Почувствуй себя отличником

Ох, как же чертовски сильно болит голова… Я попытался открыть глаза, однако после этого мало чего изменилось — все такая же темнота вокруг и неясные очертания предметов. Вместе с этим в нос ударил резкий неприятный запах, и я ощутил спертый сырой воздух на своей коже, благодаря чему по всему телу пробежались волны мурашек. Было невыносимо холодно и почему-то мой организм говорил о том, что время перевалило за полночь. Глаза постепенно привыкли к ночи, и я, пускай и не очень хорошо, но смог разглядеть свое тело и тут же с отвращением заметил то, что все мои вещи были изваляны в пыли и грязи. По лицу от носа стекали липкие дорожки крови, что, несомненно, вызывало рвотный рефлекс, а желание вернуться обратно в сон преумножилось в несколько раз. Никогда еще я не жаждал принять душ настолько сильно — будто бы грехи смывать собрался, ну серьезно. Придерживаясь за стену, я медленно-медленно поднялся с пола и только сейчас ощутил сильнейшую ломоту в своем теле. Наручные часы — как я мог о них забыть! — показывали на своем неоновом табло «23:15», и я даже преисполнился некоторой надеждой на то, что я доберусь до корпуса целым и невредимым. Меня, правда, уже сейчас смущал комендантский час, который придется преодолевать путем покорения пожарной лестницы, но это было решено оставить напоследок. Пошатываясь из стороны в сторону, будто старая добрая питерская пьянчуга, я двинулся вперед, припоминая самый быстрый и незаметный путь отступления. Каждое движение давалось невыносимой болью, но плотно сжатые зубы не давали ни единому звуку вырваться изо рта, потому что своей репутацией я дорожил. Я искренне не верил в свою удачу — добрый десяток дежурных вожатых бродил вокруг корпуса — и был переполнен счастьем до самых краев. Тот факт, что счастье чередовалось с болью, мы заблаговременно опустим — зачем нам лишние подробности? Преодолев первую ступеньку лестницы, я уже начал кривиться от неприятной боли в руках и ногах, но пообещал себе достичь третьего этажа без особых приключений. Зная, что его также мониторит бдительный вожатый, я, кажется, впервые в жизни вел себя НАСТОЛЬКО тихо. Никаких шаркающих движений или неловких ударов — вожатая, отвернутая в противоположную от меня сторону, ни разу не повернулась. Конечно, это обстоятельство несомненно сыграло мне на руку, и я поблагодарил вай-фай роутер за то, что он находится настолько далеко от рекреации и комнат моего отряда, как бы странно это не звучало. Дверь в комнату была чуть приоткрыта, и, ни разу (!) не заставив ее петли жалобно скрипеть, я просочился в комнату. Предо мной тут же предстало поистине удивительное зрелище. Фил сидел на своей кровати, обнимая себя за плечи, и его тело переодически вздрагивало, словно он… плакал? И вправду, переодические всхлипы пускай и тихо, но разносились по комнате. Видимо, он меня не заметил. Я сделал два робких шага вперед и тихо-тихо спросил: — Что-то случилось? Фил резко замолчал и поднял на меня свой колкий морозный взгляд, встречающийся в минуты издевок, высокомерия и… слез? Честно говоря, я ни разу не видел, как плачет Черных, и соответствующих выводов я сделать не могу. Он посмотрел на меня, как на приведение — на секунду мне показалось, что он смотрит сквозь меня. И вправду, каким же еще взглядом можно встретить грязного, окровавленного и избитого мальчишку, в полдвенадцатого ночи как по волшебству возникающего на пороге твоей комнаты? — Ты?.. — севшим и на порядок охрипшим голосом произнес Фил, резко поднимаясь с кровати. — Знаете ли вы, Муромов Илья Михайлович, как я сейчас могу вас назвать? В испуге я прикусил язык — он никогда не называл мое имя, фамилию и отчество полностью. — Так вот, не знаете ли вы, Мур-р-ромов Илья Михайлович, — блондин смотрел мне прямо в глаза и намеренно растягивал звук «р», делая его не очень приятным для слуха, — насколько вы редкостный