***
Бывает так, что время идет быстро, а в другой день – тянется, как резина. У меня каждый день, начиная с прошлого понедельника, как на ножах. Надо было выходить в смену не с этого проклятого дня, я ведь знала об этом, как и о том, что никакого жучка GPS во мне нет. Тем не менее, он всегда находил меня, в какой бы крутой переулок я не завернула, и в какую бы глупость не влипла. Все время бежала от себя и своих предрассудков, а потом поняла, что от живого человека прятаться интересней. Преувеличиваю. Закрываю кассу, отсчитывая наличку в конверт. Осталась одна, ведь Чимин отпросился и ушел пораньше. Я эту неловкость с ним переживу, да и он вскоре привыкнет. Хотя, было забавно следить за его реакцией в течение дня. Завтра же на его время выйдет Ло. Просто Ло, сколько помню, по-другому его не называла никогда, и остальные привыкли. Я ведь никогда не признаюсь в том, что его имени уже и не вспомню. В последнюю очередь выключаю музыку. Она ненавязчиво вливается в наш сезонный климат сурового августа. Я бы рассчитала все иначе и уже переключилась на осень, но преждевременность никто не любит. Люди еще ждут тепла, пока я вспоминаю погоду в Праге. Там, я задержалась всего на дня три, чтобы сразу же в Берлин. Страха, как такового вообще не было, только разве что, я чуть не потеряла свой багаж в Амстердаме, хотя наклеила на серебристую поверхность столько наклеек разных цветов, что такого случиться не могло. Но для меня ведь «невозможное» всегда было «возможным». Я бы не расстроилась, даже будучи с копейкой в кармане, петь на улицах тоже когда-то было моим хобби. Вообще, когда становится плохо, я вспоминаю слова бабушки: «бери от жизни все». Жаль было с ней расставаться навсегда, но она была еще той дамой. На последней стадии рака поселилась в продуктовом, скупая все то, что раньше себе не позволяла. Ее слова, не мои. «Берегла фигуру» - она смеялась, признаваясь в этом, своим скрипучим смехом, похожим больше на трещотку. Курила она столько, сколько я ее помню. Моим прощальным подарком была для нее переводная татуировка, и плевать, что та смотрелась не очень на ее морщинистой коже. Мы делали друг друга счастливее, пренебрегая всякими «так нельзя». Я была уверена, что характер у меня в нее, а вот остальное… Ким вот уверял меня в том, что во мне много ответственности, та, скорее, у меня от соседа. Спасибо этому трудоголику. За многое. Темно и холодно. А на деле, я просто забыла одеться потеплее, примчавшись чуть ли не со щеткой во рту к двенадцати на смену. Видимо, во всем виновата ответственность и моя любовь ко сну. Центр Сеула. Оживленно и многолюдно, разит тревогой, потому что не заразительно. Ощущаю себя в клетке, замкнуто и ничтожно. Лучше бы кочевала в подворотнях Берлина, но честно говоря, этот город был не для меня. Как и любой предыдущий. Мой ломаный английский не смущал меня ни разу, а другие улыбались лишь шире, когда я трещала также, как моя родственница, пребывая в полном восторге от происходящего. Я считала, что любое спонтанное решение не имеет своего плана. У меня и по жизни планов не было, только цели, которых нужно было достичь любой ценой. В мои планы не входило никак делить свой путь с кем-то, но так получилось что…***
Я ненавижу, когда вопросы начинаются с «почему». Это приемлемо для детей, потому что им надо как-то познавать этот мир.- Почему ты улыбаешься?
Он не извинился за то, что сфотографировал меня так внезапно, что зарябило в глазах, да и я за то, что испортила ему кадр. Он спросил это на английском, а я бы была ханжой если бы не заговорила с ним на китайском, хотя не могла предугадать его принадлежность к той или иной стране. Обматерила его, как могла, с широкой улыбкой на лице и пошла дальше. Наверняка он спросил это, потому что весь квартал слышал, как я ругаюсь с владельцем маленького винного за то, что тот отказался мне платить. Для того мужлана я была нелегалкой, а для незнакомца отличной мишенью для реалити-шоу. Он увязался за мной как-то совсем беспричинно. Проживая месяц в Дордрехте, я уже знала каждую улицу центра и каждую канаву, куда могу нарочно его сбросить. Бесилась я от силы минут пять, а потом:- Угости меня кофе что ли.
Вспылила конечно, а на него не подействовало. Я тоже еще тот разбиральщик в людях, и тайный сторонник клише. А у него была рука забита от запястья до плеча, и курил он нещадно, загрязняя мой воздух.- У меня нет денег.
