евангелие о (со)страдании

Все видевшие меня глумились надо мной, говорили устами, кивали головою: «Уповал он на Господа, так пусть избавит его и спасет его, если угоден Ему!» <...> Ты Бог мой! Не оставь меня, ибо скорбь подступила, и некому помочь мне. Псалом Давида, 21

вспыхивая ярко в ладонях, ступнях и сломанных ребрах, а затем растекаясь по всему телу, боль не похожа ни на что. боль никогда не была похожа на что-либо, кроме себя самой. удивительно даже - такое ужасное чувство было придумано Ей, а не демонами. хотя для всех, конечно, демонами, но именно Она показала им, каково это. когда твои белые крылья, символ чистоты, превращаются в факел, а ты превращаешься в чудовище, обреченное на ненависть. каково это, когда б о л ь н о. кроули помнит то, что было до бесконечной боли, смешанной с отчаянием и злобой. кроули помнит любовь, Ее любовь. единственную любовь, которую он видел. которая была лишь для достойных. и теперь кроули закрывает змеиные глаза, в силах лишь ненавидеть Ее. он непрощаемый. и он никогда не простит. ...он был уверен в этом, пока не встретил Сына Божьего. *** у Иисуса слишком добрый взгляд и слишком чистая душа. у Иисуса как будто заранее прочерчены кресты на ладонях: гвозди вбивать сюда. Ее сын и - лучшее, что Она создавала. Иисуса нельзя жалеть - тех, кто сильнее тебя, не жалеют, - но кроули позволяет себе сочувствие. сострадание. как всегда, позволяет себе то, чего ни один демон не может позволить. крылья болят ровно там, где он сломал их почти четыре тысячи лет назад, при падении. Иисус знает, кто он, но улыбается ему так же, как и остальным, без всякого презрения к падшему. ведь он умрет и за его грехи тоже. кроули не хочет, чтобы он умирал. *** кроули - это засевшая в лопатках боль и слишком много эмоций во взгляде, всегда слишком много эмоций. кроули - это навеки то, чего быть не должно. слишком много вопросов для ангела. словно он пытается познать столько же, сколько Она. словно он, забывшийся в созидании целых галактик, тоже хочет быть Создателем, а не дланью Ее. слишком много какой-то отчаянной доброты для демона, которым он никогда не собирался становиться. кроули видит отчетливую злую иронию в том, что у Иисуса то же лицо, что и у его земного тела. точно такое же лицо с совсем другими на нем эмоциями. словно табличка в человеческий рост: посмотри, как было нужно, кроули. посмотри, как ты не смог. очередное Ее напоминание. ангел, не интересующийся ничем, кроме звезд, демон, слишком сострадательный для демона. где бы он ни был, он не вписывается в их порядки. кроули - самый провальный проект за всю историю существования вселенной. он был - ангел без жалости к людям и к кому-либо вообще, холодное шестикрылое создание с множеством безразличных глаз, вспыхивающих интересом лишь при виде звезд. ангел, не желавший поддержать люцифера, но по случайности сделавший это. и вот они, два любимых Ее ребенка, восставших против Матери своей, спиной к спине, и их горящие, чтобы после обрасти чернотой, крылья. ...кроули просто задавал слишком много вопросов. кроули просто слишком нравилось созидать. (и сияющие звезды на его теле теперь превратились в веснушки). *** он показывает Иисусу мир - прекрасный, огромный мир, показывает ему моря и водопады, показывает горы и темные леса, всю ту красоту, что когда-либо видел сам. Иисус улыбается счастливо, как ребенок, и кроули понимает отчетливо, что он не заслуживает того, что Она ему приготовила. всех этих страданий. всего этого ужаса. он демон, и хоть душу Иисуса нарочно искусить на непослушание Всевышней невозможно в принципе, он, во всяком случае, знает, куда давить. на сострадание к тому, кто не получил шанса. "Матерь Моя! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты." кроули хмыкает и качает головой. вряд ли Она согласилась бы. *** кроули идет против Нее снова, но вместе с тем он идет к Ней навстречу. слишком дерзко, и, пожалуй, вместо ласкового приветствия его ждет Ее ярость и окончательное развоплощение. но сегодня он готов рискнуть. Иисус оставляет поцелуй на веках его, изменяя змеиные глаза. кроули не открывает их, просто сидит, вслушиваясь в медленно приближающийся шум - иуда ведет сюда людей с мечами и кольями. - где быть мне? - спрашивает Иисус, чья рука остается на плече кроули, успокаивая его, напряженного, взволнованного, зажмурившегося. - я спрячу тебя от их глаз. будь там. будь там, пока я буду пить из Чаши Твоей, - хочет сказать кроули, но не может, а Иисус понимает это и без слов. кроули касается пальцами лба Иисуса - маленькое демоническое чудо, и поднимается с колен навстречу идущему сюда иуде. поцелуй иуды - поцелуй грешника, обрекающего душу свою на вечную погибель, на сумрак и затхлость, на страдания и ад. кроули отвечает ему мягким, понимающим взглядом, и, снова придвигаясь к иуде, еще не отступившему на несколько шагов назад, шепчет ему на ухо: все хорошо. здесь нет твоей вины. несчастный вор иуда, обреченный исполнять План небес и красть у самого себя дареную ему любовь. он кривит губы в ответ в нечто, отдаленно схожее с улыбкой, и уже не пытается прятать слез в глазах. - равви... - все хорошо. иди. иуда отходит в сторону, и кроули окружает толпа, отрезая пути к отступлению. но кроули и не собирается отступать. ему некуда больше идти, кроме как к кресту. "Матерь Моя! - чужие слова обжигают змеиный язык. - если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя." непослушные, онемевшие губы складываются в ухмылку. *** он получает плевок в лицо и несколько ударов по спине и ребрам, и почти что слышит, как ломаются пара ребер хрупкого человеческого тела. когда он поднимается с земли, его бьют по лицу, и кровь течет из разбитых губ. солдатам весело по-звериному, словно хищным животным, загнавшим жертву в угол. кошки, играющие с мышью в болезненные и жестокие игры. они надевают на него терновый венок, но он принимает его с гордостью, словно корону, пусть даже шипы терна впиваются в кожу, раздирая ее до крови. на суде он молчит на все вопросы понтия пилата, одним движением окровавленных пальцев избавляя того от приевшейся нескончаемой головной боли, что сводила его с ума день за днем. очень уж этот человек пытается добиться справедливости. почему за справедливость нужно платить болью? на удивленные восклицания пилата кроули лишь опускает взгляд. *** азирафэль назначен наблюдателем от небес, так что он бредет к холму по обжигающему песку, твердя про себя свои небесные мантры: если Она решила, значит так нужно, это Непостижимый План... азирафэль почти не верит в это с момента потопа, с момента, когда увидел (случайно, конечно же), как демон вытаскивает на себе из воды детей и их матерей. демон, существо проклятое и проклинающее. демон, спасающий, в то время как Она топила неугодных. он останавливается среди толпы, оставаясь невидимым для глаз простых людей, и готовится поднять взгляд и увидеть... и он видит. и это даже хуже, чем он думал. потому что человек (не человек, - понимает азирафэль почти сразу же), которого тащат (потому что он не держится на ногах) к кресту, вдруг рассеяно оглядывает толпу и сталкивается с ним взглядом. знакомым взглядом, полным не земной, но по-настоящему адской усталости. это взгляд кроули, пусть даже глаза - карие, человеческие. в толпе замирает тишина, поэтому первый стон кроули, чью ладонь прибивают к дереву тонкими железными гвоздями, с легкостью доносится до стоящего в отдалении азирафэля. *** веревки обхватывают его руки, ноги и обвиваются вокруг пояса, притягивая к кресту, потому что на одних гвоздях он, конечно, не удержится. слабо усмехаясь окровавленными, разбитыми губами, кроули поражается человеческой сообразительности или, скорее, их опыту, полученному во время прошлых казней. от толпы веет страхом и злостью - за этих людей совсем не хочется умереть. но кроули закрывает утомленные глаза и пытается