гад, безответственый идиот и просто безмозглый дебил? — Если так выражается твоя забота о моей никчемной жизни, то я польщен. Если нет, то я все равно польщён тем, что ты не забыл меня за два часа моего отсутствия. — Тебя не было четыре с половиной часа! — с холодного спокойствия срываясь на пускай и не громкий, но все же крик, произнес Фил. — Я покрывал тебя, как мог! А ты поступаешь настолько по-скотски, что… Его лицо покраснело от злости, но он быстро пришел в себя и расслаблено рухнул на кровать. — Сейчас ты немедленно идешь принимать горячий душ, а потом ты рассказываешь мне все события, произошедшие за время твоего отсутствия, ясно? — Но уже был отбой…  — попытался отмазаться я, но Фил был просто неумолим: — Не поверишь, но мне аб-со-лют-но все равно на комендантский час. Либо ты приводишь себя в порядок и изъясняешься предо мной, либо о твоих злоключениях узнает весь педагогический состав лагеря со всеми красками моего повествования, ясно? — Куда уж яснее, — проворчал я, введённый в легкий ступор всей этой напускной злостью, за которой Фил прятал однозначно не тупой гнев, а реальное беспокойство. Я был готов поставить всю свою жизнь на то, что блестящие хрустальные слезы на его щеках были вызваны не чем иным, как мной, и от мысли об этом мне становилось невыносимо стыдно. Я заставил переживать человека, который мне нравится. Как минимум нравится. За время его отсутствия я многое понял и переосмыслил свое поведение в отношении к нему. Струи душа ударяли по царапинам, заставляя меня шипеть, как советский чайник под холодной водой. Это было не сильно больно, но жу-у-утко неприятно — каждая клетка тела готова была послать меня к чертовой матери. Конечно, тепло и влага расслабляли, но не настолько, чтобы уйти в забытье навсегда и остаться тут. Вдоволь понежившись под водой, я завернул себя в махровое полотенце так же умело, как на Ленинградском вокзале в Москве шаурму заворачивает некоторый Рустам, на самом деле прописанный даже не за МКАДом, а где-то в Таджикистане, но не суть. Выходить из ванной в холодную комнату было самым последним, чего я сейчас хотел, но это было вынужденным шагом. — С легким паром. Фил неторопливо разливал горячий травяной чай по пластиковым стаканчикам на столе. Честно, вопросы у меня вызывал не столько чай, сколько тот факт, что Черных сумел устроить все это ночью во время проверки главной, на секундочку, администрации лагеря. В его легких движениях чувствовалось хрупкое изящество, навеянное, пожалуй, идеальными очертаниями рук и его состредоточенным, но в то же время расслабленным взглядом. Я не знаю, черт возьми, как это объяснить, но могу сказать одно — это было исключительно прекрасно и безнадежно приковало мой взгляд. Видимо, он заметил это, потому что на лице Фила на секунду мелькнула совсем не издевательская, а мягкая усмешка, больше похожая, к слову, на улыбку. — У тебя руки дрожат, — Черных бросил плед со своей кровати прямо мне в лицо. — Замерзнешь ведь и умрешь. Словно в подтверждение его словам я громко кашлянул, — несколько часов на холодном бетоне зазря не прошли, — но всё-таки укутался в одеяло как можно сильнее. Блондин протянул мне стаканчик с горячим напитком, и я сделал первый осторожный глоток. Горячий чай немного обжигал язык, но его тепло стремительно разносилось по телу, проникая в самые отдаленные его части. — Ну, а теперь я жду твоего рассказа, — напомнил Фил, неторопливо размешивая сахар в своем стаканчике. Я нервно сглотнул и промямлил: — Я… упал. Черных окинул меня снисходительным взглядом, после чего язвительно, в своей привычной манере, произнес: — Я дико извиняюсь, но судя по твоему внешнему виду ты пробил головой стекло и с третьего этажа упал прямиком на чей-то кулак. Извини, конечно, но в сказки про белого бычка я давно не верю. Либо ты рассказываешь мне реальные события, либо… — Ладно-ладно, — выпалил