После этих слов нужно было сразу же бежать. Вот не создали для оборванки-нелегалки принца. Да и разрез моих глаз видимо многих не приводил в восторг, потому что «наши» ходили стадом везде и всюду, благо этот небольшой портовый городок кишил по большей мере коренными жителями. После этих слов мне нужно было бежать, смекнув, что мне устроили проверку, но я не отзывчивый гражданин своей страны. Потому купила кофе в ближайшей кофейне только для себя. Незнакомец не смутился, даже наоборот повеселел. Я свесила ноги над водой, решая, если его не скину в канал, то сама прыгну. Настроение было играющее. Я пила капучино, всем известный и популярный напиток, не считая американо. С одним лишь отличием: семьдесят процентов арабики и тридцать робусты. Мне льстил этот вкус. Мягкий и терпкий. Я не ассоциировала кофе с людьми, я просто досконально знала о своих предпочтениях. Ладно, допустим, я сравнивала людей с качеством обжарки достаточно часто, что перестала запоминать… Он сел рядом. Предсказуемо попытался выяснить хоть что-то обо мне, а я предпочла любоваться бликами на воде. Выбирала себе катер по вкусу, здесь таких была тьма тьмущая, ведь свой велосипед я оставила где-то черт знает где, и теперь приходилось перемещаться пешком, чему я в принципе не огорчилась.- Для начала тебе нужно было заинтересовать меня, прежде чем представляться, - раздраженно бросила я, когда он отказался удалять снимок с моей ролью в нем. А я ведь и не просила, мне было не жалко. Могу и на обложку попозировать. - Давай встретимся в Париже, - небрежно окатил он меня очередной порцией дыма. – Это будет свиданием.
Зацепил. Звучало, как в сказке, а до Парижа было ехать не так уж и далеко, а лететь еще меньше.- Ты задумалась.
Он был непонятным и странным. Таких, как я сама – я пыталась избегать и обходить стороной. Чревато было это.- Жара в голову ударила? – посмотрев на него, чтобы рассмотреть точнее и по возможности, запомнить, спросила я.
А я и не заметила, как мы перешли на мой, и видимо его родной язык. Он не улыбался, и был предельно сосредоточен на вытягивании из моего лица чего-то мистического. Я же не хотела уступать, и даже по шее его пробежаться взглядом успела. Резко приблизившись, он впился рукой в мои волосы на затылке и, притянув к себе, мазнул носом по щеке, дотрагиваясь сухими губами до подбородка. Моя реакция на эту сумасбродность, чуть не утопила нас двоих. Он лишь вовремя успел опрокинуть меня на бок, и упасть рядом сам, разбивая свою руку до крови, которую подставил под мою голову. Я посмотрела на его скептически, быстро поднявшись на ноги, и поправив свою рубашку на три размера больше. Опрокинутый бумажный стаканчик кофе не разлил свой живительный сок, только благодаря плотной крышке. Незнакомец обезоруживал, и мне это не нравилось и нравилось одновременно. Помимо его руки, мне стало жаль его объектив. Его техника, кстати говоря, выглядела дорого. И как я раньше этого не заметила. Усмехнувшись, я протянула ему, поднятый с каменной кладки, стаканчик кофе.- Тебе нужнее.
Он мой юмор оценил по-своему, но напиток все равно не принял. Я пожала плечами и, сдернув крышку, залпом выпила сразу половину. Вытерла губы тыльной стороной руки, и пошла дальше, но что-то мне мешало уйти до конца.- Встретимся там, через дня два. Найдешь меня, так и быть, дам тебе шанс.
Эта была моя самая не смешная шутка, похожая на издевательство или же правду. Дордрехт мне не надоел, просто я от него устала, а свидание в Париже было заманчивее вечера с вином. Алкоголизмом страдать мне никогда не хотелось, но, пожалуй, именно к этому я и шла.***
Меня поймала вспышка камеры. Яркая и ослепляющая, которая заставила забыть даже о моросящем дожде. Я бродила по площади Дофина и вообще не вникала, как попала сюда. Да и название сия творения мне не говорило абсолютно ни о чем, но это единственное, что я смогла понять из всего бреда, что несли французы. К Эйфелевой башне мой путь не лежал, уж увольте. - Пойдем, - он усмехнулся, а я не успела и пикнуть, как его ладонь сжала мою. Мой маленький багаж был при мне, но здравый смысл, как всегда, отсутствовал. - Я здесь уже бывал, - добавил. Сомнений в том, что не тот человек оказался весьма тем, все еще оставались. Его настоящее имя мне не улыбалось. Чон Чонгук. Не хотела бы я его помнить и запоминать. Оно легко легло на слух, будто капелька из прошлого, но я стряхнула это наваждение и влажные волосы прилипли к шее, скручиваясь вокруг нее удавкой. Париж был своеобразным городом. Не таким пылким на улыбки, как Нидерланды, но не менее очаровательным и оживленным. Запахи здесь были чарующие и пробирающие до дрожи. - Куда ты ведешь меня? – это был резонный вопрос с моей стороны, когда мы уже больше часа были в пути, меняя транспорт и геолокации. - Тебе точный адрес? Он издевался, широкими шагами рассекая улицы. Часто хмурился и приподнимал брови, а его улыбка была не как под заказ, а самой что ни на есть настоящей. Все также не отпускал меня, а во второй руке уже вез мой чемодан, совершенно не жалея вертящиеся колесики, которые требовали отдыха не меньше, чем я. Мы ели фалафель и пили вино, сидя за крошечным столиком на улице Розье. Я не отлипала от красочных зданий, и все же мой взгляд приковывал только один человек. Без объяснений и расспросов мы оба держались особняком друг перед другом. Кому это нужно было – не знаю, но меня устраивало. Чонгук фотографировал. Много и не спрашивая. Меня. Если быть честной, то я не делала так уж много снимков, пока путешествовала. Хотелось все рассмотреть своими глазами и запомнить. На память я никогда не жаловалась, как и на людей, решая обходить их стороной. Мы гуляли ночью, ведя странную беседу об искусстве, в котором я смыслила еще меньше, но в памяти то и дело всплывали разные образы картин, на которые я насмотрелась, сбегая в студенческие годы в разные галереи. Это было интереснее кино, где приходилось сидеть часами в кресле. Я описывала очередную свою вспышку, а он называл автора или название. Мы кормили голубей багетом, который я не смогла осилить после плотного обеда. - Почему ты согласилась уехать из того города? Я расшифровала это как: «почему ты согласилась встретиться со мной?» Я потянулась, посмотрев на небо, которое окрасилось в темный цвет. Его заволокло серой дымкой, возможно, дождь ударит по голове еще раз. Он смотрел, пристально. На меня обычно так не смотрели долго, боялись, что прокляну или выдам очередную гадость… И все же ответила:- Хотелось побыть ветром, не всем строить дома и заводить семью. Хочу найти свое место. - В жизни? – усмехнулся он. - Вряд ли за ее пределами.
