cowboys make better lovers

План был прост: запрыгнуть в вагон, обыскать вещи пассажиров и убраться оттуда к чёртовой матери. Тайлер проделывал один и тот же трюк десятки раз; независимо от обстоятельств, он всегда уходил свободным — и богатым человеком. Во всяком случае, настолько богатым, насколько может позволить себе преступник. Здесь нет разницы. На это он и рассчитывал. Конечно, всё стало немного сложнее с тех пор, как Зак и Джей переехали, но Тайлер всегда был лидером. Значит, они всегда нуждались в нём больше, чем он в них. А Тайлер никогда ни в ком не нуждался. Ни в одном чёртовом человеке. Даже в его мамe. Даже в моей маме. Поэтому он решил совершить преступление один, и в воскресенье. Тайлер всегда совершал свои худшие преступления по воскресеньям — предпочтительно до 10 утра. Именно тогда люди были наиболее уязвимы, все были одеты в свои лучшие церковные одежды и созерцали слово Господне. Видите ли, в самое подходящее время, когда мы были ещё бессильны, Христос умер за безбожных. Раньше любимым местом Тайлера была церковь. До сих пор была, в некоторой степени. Потому что как бы глубоко он ни вырыл себе яму, как бы далеко ни убежал, воля Божья всегда будет что-то значить для него. Стрелки и религиозная вина шли рука об руку. Тайлер не был исключением. Тайлер был безбожным. Именно безбожие привело его на вершину холма, откуда открывался прекрасный вид на рельсы. Ему нравилось верить, что Бог создал этот холм специально для него, хотя и знал, что это ни капельки не правда. Просто он должен был купиться на такое дерьмо. Если он этого не сделает, то сойдет с ума. Ожидание всегда было худшей частью преступления. Тайлер был умён, уверен (иначе он был бы уже мёртв), но также он был смертельно нетерпелив. Он просидел на лошади добрых тридцать минут, прежде чем раздался грохот. Поезд выползал из-за горизонта, как лиса из норы. И Тайлер был самым лучшим псом, одичалым, с дикими глазами, практически с пеной у рта, когда думал о всех деньгах, находящихся в этой лисе. Так легко. Так мучительно легко. Он войдёт и выйдет так быстро, что никто даже не поймёт, что произошло. Но для начала ему нужно было попасть внутрь. Он пустил коня рысью вниз по склону, стараясь казаться менее подозрительным. Поезд только недавно покинул станцию, а это означало, что он не шёл полным ходом. Не нужно спешить — во всяком случае, пока. Чем дольше он будет идти, не привлекая внимания, тем лучше. Но внимание было неизбежно. Охраннику, стоявшему в самом конце вагона, определённо не понравился его вид; честно говоря, любой неряшливый незнакомец, который материализуется из ниоткуда, обязательно вызовет подозрение, особенно когда он щеголяет банданой. Маски на лице означают неприятности, и охранник знал это. — Тебе лучше не двигаться дальше, — было первое, что он сказал, когда Тайлер зашагал рядом с поездом. Не предложение, а приказ, прорычавший напряженно и сердито сквозь сверкающие зубы. Ствол его дробовика тоже сверкнул, но пистолет Тайлера был в десять раз более блестящим. Он просто предпочитал не тратить патроны. — Я не хочу доставлять вам неприятностей, мистер, — сказал Тайлер, повышая голос, чтобы заглушить непрекращающийся рёв поезда. — Просто у меня было несколько вопросов по поводу этого поезда. — Ты спрашиваешь не того парня, приятель. — злится. Охранники всегда злились. — Я не делаю эти чёртовы штуки. Я просто сохраняю их в безопасности. — О. Ты