я, поспешно прерывая его речь, — я тебя понял. Подрался я. — С кем? — Не скажу, — буркнул я. — Тогда я завтра лично подойду к Тихонову и поговорю с ним. Я подавился чаем, который только-только отпил из стаканчика, и изумленно посмотрел на невинно улыбающегося Фила. — Откуда ты?.. — Я и не знал, — пожал плечами тот, — ты сам спалился. Просто Алекс пришел где-то за два часа до тебя, за что получил от вожатой нагоняй и ходит весь из себя злой-презлой, хотя, на самом деле, жутко радуется — это сильно заметно по твоему внешнему виду. — А как ты сумел скрыть мое отсутствие? — полюбопытствовал я, допивая вкуснейший напиток. Фил хитро посмотрел на меня и с улыбкой начал рассказывать: — Ну, сначала я соврал, что ты пошел с Тихоновым в медпункт, поскольку не было вас обоих. Он, кстати, впоследствии поддержал эту версию, чтобы укрыть свою шкуру. Последующие сорок минут ты сидел в туалете, а еще тридцать — принимал душ… Я не сдержал смешок. — Гениально, Филипп, — шутливый поклон дался  мне не совсем легко, но он того стоил — щеки Фила слегка порозовели. — И всё-таки ты устроил мне невыносимую нервотрепку, чудо. Я зажмурился на какую-то долю секунды, повторив про себя «чудо». Это слово, произнесённое Черных с особой теплотой и трепетом, поистине чудесным образом сняло с меня всю боль. Конечно, наверное, я просто накрутил себя, и это «чудо» звучало скорее как издевка, но мне было достаточно лишь моих мыслей. За то время, пока я был занят своими переживаниями, Фил успел перебраться ко мне на кровать, и теперь, скрестив ноги по-турецки, без зазрения совести рассматривал мое лицо. Я постарался прикрыть щеки ладонями, но блондин недовольно поджал губы и убрал мои руки одним движением, поставив меня в ужасно неловкое положение. — Ты уверен, что тебе не надо в медпункт? — этот вопрос донёсся до меня словно через пелену. Я качнул головой и ответил: — Нет, все хорошо. Правда. — Я вижу, насколько все хорошо, блин. Фил поднялся с кровати и подошёл к шкафчику, сопровождаемый моим любопытствующим взглядом. Порывшись на верхней полке, он вернулся ко мне и тоном какого-то учителя или врача произнес: — Сейчас мы будем выполнять процедуру, не терпяшую отлагательств! Я насторожился и негромко спросил: — Может не надо, а?.. — Еще как надо, — немного грубо перебил меня парень. — Руки давай. Сейчас будем обрабатывать твои царапины, боец, чтобы ты не заболел всякими заражениями и СПИДом. Мало ли, какие там инфекции содержит Тихонов… Я тихо хмыкнул, удовлетворённый этой шуткой, но попросил: — Давай-ка мы обойдемся без зеленок, перекисей и прочей медицинской гадости. — Боишься? Этот хитрый прищур, не предвещающий совсем ничего хорошего, заставил меня пугливо вжать голову в плечи и опустить взгляд — не признаваться же какому-то Филу в том, что ты жутко боишься этого противного щипания и жжения в царапинах. — Нет, конечно! — приобретая уверенность в голосе, ответил я и намеренно громко фыркнул. — Значит, боишься, — широко улыбнулся Фил. — Неправда! — возразил я, начиная медленно сдавать свои позиции, поскольку выражение лица моего одноклассника с каждым разом убавляло мою уверенность в собственных словах. — Да ладно тебе, — нахмурился блондин. — Честно говоря, я до сих пор боюсь реакции Манту в нашей школе из-за медсестры, которая вставляет шприц в вену с настолько маньяческим видом, что… Бр-р, в общем. Это заставило меня улыбнуться. — Если ты хочешь, я могу даже подуть, — хихикнул Фил. — Клуб начинающих врачей объявляется открытым! Поздравляю, теперь ты мой подопытный крысик. — Ну спасибо, конечно, — закатил глаза я. — Давай уже, не растягивай. Он взял мою ладонь, — ох, это было так же восхитительно, как вечером, — и начал осторожно наносить капли обеззараживающего средства на царапины. Поморщившись, я тихо зашипел уже сейчас, потому что жжение было очень ощутимым и неприятным. Видимо, Черных вовремя уловил такое