Отбивать его напор было еще тем удовольствием. Он не сказал ни зачем увязался, ни почему о себе рассказывает также мало, как и я о себе. Его интересовало лишь то, насколько я задержусь. Где? Или рядом с ним? Он не уточнил. Мы не пытались узнать друг друга, разве что ненавязчиво. Каждый выдвигал свои теории, и в этом я стала первой.- У тебя страсть фотография, а у меня ругаться с людьми. - Это так? - Ты обо мне или о себе?
Он усмехнулся, и я позволила ему утянуть себя не в мотель, а в квартирку на последнем этаже пятиэтажного здания, где маленький балкончик с расписным узором из металлических прутьев и небольшие комнаты, обустроенные в стиле кантри. - Красиво, - наблюдаю утром за суматохой на узкой улочке и расслабляюсь от того, что сама никуда не спешу, хотя такие посиделки не в моем вкусе. Он щелкает мою спину, пока я оттягиваю его майку, в которой спала этой ночью. Он ко мне не прикоснулся ни разу, даже намеков себе никаких не позволил. Это не очень то и льстит, хотя, и огромного негодования не вызывает. Хмурюсь из-за его дурной привычки, которую выявила почти с первой встречей. - Прекрати, - дую губы и морщинки меж бровей становятся глубже, когда оборачиваюсь к нему. - Плата за ночь. «Которую мы не провели вместе» - хочется съязвить, но это так глупо и нелепо. Мы просто путники, встретившие друг друга совсем случайно. Хотя, он все равно попросил многого, когда я сказала, что хорошо провела с ним день и пора бы уже откланяться. - Побудь еще немного рядом. Слова, сказанные ночью, очень перекликались с его настоящими: - Завтрак? Ничего такого, но мне казалось, что он хочет задержать меня подле себя подольше. Было чертовски интересно, что будет дальше, потому что в такие передряги я еще не попадала. Обычно, если мужчина проявлял интерес, то это к чему-то да шло. А передо мной был не юнец, чтобы краснеть и мяться, да и в такой роли я Чонгука и не представляла.- Скажи, как наиграешься, - с тенью улыбки от меня – ему. - Скажи, как надоем, - его вязкий то ли зыбучий ответ – мне. О таком меня еще никто не просил в лицо.
Днем мы отправились на долгую прогулку. Дождя не было, что радовало. Чужое присутствие рядом не нагнетало. Свой интерес к кофейням, я отложила на «потом», решая сосредоточиться на местной кухне. Я не могла назвать времяпровождения с Чонгуком – веселым или незабываемым. Мне все еще не хватало остроты момента, а он в своих словах не упоминал даже свое красноречивое «это свидание». Вечером он исчез и вернулся только в пять утра, пока я не знала чем себя занять, сидела дома, необычно страшась выйти наружу. Этого я и боялась. Раньше, когда мне было не на кого полагаться – все было куда проще. Он выключил музыку, которую я слушала на минимальную громкость, и так изрядно подпортив отдых соседям. Уволок меня в постель, в этот раз, присоединяясь ко мне. Укутал в одеяло, хоть и было жарко. Его горящие глаза вынуждали меня закрыть свои. Я путалась в его скрытом желании либо обладать мной, либо держать рядом, как экспонат. Было сложно быть и тем и другим, как вместе, так и по отдельности. Ни одна из ролей мне не подходила. Сделала вид, что сплю, а он начал накручивать мои темные пряди волос себе на пальцы. Вскоре я заснула под его грубую ласку и открыла глаза ближе к двенадцати. Он принес завтрак и впервые обмолвился о каком-то заказе. Я не спрашивала о его работе, но была предельно удивлена, услышав это, как и получив быстрый поцелуй в щеку. Он ушел, а мне стало еще страшнее, потому что поцелуй в щеку – это не по-детски. Поцелуй в щеку – это как-то с любовью, если конечно он не коренной житель Парижа, в чем обвинять его было сомнительно. Чонгук не предполагал, что я сбегу, раз смогла дождаться его, когда он исчез почти на двенадцать часов, а я бы была не собой, если бы этого не сделала. «Почему?» Я же говорила, что ненавижу этот вопрос. Заказываю кофе, тот же капучино, сидя за барной стойкой. Рядом стоит чемодан. Наблюдаю за действиями улыбающегося бариста и невзначай интересуюсь сортом кофейных зерен. Он меня понимает и вполне охотно отвечает на каждый последующий мой вопрос, однако, я быстро останавливаю себя, решая не навязываться и не проходить это собеседование, которое сама для себя придумала. В Париже все заново мне уже не начать. Мчусь в аэропорт, чтобы ближайшим рейсом в Барселону. Не знаю, почему она, а не Италия. Ах, нет, когда собирала свои вещи, увидела среди них купальник. Ненавязчивая ассоциация поселилась в голове и разрослась подобно тайфуну. Ожидая своего рейса, из моего чемодана заиграла громкая мелодия. Я раскрыла его прямо на полу, не обращая внимание на людей, которые пялились на меня. Как в мой багаж попал телефон, не сложно было догадаться. На вызов я ответила воодушевленно даже, зная, что, скорее всего, это в последний раз, когда я говорю со странным парнем. - Даже не предупредила, - с этого он начал. - Спешила за своим порывом, - я продолжила свою шарманку. Все по сценарию. - И балласт тебе не нужен. Я задумалась лишь на секунду. С Чонгуком было ненавязчиво ни разу и по-своему занимательно, как практика для жизни… - Ты не балласт, а скорее воздушный змей, - усмехнувшись, говорила я. – Просто за моим порывом не успеваешь. - А я и забыл, с кем имею дело, - серьезно припечатала он, или же мне показалось, ведь я не могла видеть его лица. – Значит, путешествуешь дальше? Я сбросила вызов, а телефон его выбросила. Не говорить же ему гадостей, когда на комплимент расщедрилась.***
