На дне чужих зрачков

      После насыщенного утра в виде новости и ещё кучи созданного дерьма их хейтерами про то, что они вовсе и не группа, глобальный позор нации и плохой пример всем подросткам, зачем-то уродующие себя кучей непонятных шмоток, серёжек и постоянной сменой причёсок и цветов волос, энтузиазма хорошим стартом прошедших двух лет резко поубавилось. Настроение съехало на минус тысячу под кору земного шара, в голове начало зарождаться сомнение всем желаниям, мечтам и воспоминаниям.       В горле ком и накапливающийся скользкий страх. Страх не за те слова, что брошены в спину, а за их силу за то, что могут подумать самые близкие, видя это по ту сторону экрана. Что, если они также усомнились? Если уже отвернулись? Звонить страшно до трясущихся рук, никто в комнате звукозаписи даже не дышит громче положенного. Каждый вертит одно и тоже в голове, и правильнее было бы прекратить это всё, ведь знали на что идут, но успех так вскружил голову, заставил поверить, что точно не в этот раз.       Ерболат ага не утешает банальными фразами, лишь констатирует факты, лишь напоминает собственное предупреждение. Ассыл была более эмоциональна, переживая за состояние парней, поэтому её слова поддержки были, как глоток свежего воздуха. Вроде мало, но так важно. Они стараются отвлечься, отбросить мысли в сторону и поверить, что могут справиться со всем, хоть подготовка нового альбома не продвигается вперёд при такой давке.       У всех кислые мины и желание смотреть каждое видео с приказом запрещать им въезд в город для предстоящих концертов на повторе, делая себе ещё хуже, но знать каждое чужое действие и слово, чтобы не пропустить ни малейшего мига, иметь возможность отбить чужую атаку.       Эйз напряжён больше всего, раздражение щекочет стенки кожи и рёбер, пробиваясь наружу. Он не может усидеть и минуты, всё больше и больше себя накручивая, боясь того, о чём могут думать его родители, особенно отец, он ведь обещал, но совсем не это. Звонить - это не то, на что он решится, тем более, если никто не звонит ему сам. Неудавшиеся записи и просьба Ерболата ага отдохнуть и не нырять в это с головой только делает хуже.       Из собственных мыслей его выводит чужой телефонный разговор. Аза даже не заметил, как Данияру позвонили, он лишь пришёл в себя, когда услышал отчаянный голос, твердящий дать ему шанс, не забирать то, что даёт дышать и просыпаться по утрам. В груди сердце сжимается до атома, как они могли погрузиться в себя и совсем забыть, что тяжелее всего самому младшему, что вырывал своё право зубами и когтями. Они даже не говорят друг с другом, никак не поддерживают, окунулись в панику без оглядки. Азамат замечает, как точно такое же понимание проскальзывает у всех в комнате после оголенной правды.       Но больше всего паршиво, что Зенкаев обещал защищать Даю. Возможно не вслух и не ему в лицо, но твёрдо себе в отражение. Сколько он успел нарушить обещаний? Сколько нарушит ещё?       Садясь в авто и направляясь домой, Эйз садится рядом с Балой, пока тот отрешенно смотрит в окно. В салоне тихо и нет отвлекающих шуток Зака, смеха Эйса или нравоучений Батыра. Тихо и холодно, даже если работает кондиционер. Он не хочет терять всё, что успел приобрести, но и не ожидал сколько сил потребуется, чтобы отстоять своё.       Просовывает руку в чужой карман и сжимает заледеневшие пальцы. Данияр мелко вздрагивает, но не поворачивается, лишь в ответ сжимая крепче. На душе немного проясняется от чёрных щупалец, опоясавших внутренности, но мысли не отходят. Лишь под конец, немного успокаиваясь, от самокопаний первым подаёт голос Зак с нелепым комментарием, что вызывает улыбку и облегчённый выдох.       Они говорят и шутят, как раньше, хотя проблемы дышат в спину, но упорно игнорируются, потому что не здесь и не сейчас.       Эйз выходит из машины первый, пока все на перебой кричат и плетутся следом. Настроение может не поднялось до отметки ''закатим пьянку'', но и нейтральное тоже лучше, чем ничего. Но дерьмо к сожалению любит находить тебя везде, оно, оказывается, не любит игнора в свою сторону. Поэтому, когда на бордюре по правую сторону их тормозят окриком, это не становится чем-то неожиданным.       Мужики лет под тридцатник, что совсем не видят ничего странного в преследование других людей просто чтобы обосрать и дать парочку дельных ''советов'' какое-то новое открытие.       - Смотрю, слухи не врали, - плюёт себе под ноги, кажется, главарь шайки. - Реально, как пидоры выглядите. Почему бы вам не снять с себя всё это дерьмо и не прекратить заниматься хернёй?       Эйз сверлит дыру в лице пузатого ублюдка, начиная закипать, потому что таким уродам точно стоит пройтись кулаками по лицу. Никто не смеет указывать им что делать и что говорить, прекратить заниматься делом всей жизни.       - Может вам помочь, а? - И тянет губы в ухмылке, почему-то переключая внимание на Балу, прищуривает глаза и издаёт едкий смешок, хватая того за грудки, притягивая ближе и быстро шепча что-то в перепуганное лицо.       У Азамата от такого зрелища волосы встают дыбом на загривке, и блядская рука красной тряпкой горит перед глазами. Мысли исчезают с оглушительным хлопком, а зубы кажется стираются в порошок от того, как он сжимает челюсть. Терпеть можно сколько угодно, и, возможно, он бы сдержался ещё на словах проигнорировав их, но когда трогают ЕГО, стоять в стороне нет желания.       Он налетает на мужчину с кулаками, отталкивая Балу, пока ещё трое спрыгивают с бордюра и парни тоже не начинают потасовку. Завязывается действительно жёсткая драка, и их разнимает водитель, громко выкрикивая, что позвонил полиции. Мужиков как ветром сдувает, а парни еле на ногах стоят. В каждом ударе они вымещали свою злость и обиду за каждое слово таких же ублюдков, как эти. Драться им не приходилось раньше, поэтому крепкие удары попадали прицельно по лицам, а костяшки жгло от стёртой кожи.       Ерболат ага приезжает быстро, смотря на побитые лица парней, объясняя важность не опускаться до уровня многих и не влезать в драки впредь. Сообщает, что они отправятся пожить к его другу, потому что адрес этого дома уже известен каждому. И так же тихо уходит, прося собираться быстрее.       Они без слов расходятся по комнатам собирать вещи не видят важности обговаривать случившееся, если и так всё ясно. Эйз даже не зацикливается на сборе, движения механические, а перед глазами пелена усталости. Переносица болит, когда морщишь нос, скулы и костяшки горят огнём. Желания пойти и узнать, как там Бала горит в голове не хуже сигнала SOS. Выходит в коридор, наблюдая за копошащимися ребятами через открытые двери, и заходит только в одну. Данияр уже одет, готов выдвигаться хоть из окна с хмурым лицом, запихивая вещи и пытаясь закрыть чемодан. Азамат прислоняется плечом об косяк двери, скрещивает руки и следит за бликами закатного солнца на смоляных кудрях. Приходит в себя, когда встречается с чужим взглядом.       Подходит ближе и замечает ссадину на щеке, от чего раздражённо кривит лицо, думая о том, что ударил того мудака слишком слабо. Пробегается глазами по всему лицу, шее, туловищу и останавливается на подрагивающей руке с некрасивым фиолетовым синяком на костяшках. Тянет руку, перехватывая чужое запястье, и нежно проводит по горячей коже; Бала морщит нос от дискомфорта, но руку не вырывает и взгляд не поднимает. Азамат следит за эмоциями на чужом лице, видя лишь усталость, что в глазах светит страхом. Преподносит руку к губам и невесомо целует выпирающую косточку на кисти, а потом росчерк вен под нежной кожей.       Слышит судорожный вздох, и как рука напрягается, слабо улыбаясь , Дая перед ним уязвим и беспомощен, брови - не хмурый домик недовольства, а переломная линия перед открытием водопада слёз, нижняя губа закушена, ресницы подрагивают. У самого Зенкаева сразу воздух пропадает и так скручивает живот, что падай на колени прямо сейчас. Он тянет Данияра в крепкие объятья, не спрашивая разрешения, даже если тот любит много протестовать против прикосновений, если их кто-то может увидеть не смотря на то, что все в группе знают, что они вместе и ничего против не имеют кроме тех случаев, когда за пределами комнаты и личной жизни они новоявленные звёзды там, где никто не должен знать об этом.       Чужая голова сразу ложится на подставленное плечо, а лицо зарывается в изгиб шеи, коротко вдыхая родной запах. Кулумшин вцепляется в спину так, что останутся следы от коротких ноготков даже через толщу одежды, хотя Эйз не уступает в силе, пытаясь максимально уничтожить любое расстояние между ними, целуя в висок и прижимаясь к полыхающей щеке.       Хочется продлить такие моменты до статуса "бесконечность", чтобы забыть обо всех проблемах и невзгодах, но жизнь не знает пощады. Вопрос, что так волнует Азу, крутится уже пару часов на языке, но не было подходящего момента спросить, да и уверенности, что это нужно тоже не было.       - Дая... Тогда... что тебе сказал тот мужик? - Скрепляет руки в замок на чужой талии и кладёт подбородок прицельно в ямочку на ключице. Пытается сделать голос более отрешенным, хотя точно знает, что находясь так близко Даник чувствует чужое бешеное сердцебиение. Тот молчит долгих пару минут, что кажутся часами, и Зенкаев не надеется получить ответ, как Бала немного смещается и отодвигается, не смотря в глаза, тихо бормочет:       - Это... я не хочу об этом говорить.       - Хорошо, - в голосе немного удивления и, если честно, в обычном состоянии Азамат не дал бы даже продохнуть не получив ответы, используя любые способы, но сейчас лучшее решение отступить, а не нагнетать и так отвратную обстановку.       - Аза, как ты думаешь...       - М-м-м?       - Как долго это будет длиться?       Первые секунды Эйз не понимает о чём речь, а когда наконец-то мозг начинает разгон, не знает, что ответить. Даже если бы ответы были, он не спешил бы с выводами и всё равно промолчал. Держать Балу в неведеньи, когда тот ищет поддержку сродни убить щенков, а Эйз не убийца, особенно чужих надежд.       Он снова тянет чужую голову себе на плечо, мягко массируя, и проводит по узкой спине, чтобы немного отвлечь и распутать клубок напряжения и страха.       - Я не знаю, малыш. Не знаю, когда всё кончится, но не хочу сдаваться. - Берёт лицо в ладони, чуть приподнимая, чтобы смотрели в глаза, и говорит чуть тише с присущей хриплостью до мурашек по загривку: - И ты тоже... Мы не сдадимся. Ни я, ни ты и не ребята, понимаешь? Мы шли так долго к этому не ради того, чтобы упасть с первой подножки. Мы семья и мы справимся, если будем вместе. Вместе мы сила.       Данияр смотрит с плещущейся надеждой и благодарностью то ли за поддержку, то ли за то, что Азамат прямым текстом сказал, что будет за них глотки рвать. Кладёт ладошки поверх чужих рук, переплетает пальцы и тянется за поцелуем. Зенкаев совсем не против, он эти губы почти что боготворит и готов целовать везде и всегда, и если обычно они целуются жадно и пошло, никогда не ставя границы, то сейчас всё будто в первый раз - поцелуй лёгкий и нежный, как крылышки бабочки на губах. Они прижимаются губами и наполняются теплом, замирая в одной позе на пару долгих мгновений, пока идиллию не нарушают извечные персонажи.       - О, бля... Не могли дверь закрыть?! - Дулат издаёт фальшивые рвотные позывы и кривит лицо, выглядывая из проёма. Бала отлетает, как ошпаренный, густо краснея, пока сам Азамат гаденько усмехается.       - Сам виноват. Стоило сначала проверить, потом заходить. Не далёк час, как застанешь что-то рейтинга 18+.       - Нет-нет-нет, извольте без меня, засранцы, и нихрена я не виноват! - Зак бы ещё долго распинался за свою бедную психику и глаза, если бы сзади не появился Батыр, грозно на всех смотря.       - Зак, я послал тебя сказать, чтобы парни и, ты в том числе, шевелили жопой на выход, а вместо этого ты опять тянешь время.       - Я не виноват! Наши голубки опять устроили зрелище, что я мог?!       - Например, поторопить их, а не глазеть. - И, разворачиваясь, уходит, кидая взгляд на упомянутых голубков, от чего те сразу быстро разбегаются кто куда: Азамат к себе за вещами, Бала к своему багажу на кровати.       - Не смей уходить, пока я не договорил!       Они загружаются в машину с вещами и едут пару часов. За это время Ашмакын успевает поспать, как и Бала, а троица самых шумных долго спорят, перепрыгивая с темы на тему. Когда пункт назначения наконец достигается, настроение сразу падает. То место, куда их привозят, как-то и описать сложно. Старая двухэтажная дача выглядит заброшенной с улицы, но заходя внутрь, оправдывает опасения. Вид, как начальный этап ремонта, что никогда не закончится. Всё сырое и обветшалое, мебели почти нет, кроме кресел на втором этаже и по несколько на первом; стены ободраны, а с щелей дует сквозняк. Мужик конечно живёт там приветливый и клёвый, что радует, но не сильно.       Ощущение, что их изолировали от мира, и в тишине мысли вытекают потоком канализационного мусора, потому что их уже ничего не удерживает. Каждый разбредается по даче, хотя побыть в одиночестве, и негласно объявляют второй этаж просторного зала местом совместного сбора, чтобы быть друг у друга на виду.       Они до самого вечера не видят друг друга, занимаясь кто чем, слушая музыку или повтор хейтерского видео; кто-то уходит проветриться. Ужинают заказанной пиццей в похоронной тишине и также расходятся. Всю ночь не спят, не найдя покоя, и только под утро, сморенные усталостью, вырубаются. Так же начинается и второй день.       