Очная ставка

Что испытывают люди, идущие на казнь? Что испытывают люди, проведшие последние дни в тишине, в одиночестве и в мрачном обществе самих себя? Что испытывают люди, осознавая, что их конец близок? Азирафаэль не знает, но она испытывает облегчение с напряжением: эти жуткие семь дней наконец-то подошли к концу, ожидание завершилось, а для неё это ожидание было хуже самого процесса — сидеть, ждать, думать, переживать, представлять, как это может быть, содрогаться от собственных фантазий и предвкушения неизбежного. И самое ужасное — понимать, что там будет Кроули, который несомненно выразит своё отношение ко всему происходящему. В душе ангела ещё живёт надежда, что Кроули каким-то образом удалось сбежать, но она понимает: это просто невозможно, по крайней мере, без посторонней помощи, а ангел сильно сомневается, что демону может оказать эту самую постороннюю помощь ещё кто-то, кроме неё. Да и она не может: ей самой бы сейчас не помешала эта посторонняя помощь. Азирафаэль ощущает облегчение, ведь наконец-то время иссякло. Но в тоже время она чувствует напряжение из-за предстоящей встречи с Кроули и последующей смертью. Перспективка совсем не радостная, знаете ли. В такой ситуации, в какой оказалась Азирафаэль, люди обычно делятся на две категории: те, что радуются концу, ибо сидеть в камере больше сил нет, и те, кто готов до конца своих дней просидеть в камере, только бы не смерть. Азирафаэль же относилась явно к первой категории, ибо её «до конца» могло длиться вечность, ведь жизни ангелов бесконечно длинны и абсолютно бессмертны, в отличии от душ, так что девушка не была готова провести вечность в той комнате. Если для людей вечность в жизни воспринимается как, максимум, лет сто, то для ангелов и демонов вечность — намного больше. Вечность — череда дней, которые в пресловутом порядке следуют друг за другом, сменятся, безлико протекают. И если их проводить в одиночестве, закрытой белой комнате с одним единственным окном, которое будет тебе напоминать о существовании целого красочного и живого мира, то вечность покажется невыносимой бесконечностью мук и страданий. Так можно и с ума сойти. По этой причине Азирафаэль и относится к той категории, которые ощущают облегчение, идя на казнь. Она дрожит и чувствует, как падает камень с плеч: роковой день настал. Азирафаэль проводят по коридорам первого этажа здания и пропускают в огромное белое помещение, как и всё вокруг. Похожая на огромный склад с высокими решетчатыми окнами, комната разевает пасть перед ангелом и, когда та переступает её порог, просто проглатывает своих посетителей в тишине, в белизне и в свете, который от чего-то кажется тусклым, но режущим глаза. Внимание Азирафаэль привлекают два одиноких стула, стоящих друг напротив друга. Ангел замирает на миг, пытается понять, что же будет. Она ожидала сожжения на костре, отсечения головы или чего-то подобного. Но… Два стула? Прошу прощения: что? Азирафаэль в глубоком замешательстве, но мешкать ей не позволяют: Гавриил подталкивает в спину, мол, иди давай. Девушка на миг коротко оглядывается, и спешно идёт. Ангел не знает, что её ждёт, она не знает, что ей делать, она просто подходит к одному из стульев и беспомощно смотрит на своего начальника. — Садись, — громогласно командует он. Азирафаэль не отвечает, она просто исполняет приказ. Аккуратно садится на стул, немного подгибая под него ноги и выпрямляя спину, кладёт ладошки на колени. Девушка несколько секунд молчит, окидывает взглядом безмолвную комнату, оглядывается через плечо и, убеждаясь, что здесь только она и Гавриил, удивлённо спрашивает: — А где Михаил? — Сейчас вернётся, — кратко бросает Гавриил, продолжая неподвижно стоять в ощутимом и распространяемом по всей комнате напряжении. Мужчина кладёт руки на спинку стула, а Азирафаэль вновь выпрямляется, ровно сидя на стуле. Они молчат. Молчат долго и упорно, и больше никто из них не собирается говорить, лишь тяжёлые, не читаемые и давящие на небожителей мысли зависают в воздухе. Проходит минута, две, три… Тишина всё так же неподвижно висит и душит, ангелы молчат: ничего не меняется. Азирафаэль пытается понять, какой же вид казни её ожидает, но эти спутавшиеся мысли, эта громкая тишина, это безумное молчание заполнили собой всё пространство, они вытесняют всё инородное из комнаты, и Азирафаэль чувствует себя тоже инородной: ей кажется, что сам воздух хочет вышвырнуть её за порог и с демонстративным хлопком закрыть за ней дверь. Азирафаэль лень думать, она устала гадать и переживать. Будь, что будет. Ангел тяжело вздыхает, не замечает заинтересованного взгляда Гавриила на себе, и молчит. На большее она сейчас не способна. Большего она не желает. Дверь открывается, слышится ругань. Азирафаэль широко распахивает дымчато-голубые глаза, очевидно, она так устала и ушла в себя, что не слышала оглушительное шипение демона и заметила его лишь тогда, когда того притаскивает Михаил и не сажает, а буквально кидает на стул. Кроули тут же пытается подняться, но крепкие ладони Михаил ложатся на плечи демона и останавливают его, осаживая обратно: Кроули падает на стул и вольготно, словно он вовсе и не в плену у своих врагов, а на какой-то пирушке, откидывается на спинку стула, так сильно щурится, что его ядовито-жёлтых глаза почти не видно. По Кроули и нельзя сказать, что он беспокоится, но Азирафаэль знает его больше шести тысяч лет, и она видит, как он нервно озирается по сторонам. Она видит, что демон весь на иголках. Впрочем, как и она сама. — Что тут происходит? — разрезает тишину Азирафаэль, — зачем здесь… Кроули? Но не успевает никто из архангелов ответить, как Кроули опережает их всех, в его голосе слышится пафосный вызов: — А ты что, не видишь? Азирафаэль неуверенно взирает на демона и в конце концов, разводит руками. — Нет. — Я тоже, — Кроули растерянно пожимает плечами и наклоняется вперёд, облокачиваясь локтями на колени: он оборачивается и смотрит на Михаил, — так что тут происходит? — Мы хотим задавать вам пару вопросов, — холодно отвечает девушка, — вы… — Ах, так парочка вопрос-с-сов значит? — шипит демон, — пароч-ч--ч-чка, да? Сперва вы врываетесь в дом Азирафаэль, потом… — Кроули, — тихо зовёт Азирафаэль, понимая, что демон сейчас взорвется, его голос становится всё более громким и шипящим, он даже не пытается сдержать своё возмущение, пока девушка пытается остановить его, — Кроули… — … вырубаете её, а затем и меня… — Кроули… — …бес-с-сцеремонно похищаете нас-с и держите не понятно где… — Кроули! — …а в итоге нич-ч-чего не объясняете и приводите вот в эту пус-стую комнату и ус-страиваете нам чуть ли не очную с-ставку! Допрос-с с пристрас-стием! Только электрического утюга не хватает! Или, с-стойте, он всё-таки у вас есть? Вы его с-спрятали от