Очарованная вниманием к своей персоне, я не заметила, как влилась в атмосферу «вечного веселья», но огни через неделю уже не казались такими яркими. Всему свойственно надоедать. Яркая Барселона не стала исключением. Я задержалась в ней чуть дольше, чем хотела. Кожа покрылась загаром, который нехотя въелся намертво, но это беспокоило меньше, чем навязчивый ухажёр-испанец, которым был еще совсем мальчишкой и кривил свои губы в белозубой улыбке, одаривая меня томным взглядом. Он не был настойчив, но раздражал своим присутствием в баре, где я пару ночей стояла за барной стойкой, мешая коктейли. Мне несказанно повезло напиться в первую ночь и продемонстрировать свои навыки перед всем заведением. Да и мой заводной нрав явно подпортил закоренелое мнение многих об азиатах. Получив неплохую сумму чаевых, я отправилась в Мадрид, решив, что мой отпуск надо прекращать. Я всегда грезила об Италии, где зародилась традиция пить эспрессо немереное количество чашечек за день. Мне нужно было лишь сравнить эту страну с другими, что я удачно и делала, зигзагами посещая одну за другой. Это не было каким-то достижением, и я не готова была потратить на билет целое состояние, я просто… Просто хотела понять, чего мне не хватает в этой жизни. Себя я давно нашла, а вот свое место… Мадрид можно было назвать удивительным, но я потратила на него лишь полдня. Провожая закат, завалилась в аэропорт, отсвечивая новыми очками в тонкой оправе. В потрепанных коротких шортах и в босоножках на высокой платформе, которые выцепила на какой-то распродаже, а сейчас не знала куда эту вещицу засунуть. Все же, кроссовки были куда практичнее, но с вещицей новой тоже расставаться не хотелось. Выбросив пару рубашек, что износились – приобрела пару футболок и блузок на все случаи жизни. Пробегаясь глазами по табло, я не сразу заметила, что ко мне кто-то приблизился. Я не знала, что уже попала в чужой объектив. Он раскусил меня слишком легко, хоть и не нашел так быстро. Мое настроение растворилось в его чернильной радужке глаз. Сложно было сказать зол он или недоволен этой «случайной» встречей. Во мне засело что-то похожее. Я могла бы притвориться, что мы незнакомцы, и, возможно, он бы позволил мне сделать это. Он приблизился так резко, как впервые. Горячее дыхание обдало шею, заставляя скукожиться. Он ни о чем не спрашивал и ни о чем не говорил, пока я не почувствовала, как с моего заднего кармана стаскивают сложенный надвое билет. Хотелось бы открыть рот и возмутиться. И на то, что нарушает мое «личное пространство», границы которого им давно уже стерты, да и на его неуместный интерес. - Буду там через неделю, - сказал, как отрезал, а я будто его нерадивая жена, вечно ищущая на свою пятую точку приключения. Задел своим плечом и ушел, так и не дав вылить на свою голову помои, которых в моей голове резко скопилось так много. Он оставил на языке привкус того ужасного холодного американо, который я часто пила в Барселоне. Холодные напитки мне всегда не прельщали, особенно в кофейном исполнении.***
Я расположилась в Неаполе, пробыв обещанную им неделю в Риме. Сняла небольшую квартирку на месяц и отправилась на поиски работы, запасаясь солнцезащитным кремом на весь период, даже дольше. Скучно никогда не было, но почему-то душевная столица отворачивала своим скоплением туристов. Неаполь не был скромным, но ближе к морю дышалось легче. Через пару дней, я решила, что моя самооценка взлетит еще выше, когда в пятый раз я нашла себе подработку, в пяти минутах от дома. А ведь проходила эту улицу не раз, но как-то ноги несли не туда. Кстати, пицца была тут восхитительной. Я не думала о тех словах Чонгука всерьез. Зря. Шла вторая неделя моего пребывания в Неаполе. Мне нравилось тут, а когда до моей души снисходила такая занятная «грусть», я ехала в галерею Умберто. Открыла для себя это место еще в интернете, а когда побывала в ней, впервые поняла, чего лишала себя до этого. Всеми известное место заворожило меня своей архитектурой. Я могла часами сидеть на полу и пялиться в потолок, на небо сквозь большую паутину сотканную руками настоящего мастера. Мне захотелось написать свой первый сценарий еще в семнадцать, но спустя долгие годы, когда я действительно смотрела на все своими собственными глазами, понимала, насколько бы мой вымысел отличался от правды. Я брала в руки бумагу и записывала на ней свои мысли все чаще. Я писала не о своей жизни, а о жизнях других людей. Они были моим крепким кофе, бодрящий напитком, который на самом деле был для меня успокоительным. Зря. В то утро, я встала с той ноги и, приведя себя в надлежащий вид, стояла и смотрела в окно, снова думая над тем, не с моего ли это места работы так вкусно пахнет воздушным