принять. принять их ярость, злорадство, их ужас и их вину, их грехи и их боль. боль, которая для него сейчас затмевает вечные боли в крыльях. яркая, человеческая. настоящая. *** длинные рыжие - совсем как огонь - волосы, заплетенные в женскую прическу, но теперь растрепавшиеся, и веснушки на смуглых плечах, проглядывающих из-под лохмотьев, которые чуть раньше, судя по всему, были вполне нормальной одеждой. азирафэль чувствует дрожь по всему человеческому телу. в голове совершенно пусто, и он никак не может осознать простой факт: кроули идет на казнь вместо Сына Божьего, Кроули принимает боль за человечество. Кроули умирает за свои и чужие грехи, а азирафэль не в праве вмешиваться, ибо План Ее превыше всего и должен быть исполнен (но он не думает так, когда видит, как искажается от боли лицо Кроули.) Иисус кладет ладонь на его плечо, и азирафэль вздрагивает, не понимая, почему он здесь, а не там. и почему Кроули там, а не здесь. и почему что-то колет в груди, что-то большее, чем просто непонимание, и большее, чем сочувствие к чужой боли. Кроули, морщась и втягивая воздух сквозь крепко стиснутые зубы, смотрит в толпу поверх голов солдат. сначала он сталкивается взглядом с Иисусом, и азирафэль не смеет вмешаться в их бессловесный, но полный понимания диалог. затем Кроули переводит взгляд на него и смотрит азирафэлю в лицо, и придавливающая к земле свинцовая усталость выглядывает из его глаз. ты бы не смог остановить меня, - говорят ему эти глаза. даже сын Ее - богочеловек? человекобог? - не смог остановить меня. он разломил Свой Хлеб для людей и позволил падшему испить из Чаши Своей. все же, он Сын Человеческий. а я лишь его ученик. и он научит меня, какого это - л ю б о в ь. к себе и к другим. к Ней. *** несколько часов под палящим солнцем, пока кровь стекает по его телу - и он начинает чувствовать, что скоро все закончится. земное тело - земные правила. земная уязвимость. тем не менее, два вора, что распяты вблизи него, умирают раньше. не будучи человеком по сути своей, он держится дольше, но мысли путаются в голове, и все тело - одна сплошная болезненная рана. он не помнит своего имени, своего прошлого имени, но ему кажется, что вот-вот - и это несчастное слово, осколок его бывшей серафимьей сущности, скользнет на кончик языка, чтобы он мог наконец поделиться им с целым миром и азирафэлем, стоящим безмолвно здесь же, за его спиной, и с иисусом, молящимся рядом на коленях, оставаясь для всех невидимым, и с марией магдалиной, которая знает, чувствует, что не ее учитель страдает на кресте, распятый, но все равно падает у ног Кроули, пытаясь стереть с них кровь мокрыми от слез руками. она плачет о нем. она шепчет ему молитвы, но его, демона, это почему-то совсем не жжет. солдаты, находящиеся поблизости, не вмешиваются, только насмехаются снова над всеми его прошлыми словами и над его волосами, говоря, что он заплелся словно женщина, что звучит с интонацией, намекающей на оскорбление, но Кроули уверен, что даже будь голова его ясной, он не смог бы осознать этой бессмысленной претензии. "девчонка плачет о девчонке, царице иудейской", - говорят они. Кроули роняет голову на грудь и закрывает глаза, даже не вздрагивая, когда чувствует прохладные пальцы азирафэля, гладящие его по спине. ангел не имеет права облегчать ему муку, но у него нет сил не вмешиваться. слезы текут по его щекам, но он не обращает на них внимания, чувствуя, как Кроули пытается расслабиться, сосредоточившись на его касаниях. Иисус шепчет в своей молитве: ...