хорошо справляешься со своей работой? Глаза охранника сузились. — Зачем? — Думаю, нет смысла спрашивать, мы всё равно всё узнаем, — сказал он, и охранник уже потянулся за пистолетом, когда Тайлер прыгнул и врезался в него, сбросив с платформы и наблюдая, как он исчезает за бортом. Легко. С внимательным взглядом и пистолетом в руке, Тайлер пробирался сквозь кабину, как будто ему там самое место — как будто это было Богом данное право — пересесть в следущий вагон, прицелиться в ближайшего пассажира и прорычать деньги, пожалуйста. Как и ожидалось, разразился хаос. Крик, плач, мольба о пощаде. Тайлер не обращал на это внимания. Он просто переходил с места на место, от пассажира к пассажиру, выхватывая доллары и монеты из трясущихся рук. Легко. Как по часам. Затем он добрался до последних нескольких рядов, и вот тогда появилась неприятность. Потому что кудрявый парень на предпоследнем сиденье смотрел на него с неприкрытым сменяющимися ужасом и вызовом. Слева от него сидел похожий на него мальчик — они братья, догадался Тайлер. Старший прикрывал младшего, как будто его тело могло отражать пули. Тайлер подумал о Джее. Тайлер подумал о Заке. Тайлер расстроился, рассердился и разозлился. — Не будь дураком, — сказал он, скривив губы, но ублюдок продолжал смотреть на него, не собираясь ничего отдавать. Тайлер подумал о том, чтобы сделать предупредительный выстрел, но решил, что это того не стоит. Благодаря милосердию других пассажиров, он уже собрал более пятисот долларов; этого было более, чем достаточно. Где-то по дороге, среди всей этой суматохи, поезд остановился. Тайлер предположил, что проводник услышал крики о пощаде и теперь съёжился в вагоне, что было прекрасно. На одного, стоящего у него на пути человека, меньше. Он чувствовал себя чертовски хорошо, когда выскочил из вагона и спрыгнул на траву с полными карманами и поджидающей лошадью. Всё прошло так гладко, так идеально, и к тому времени, когда закон узнает, он давно уйдёт. Он планировал проехать всю дорогу до Кентукки, не оглядываясь назад. Но Тайлер был безбожен, поэтому он едва успел поставить ногу в стремена, как его схватили за плечи и повалили вниз. Он ударился затылком о землю, выругался, сплюнул и обнаружил, что смотрит на то же самое противоречивое лицо, что и раньше. Напуганное, но всё ещё ищущее справедливости. — Я думаю, — сказал паренёк дрожащим голосом, — Вы должны вернуть этим людям их деньги. — Хочешь сыграть в героя? — Тайлер оскалил кривые зубы, глаза сверкали, как деревья, поражённые молнией. — Хорошо. В считанные секунды он сбил мученика с ног, заставив рухнуть на землю; Тайлер навис над ним с взведённым пистолетом в руке прежде, чем он успел отдышаться. — Тогда умри, как трус. Если бедняга был напуган раньше, то теперь он был чертовски напуган. Он перевёл взгляд с пистолета на Тайлера, и обратно, грудь тяжело вздымалась, рот дёргался, руки дрожали. Тайлеру было бы жаль его, если бы он не был таким, каким был. — Не так уж и плохо, когда пистолет тебе в лицо, а? — было что-то в том, чтобы держать себя в руках, что делало Тайлера более невыносимым, чем обычно. Он чуть сильнее сжал указательный палец на спусковом крючке. — Вставай. Так что он встал, с трясущимися коленями и круглыми глазами. — Повернись. Он повернулся. Тайлер свободной рукой полез в седельную сумку и порылся там в поисках верёвки — действительно крепкой. Идеально подходящей для того, чтобы связать