нас-с, верно? Шипение становится всё сильнее и сильнее, голос демона понижается, но звучит громко и в нём слышится жуткое негодование, приправленное острыми нотками сарказма. Даже Азирафаэль улавливает их, хотя она и сама не всегда понимает тонкую иронию Кроули. А вот архангелы и сейчас не понимают. — Какой утюг? — спрашивает Михаил, — зачем? — Бельё гладить? — предполагает Гавриил, — ведь именно для этого и нужны людям утюги. Азирафаэль тяжело вздыхает, видя хитрый прищур Кроули. Она уже понимает, чем грозит всем окружающим такое выражение лица демона. Цирк уехал, а клоуны остались. И клоунами демон сделает архангелов. — Сейчас начнется, — бубнит она себе под нос, пока Кроули наигранно-испуганно восклицает: — Что? Как? Вы не знаете? Заметив растерянные выражения лиц архангелов, демон усмехается и продолжает говорить с самым умным видом, на который только способен: — Утюгами гладят — это вы верно заметили. Но люди тоже любят ласку. Людям тоже нравится, когда их гладят. Вот и людей с недавнего времени стали гладить утюгами, знаете, такое специфичное выражение любви. И в подтверждение своих слов Кроули кивает головой, мол, всё именно так и обстоит. А архангелы переглядываются, они задумываются над словами демона. Наивные, верят. — Кроули, — устало говорит Азирафаэль, — хватит… — Хватит? — он одаряет её взвинченной и раздражённой улыбкой, — хватит, да?! Значит, хватит?! Хватит?! То есть они нас похитили, ограничили нашу свободу действий, они лишили нас гражданских прав, покусились на свободу и независимость личности, и после всего этого ты хочешь продолжать плясать и петь под их… эээ… Как там люди говорят? Подо что они пляшут? Э, ну ладно… В общем, ты хочешь продолжать играть по их правилам, подчиняться им?! Азирафаэль лишь продолжает улыбаться, не отвечает. Кто бы мог подумать, что демон может так яро выступать за естественные права человека? На сколько знала девушка, Кроули когда-то близко дружил с Локком… — Да ну нафиг! — восклицает он, — ты как хочешь, оставайся в этой долбанутой компании хоть до конца вечности, а я сваливаю! Мне и дня тут хватило! — Недели, — кратко замечает Азирафаэль, — сегодня воскресенье. Кроули хочет что-то сказать, но на несколько секунд он так и замирает с открытым ртом. Недели? Серьёзно? Мужчине не верит в это, не верит в то, что он проспал целую неделю и что она прошла в одно мгновение, буквально по щелчку пальца — раз и всё, кончилась она уже, воскресенье сегодня. Но в конце концов, он не говорит, а просто пораженно выплёвывает: — Что? — Ты здесь неделю, — с расстановкой поясняет Азирафаэль, — семь дней. Ты проспал — ты ведь спал? — семь дней. Демон сидит и смотрит на ангела, а в его голове тихо крутятся шестерёнки, они похрустывают и иногда заедают, но в целом справляются с их работой: они воспринимают, переваривают и осознают полученную информацию. — Заш-ш-шибись, — после долгой паузы шипит Кроули, — тем более я с-сваливаю отс-сюда! Мои растения наверное уже все увяли! Чао! Кроули хлопает руками по коленям и резво поднимается, но ему на плечи вновь давят руки Михаил, и он не в силах сопротивляться такому натиску: с тихим «оооой!» Кроули вновь садиться на стул, но не сдается. Мужчина пытается подскочить, но теперь он даже не успевает распрямить свои ноги, как начинает ощущать тяжесть на плечах, которая буквально заставляет его сидеть. Железная хватка. Спустя пару таких попыток покинуть помещение демон опускает руки и опять разваливается на стуле. — Окей, — с немного пришибленным видом и выражением полного недо-пофигизма на лице сообщает он, — свалить не удалось. — Я заметила, — говорит Азирафаэль, — ты хоть выспался? — Значит, я спал неделю, — отвечает вопросом на вопрос Кроули, — целых семь дней, а не сутки? — Именно. — Хах, понятно, — напряжённые мимические морщинки на лице демона разглаживаются, он поудобнее разваливается на стуле и усмехается, — ну, поспать я люблю. Весь девятнадцатый век проспал. — А, точно, — на лице Азирафаэль появляется лёгкая улыбка, — и как тебя только угораздило так? — Было скучно, — в глазах Кроули играет весёлый огонёк, — и я решил вздремнуть, — он тихо смеётся, — а ты сама как? — Нормально вроде, — Азирафаэль пожимает плечами, — сидела в комнате, смотрела в окно. Ничего интересного. — Ааа, — весело тянет демон, заваливаясь на спинку стула и уже начиная качаться на нём, — как тогда, во Франции, когда тебя чуть не развоплотили, верно? Хорошо, что я мимо проходил, а то не владеть тебе больше этим белокурым телом. — Так что там с утюгами? — прерывает их милую беседу Гавриил, — люди любят, когда их выглаживают? И давно… у них такая тенденция? — А, да нет, — Кроули машет рукой, — нет такой тенденции и никогда не было. Гавриил вопросительно вскидывает бровь, а Михаил опускает голову и смотрит на макушку демона не менее удивленно. — Забудьте, что он сказал, — мягко говорит Азирафаэль, оборачиваясь через плечо на Гавриила, — он просто пошутил. — Именно! — вскрикивает Кроули, — от утюгов у людей на коже появляются ожоги, так что, — он чуть сжимает губы и разводит руками, — я пошутил. Вот и всё. И тут же получает по голове от Михаил. И надо сказать, что рука у неё тяжёлая, так что демона хорошо так достаётся. Кроули чуть дёргается, потом потирает ушибленное место и оборачивается к девушке позади себя, недовольно сводя брови. — За что? — За глупую шутку, — ледяным тоном сообщает она, — не смешная шутка. Даже жестокая. — Ну, — тянет Кроули, а потом резко оборачивается обратно к Азирафаэль, — не очень и жестокая, верно, ангел? Бывали хуже. — Чёрный юмор, — мрачно изрекает Гавриил, — чёрный. — Ага, чернее некуда, — с иронией замечает Кроули, — да, ну не… Не чёрный. До чёрного ему далеко, он быстрее белый или, на крайний случай, серый. Я же не шутил про ваших умерших бабушек и дедушек, верно? Так что ещё совсем не чёрный, но если хотите, я могу пошутить. Так, что там про бабушек? Вот, слушайте. Удобно вашим бабушкам в гробах лежать? Тепло им? А когда вы собираетесь заглянуть к ним на чаек? — он окидывает жёлтым взглядом всех присутствующих, которые остаются равнодушными, абсолютно безучастными и не разделяют его «остроумной» шуточки, а потом он обречённо щёлкает пальцами, — чёрт… У вас ведь нет бабушек и дедушек? Совсем забыл. Не удалась шуточка. — Так, ладно, — сообщает Гавриил, — просто отвечайте на наши вопросы. Что вас связывает? Азирафаэль неуверенно переводит взгляд на демона: девушка не знает, что именно их связывает. Ничего или что-то? И как это что-то назвать? Товарищество, партнёрство, знакомство, дружба? Что конкретно из всего этого? Только вот ангел так и не находит ответа в глазах Кроули: как и она, тот сидит, задумавшись и чуть склонившись вперёд. Азирафаэль не может даже предположить, что творится в