прости его, Матерь, - и азирафэль надеется, что Она прислушается к Сыну Своему, если игнорирует его собственные бесконечные мольбы в безоблачное небо, мольбы херувима о спасении демона. спустя час Кроули начинает бессвязно бормотать что-то в бреду, и азирафэль сзади прислоняется лбом к распятию, моля Всевышнюю, чтобы все это поскорее кончилось. он знает этого демона с начала человеческих времен. столько лет, что он был готов когда-нибудь признать, что они друзья, но сегодня он признает это на пару тысяч лет раньше. один из солдат подходит к Кроули с губкой, но он упрямо сжимает губы, смотря на него с какой-то ласковой, снисходительной усмешкой во взгляде. уксус течет по его губам, подбородку, и капли падают вниз. - я прощаю тебя, - говорит он вдруг совершенно ясно, хоть и едва слышно, поднимая взгляд в небо, и измученнно улыбается. - слышишь, Боже? я. тебя. прощаю. последний раз вздохнув, он закрывает глаза, и голова его снова падает на грудь. он больше не дышит. толпа из солдат и учеников Иисуса замирает, глядя на него, а весь мир тонет в пронзительной тишине, словно перед большой грозой. ...и тогда на них падает свет. *** умирая, Кроули не возвращается в ад, он оказывается в темноте. но без боли. без совершенно всякой боли. "если я пойду Долиною Смертной Тени, - произносит он в пустоту, вспоминая об азирафэле, гладящем его по спине, - то не убоюсь зла, ибо Ты со мною". он не знает, сколько находится здесь, ибо у него и вовсе нет представления о времени, но вскоре он слышит голос, Ее голос, и снова чувствует боль, вбитые гвозди и палящее солнце. он открывает глаза. и Она говорит с ним. Она говорит с ним. и улыбается, Кроули чувствует всей своей несуществующей душой, что улыбается. - демон кроули, - льется Ее знакомый, такой до боли знакомый, хоть и забытый, бесстрастный голос с небес. лично Ее голос, не метатрона даже, и Кроули понимает, что глаза становятся влажными. - ты принял на себя страдания Сына Моего, умирая за грехи человеческие. и Я вправе считать, что этим ты искупил и свои. слезы текут по лицу, испачканному в засохшей крови. свет обнимает Кроули, укутывает, словно одеяло. - ты будешь теперь Архангел Рафаил, покровитель человеческий, исцеляющий. он чувствует себя одновременно самым жалким и самым нужным существом во вселенной. Ее теплый, как луч солнца, голос говорит: - в этот раз оставайся со мной. Она дает ему новое имя и новый смысл, Она дает ему право на сострадание и помощь тем, кому хочется помочь. новое место подле себя - почти как раньше. второй шанс. (уже не)Кроули плачет вторым всемирным потопом из своих новых, желтых как золото, с круглым зрачком глаз, и чувствует как его крылья меняются, как выскакивают гвозди из ступней и ладоней, как зарастают раны. он хрипло стонет от боли, не имея сил, чтобы кричать, а азирафэль одним движением испаряет веревки и ловит его, падающего, но больше не падшего. - Он научил меня, как любить, - бормочет рафаил в плечо азирафэля, дрожа всем телом. - а Она простила меня, потому что я простил Ее. азирафэль гладит его по растрепанным, мокрым от пота волосам, и целует в висок: если в чем-то когда-то была и твоя вина, то ты ее искупил. - теперь все будет хорошо, ангел мой, - говорит он мягко, и рафаил, вцепляясь исцеленными, но все еще окровавленными руками в его белые ладони, кивает обессиленно. да будет так. аминь, - шепчут они оба едва слышно и усмехаются, а солнце, последний раз улыбнувшись им, скрывается за горизонтом, чтобы завтра вновь подняться над миром людей, навсегда получивших вернейшего своего защитника. на темном небе вспыхивают звезды, но рафаил не смотрит на них, слишком занятый красотой любви и человечности, потому что люди вокруг плачут и молятся, а Иисус обнимает марию, свою земную мать, магдалину же погладив по голове теплой ладонью. ...по миру разносится весть об Иисусе Христе, что идет по земле плечом к плечу с херувимом и архангелом, сея свет и прощение. идет и с учениками своими, один из которых - иуда искариот. для двух ангелов пройдут сотни, тысячи мирных лет, и может быть (ведь все возможно под этим небом) Богиня, посмотрев на них с азирафэлем, перепишет Непостижимый План. и не будет Войны. и не будет Армагеддона. только книги, кофе с молоком, их домик с видом на лавандовое поле и нежные поцелуи в уголок губ. вот теперь действительно аминь.