тестом. Вдыхала запах моря и разгоряченного к полудню асфальта. И сразу же заметила его. Весь в черном, и со своей отличительной чертой, которая причудливой схемой на всю руку. Пожилая старуха, которую я с любовью называла «ба», превратилась в сварливую обманщицу, когда тыкала в мое окно своим пальцем. Здесь ему найти меня не составило большого труда. Может быть, я слишком выделялась? А может, у него моих фотографий было больше, даже чем у меня самой? В меня ударил страшный порыв в эту минуту. Я вообще была падкой на губительные моменты. Сбежав с лестницы, босая, я бросилась к Чонгуку навстречу, понимая, что другого исхода нам не избежать. Не думала о чувствах, а о нем иногда вспоминала. Иногда, это так часто, как не представляла перед глазами лица людей, которых знала гораздо дольше по времени. Я его удивила, прыгнув ему на руки и разыграв вселенскую тоску. Я была нетипичной в своих решениях и действиях, и кажется, он это оценил уже давно. С минуту мы простояли, вот так обнявшись, на радость всем видевшим это зрителям. Ветер ударил мне в спину, расправляя мою не до конца застегнутую рубашку. Отстранилась также резко, высказавшись: - Хорошо, нашел, но что дальше будешь делать? И это мое высказывание на него не подействовало. Совсем. Что творилось в его голове оставалось для меня загадкой, как и все мои стремления, покинуть родной и такой приевшийся Сеул. - Жениться? - Это вопрос или предложение? – деловито вскинула я брови, разводя руки на манер итальянцев. Мне было не смешно. Ни капли. Но показать я этого не могла. - Ни то, ни другое, - спустя долгое, разглядывания меня целиком и полностью, заключил он. - Прям камень с души упал. Мое ехидство оборвал голос старухи. Я побежала обратно, чтобы захватить вещи и нырнуть ногами в свои кроссовки, захлопнуть дверь в конце концов. Моя смена уже началась. Он сидел за одним из столиков до полуночи. Не скучал, потому что при себе у него был ноутбук. А я пялилась на него, не понимая во что ввязалась. Что передо мной за «странный парень», и почему… «Не спеши отвечать на вопросы, если еще не решила, что именно хочешь спросить» - свои же слова дали некую отсрочку. Он ночевал на улице, под моими окнами. Я была никому ничего не должна и никакая плата от Чонгука мне не нужна была. Он добился своего, когда так круто вписался в мою жизнь. В ту, которую я держала только при себе, в которую я никого не впускала. Этого не понять тому, в ком бодрствует сильная привязанность к вещам и людям. А я всегда знала, что пока буду держать всех хоть на коротком, но поводке, мне всегда будет проще, чем другим все бросить и отправиться куда глаза глядят. Чонгук добился того, что заставил меня думать лишь о себе. Я не была одна, лишь по жизни, и временами появлялась симпатия к противоположному полу, были не длительные яркие отношения, подобные вспышкам конфетно-букетного периода, только в приложении к этому шли и взрослые желания. Я называла это не так, как привыкли выражаться «доступная», я называла себя «живой». Была еще той крепостью, штурмовать которую позволяла отнюдь лишь счастливчикам. Пробел в моей жизни наступил, когда я впустила его к себе на порог, но показалось, что сразу глубже. Он задержался по всем параметрам, просто везде. Мой пробел не был абсолютной новинкой, но в новинку был сам Чонгук. Фотограф с большой буквы, для которого я стала некой музой. Сложно. Еще сложнее – его признания. Он сам – нечитаемая схема, а я в его глазах все тот же неуловимый ветер. Странно.***
- Как ты нашел меня? - Шел по твоему запаху, - каждый раз усмехается, не говоря правды. - И какой у меня запах? Вопрос повис в воздухе, когда я хотела отмолчаться. Вытирала ведь сухие глаза пальцами, думая, что там будут слезы, но тех не было. Просыпалась с ним в одной постели, думая, что просто секс – это временно, даже если отменный, как «маргарита» от шефа Лео. Скоро поднадоест и забудется. Все приедается, но его руки каждый раз ощущались по-новому, а он вел себя все также неожиданно. Обнимал крепко и целовал страстно, а потом исчезал или маячил целый день перед носом, нисколько не обращая на меня внимания. Нутром чуяла, что не к добру все это, да и я не та, кто будет на подхвате. Потом поняла, что «несерьезно» хотелось только мне, а он, как ни странно уважал мою позицию и предоставлял желаемое. Поняла только я это весьма поздно. Возможно, я уже по уши, а он намертво. Но мыши молчали, а время шло. - Ты пахнешь свободой, и еще немного… кофе. Его взгляд остановился на моих губах, которые я сразу же облизнула. Нас отделяла барная стойка. До конца моей смены осталось не больше часа, а он ждал меня, будто впервые. Его лицо застилало предвкушение, и я понимала, что этой ночью будет жарко. Я открыла новую упаковку кофе, хоть это было и без надобности. Простая прихоть завладела здравым смыслом. Собрав в ладонь пару зерен, я поднесла к его рту зернышко робусты, которое отличалось от арабики, и по цвету и по скукожености зерна, а затем второе. Коснулась его губ подушечками пальцев, ощутив их легкую обветренность.- Разницу чувствуешь? - Нет. А лучше бы соврал.