голове у этого демона: как он просчитывает ответ, чтобы выйти сухим из воды. Наверное, он упорно думает, какой ответ бы максимально устроил архангелов и не нанёс вреда ни ему и ни Азирафаэль. А может, он даже пытается предугадать следующие вопросы и придумать выгодные ответы на них, разыграть словесную партию шахмат… — Дудка, — неожиданно говорит Кроули, всё ещё так же задумчиво смотря в пол, — дудка. — Что — дудка? — спрашивает Азирафаэль, смотря на демона, — Кроули? — Плясать под их дудку — вот как говорят люди! — восторженно сообщает мужчина, поднимая взгляд на Азирафаэль, — я вспомнил! Плясать под их дудку! — Ты как всегда отвлекаешься, — вздыхает ангел, — ты неисправим. — А я и не собираюсь исправляться, — Кроули пожимает плечами и одаряет ангела обезоруживающей улыбкой, — я такой, какой есть. Прошу любить и ж-ж-жаловать. — Отвечай уже, — требует Михаил, поднимая руку, но не успевает она ничего добавить, как демон втягивает шею и чуть наклоняется вперёд. После небольшой паузы, во время которой Михаил зависает от непонимания происходящего, Кроули оборачивается на неё и говорит: — А я думал, что ангелы хорошие, им не положено других избивать. — Избивать? — спрашивает Михаил, — но я не собиралась… — А рука? — говорит Кроули, — она всё ещё поднята. — А, это… — ангел поспешно опускает руку, — это… Просто… Жест. — Ага, — с сарказмом сообщает демон, вновь разваливается на стуле и смотрит на Азирафаэль, — конечно, просто жест. Она меня ударить хотела! Ангел, ангел! На помощь, меня сейчас изобьют до полусмерти! — Главное, — сообщает Михаил и действительно даёт лёгкий подзатыльник Кроули, — чтобы не до смерти. — Оаоаоаоаоа! — вскрикивает демон, округляя на миг глаза, но потом вновь щуря их, — ты видела?! Видела это?! Меня ударили! Меня! Ударил! Ангел! Понимаешь: ангел?! Ух, дьявол ты мой, что с этими ангелами не так, почему они такие жестокие?! — Демонов можно бить, — сообщает Гавриил и жестом показывает Михаил успокоиться, — хватит пустых разговор. Отвечайте по существу. Что вас связывает? — Пфффф, — Кроули скатывается, буквально стекает по стулу и говорит, — да в общем-то ничего и всё сразу. На миг все молчат, пытаясь понять смысл сказанных слов, таких противоречивых друг дуру и совершенно неконкретных. Первым смысл доходит до Азирафаэль. — Точно выразился, — сообщает она, — очень. — А можно пояснить? — спрашивает Гавриил, — а то… слишком абстрактно ты говоришь. — О, конечно, — на лице демона появляется хитрая ухмылка, он по-хозяйски откидывается на спинку стула и закидывает ногу на ногу, щурится, — она ангел, я демон. Мы естественные враги, нас просто не может ничего связывать. Но именно это «ничего» нас и связывает. Если опустить некоторые рабочие моменты, как, например, то, что писать отчёты — жутко нудно и скучно, то мы имеет ещё две точки соприкосновения. А именно: мы два бессмертных существа, отправленных на Землю для выполнения некоторых работ; мы с самого сотворения Земли находимся на ней; и в конце концов, нам нравятся человеческие изобретения, сами люди и жизнь среди них. Ну, а ещё шесть тысяч лет знакомства, конечно, и решение общей проблемы в виде Армагеддона, который, слава дьяволу, не произошёл, нас определенно сблизил до некоторой степени. Так всегда случается: несчастье сближают существ лучше, чем счастье. — А ещё, — добавляет Азирафаэль, — на Земле не так уж много тех, с кем я могу обсудить тяжёлую жизнь, Непостижимый план и вообще своё длительное существование. — О, — говорит Кроули, — хорошо сказано, ангел. Азирафаэль в ответ лишь мило улыбается как всегда своей наивной и немного смущённой улыбкой. Привычные жесты, привычные слова, привычный собеседник. Разве что непривычная атмосфера — и даже больше: совсем нежеланная. — Тяжёлую жизнь? — с угрозой в голосе спрашивает Михаил, — тяжёлую?! Ты же ангел! Ангел — ты несёшь благую весть, творишь добро и сеешь в сердцах людей любовь ко всему сущему, ты побуждаешь их на благие дела! И это по твоему — тяжёлая жизнь?! Да ты должна быть благодарна Небесам за то, что ты ещё носишь такое почетное звание — ангел! — Ну, — девушка неловко хлопает глазами, — шесть тысяч лет нести благую весть и вершить благие дела, да ещё и побуждать людей на благие поступки достаточно утомительно. — Она намекает на отпуск, — устало говорит Кроули и добавляет, — и между прочим, вы не можете лишить Азирафаэль звания ангела. Это произойдёт только в том случае, если она Падёт. Но на сколько я знаю, Пасть довольно сложно в наше время, это раньше Господь пачками сбрасывал ангелов с Небес Вниз, а теперь… — обречённый взмах рукой и тяжёлый вздох, — эх… А теперь ангелам сходят с рук даже самые настоящие злодеяния, которым любой порядочный и уважающий себя демон позавидует. Так вот, я к тому, что Азирафаэль с Неба вы скинуть не можете. Сама она скинуться тоже не может. А шанс того, что её скинет Он, настолько маловероятен, что о нём даже думать не стоит. Михаил тихо фыркает, Гавриил хмурится, смотрит на свою коллегу напротив, руки которой все ещё покоятся на плечах демона. Ему совсем не нравится такая наглость Кроули, хотя, чего он ожидал? Кроули же демон, ему положено быть таким, по его мнению, навязчивым, бесцеремонным, бесстыдным, наглым и противным во всех отношениях. — А какая конкретно у вас связь? — задаёт Гавриил очередной вопрос, — любовная? Азирафаэль аж давится воздухом от таких слов: кашляет. А Кроули тихо смеётся, немного сползает вниз на стуле. — Нет, конечно, — говорит он с ухмылкой, — мы друзья, дружеская связь. Хотя, конечно, она никак этого не признаёт, говорит, партнёрские отношения. Вот недавно согласилась на то, что мы товарищи. Может, этак ещё через пару тысячелетий она наконец-то повысит меня до должности её друга. Мы друзья, но называемся товарищами, верно, ангел? — Да, — выдавливает из себя Азирафаэль. Её нервы и так на пределе, уже не выдерживают, она может лишь наблюдать за оживлённым диалогом и иногда вставлять свои краткие реплики, — всё именно так. — Значит, эдак через пару тысячелетий, — невозмутимо продолжает парировать Кроули, — ты признаешь во мне закадычного друга? Азирафаэль смотрит на демона, неловко улыбается, хочет свести всё к шутке, сказав что-то вроде «разве только не закадычного», но так и не говорит: не успевает, её опережают. — Ага! — воодушевлённо вскрикивает Михаил, — врёшь, демон! — Кроули, — говорит этот самый демон, — меня зовут Кроули. — Врёшь! — продолжает Михаил, — до этого ты говорил, что у вас всё было! — Что? — хором спрашивает Кроули с Азирафаэль. Но потом демон добавляет: — Когда это я такое говорил? Не-не-не, у нас ничего не было, не есть и быть не может. Я, конечно, демон, но не настолько же низко я пал, чтобы соблазнять собственного друга. По осуждающим взглядам архангелов