запястья какого-нибудь бедолаги. Но, возможно, он был мудрее, чем думал Тайлер, потому что не сопротивлялся, когда его толкали на лошадь. У Тайлера был пистолет. Он не сопротивлялся. Это было так просто. Вскочив в седло, Тайлер оглянулся через плечо на лучшую попытку юноши изобразить храброе лицо. — Не пытайся ничего сделать. Я серьёзно. Он кивнул, и они поехали. Поездка была тихой, долгой. Равнины, казалось, тянулись бесконечно, солнце погружалось глубоко в море золотистой травы. Тайлер смотрел, как оно исчезает, в ушах гудело от стука лошадиных копыт и криков койотов, и всё это время его заложник терпеливо сидел позади него, ничего не говоря. Тайлер мог бы подумать, что он крепко спит, но это было не так. Тайлеру нравились тихие люди. Они никогда не доставляли ему особых хлопот. К тому времени, как Тайлер решил расположиться на ночлег, луна уже взошла на небо. Он остановил лошадь и спрыгнул на землю, сапоги ударились о твёрдую поверхность с глухим стуком, который заставил юношу вздрогнуть. Может быть, он думал, что Тайлер привёл его в такую глушь, чтобы застрелить. Может быть, он просто нервничал. — Давай, — пробормотал Тайлер, хватая его за руку и помогая спуститься. Мальчик сначала отпрянул, но не стал сопротивляться. Зачем ему это? Тайлер был один со свободными руками и огнестрельным оружием, помните? — Сиди тихо, ладно? — единственный ответ, который он получил, было медленное моргание. — Я собираюсь разжечь огонь. Тайлеру не потребовалось много времени, чтобы разбить лагерь — он строил маленькие домики из ничего с двенадцати лет. С другой стороны, его новый друг был явно не в своей тарелке. Он продолжал оглядываться вокруг, как будто открытое пространство душило его. Тайлер не понимал этого, но ему было трудно понять большинство людей. Как только огонь разгорелся до глухого треска, Тайлер уселся на траву, жестом приказав своему другу сделать то же самое. Не имея другого выбора, он потакал своему похитителю, сидя, скрестив ноги и не говоря ни слова, перед потрескивающим пламенем. Теперь, когда Тайлеру представилась возможность по-настоящему взглянуть на мальчика, он увидел, что между ним и остальными богатыми сосунками, едущими в поезде, есть большая разница: у него были глаза лани и медовое лицо, он был скромный и тихий, с сильными руками, но более мягким животом. Его легко пожалеть. — Что это за грустные щенячьи глаза? — спросил Тайлер после двадцатисекундного молчания. Щенок, о котором шла речь, пожал плечами, не глядя на него. — Просто скучаю по маме, вот и всё. — Вот как? — Тайлер прищурился и посмотрел на него. — Кстати, откуда ты? — Округ Джексон, — ответил маменькин сынок. — Я, э-э, работаю на ранчо моей семьи. — Куда вы направлялись? Прежде, чем я остановил тебя, я имею в виду. Он пожал плечами и поморщился. — Мы с братом собирались навестить моих сестёр в Индиане. — О. — Тайлер почесал подбородок. — Мне жаль. Снова тишина. Тайлер смотрел, как его кадык подпрыгивает вверх-вниз, вверх-вниз. Парень пожевал губу и прохрипел: — Что ты собираешься со мной делать? — Знаешь, — сказал Тайлер, глядя ему прямо в глаза, — ещё не решил. Бедный мальчик из округа Джексон глубоко вздохнул, внезапно показавшись очень усталым. — Ну, если ты встанешь и убьёшь меня, то, по крайней мере, передай тело моим родителям. — Как тебя зовут? — спросил Тайлер, потому что это была разумная просьба. — Джошуа Дан. — Я буду иметь это в виду, Джошуа.