Между нами тоже разница была небольшой, но я врала себе, чтобы выстроить целую пропасть. Чонгук катал меня на своей спине, когда я натирала на пятках мозоли. Все также ненавидела те босоножки, но надела их под платье, которое он подарил мне. Хороший подарок, но такой неуместный. Он клеил пластыри на мои раны, один на другой, пока я дергала его за волосы и шипела от боли. Он не возражал. С ним я не плакала и не смеялась. С ним я была собой в девяносто процентов случаев из ста. Последние проценты отдала на то, чтобы обеспечить себе не такое ужасное похмелье, после опьянения им. Это были крохи, которые я с боем ему не отдала, а ведь он был крепким напитком. - Мне не нравится, что ты куришь. Даже если он и удивился, то никак этого не показал, ведь я молчала об этом так долго, что должна была уже привыкнуть. Я дразнила его не случайно и говорила вслух все, что в нем раздражало. Не случайно, но и проверкой это не считала, потому что не думала, что после этого он попытается бросить. Но При мне, он больше не курил. Губы горели от его поцелуев, а ноги от долгих прогулок. Организм сдавался, ища в чужом (хорошо изученном) лице – свое. - Ты хочешь остаться? – вопрос, прилетевший мне в спину, позволил выстоять на ногах, и все же, заставил немного их задрожать. - Я не создана для «навсегда» и «надолго», - я сглупила, когда сказала это, потому что у этих двух слов не было временных рамок, как и у меня. - Тогда скажи мне, когда мы «закончимся», - обнял крепко, так чтобы не сбежала, Чонгук уложил свой подбородок мне на плечо. Мои кулинарные навыки тут же дали сбой. Здесь и сейчас моя сказка терпела фиаско. Кораблекрушение. Апокалипсис. Он позволил мне окунуться в свои глаза. Они были горьким шоколадом, но никак не льдом, но почему-то мне становилось холодно. При таких «катастрофах», открываешь глаза заново и на мир смотришь иначе. Я слишком «задержалась» в своей «нелюбви» к людям, и перегнула в своей вере в нелюбовь. Досадно. - Поехали в Вену, - дотрагивается своими словами прямо до сердца, перенимая мою замашку авантюриста. Чонгука слишком много. Если я ветер, то он свет, а солнечный или лунный, уже не важно, хотя ему подходит больше второй. Его много, но и его же недостаточно, чтобы заменить своим присутствием рядом – все. Мы забываемся, что нельзя верить односторонне, но оба верим в то, что хотим, не испытывая на себе «обоюдное». - Надолго? – необычный вопрос от меня ему нравится, а пока я жду ответ от него, надумываю, когда сказать о том, что это конец. Я выберу не его, вместе с городом, о котором также когда-то грезила, а Прагу, потому что хочу действовать на шаг вперед, или же на большее расстояние от него. - Пару недель. Он лгал, когда говорил, что от меня пахнет свободой. Он лгал, потому что знал, что если признается в том, что любит не мой запах, а с недавних пор, меня – я отвернусь. И он был не один, кто ушел на дно с головой. Я касалась его в ответ и любила видимо настолько крепко, что впервые отказалась от возможности слукавить, что во всем виноват только он. В нашей первой и последующих встречах. Он находил меня, потому что я ждала. Маячок этот был хоть и невидимым, но всегда при мне. Что за глупость? Мой сценарий превратился в любовную сонату, каждая часть в которой требовала своей корректировки и тщательного вмешательства.***
Он заказывал билеты на двоих. Я изображала на лице восторг, пока липла к нему, запивая привкус отчаяния и боли вином. Кофе больше не успокаивало. Мой рейс в Прагу был на пару часов раньше. Чонгук не догадывался и не знал. Я уговорила его приехать в аэропорт пораньше. Нет, он сам предложил выехать за пару часов, чтобы разобраться с багажом и еще раз успеть поесть перед тем, как… Он вышел поговорить по телефону, когда я оставила ему записку и свои очки, вместе с тонкой цепочкой, которую проносила все время, пока мы были вместе, на своей лодыжке. До конца моей регистрации оставалось не более двадцати минут. Я словила такси, на следующей улице, покинув ресторан через запасной выход. Еле успела забрать свой багаж, пару раз перепутав цифры кода. Я даже посмеялась, забегая последней на посадку, но смех мой был горький и отдавал… Я пыталась забыть его в Праге. Я пыталась забыть все, что с ним связано. Я хотела найти свое место, а не любовь всей жизни. Да и был ли Чонгук тем самым? Вопрос с перчинкой, которая щекочет нервы. Зачем я выбрала Берлин? Знаю, точно знаю. Он не был в его планах. Я была уже на два шага впереди. Это не правда. Все произошло потому что… Меня накрыло так внезапно. Думала, что умру. Вспомнила о друзьях и о былом. Убила не ностальгия даже, а то, что не с кем поделиться. Всем.Человек опасен в эмоциях, когда его заполняют до конца.