резкое изменение моих эмоций, потому что в следующую секунду я ощутил на коже небольшую прохладу от легкого дуновения. Признаться честно, я подумал, что блондин пошутил про «подуть на ранку», ан нет — он выполнял свое обещание. — Давай ты прекратишь меня смущать и… — Но тебе же больно. Я досадно вздохнул — Фил опять, опять жестоко смущал меня своей заботой просто потому, что до этого заботы ко мне не было вообще. Отец всегда был погружен в работу, и от него не то, чтобы заботы, а даже нормального слова добиться трудно. Мать либо работала, либо устраивала вечеринки со своими подругами, подолгу пропадая из дома. Единственным моим более-менее реальным воспитателем была бабушка, но и та придерживалась мнения о том, что с четырех лет ребенок вполне себе способен на автономное существование. Пока я был занят своими мыслями, деловитый Фил уже закончил со второй рукой и протянул руку к моему лицу, что заставило меня пугливо отдернуться. — Успокойся, — в голосе парня слышалось легкое раздражение, вызванное, видимо, недосыпом. — Я не собираюсь тебя избивать, раз уж дело пошло на твою параною, рыжая истеричка. Из-за мокрых волос ты выглядишь, как усталое солнце, поэтому кому-то пора в кроватку баю-бай. — Я боюсь монстров, живущих в этой комнате, — заявил я, многозначительно смотря на Фила. Тот нарочито громко фыркнул. — Не знал, что ты себя боишься, — парировал он, — но поспать тебе стоит. Ты предстаешь усталым солнцем только в моих глазах, а я отчаянный оптимист и вижу мир примерно так же, как наркоман с передозом. А вот остальные запросто могут сравнить тебя с бомжом или алкашней в ближайшем пивмаркете… Его рука всё-таки провела по мой щеке, касаясь ещё свежих царапин. Я закрыл глаза и постарался проигнорировать это действие, направленное сугубо на провокацию. — Скажешь вожатым, что впечатался лицом в асфальт, — от былой мягкости в голосе Фила не осталось и мимолётного следа. — Думаю, они поверят, потому что это можно связать с медпунктом. Кстати, теперь у тебя есть должок за это как бы бескорыстное дело. — Ты как «Сбербанк», честное слово, — закатил глаза я. — Иди к чертовой матери со своими прикольчиками. И вообще, сползай с моей кровати, несчастный собственник! — Ой, кто бы говорил, — ехидно протянул Черных, переползая к себе вместе с пледом, до этого укрывающим мои плечи. — Сладких снов, дурачок. — И тебе доброй ночи, — я погасил свет, подойдя к выключателю. Зловеще горела только люстра в туалете, тусклым светом отражаясь в зеркале над раковиной. Как можно удобнее устроившись в своей постели, я укрылся одеялом прямо до носа и резко вспомнил об одной очень важной вещи. — Кстати, — закусил губу я, — а почему ты плакал до того, как я вошел? Фил молчал, стараясь притвориться спящим, но я видел, что секунду назад горел дисплей его телефона, поэтому настойчиво повторил свой вопрос еще раз, терпеливо ожидая ответ на него. — Думаю, тебе ни к чему эта информация, — наконец ответил Черных. — А если она мне очень-очень нужна? — я не сдавался и назойливо пытался добиться своего. — Для чего? — Ну… Просто так. — Просто так, дорогой мой друг, ничего не бывает, — этот философский тон немного раздражал меня. — Ответь, пожалуйста. — Мальчики не плачут, Илья, тебе показалось. Все, а теперь точно до завтра. До часа ночи я безуспешно боролся с Аленой Швец в своей голове, но, дойдя где-то до пятой песни из ее репертуара, я отключился, окончательно вымотанный прошедшим днем. Фил дождался, пока померкнет смартфон его одноклассника, прождал около получаса и, подойдя на цыпочках к его кровати, тихо-тихо прошептал: — Безответственное рыжеволосое солнце. Рыжая прядь была бессовестно растрепана, а виновник этого происшествия тоже отправился спать — нешуточная ярмарка проектов была не за горами. "Оставайся со мной, моя кровь", - эта фраза прозвучала в наушниках Ильи, музыку в которых он забыл выключить.