Кроули понимает, что они считают иначе: он на самом дне. Хотя вот сам Кроули полагает, что должны существовать уровни Падения, и он Пал не на самое дно, он так, поверхностного Пал, на один из самых высоких слоёв Падения. — Я вообще не хотел Падать, — тихо фырчит он, скрещивая руки на груди в защитном жесте, — просто попал в дурную компанию. — Так, стой, — говорит Азирафаэль, — когда это было у нас? Почему я не помню? — Представляешь, ангел, — ехидно замечает Кроули, — я тоже не помню. И не было у нас-с ничего! Не представляю, что несут эти… — он морщиться и выплёвывает, — с-с-существа. Напряжённо вглядываясь в лицо демона, Азирафаэль пытается понять, врёт он или нет, действительно ли могло быть между ними что-то или нет. Она всматривается в лицо мужчины, заведомо зная, что он может обвести её вокруг пальца, если захочет, но она всё равно верит ему, доверяет. Он — единственный, кто сейчас на её стороне. Девушка смотрит в сощуренные от слишком яркого света чувствительные глаза собеседника, видит в них немую мольбу о доверии, о понимании — она видит, что демон и сам в шоке от такого заявления архангелов. И всех этих мелочей достаточно, чтобы Азирафаэль сделала вывод: он не врёт, ей он говорит правду. Ангел облегчённо вздыхает и позволяет себе немного расслабиться и успокоиться. Выходит плохо. — На допросах, — поясняет Гавриил, — на этой неделе, ты сказал, что было. В среду, кажется. — Ага, — уже радостно говорит Кроули, и на его лице вновь появляется злорадная улыбочка, — вот оно как. Что ж, вы, ребята, молодцы. Допрашивать впавшего в спячку демона — это прекрасная идея! И действительно, я ведь в сонном состоянии, когда мне хотелось только спать, а на остальное было наплевать, вдавался в вопросы и отвечал исключительной правдой. Ха! Дьявол! Я даже не помню, что вы там у меня спрашивали! Мне просто хотелось поспать, а вы толкали меня. Вот гады, а, ангел? — Кроули подмигивает Азирафаэль, — не дали бедному мне выспаться как следует. А отпуск так сложно выбить в Аду, знаешь, эх… Вот, испортили мне отпуск. Кроули замечает растерянность на лице Азирафаэль, она понимает, что он шутит, но не может придумать ответ, а вот надзиратели-архангелы на столько удивлены речью демона, что их буквально замыкает. Кроули усмехается, он доволен, хотя ему не нравится то, что и Азирафаэль зависает. Мужчина осматривается: белые стены, белый потолок, белый пол. Всё белое — какая гадость! Лучше бы был чёрный, как раз под цвет повседневного настроения и всей жизни демона. Кроули щурится, глаза уже окончательно пересохли, неприятное ощущение. И тут он вспоминает, что люди могут моргать глазами. Вообще, змеиная сущность демона брала своё, и оттого Кроули не моргал. Но сейчас… Сейчас это просто необходимо, иначе, кажется мужчине, глаза просто выпадут из глазниц от такой нехватки влаги. Кроули напрягает мышцы и моргает. Немного неестественно, неуклюже, но всё-таки моргает. Помнится, последний раз он моргал в… Он даже не помнит, в каком году это было. Но это точно было очень давно, до изобретения очков. От моргания Кроули получает странные ощущения. Он повторяет это действие несколько раз и замечает, что хоть глаза всё ещё режет, но им становится значительно лучше: они уже не так сильно горят. Отлично. Кроули вновь окидывает помещение вынюхивающим взглядом. — Кстати, я что-то не помню этих зданий здесь, — говорит демон, — конечно, меня тут не было свыше шести тысяч лет, наверное, многое поменялось, но всё-таки. Откуда они, ангел? — Построили где-то век назад, — отвечает Азирафаэль, — навеяно наступлением индустриальной эпохи. Это, правда, первое и не самое удачное. Зато второе очень хорошо вышло, сейчас там приемный офис. — Ангелы никогда не отличались архитектурными умением, — усмехается Кроули и вновь вспоминает, что надо моргать: моргает, — но не расстраивайся, первый… Ох, опять забыл. Что там первый комом? — Блин? — предлагает девушка, — может быть, блин? — Всё-то у тебя на блинах, ангел! — с упрёком говорит Кроули, но потом чуть ли не подскакивает на месте, — да, точно! Именно! Первый блин комом! — Я же говорила, — сообщает чуть обиженным тоном девушка, — а ты не поверил. — Ладно, ладно, — миролюбиво вещает демон, — моя оплошность. Только не сердись, окей? — Как будто я могу сердиться, — ангел беззащитно пожимает плечами, — конечно, я не сержусь. — Так, хватит! — в конце концов, прерывает их довольно обыденную беседу Гавриил, — быстро отвечайте на вопросы. Что между вами? — Дружба, — кратко бросает Кроули, а хором с ним говорит Азирафаэль: — Товарищество. Ангел с демоном переглядываются и медленно кивают головами, мол, так и есть. Они на одной, на общей, на их стороне. — Что ты сделал с Азирафаэль? — строго спрашивает Михаил, а по коже Кроули пробегают мурашки от такого холодного тона, — живо отвечай. — Ничего, — демон пожимает плечами, на которых уже давно ощущает даже через одежду неприятные ледяные пальцы архангела, — и меня зовут Кроули. — Он ничего не делала со мной, — обречённо говорит Азирафаэль; она уже устала от ответа на этот вопрос и того, что ей не верят, — совсем ничего! — Тогда почему ты считаешь его хорошим? — интересуется Гавриил, чуть наклоняясь вперёд и заглядывая в дымчато-голубые глаза Азирафаэль сверху, — что такое он сделал или сказал, что ты такого странного мнения о нём? Вот теперь в комнате воцаряется тишина. Кроули молчит, он не собирается говорить о своих если не хороших, то, как минимум, не плохих поступках. Кроули смотрит на Азирафаэль, ведь сейчас всё зависит от неё — от неё зависит его безупречная репутация плохого парня и истинного демона; он даже забывает моргать, от чего его глаза вновь начинают гореть. — Я не могу сказать этого, — тихо выдаёт ангел, сжимая руки в замке у себя на коленях и пристыженно опуская взгляд, — просто не могу. — Ангел? — в голосе Кроули звучит искреннее непонимание и удивление, — почему… Почему ты не скажешь? — Потому что, — Азирафаэль всё ещё смотрит в пол, — потому что я не хочу опорочить твою ужасающую послужным списком репутацию и разрушить её вдребезги. Не смотря на яркий свет зрачки Кроули расширяются, а глаза достаточно широко распахиваются. Хотя не надолго, режущий белый заставляет их вновь сощуриться. Демон чуть наклоняется вперёд, пересаживается на стуле и говорит: — Ты… самый добрый ангел, которого я только знал. — А ты знал так много ангелов? — Азирафаэль поднимает взгляд на Кроули и улыбается, — да? — Не так уж и много, — Кроули ухмыляется, перенимая шуточный тон девушки, и весело разводит руками, — по крайней мере, после Падения их число резко уменьшилось. Добрая половина моих знакомых Пала, а другая, оставшаяся на Небе, решила меня убить. — И что же? — Ты единственная, кто не знала меня до Падения и не попыталась