Чонгук вот меня заполнил, а я вместо того, чтобы удержать его – отпустила, не дав шанс зацепиться. Вцепиться в себя мертвой хваткой, привязать к себе и не отпускать. Я начинала ненавидеть то, какой актрисой была. Зашла в соцсеть, за долгое время своего отсутствия, набрала тонну всего: начиная от гнева до любви к своей персоне. Решила почитать все потом, отобрав только «важных». Чонгук маячил там тоже, как-то не по себе стало. Маячок мой оказался бракованным, а он умнее. Увидела его профиль и все пошло по одному месту. Точнее увидела я в его профиле себя, и вот тогда точно мир стал черно-белым. Выключила телефон для экономии зарядки, решив, как всегда, действовать на ощупь. В Берлине проездом была Сора со своим парнем татуировщиком, о чем рассказывала ее история к инстаграмме. И это стало второй причиной, почему я в срочном порядке должна была поехать туда. Я не поделилась ни одной историей, когда встретилась с девушкой. Мы были подругами вроде, если то, что она прилипла ко мне еще с последнего года школы, можно было таковым назвать. Ее парень смотрел на меня все также с пренебрежением, а мне было плевать, когда я вклинилась в эту парочку. Мне было плевать до того, как… Чонгук не был в ярости, его скорее окутывала холодная безжизненная тьма. Свет погас. И это было хуже любой злости. Меня тряханули его руки, которые вцепились в мои предплечья. Он не отчитывал, как неразумного ребенка, он смотрел. Одним взглядом прожигал до костей. - Почему? Он забрал мой «первый раз». Первый раз, когда я не смогла ответить на этот вопрос.«Потому что люблю тебя» - как банально. «Потому что не хочу с тобой» - не правда. «Потому что я глупая» - ближе к правде, но банально.
Слезы, мазнувшие щеки, заставили его отступить. И все же, я села в лужу еще глубже, когда осела на асфальт и закрыла лицо руками, спросила его: - Зачем? Мы действительно умели бросать друг в друга вопросы, ответ на которые и сами знали. Какое лицемерие. - Если ты хотела все закончить, то могла хотя бы для приличия поставить меня в известность, но спасибо за пустое место во время полета. Смотреть на него было… Замолчал, но я и так понимала, что поступила очень жестко. Никогда не думала, что назову себя мерзкой. Я не верила в будущее и не ссылалась на карты таро, луну или прочую ересь, но тогда почему я не верила в наше будущее с Чонгуком? Не верила. Как говориться: он слишком, а я очень. День назад я напивалась со своей подругой, говоря, как все осточертело, но и домой возвращаться не хочется. День назад, я почти призналась в том, что боюсь не мужчин, а своего пренебрежительного отношения к ним. Все, что дальше конфетно-букетного – пытка. Видимо, во мне все же было что-то и от отца. В тот день он рассказал о себе чуть больше, чем мне нужно было. Он говорил, а я не слушала, скорее засыпая под его голос. Теребила его пальцы на руках, и рассматривала гладкую кожу. Никаких ссадин уже не было, значит, времени прошло много. Была ли я с кем-то так долго раньше? Нет. Но и таких странных отношений у меня никогда не было. Я проснулась в кровати, в полном одиночестве, пока не присела и не заметила его, опирающегося о косяк двери. Чонгук не приближался, не пытался задавить своей «любовью», лишь наблюдал, ожидая от меня окончательное решение, как от судьи. В его руках не было камеры, и я благополучно забыла о ней. Месяц. Он и я, без какой либо страсти к вещам. Только друг к другу. Я смяла белесое одеяло, натянув то на голову, и упала обратно, отсвечивая своими голыми лодыжками. Он подхватил меня поперек, своими загребущими руками. Закружив в воздухе, закинув на свое плечо. Я действительно смеялась, потому что вдруг заразилась от него этим «все хорошо», «все, как и в Неаполе», «мы вместе».***
Я вернулась в ту же кофейню, в Сеул – одна. В ту же кофейню, к тем же людям. И Чон Чонгук был «тем же» и «тот же». Я никогда не жаловалась на свою память, но его не запомнила. Не знала даже, кто он такой «до». Сора прислала фото спустя два дня, переснятое со школьного альбома, со словами: «разве не похож?». Я Чон Чонгука не знала «до», только «после». Меня Чон Чонгук очень хорошо знал «до», может поэтому случилось и «после»? Я бы его не узнала, но потом… «Тот мальчишка, тот тихоня в очках, который боялся тебя до дрожи в коленях и шугался, как полоумный…» Да таких, как он, была тьма, но Чон был и правда забавным. Я забыла его, да и не вспомнила бы, потому что к последнему году забила на всех и взялась за учебу. А он вроде снял очки, и привлек к себе даже внимание, но на мне его