Азамат пытается отгородиться шлаком бесполезного дерьма из интернета, что плохо выходит, пока к нему не заходит Бала. У того мешки под глазами и бледное лицо, он в теплых тапочках и зимнем свитере, на голове ворох спутанных волос, кажется, он только проснулся, что ужасно умиляет Азу. Тот откладывает телефон и наушники, приглашающе хлопая по коленям. Данияр мнётся пару секунд на месте, а потом неуверенно движется на предоставленное место.       Садится и тут же жмётся ближе, прижимая замёрзший кончик носа к горячей шее. Зенкаев дёргается, но прижимает ближе, позволяя просунуть руки под толстовку и греть их об бока. Они сидят в долгом молчании, но без гнёта, пока Дая не подаёт голос.       - Азамат... - И тут же прокашливается от сонного хрипа. - Помнишь, ты у меня спрашивал... по поводу того, что мне... сказал тот мужик? - Голос тихий и теряется где-то в складках одежды, но Зенкаев напрягает слух на максималочку, не желая что-либо пропустить, зная, что ему не повторят.       - Да, малыш, я помню, - нежно начинает гладить чужую спину, пока Кулумшин елозит на коленях, ища удобную позу, а потом замирает.       - Я не спал всю ночь. Наверное, как и все. Мысли крутились в голове... обо всём, а потом я вспомнил твой вопрос... и вообще не смог сомкнуть глаз. - Дая высовывает руки из-под толстовки, слыша разочарованный вздох, и слабо улыбается. - Я не хотел говорить, потому что это... слишком отвратительно... для меня. И я не хотел, чтобы ты знал. Это только бы тебя лишний раз разозлило, а ты и так напряжен.       Сейчас Азамат напряжён от того, что его Дая так сильно воспринял чужие слова всерьёз, что не мог сказать об этом. Это начинает беспокоить, и серьезность сама перехватывает управление разумом.       - Всё в порядке, Данияр. Ты можешь сказать, это ведь беспокоит тебя. Я хочу знать, что тебя мучает.       - Я знаю, - поджимает губы и молчит. - Тогда я сам так удивился и испугался... Как первоклассник. Ужасно. - Горький смешок и нахмуренные брови. - И не смей меня переубеждать, всё так и было. В любом случае, тот мужик сказал... В шоу-бизнес смазливые попадают через чужие члены, а ты тут больше всего похож на скачущего. Не хочешь показать? - И замолкает, даже не дыша то толком.       Сам Азамат давится воздухом и пытается понять не слуховые ли это галлюцинации? Руки сами непроизвольно сжимаются в кулак до полумесяцев на ладони, и злость мажет по внутренним органам. Как какой-то кусок отборного дерьма, ничего о них не знающий, мог такое сказать Бале? Собственный вопрос застаёт врасплох, но Зенкаев приходит в себя, понимая, что Кулумшин ждёт ответа, сидя как статуя.       Расслабляет плечи и снова заключает в объятья, пока чужие руки, только этого и ждущие, крепко обвивают шею, подтягиваясь выше.       - Все они просто мудаки. Не смей принимать слова всерьёз. Они идут нахуй. Слышишь? - В ответ быстрые кивки в область груди. - И я не думаю так. И мы все стажировались целых два года, знаем друг друга, как облупленных. Никто так не думает, Данияр, понимаешь? Не верь им.       - Я знаю. Просто...       - Без просто. Мы выберемся. Все вместе. Плевать на них и их слова.       Хватает пристыженное лицо и тянет в сладкий поцелуй, чтобы выветрить все мысли и волнения. Эти лживые ублюдки, переполненные завистливой язвой и страхом чего-то нового, пытаются затоптать их и стереть. Азамат не позволит. Не позволит говорить это дерьмо в спины своих друзей, сметь думать, что у них есть право поднимать на них руки, влезать в личную жизнь и рушить мечты, просто потому что.       Может он ошибётся и не один раз. Не подумает головой и вспыхнет яростью, как спичка, прыгнет туда с головой. Попытается отстоять всё слишком радикально и грубо, но вокруг него люди, которые больше, чем друзья - семья. Они прошли через столько, что такая хрень их не сломит. Они наорут на него, возможно, они набьют друг другу морды вместо чужих лиц, но они поддержат в любую секунду и сразу остудят пыл.       Он готов бороться за себя и за их мечту. Он готов и знает, что всегда будет ради чего вставать с колен. Ради возгласов фанатов, что ждут и любят, ради похвалы и признания родителей, ради тысячи воспоминаний с ними впятером, ради шуток и идей Зака, ради советов и поддержки Батыра, ради доброты и искренности Ашмакына, ради улыбки его самого родного человека, ради счастья Балы.       Он сделает всё и даже больше. Всегда будет, ведь для него нет границ.