***

Тайлер проснулся от голоса Джошуа. — Вставайте, мистер. Вам лучше уйти. Пощипывая переносицу своего острого маленького носика, Тайлер повернулся, чтобы посмотреть на парня прищуренными глазами, и вероятно, сказал бы ему отвалить, если бы через три секунды не раздались выстрелы. Проблема. Сев так быстро, что у него закружилась голова, Тайлер прищурился, посмотрел в направлении выстрелов и увидел три силуэта, выходящих из-за горизонта. Шерифы, и идут в жару. — Дерьмо, — пробормотал Тайлер себе под нос, поднимаясь на ноги в вихре из пыли и паники. Он двинулся к лошади, но остановился как вкопанный, когда мимо его уха просвистела пуля — верный признак того, что бежать было нельзя. Как только он сядет в седло, ему в спину прилетит свинец. Всё, что он мог сделать, это остаться на земле. Выхватив пистолет из кобуры, он бросился к ближайшему валуну и нырнул за него, на мгновение забыв, что его новый друг Джошуа всё ещё торчит на открытом пространстве со связанными руками. Тайлер должен был оставить его. Он не должен был обращать внимания на хныканье и крики о помощи. Он должен был сделать умную вещь. И всё же, что-то бесспорно глупое заставило его оставить валун позади, чтобы схватить Джоша за руку и оттащить в безопасное место, чуть не получив пулю в голову. Жалел ли он об этом? — Спасибо, — пробормотал Джош, его грудь вздымалась, глаза округлились от благодарности. — Большое Вам спасибо. Нет. Нет, он не жалел об этом. — Не за что. — сказал Тайлер на одном дыхании, и с этими словами он посмотрел поверх валуна и нажал на спусковой крючок. Из всех перестрелок, в которых участвовал Тайлер, эта была самой длинной. Ублюдки были неумолимы, но, учитывая награду за голову Джозефа, он не мог винить их. Ему просто нужно было сделать на несколько выстрелов больше, чем обычно. Джош всё это время держал глаза закрытыми. Потасовка закончилась тем, что двое мужчин упали замертво на своих лошадях, а третий пошёл в противоположном направлении, поднимая на ходу кучу пыли. Тайлер подумал, не пустить ли ему пулю между плеч, но решил не делать этого. — Теперь можешь открыть глаза, — пробормотал Тайлер, толкая Джоша локтём под ребра. — Я позаботился об этом. Трепеща ресницами, Джош уставился на него, словно в трансе, открывая и закрывая рот, словно сломанный люк. Бело-карие глаза говорили Тайлеру, что он вот-вот заплачет. И по какой-то неизвестной причине Тайлер посмотрел на него и сказал: — Прости. — Это… Всё нормально. — голос Дана дрогнул, и он откашлялся, спрашивая: — Ты часто это делаешь? Тайлер нахмурился. — Что, стреляю в людей? Полагаю, да. Но только если они попытаются сначала застрелить меня. — Приятно знать, — сказал Джош, внезапно побледнев, и Тайлер решил, что наконец-то пришло время избавить его от страданий. Вытащив из кармана нож, он закатил глаза, когда Джош в панике начал извиваться и схватил его за предплечье, чтобы перерезать веревку. Реакция Джоша была приятной неожиданностью. Нежно потирая свои розовые запястья, он смотрел на Тайлера так, словно тот был загадкой, умоляющей о решении. — Теперь можешь идти, — сказал пазл, положив руку ему на плечо. — Куда? — Куда хочешь, чёрт возьми, — пробормотал Тайлер, поднимаясь из-за валуна и отряхивая брюки. — Мне всё равно. С трудом поднявшись на ноги, Джош лихорадочно огляделся по сторонам, глаза его с каждой секундой становились всё шире. —Я… Я даже не знаю, где мы. — Найди карту, — сказал Тайлер, совершенно равнодушно похлопав его по плечу и направившись к лошади. — Очень смешно, — пробормотал Джош, застыв на месте от страха, наблюдая, как Тайлер, не теряя ни секунды, садится в седло. Ноги Джоша оттаяли как раз вовремя, и он попытался остановить его, протянув руку, чтобы схватить, прежде чем Джозеф уехал в закат и оставил его на съедение койотам. — Мистер Джозеф, — начал он, когда Тайлер, прищурившись, посмотрел на него, а затем сказал мягче. — Тайлер. Я был бы очень признателен, если… если ты отвезёшь меня домой. Пожалуйста. Тайлер поднял обе брови, казалось, впечатлённый его смелостью. — Ты шутишь, да? Джош покачал головой. Тайлер некоторое время смотрел на него спокойно, сузив глаза и сжав челюсти. Он подождал, пока Джош окажется на грани нервного срыва, прежде чем вздохнуть так драматично, как это было бы на Бродвее, и сказал: — Но если тебя подстрелят, это на тебе. — Да, — сказал Джош, дико кивая. — Да, конечно. С этими словами Тайлер усадил его на лошадь и на мгновение застыл, когда Джош нежно обнял его за талию — просто на всякий случай. Это было почти приятно, быть связанным с безопасностью, а не с пятнами крови и пулями. — Куда ехать? — спросил Тайлер, вернувшись с небес на Землю, и он буквально почувствовал тепло, исходящее от лица Джоша. — Я… Я не знаю, где мы, помнишь? — Знаешь, я начинаю думать, что должен был застрелить тебя, когда был шанс.