убить после него. — Ты тоже не пытался меня убить, — с лёгкой улыбкой замечает ангел, вспоминая их первую встречу на стене Эдема, — кажется, у тебя даже в мыслях этого не было. — Не было, — подтверждает Кроули, — я же говорил: мне сказали, чтобы я поднялся и устроил небольшой скандальчик. Вот я поднялся и устроил. — Хах, и то верно, — на лице Азирафаэль появляется грустная улыбка, — твой «скандальчик» вылился в целую историю. В целых шесть тысяч лет, и он до сих пор продолжается, мы пожинаем плоды Падшего человечества. — Но согласись, — возражает Кроули, — не такие уж и плохие плоды мы пожинаем, а? — Не хочу прерывать вашу прекрасную беседу о плодах, — говорит Гавриил, — а, нет, хотя очень хочу и прерываю. Так вот. Почему ты, Азирафаэль, его считаешь неплохим? — Я не могу этого сказать, — вновь бубнит девушка, — простите. — Ты не можешь, зато я могу, — фырчит Кроули, — значит, так… — Стой, не делай этого! — тут же восклицает ангел, прерывая демона и привлекая внимание всех к себе, — не говори! — Почему же? — спрашивает Кроули, — им же это интересно? Из-за этого они нас похитили. — Нет, не из-за этого, — вздыхает Азирафаэль, — они хотят понять, почему же я не сгорела в адском пламени, и бонусом: почему ты не расплавился в святой воде. Так что даже если ты и скажешь причины того, почему я считаю тебя не конченым демоном, то это делу не поможет. Мы ведь… Мы ведь всё равно не можем объяснить, почему не умерли во время судов, верно? Кроули хмурится, хотя всё же вспоминает про моргание и моргает. Демону совсем не нравится расстановка дел. Они действительно не могут объяснить этот странный феномен того, что они не умерли. Если даже они и скажут правду, то тогда их вновь казнят, причём, Кроули не знает, как там с этим будет у ангела, но вот ему придумают самою изощрённую и долгую пытку святой водой. И повторный подмен у них точно не прокатит. — Ч-чёрт, — недовольно шипит он, вновь по-змеиному раздражённо растягивая согласные. — не можем. Гавриил вопросительно дёргает бровью вверх, смотря на демона. Он ждёт ответа. Кроули перебрасывает ядовитый взгляд жёлтых прищуренных глаз с Азирафаэль на Гавриила. — Я не знаю, почему она считает меня неплохим, — сообщает Кроули, — раньше, до Армагеддона, меня любили в конторе… а, то есть в Аду. Мне даже доверили миссию приглядывать за Антихристом. Так что я передовой демон. — И ты провалил эту миссию, — замечает Михаил, — и Армагеддона не случилось. — Не провалил, — фырчит Кроули, скрещивая руки на груди, — монашки-сатанистки там что-то напутали. Я то тут причём?! — Да уж… — тянет Гавриил, — я так понимаю, что никто из вас не в состоянии ответить, почему же вам не страшен ни адский огонь, ни святая вода? — Нет, — хором отвечают Азирафаэль и Кроули и замолкают, как по команде, ожидая дальнейшего. Если для демона это «дальнейшее» представляется самым размытым и неопределенным образом, то вот для ангела вполне определенным и чётким: казнь. — Кстати, — вальяжно тянет Кроули, — а то деревце, яблонька с запретными плодами всё ещё тут или её ну… — он режет воздух пальцами, чуть свистя, — вырубили там? Я прав? Нет? — Он сжёг её, — вздохнув, говорит Азирафаэль. — Сжёг? — в голосе демона слышится удивление, — когда? Зачем? — Он разозлился и сжёг её на следующий день после изгнания Адама и Евы, — объясняет ангел, — от греха подальше, наверное. Или просто решил уничтожить соблазн. Я не знаю, — в конце концов, девушка сдается и признает, что не ведает причину пожара, — это же Непостижимый план. Его… — …невозможно постичь, ибо он не зря же Непостижимый, — говорит демон с привычным оскалом на лице, — верно, ангел? — Верно. — Эх, а жаль, — вздыхает Кроули, — такая пышная и плодоносная яблоня была. — И красивая, — с тоской в голосе сообщает Азирафаэль. — И памятная. — И единственная в своём роде. — Неповторимая, — грустно добавляет Кроули, но потом уже оживлённо спрашивает, — горела, наверное, сильно? — Сильно, — подтверждает Азирафаэль, — с любого уголка было видно пламя. — И красиво горела? — Ну… — девушка задумывается, — возможно. Лично я испытала ужас. — Ох. А другие растения, животные, ангелы? Горели? Пламя ведь имеет свойство перекидываться ветром? — Вообще-то весь земной Эдем сгорел, — мрачно замечает Азирафаэль, — ты не знал? — Не знал, — Кроули удивлённо смотрит на девушку и забывает моргать: его глаза вновь жжёт и щиплет, — я думал, его просто перенесли Наверх, сюда… — Увы, но нет, — Азирафаэль качает головой, — всё было уничтожено. — Да уж, — фырчит Кроули, — Он как всегда в своём репертуаре. Виноват, по сути, был я и Ева с Адамом. И нет, чтобы обрушить гнев на них, ну, на меня Он не мог его обрушить, я же демон, не подчиняюсь ему, нет! Он обрушил его на невиновный сад и сжёг его. Это прямо как с Великим потопом в Месопотамии. Спасибо хотя бы за радугу Ему. Надеюсь, Он сдержал обещание? — Конечно, сдержал! — горячо восклицает Азирафаэль, — Он больше никогда никого не топил! — Хватит! — кричит Михаил; все замолкают, смотрят на неё, а она молчит, лишь возмущённо дышит. Наконец, архангел переводит взгляд на прищуренные, но от этого не менее ядовито-жёлтые, глаза Кроули и спрашивает, — зачем тебе всё это знать? — Как — зачем? — удивлённо говорит он, — мне любопытно. К тому же моих рук дел, по сути, — демон вновь смотрит на Азирафаэль и продолжает игнорировать раздражённую надзирательницу за спиной, — как думаешь, сожжение Эдема — это плохо? — Несомненно, — говорит Азирафаэль, — это очень плохо. Ты вызвал Его гнев, и это очень-очень плохо. — Отлич-чно, — губы Кроули растягиваются в довольной собой улыбке, и он потирает руками от нетерпения, — я совершил плохое деяние. Отлично! Ооох, если я расскажу об этом демонам, то они офигеют! Это точно! И будут ещё больше бояться меня! Хе-хе-хе! — Не будут, — раздражается Михаил, — не успеют. Кроули не успевает поднять взгляд на архангела и что-нибудь съязвить, как та кивает Гавриилу, и тот щелкает пальцами: в его руках появляется пламенный меч. И теперь глаза демона прикованы к нему, их всё ещё жжёт. «Надо моргнуть, — думает Кроули и моргает, — как же муторно». Демон ни с чем не спутает пламенный меч. И Азирафаэль тоже. Ангел удивленно смотрит на него, когда Гавриил заставляет её жестом подняться и протягивает меч ей. Девушка растерянно смотрит то на меч, то на Гавриила. Но в конце концов, ей просто впихивают его в руки: Азирафаэль ничего не остаётся, как взять меч. В её руках он тут же начинает гореть ещё более ярко. — Не хило пламенеет, — с усмешкой замечает Кроули, пытаясь такой шуточкой скрыть свой страх. Стул из-под него резко выдёргивают, и мужчина падает на спину, правда, его хватают за воротничок и, чуть не удушив этим, ставят на ноги. Спасибо и за падение, и за поднятие Михаил. — Остался ещё один