попытке согреться и спастись от происходящего. Кира вспоминает, как та требовательно прижималась к ней в кровати, игнорируя недовольство и закрывая глаза на страх показаться слабой. Да она даже обнимает странно, неумело как-то: то в ключицу Кире носом уткнется из-за разницы в росте, то со спины обручем из рук обхватит, кошмары и страхи разгоняя. Кира плакать не любит. Слабой перед какой-то девчонкой быть не хочет, но сдается, когда чужое тепло кожей чувствует. После Димы впервые с кем-то обниматься приятно. После Димы вообще вновь поверить в любовь кажется невозможным, позволить этому чувству снова ворваться в жизнь значит в очередной раз свое сердце на насмешливый аукцион непрошенной боли и предательства выставить. Бабочки в животе алкоголем давно утоплены, и их крылья сожжены сигаретами, купленными на придорожной заправке. В постели летящих партнеров уже с десяток побывало, только имен она не запомнила, а лица в памяти слились в смазанные пятна. Она себя слишком испортила и вину не на безмерную свободу сваливает, а на того, кто любовь в ранг самого главного в этом мире возвел. Кира на Ксюшу недоверчиво смотрит и усмехается, прямо из горла бутылки делая глоток: — Блин, да ты святая, что ли? Ты не пьешь, ты не куришь. Ты какая-то добрая, блин, отзывчивая. Ксения лишь молча смотрит, ответом не удостаивая, шагает дальше. Девушка о свободе мечтает, пробовать все новое ей безмерно хочется. Привыкшая к жизни той самой Барби, управляемой мамой-кукловодом, она робко спрашивает, через плечо девушки заглядывая: — Кир, а можно мне попробовать? Она колеблется, но любопытство берет верх и девушка впервые этому чувству поддаётся без капли сожаления. Они несутся на мотоцикле, задыхаясь от свободы, которую щедро преподносит ночь. Кира невольно вспоминает, как Дима со строгостью в голосе и страхом в глазах убеждал отказаться от опасного удовольствия. Кира видит, как Ксюша поглядывает на мотоцикл, а во взгляде читается непоколебимое желание чувствовать свободу, которой ей вечно не хватало, оседлав железного коня с ослепительно яркими фарами и громким ревом мотора. Кира за стандартами не гонится и стереотипы на три веселые буквы посылает, но долго пытается понять, почему вместо того, чтобы развернуться и выйти из душа, бессовестно разглядывает голую девушку, а потом задумывается: какая на ощупь ее кожа. Она мысли эти прогоняет, но к девушке ее все равно тянет. Когда Ксюша с нескрываемой надеждой в голосе выдает: «‎Мне нравится, что он жив», Кира эту связь проклинает, потому что смысл поездки логично и справедливо сводится к Диме — парню, которого они обе безоглядно любили. И если для Киры все стало запутанно и неясно, то Ксюша все еще поглощена чувствами. Блондинку от осознания этого внутри на куски разрывает. Дышать становится катастрофически тяжело не от воды в легких, которой обе наглотались, пока из реки вылезали посреди ночи, а от кома в горле, потому что Ксюша спасать ее бросилась. — Ты же плавать не умеешь, — сокрушается Кира, кашлять не переставая, холодную воду выплевывая. Уже она сама свою недоспасательницу из реки тянет, на берег выталкивая. Одежда от воды тяжелеет, капли по коже скатываются вниз, а ветер нещадно обдает холодом, пробирая до мурашек и провоцируя неконтролируемую дрожь. — Тебя он бросил всего один раз: когда умер, — уточняет Кира. — А меня — дважды. И мне, может, должно быть еще тяжелее, не подумала? — ловит Ксюшин взгляд, наблюдая, как та с волос воду стряхивает. Кира наконец думает, что не хочет это чувствовать, зависеть от девчонки, которую Дима в ее жизнь без разрешения впустил. А еще Кира думает, что жить без нее уже не может. Она осознает, что боится за нее, когда видит Ксюшу в нескольких шагах от опасного обрыва. — Не смей! — кричит Кира, отталкивая от себя мужские руки. А в голове бегущей строкой только: Успетьуспетьуспеть И к себе хочет прижать ее так крепко, чтобы все мысли разом вышибло из головы к черту. — Не смей заканчивать жизнь из-за какого-то мужика, — требует Кира, сама уже забыв о том, как первое время уход того самого «‎какого-то мужика» едва ли не спровоцировал алкогольное отравление и прогулку по крыше ближайшей высотки. — Его нет! — Заткнись. — Его нет! — настаивает. — Надо жить дальше. — Зачем? Зачем мне жить дальше? Зачем? — Ксюша хнычет и отворачивается, подставляя щеки холодному ветру. — Да чтобы... — Кира хватается за голову и срывающимся голосом перекрикивает ветер. — Да чтобы научиться кататься на моцике. Чтобы увидеть море это прекрасное. Вместе, понимаешь? — Ксюша оборачивается и боязливо смотрит. А Кира продолжает, борясь со слезами. — Чтобы ты плавать научилась. Потому что ты плавать не умеешь, — будто пытается задеть ее именно этим, чтобы другие проблемы показались никчемными. — Сочинять новую музыку, понимаешь? Чтобы кофе по утрам пить и свободу эту гребанную чувствовать, — Кира истерично хохочет, но последнюю фразу серьезно произносит и замолкает. — Чтобы просто быть! — Не нужно, не хочу, — неразборчиво бормочет девушка, не обращая внимание на соленые слезы, прохладный воздух, ошарашенные взгляды трех мужчин — невольных свидетелей разыгравшейся драмы, и девушку, которая едва ли не срывает голос, лишь бы до нее, запутавшейся и потерянной, достучаться. — Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Я. ПОЛЮБИЛА. ТЕБЯ, — выпаливает Кира, бешеными глазами уставившись на девушку. — Может быть, даже сильнее, чем его. Не лучше, не хуже, по-особенному, но это ни черта не важно, я не думаю сравнивать. Ты вся такая идеальная и мне... — она замялась, решаясь на самое главное признание, — хочется быть рядом.

***

Море действительно умеет обнимать. Оно трепетно укрывает всех желающих от окружающего мира, освобождая от ошибок прошлого. Стоя на берегу, можно решиться на прощение или прощание, и только морю можно доверить все самое сокровенное. Как первый искренний поцелуй и касание пальцев, переплетенных крепко. — Я ему отказала, — призналась Ксюша, когда Кира отстранилась. Удивление отразилось на уставшем лице. — Ну, чего ты так смотришь? — спросила она, ласково касаясь щеки девушки. — Когда он сделал предложение, я подумала, что все не должно быть так. Между нами все равно была ты. — Ты жалеешь? — спросила Кира. — Я жалею, что его нет, — честно ответила девушка, отчего у обеих внутри что-то кольнуло. Кира согласно кивнула. — Но ты права: надо продолжать жить дальше. Он бы действительно хотел счастья. Для нас обеих.— Ксюша прикоснулась губами к щеке девушки, а затем, рассчитывая носом уткнуться в шею, промахнулась и хихикнула, неловко оправдываясь: — Ключица. — Ага, — ответила Кира, прижимая брюнетку к себе. Она задумалась, что эта женщина в самом деле пробралась ей под кожу и теперь течет по ее, а не его аорте. И упаси ее Боже когда-нибудь остановиться.