***

Тайлер не привык путешествовать с кем-то другим. Конечно, он ездил рядом с братьями несколько лет, но это было более или менее в прошлом. Теперь он считал себя одним-единственным ублюдком, дрейфующим от равнины к равнине с койотами, чтобы составить им компанию. Так проще. Менее сложно. Джош был сложным. Не в том смысле, что он был проблемным, или трудным для понимания. Честно говоря, Тайлер никогда в жизни не встречал человека, которого так легко понять. Потому что Джош не поднимал глаз и держал сердце наготове. Полная противоположность одинокому ковбою. Естественно, Тайлер не мог не восхищаться им. Всё в Джоше было совершенно, бесповоротно хорошо, и он почти не мог этого вынести. Должен быть какой-то скрытый мотив, или тайное прошлое, или что-то в этом роде. Что угодно. Ничего. Абсолютно ничего. Вот тут-то и возникли осложнения. Потому что Тайлеру слишком нравилась эта необузданная доброта. Он смотрел, как Джош смеётся и закусывает губу, и, прежде чем понял это, его сердце забилось, как кулак, колотящийся о дверь. Это не должно было быть неправильно, и всё же каким-то образом это было так. Но Тайлер полагал, что никто не осудит его, кроме Бога, и в любом случае он не будет стараться произвести на Него впечатление. И он отпустил это. Отпустил вековой паралич, который мешал ему быть нежным. Отпустил ровно настолько, чтобы позволить себе самые нежные прикосновения — мозолистые руки, сжимающие веснушчатые плечи и треплющие тёмные локоны. Вскоре Джошу стало так уютно рядом с Тайлером, что он начал засыпать на лошади, уткнувшись лицом между его плеч, с тёплым дыханием, проникающим сквозь ткань рубашки. — Знаешь, — заговорил Джош однажды вечером, когда они ужинали под звездами, — Ты единственный настоящий ковбой, которого я когда-либо встречал. Тайлер пожал плечами и принялся рыться в банке с овощами. — Думаю, нас не так много, чтобы встретиться тебе. Джош задумчиво помолчал и сказал: — Я думаю, это немного грустно. — Что? — То, как ты живешь. В бегах всё время. — Джош окинул его сердитым взглядом из-за костра. — Ты никогда не устаешь? Тайлер фыркнул. — Я всегда устаю. Но я предпочёл бы быть измотанным, чем цивилизованным. — Я думаю, ты уже достаточно цивилизован, — сказал Джош, кривя губы в полуулыбке. — По-своему. — Да, ну, правительству не нравится мой путь, — пробормотал Тайлер, слова которого были достаточно горькими, чтобы соперничать с черным кофе, но тут жалость Джоша иссякла. — Ты много крадёшь, — заметил он, и Тайлер поспешил открыть ответный огонь. — Только от людей, которые могут позволить себе кражу. Впервые за долгое время Джош нахмурился. — Мы с братом не могли себе этого позволить. Тогда-то Тайлер и притих, не привыкший смотреть в глаза последствиям своих действий. Это было неудобно, но необходимо, и когда он снова открыл рот, голос его звучал безнадёжно мягко: — Я никогда не был хорошим человеком. Лицо Джоша смягчилось. — Я знаю. Но, может быть, тебе стоит постараться. Тайлер испустил один из тех тихих вздохов, которые мог слышать только Бог, украдкой бросив взгляд на море чернил, раскинувшееся над ним, звёзды качались в его волнах, словно своенравные корабли. Джош на мгновение прервал его созерцание небесных светил, поднявшись на ноги и проходя мимо него, но он остановился, наклонился и поцеловал Тайлера в макушку. — Спокойной ночи, — пробормотал он в тёмные волосы и ушёл, оставив Тайлера смотреть на луну, как ребенка, ищущего одобрения. Но, возможно, это не то, что ему было нужно.