способ снять проклятие демона, — сообщает Михаил, отходя в сторону, к стене, — надо уничтожить того, кто наложил проклятие. И заодно ты таким образом искупишь свой грех и вымолишь прощения. Мы простим тебя, только сделай это. — О, боже, нет… — шепчет Азирафаэль, чувствуя в руках вес меча, — нет, нет, нет… — Да, — в голосе Гавриила слышится какая-то наигранная ласка, — убей его. Он демон, и убить его — твой долг. — А если я откажусь? — робко спрашивает Азирафаэль, — что тогда? — Тогда ты Падёшь, — Михаил пожимает плечами, мол, так и должно быть, — ты Падёшь, а потом… Потом мы вас уничтожим, ведь демонов полагается уничтожать. Азирафаэль с ужасом взирает на горящей меч в своих руках, а Гавриил дружески хлопает её по плечу, таким образом желает удачи и отходит к Михаил: встаёт рядом с ней и присоединяется к молчаливому наблюдению расправы одного друга над другим. Азирафаэль трясёт. Мелкая дрожь подкашивает ей ноги и ловит дыхание: девушка задыхается. Ангел смотрит на горящий меч в руках и не хочет верить во всё происходящее, не смеет отрывать взгляд от оружия, боится посмотреть на Кроули. Она никогда никого не убивала, а сейчас она должна не просто убить, а убить своего друга. Это свыше сил Азирафаэль, она не готова на это. Она не сможет сделать этого, она не хочет этого. — Ангел? — зовёт демон, — ангел? — Кроули? — Азирафаэль вздрагивает и уже почти плачет, боязливо поднимает полный страха и безнадёжности взгляд на мужчину, — Кроули? Голос Азирафаэль дрожит не меньше, чем и она сама. Он дрожит, ломается, обрывается, прячется в бездне тишины и вновь выпрыгивает из неё, срываясь из ниоткуда в никуда. Нотки мольбы слышны в этом женском отчаянном голосе. — Кроули, что… что мне делать? Азирафаэль замечает совсем неважные в данный момент вещи. Крылья. Крылья Кроули. Ангел давно их не видела и сейчас смотрит на них и дивится: какие они тёмные, иссиня чёрные, а перья словно заострённые, и выглядят жёстко. Готический стиль, хрупкая и пугающая работа, можно сказать про них. Они прямая противоположность крыльев девушки: белых, пушистых и мягких. Но Азирафаэль знает, что пусть крылья Кроули выглядит иначе, пусть у них другой цвет и кажется, что они жёсткие, а о перья можно порезаться, на самом деле они тоже мягкие. Не такие мягкие, как крылья ангела, но всё же не железные. Если крылья ангела на ощупь как облака, то крылья падшего — как вата. Азирафаэль замечает всё это, вспоминает, как украдкой потрогала крылья Кроули в четырнадцатом веке и к своему удивлению обнаружила, что они вполне приятные на ощупь, не смотря на то, что сам демон всегда с гордостью утверждал, что его перьями можно перерезать глотку любому человеку, даже ангелу. Но нет, они оказались мягкими. И как же тогда вопил Кроули, когда понял, что его маленькая ложь, его маленькая «приукраска» действительности провалилась, ибо ангел потрогала его крылья. Из-за этого события и ещё ряда причин Кроули терпеть не может четырнадцатый век. Если Азирафаэль придаётся воспоминаниям, которые сами собой мелькают в её голове, как бывает перед смертью у людей, и придаётся бесполезному разглядыванию крыльев Кроули, то вот сам демон занимается иными вещами. Он пытается не поддаться страху. В его голове со скоростью света проносятся мысли. «Если она здесь меня убьёт, то я действительно умру, а не развоплощусь… И, о бож… О дьявол, что мне делать? Я умру? Или нет? Что мне отвечать? Она ждёт ответа, а я не могу даже слова выдавить из себя. Госп… Чёрт, чёрт, чёрт! Так, стоп, стоп, — думает Кроули, глубоко вдыхает и выдыхает, — главное — спокойствие. Мысли трезво. Разложи факты по полочкам. Азирафаэль либо убивает меня и её прощают, либо Падает и мы умираем вместе. Интересно, а возможно ли сбежать отсюда? Хм, наверное, да, но если я сбегу, то тогда Азирафаэль точно Падёт. Значит, побег не вариант. Если погибать, так вместе. Оох… Но ведь всё это из-за меня. Не навязывался бы я ей в друзья целых шесть тысяч лет, она бы возможно, и не стала бы мешать Армагедонну, возможно, с ней сейчас бы было всё хорошо. Конечно, возможно Армагедонн тогда бы наступил, но так или иначе: инициатором дружбы был я. А значит, я и должен понести ответственность за это. Эх, знал я, что ничем хорошим наша дружба не закончится! Хотя это меня не остановило, и я вполне доволен всем тем, что было до этого. Пожалуй, пора покинуть сцену и опустить занавес на нашу с ней дружбу». — Ангел, — тихо говорит Кроули, он сжимает руки в кулаки до такой степени, что костяшки пальцев белеют; он сглатывает застрявший ком в горле, чувствует, что пора моргать, ибо глаза нещадно жжёт, но не желает этого: всё равно бессмысленно, — сделай это. Убей меня. Азирафаэль вскрикивает и чуть не роняет из рук меч, но всё же удерживает его трясущимися руками. Кроули наблюдает за всем этим и липкий страх постепенно отпускает, на его место приходит спокойствие и даже равнодушие. Демон смирился, он чувствует смирение. Давно он не ощущал этого, с тех самых пор как Пал. Правда, смирение перед Ним и смирение перед смертью немного разные вещи. Смирение перед Ним можно охарактеризовать блаженной негой и полнейшей доверенностью Ему, а смирение, которое сейчас испытывает Кроули, быстрее похоже на отчаяние. Тихо, молчаливое, не такое, от которого хочется рвать волосы на голове, а глухое, при котором вздыхают и встречаются с неизбежным лицом к лицу. Его смирение — это безнадежность. — Кроули, нет… — шепчет Азирафаэль, смотря на него, её дымчато-голубые глаза уже затуманены кристально чистыми слезами, — нет, я не могу этого сделать… — А ты сделай! — кричит Кроули, шагая вперёд к девушке, — сделай это, ангел! — Нет, Кроули, нет… — Азирафаэль всхлипывает и делает шаг назад, — я никогда никого не убивала… Я не смогу, я не хочу… Сердца обоих делают тройное сальто и бухаются в пятки, когда Кроули одним прыжком оказывается у Азирафаэль и хватает рукоять меча. Ангел тихо вскрикивает, тянет меч на себя, а демон поворачивает лезвие так, чтобы оно упёрлось ему в живот. Одежда на нём начинает гореть, но эти мелочь по сравнению с тем, что испытывают его ладони: их не просто жжёт, их припекает, Кроули кажется, что на них скоро образуется корочка, какая бывает у запечённых в духовке пирогов. Демонам нельзя дотрагиваться до священного оружия, ведь те действуют на них примерно так же, как и святая вода, сжигают, только в разы медленнее. И вот сейчас Кроули чувствует, как его ладони горят, он уже не уверен, что на них остался хотя бы один кусочек кожи: единственное, на что он надеется, так на то, что плоть ещё не сгорела, ибо запах будет ужасный, и если уж его плоти придется гореть, то пусть хотя бы не до кости. — Да просто убей меня уже! — вопит Кроули, пытаясь проткнуть сам себя пламенным мечом, который крепко держит