все равно было больше. Не мои слова. Все из слов Соры. Откуда она его знала? «Да все знали, что родители у него богатые, он, как и ты перевелся к нам из обычной школы...» Ах, да, моя циничность возросла еще и от того, что я заканчивала школу в кругу отбросов, которые не знали слова «мораль» и «совесть». Хотя, это позволило мне слегка потушить свой пыл. Это не важно. Уже не важно. Как только этот песок попал мне в глаза, в моей голове заела пластинка о лжи. Как только я прибыла в Сеул, я… Мне не хотелось мести. Друзья, которые следили за событиями моего «личного» - меня не беспокоили. А он, просто потерялся там. Я оставляла его с носом слишком часто, может и не зря. И все же, это не я была на два шага впереди, а он.***
Темно и холодно. А на деле, я просто забыла одеться потеплее, примчавшись чуть ли не со щеткой во рту к двенадцати на смену. Видимо, во всем виновата ответственность и моя любовь ко сну. Я хотела вновь влиться и поставить на первое место «простые вещи», очистить свою карму и перестать быть актрисой. А по профессии я сценарист, который навсегда бариста. А по факту, я заноза в заднице, которая не любит вопрос «почему», от таких милых, как Пак или бывших тихонь, вроде Чонгука. В вагоне метро не так много людей, ведь время уже не летное. Могу даже сейчас представить, как мы сидим друг напротив друга, прячась от жары в метрополитене Берлина. Смотрим друг на друга, кто первый улыбнется, тот проиграет. В вагон набегают люди и мой обзор закрывают. Я не думая долго, встаю на ноги, якобы уступая место другому человеку, но другие лица меня не волнуют, только его. Он тоже встает. Мы приближаемся друг к другу почти синхронно. Шумно, и сквозь этот шум, я не слышу, как он говорит мне то, что я нужна ему. Я не любитель читать по губам, особенно по его, ведь когда смотрю на них, внутри вырастает лишь желание дотронуться до них. Еду в полупустом вагоне, а напротив уже никого. Он появиться, я чувствую, но что с этим делать дальше? Миную улицу, чтобы выйти на свою. Я скажу ему пару ласковых, и пошлю куда подальше. Новенький телефон вибрирует в кармане не вовремя. Читаю поверх строк.«Я люблю капучино. Вкус не важен, но я понял, что смесь 70 и 30 – мне нравится больше всех. И… Ik hou van jou.* Я хотел бы быть воздушным змеем в твоих руках. Je t'aime.* Сердце Италии совсем не Рим, а Неаполь. В вечном городе тебя легко потерять, а ближе к воде – легко найти. Ti amo.* Твои слезы не стоили меня. Лучше смейся. Твой смех всегда был самым заразительным. Ich liebe dich.*
Если ты посмотришь на меня снова, я сойду с ума, потому что по-другому невозможно. Я…»
Он стоит у моей машины, ко мне спиной, но даже этого достаточно, чтобы я поняла, что это он. Я скажу ему пару ласковых и пошлю куда подальше, но сердце в грудной клетке отбивает ритмы щелчков затвора его камеры. Я читаю и его эмоции между строк, потому что иначе захлебнусь от переизбытка всего и сразу. Чонгук. Видимо произношу вслух, но он не оборачивается. Подхожу к нему сама, и, остановившись рядом, беру его за руку, переплетая наши пальцы. Еще шаг вперед, ближе к месту, что называю домом. Натягиваю его руку, как струну. - У меня один отец, и тот блудный. Один сосед, которого я считаю отличным человеком. Одна съемная квартира, потому что в тот пустой дом возвращаться нет никакого желания. Одна кошка, которую подкармливаю на досуге. Одна машина, которую ценю больше, чем дружбу. Один девиз по жизни, состоящий из слов покойной бабушки, которая воспитывала меня с малых лет. Одна безлимитная кредитка, которая вселяет в меня надежду взлететь в воздух и приземлиться в другой галактике. Одна спорная черта характера. Одна любовь к кофе и, наконец, одно сердце. Чуть оборачиваюсь, чтобы столкнуться с его улыбкой, которая из грустной переросла в нахальную. - Предложение эксклюзивное. Берешь все? - Мне от тебя нужно только одно, которое последнее. Его ребристый голос пробирает до внутренних стонов. Моей обиды не хватит, чтобы и в этот раз сбежать из его крепких объятий. А вообще, обижаются только дураки. А влюбляясь – ими становятся. Снова какая-то околесица, но…Я его крепко, и на всех языках. Он меня крепко к себе – расположил, привязал, в себя влюбил.
- Взаимно, - шепчу в его губы, у которых вкус не сигарет, а кофе.Я искала свое место, а не себя. А он, видимо, искал свой кофейный вкус. Наши дороги сплелись гораздо раньше, чем я поняла, что не быть мне актрисой, и от любви, все же, не убежать. А я все такой же сорняк. Во мне 30% противоречия, и 70% от него – идеальный вкус.