***

Чем ближе они подъезжали к округу Джексон, тем тише становился Тайлер, пока не стал гневно огрызаться, а потом вздыхать в одиночестве. Не то, чтобы он злился на Джоша — как он мог на него злиться? Нет, он просто был эгоистом. Эгоистом, потому что нашёл единственного человека на Земле, который вдохновил его стать лучше. Не идеальным. Просто лучше. Джош в одиночку возродил значение доброты, и Тайлер был очень благодарен ему. Но он также был эгоцентричным ублюдком, который не хотел, чтобы Джош ушёл из его жизни, потому что что тогда? Больше побегов? Больше грабежей? Сколько ещё? Сколько? Тайлера тошнило от врождённого одиночества, которое постоянно его сопровождало. Он устал от этого. Очень устал. Они были на расстоянии дня или около того до ранчо, когда Тайлер решил забраться в спальный мешок Джоша. Было уже далеко за полночь, но он не мог уснуть. Он продолжал говорить себе, что упустит свой шанс, и всё же не был полностью уверен, что это значит. Может быть, это его шанс быть счастливым. Если бы Бог вообще допустил такое. Был только один способ узнать это. Тайлер пробирался сквозь пустоту, с затуманенным взглядом и без всякого стыда, когда свернулся рядом с Джошем, как собака под крыльцом. Дан пошевелился, поднял свою кудрявую голову и перевернулся так, что они лежали нос к носу. Несмотря на темноту, Тайлер видел, как он улыбается, и это заставляло что-то божественное расцвести в груди. — Я не хотел тебя будить, — пробормотал он, и это было правдой. — Всё в порядке, — сказал Джош, его дыхание было тёплым и сладким. — В любом случае, мне становилось холодновато. Тайлер был так занят, наблюдая, как лунный свет омывает лицо фермера водянистым серебром, что даже не заметил, как затаил дыхание. Будто его легкие изо всех сил пытались осмыслить простую святость этого так же, как и мозг. Пытаясь понять, что он сделал, чтобы заслужить привилегию увидеть такой шедевр вблизи. Чёрт, каждая веснушка была похожа на каплю дождя, упавшую с небес и ударившуюся об идеальный холст. Джош был великим божьим творением. И именно с этим благочестием Тайлер прошептал: — Я люблю тебя. Это была правда. И, возможно, это пугало его — говорить правду такого размера, такой силы, такого чувства. Истина с подтекстом. Истина, которая несла в своих руках что-то неправильное. Но в том, как Джош протянул руку, чтобы обхватить лицо Тайлера, обхватить его, как кусочек божества, своими нежными шершавыми пальцами, не было ничего изначально неправильного. Не было ничего оскорбительного в подушечках его больших пальцев, в том, как они скользили по коже под глазами Тайлера, словно вытирая слезы, которые он сдерживал. И в том, как Джош улыбнулся и сказал: — Я тоже тебя люблю. Это была поразительная вещь, любовь Джоша, потому что Тайлер никогда ни в ком не нуждался. Даже в маме. Боже, Тайлер скучал по своей маме. Но он оставил её давным-давно, и он оставит Джоша тоже, потому что это то, что было всегда. Каким он был всегда. Жизнь, которую выбрал. Жизнь стрелкА. Платили хорошо, но недостаточно, чтобы покрыть его расходы