Азирафаэль: она не даёт ему этого сделать, она всё время отходит назад и тянет меч на себя, а смелости набежать на это оружие у Кроули не хватает, — ты же не хочешь Пасть! Давай! Вперёд! Чёрт возьми, да убей же ты меня! Хватит тянуть! Тебе что, сложно?! Ты же ангел, ты должна уметь это делать! — Кроули, нет, от…отойди от меня! — Азирафаэль захлёбывается в собственных слезах, задыхается в них и не может громко говорить, её шепот звучит задушено, постепенно превращаясь в писк, как у раненого зверька, — отойди, отойди, отойди! В пылу битвы друзья и не замечают, как пристально за ними следят архангелы. Те не сводят с них взгляды, совсем не понимают, почему демон так упорно пытается заставить убить себя ангела. Зато они первыми замечают запах гари и видят дым. Как говорится, дыма без огня не бывает. Правда, о пламенном мече можно сказать, что огонь, но без дыма. Хотя вот сейчас есть и огонь, и дым, и запах поджаренного мяса. — О, боже, Кроули, твои руки! — в ужасе кричит Азирафаэль, видя сквозь дым и огонь, что ладони демона полностью обгорели и уже стали поджаривается, превращаясь в шашлык: от них идёт тёмно-серый дым с приторным запахом гари, — отпусти! Пусть Азирафаэль и была доброй и мягкой, но иногда она проявляла чудеса находчивости, ловкости и скорости. Вот и сейчас проявила. Девушка дёргает меч на себя, разворачивается вместе с демоном так, что тот начинает терять равновесие, и со всей силы пинает его ногой в живот, из-за чего он отпускает руки от меча, отлетает и падает на пол. Азирафаэль с ужасом смотрит на Кроули, который со стоном садится перед ней, а на полу от его рук тянуться следы густой и темной крови. У ангела от такого перехватывает дыхание, глаза резко пересыхают, слезы перестают литься. Девушка взирает на это красное пятно на полу и видит, что именно она причиняет боль Кроули, из-за неё он сейчас схватил пламенный меч и обжёгся. Азирафаэль уже не дрожит, она уверенно держит оружие, горящее священным алым пламенем, и её карающий дымчато-голубым холодом взгляд цепляется за сидящего у ног демона, с каким-то немым удивлением, молчаливой болью и страхом щурившим жёлтые глаза. Азирафаэль вытирает другой рукой остатки слёз с лица, она последний раз шмыгает носом, поднимает голову, смотрит на белый потолок и тихо вздыхает. — Почему ты хочешь, чтобы я тебя убила? — спрашивает девушка и опускает взгляд вниз, на самое дно, где и сидит сейчас Кроули, отданный на её милость, — почему ты просишь этого? Демону страшно. Ужас вновь заползает в его тёмную душу и холодными склизкими щупальцами хватает его, обвивается вокруг его шеи и душит. Кроули готов умереть, вполне готов. Но он готов умереть стоя, а не сидя. Тут, внизу, ему страшно. Он чувствует свою беззащитность и беспомощность перед Азирафаэль. Кроули не хочет умирать, он ощущает этот до мурашек пугающий прилив жизни, демону хочется вскочить и воскликнуть: «Не убивай меня!» Но вскочить он не может, он еле сдерживает дрожь во всём теле, забывает моргать, глаза уже жжёт не на шутку, но Кроули не замечает этого: он ощущает лишь пульсирующую, отдающую во все конечности и исходящую из ладоней боль, а сами ладони — это сплошное сгустки открытых нервов, к которым, не переставая, дотрагиваются пучки оголённых проводов под напряжением. Демон хочет просить прощения, хочет вымолить свою жизнь, но вместо этого лишь кривится от агонии и шипит: — Убей меня. Я… Я был инициатором нашей дружбы… партнёрства, если тебе так хочется. Так что во всём виноват я. Я должен понести наказание, — Кроули издаёт полусмешок-полухрип, он бы с радостью оторвал руки от пола, но ему страшно, он боится получить от этого движения очередную порцию боли, от которой потемнеет в глазах; демон не двигается, лишь пытается скрыть свой ужас за маской шутки, — я же падший. Нести ответственность за свои поступки по полной программе и получать наказание — это моя специальность. На какой-то миг в комнате царит тишина. Гавриил и Михаил стоят в стороне, словно их и не касается всё происходящее, словно они здесь не причём и не из-за их инициативы сейчас два друга решают, кому же из них жить, а кому умереть. Азирафаэль слабо дёргает рукой с мечом, и от этого дыхание у Кроули замирает: он уже готов к встрече своего тела с лезвием меча. Единственное, о чём он позволяет себе сейчас мечтать, так о том, чтобы ангел отрубила ему голову и дело с концом: такая смерть будет самой быстрой и безболезненной из всех возможных от пламенного меча. — Я… — говорит Азирафаэль и замолкает. Она поднимает меч и смотрит на его идеальное ровное лезвие, заточенное до предела и охваченное праведным пламенем святости, призванное уничтожать всё неверное и предназначенное для очищение грехов. Девушка скользит по оружию глазами, поудобнее перехватывает его в руке и тихо, с какой-то задумчивостью продолжает, — я… не могу сделать этого, Кроули. Я ангел, понимаешь, ангел. Я должна поступать правильно. В этом вся суть моего существования. Я поступаю правильно, являю собой пример и наставляю других на праведный путь. В этом заключается моя сущность. Но разве убивать своего лучшего друга — это правильно? Пусть мой лучший друг — демон, пусть он падший, пусть он совершил много грехов и наломал дров, пусть он не ангел, далеко не ангел, но это ведь не отменяет того факта, что именно он — мой лучший друг. И разве я поступлю правильно, если убью его? Разве я поступлю правильно, если убью тебя, Кроули? — девушка поднимает взгляд на демона, а из её голоса пропадает задумчивость, теперь в нём слышны лишь железные нотки ангела-воина, ангела-стража Восточных врат, настоящего ангела, который следует своим внутренним принципам, — нет, это не правильно. В комнате раздается оглушительный звон — Азирафаэль выпускает из рук меч, и он с грохотом падает на пол, шумит и протестует, но в конце концов, тухнет: его огонь погас так же быстро, как и загорелся — в мгновение ока. — Я не буду тебя убивать, — заявляет со всей присущей ангелам серьёзностью Азирафаэль, — я ангел, и я горжусь этим. Я считаю, что убивать моего единственного и лучшего друга — это неправильно. Я верю в это. Но если мир считает по-другому, то пусть. Если мир считает нашу дружбу неправильной, то я буду считать этот мир неправильным. Я готова Пасть ради собственных убеждений: я готова Пасть ради нашей дружбы. И вновь тяжёлая тишина поглощает комнату, но не надолго. Уже через секунду её нещадно режет, просто разрывает на мелкие лоскуты нервный смех Кроули: если страх смерти сковывал его, то хохот сейчас просто разрывает его на части. Нервное хихиканье не прерывается, демон вновь задыхается, но уже не от того, что не может дышать от ужаса, а от того, что не может вдохнуть, ведь смеётся, смеётся, смеётся… Кроули просто не может прекратить безумно смеяться, его хохот с каждой новой вспышкой становится всё острее и пронзительнее, всё отчаяннее и громче. Лишь спустя несколько долгих и напряжённых минут, когда горло пересыхает, и смех превращается в хрип, демон затихает. — Я тебе говорил, что ты самый добрый ангел, которого я знаю? — спрашивает Кроули, всё ещё сидя на полу и смотря на Азирафаэль снизу вверх, — говорил? — Говорил, — подтверждает девушка, — а что? — Отлично! — сообщает демон, — тогда я скажу тебе ещё раз: ты самый добрый ангел, которого я знаю! — Ага, спасибо. На щеках Азирафаэль появляется лёгкий румянец, который присущ всем, когда их хвалят за сделанную работу. Девушка наклоняется и берёт Кроули за локти, хотя тот начинает паниковать, что-то невнятно бурчит под нос и жмурится, готовясь к боли, когда Азирафаэль помогает ему встать на ноги. Однако, оказывается, отдирать окровавленные ладони не так больно, как предполагалось. Кроули даже не пищит. Хотя на миг всё-таки в глазах темнеет. Но демон никогда не признается в этом никому, тем более ангелу. — Ты как? — спрашивает девушка, всё ещё придерживая Кроули за локти, — нормально? Конечно, о «нормально» и речи быть не может, ибо демон потрогал священное оружие, и это явно не пойдёт ему на пользу. Однако… — Ш-ш-шикарно, — шипит Кроули и одаряет Азирафаэль обезоруживающей улыбкой, — лучше и быть не может. — Точно? — Жить буду, — беззаботно бросает демон и высвобождается из её хватки, — ты сама-то как? Не Пала? Кроули чуть наклоняется в сторону, смотрит на крылья девушки: они по-прежнему такие же белые, даже белоснежные, пушистые и очаровательные, похожие на первоклассные облака, ставшие лауреатами конкурса по мягкости. — Нет, вроде… — неуверенно говорит Азирафаэль и оборачивается, тоже смотрит на свои крылья, — а какие ощущения от Падения должны быть? — Ну… — Кроули думает секунду, пытается подобрать более точные слова, — если опустить некоторые подробности сгорания перьев, то в общем-то это можно описать как хороший такой пинок под зад и последующее падение лицом в пол. Или стену. На твой выбор. — Хм… — девушка уходит в размышления, а затем смотрит ясными дымчато-голубыми глаза на демона, — ничего подобного не ощущала. Значит, я не Пала? — Значит, не Пала, — подтверждает Кроули с серьёзным лицом, но уже в следующий миг он весело пожимает плечами и улыбается: не скалится, не ухмыляется, нет. Его лицо озаряет добродушная улыбка — небольшая щепица из его ангельского прошлого, — значит, ты решила устроить свою собственную доктрину добра? — Доктрину добра? — удивлённо переспрашивает Азирафаэль, — интересно ты выразился. Но да. Именно. Каждый имеет собственную доктрину добра, и я не исключение. — Очевидно, твоя доктрина либо верна, либо понравилась Ему, — замечает Кроули, — да и вообще, с чего мы взяли, что ты обязательно Падёшь, если не убьешь меня? Почему мы поверили архангелам? Неужели они нам наврали? Демон смотрит в сторону, где стояли их надзиратели, но сейчас это место пустует: в комнате нет ничего и никого, кроме ангела, демона, двух стульев, временно не пламенного меча и парочки кровавых разводов на белом полу. — Сбежали?! — возмущается демон, — вот ведь трусы! И вруны! — Думаю, — заступается за своих коллег Азирафаэль, — они полагали, что я должна Пасть в случае не исполнения приказа. По крайней мере, так считают все. А они убежали, потому что считают, что нас не взять ни святой водой, не адским огнём. По сути, нас невозможно убить. Я бы тоже убежала на их месте. — Ага, конечно, — фырчит Кроули, — от битвы с Люцифером ты что-то не собиралась убегать. — Ладно, забудь, — Азирафаэль немного хмурится, она не хочет вспомнить тот момент, когда думала, что минуты её долгой жизни сочтены, — они просто испугались. И сейчас, наверное, собирают отряд для нашего захвата и последующей казни. Надо срочно выбирается отсюда. — Это точно, — демон вздыхает и смотрит на выход, — ангел, я тут давно не был и за это время многое поменялось. Ты знаешь, как нам вернуться на Землю? — Вполне, — та кивает, вспоминая земной шар в главном офисе и как она таким образом успешно сбежала на Землю во время Армагеддона; а ведь ещё есть более простые пути побега, — и я даже знаю, как нам избежать столкновений с другими ангелами. — Отлично, — говорит Кроули, и на его лице появляется хитрая ухмылка, он вспоминает, что надо моргать, и моргает, — тогда стоит выдвигаться. Но сперва… — он стреляет жёлтыми глазами в ангела, — мы друзья? — Что? — Мы друзья? — повторяет он, — ты назвала меня другом, пока решала мою судьбу! Так вот: значит, ты признаешь то, что мы друзья? — Это так важно? — серьёзно спрашивает Азирафаэль, — и не может подождать до лучших времён? — О, да, ангел, — отвечает Кроули и чуть ли не подпрыгивает на месте от нетерпения, — это ой как важно. Я шесть тысяч лет пытался сделать так, чтобы ты признала нашу дружбу. Так что? Мы друзья? — Лучшие, — сдаётся Азирафаэль, и уголки её губ непроизвольно ползут вверх, — ты мой лучший друг, Кроули. — Ты мой тоже, — с занебесным восторгом в голосе отвечает демон и шмыгает носом, — если бы я мог плакать, я бы сейчас заплакал. От счастья, разумеется, — демон выдыхает и уже с усмешкой говорит, — давай уже свалим отсюда, а? На Небе, конечно, хорошо, довольно здорово посетить свой старый дом и всё такое… но без очков худо. Подаришь мне потом очки? А то все глаза пересохли от такого яркого света, а очки у меня потерялись, ну, или их отобрали, в общем, их нет, и нет из-за ангелов. Вот, мучаюсь. — Конечно, подарю. Сейчас выйдем из этого здания, покинем черту, блокирующую чудо, и я тебе сотворю маленький подарок, — с улыбкой говорит Азирафаэль и направляется к выходу из комнаты, где им пришлось пережить такую тяжёлую очную ставку, — что, идём, мой лучший друг Кроули? — Вперёд. Маски срываются, когда не ждёшь, в критические минуты истинные сущности показывают свой лик, и то, что кажется белым, становится чёрным, а чёрное — белым. Маленькие жертвы выливаются в большие истории, а громкие слова становятся пустым звуком: в такие минуты важны не столь речи, как действия. Сказать можно многое, а сделать — ничего: действие решает всё. И надо суметь сделать правильный выбор, такой, какой будет верным, какой будет идти от сердца, а не от страха, паники и ужасающих душу эмоций. Надо уметь собраться, расставить приоритеты, анализировать ситуацию, не терять головы, думать и понимать: любое действие, слово может разрушить всё, что было с таким трудом построено. Надо быть осторожным, решать, стараться и просто следовать зову своих глубоких побуждений: надо услышать крик своего сердца, признать его и сделать правильный выбор. И у Азирафаэль с Кроули это получилось.

Друзья вместе шагнули за порог белой комнаты, навстречу новым, совместным приключениям.