на одиночество. Но в ту ночь он не был одинок, и это имело значение. Поэтому он крепче обнял Джоша и заснул со слезами, собирающимися в уголках глаз. Слёзы всё ещё были там на следующее утро; они крепко держались до конца путешествия, и Тайлер не смел говорить, боясь, что они вытекут. Он только беспомощно сжимал поводья и смотрел прямо перед собой, и боль в сердце таяла в бесконечной жёлтой печали степей. Джош положил руки ему на бёдра. Слёзы горели ярче. Ранчо смутно вырисовывалось на горизонте, и Тайлер не осмелился подъехать к нему ближе, чем на тридцать ярдов. Поэтому он резко остановился, позволив Джошу соскользнуть с лошади, как в замедленной съёмке. Джозеф почти ожидал, что тот повернётся и пойдёт домой, но это Джош, а Джош не был жесток. Нет, он был полной противоположностью жестокости — вот почему он остановился, чтобы посмотреть на Тайлера глазами, в которых всё ещё было несколько звёзд от ночей, проведённых под чернильным небом. — Прости, что похитил тебя, — сказал Тайлер, потому что это было лучшее, что он мог выдавить из себя, — И перестрелка. Клянусь, я не пытался тебя убить. Звёзды мерцали тёплым свечением. — Я не против. Тайлер пошевелился, откашлялся, и сказал: — Передай своему брату, что мне жаль. Я уверен, сейчас он не слишком высокого мнения обо мне. — Он тебя не знает. — заметил Джош, и в глубине души Тайлер услышал, как он сказал не так, как я тебя знаю. Потому что никто никогда не будет знать его так же хорошо, или так печально, или так полно. И это было нормально. Джош был единственным, кто хотел его знать. Вот почему голос Тайлера надломился, когда он мотнул головой в сторону ранчо и сказал: — У вас, наверное, есть коровы, чтобы доить или что-то в этом роде. Джош не сдвинулся с места. — Ты когда-нибудь приедешь? Мне бы очень этого хотелось… если найдешь время. — Может быть, — ответил Тайлер, и слёзы потекли из дальних уголков глаз по щекам. — Когда-нибудь. Джош кивнул, медленно и нежно, тёмные кудри обрамляли его лицо, словно нимб. Он сказал: — Просто не пропадай, хорошо? — Я? Никогда. И на этих словах Джош шагнул вперёд, встал на цыпочки и оставил прощальный поцелуй на щеке Тайлера. Необузданная нежность против грубой щетины. Это было больше, чем Тайлер ожидал, больше, чем он заслуживал, и он обнаружил, что протягивает руку, чтобы коснуться места поцелуя, как будто не мог в это поверить. Этот сладкий короткий поцелуй был морфием, который поддерживал его, потому что смотреть, как Джош уходит, было более болезненно, чем любая огнестрельная рана. Отравление свинцом — ничто, по сравнению с неуверенностью в любви. Здесь нет гарантий. Никогда никаких гарантий. Только звёзды. И веснушки. И последствия. Но он продолжал идти, как и все люди, и поцелуй пел на его лице, когда он оставался на шаг впереди полицейских, охотников за головами и всех остальных, кто хотел его голову в петле. Может быть, он наконец навестит свою маму. Может быть, он снова сыграет в карты со своими братьями. Может быть, он вернётся в округ Джексон и подарит Джошу свой поцелуй. Когда-нибудь.