Исчезнувшие.

      Знакомьтесь, этот дом — дом замечательного человека, дружелюбного соседа и чуткого начальника, всегда заботящегося о своих сотрудниках. Если бы вам потребовалась какая-либо помощь, то этот дом — одно из тех мест, куда вы могли бы обратиться в любое время дня и ночи, зная, что вам обязательно помогут, ну или хотя бы сделают для этого всё возможное. Если постоять на этом месте хотя бы час и понаблюдать за природой, то можно было бы понять, что и она относится к человеку, живущему здесь, по-особенному. Например, дождь здесь всегда лишь тихонько проходит, орошая землю с травой, но не более. Здесь вы никогда не найдёте огромной лужи, которая своим видом выведет из себя или заставит унывать. Здесь всегда достаточно снега зимой, чтобы можно было выйти и слепить снеговика. Даже облака в этом месте становятся какими-то более красочными и живописными, чем в другом месте. Словом, человек, который живёт здесь, любим всеми, кем только можно.       Солнце только-только поднялось над городом, а в воздухе ещё чувствовалась влажность, свойственная раннему утру. Если вы попробуете сейчас подняться из своей постели и пройтись по парку или даже по собственному участку, то непременно почувствуете на своей коже капельки воды, такие крошечные, что испарятся тут же от соприкосновения с вами. Именно сейчас почтальон, начинавший развоз газет и писем и имевший привычку остановиться возле того самого дома с его замечательным владельцем, который всенепременно выходил забрать полученные письма лично и переговорить с почтальоном, уже одетый, при парфюме и с чашкой кофе в руках. Нет, не подумайте, он так старался не для работника, просто его рабочий день начинался через час. В дождливые осенние дни, такие, как этот, он обязательно выйдет с зонтиком, укрывая себя и приглашая под него почтальона, а после, желает ему быть аккуратнее на дорогах. И именно сейчас этот самый почтальон обнаружит, что хозяин этого дома пропал. Почему пропал, спросите вы? Да, именно в момент, когда звук поскрипывающих спиц во вращающихся колёсах прекратился, и две мужских ноги ровно встали на поверхность земли, а после направились в сторону ворот дома, из которого никто не вышел, можно смело сказать, что владелец попросту спит или же уже ушёл куда-то. Не будем делать выводов, но перенесёмся на полчаса вперёд. Именно в это время владелец дома парковался возле закусочной, где брал сэндвич с ветчиной и сыром, хот-дог со свиной сосиской и большой стакан кофе. Иногда, после того, как продавщица или продавец, с которыми этот мужчина успел прекрасно познакомиться, пожурят его за набор блюд, содержавших большой уровень холестерина, он просил завернуть ему ещё и яблоко. Никто, кроме самого мужчины не знал, что у него аллергия на этот фрукт и, естественно, он не ел его, а отдавал кому-то из коллег, но не мог же он проигнорировать заботу о себе. Самое забавное в том, что он не думал о том, как угодить или понравиться кому-то специально, всё выходило само собой. Да и нельзя было сказать, что этот мужчина, уже довольно-таки взрослый, подстраивался под кого-то. Даже те люди, с которыми ему приходилось спорить и не соглашаться с чем-либо, признавали его как замечательного человека. И именно этот человек через полчаса после визита почтальона не остановился у закусочной и не взял бумажный пакет с его заказом, который уже приготовили для него.       Не захотел есть, вот и всё. Вот и вся разгадка. Чего раздувать из мухи слона и сразу кидаться на заявление о пропаже, скажете вы, да? Если да, то вы всё ещё мне не верите. Хорошо, я продолжу доказывать это дальше. Теперь перенесёмся на пятнадцать минут вперёд. Это именно то время, когда мужчина парковался в районе красивых небольших пятиэтажных домов, которые были сделаны из красного кирпича и имели прекрасные балкончики с кованой чёрной витиеватой оградой, которые, как правило, имели на себе небольшие горшочки с белыми цветами или же цвета фуксии, но я не берусь судить, кому какие цветы нравятся. Тем более, что особа, за которой приехал наш мужчина, любила только животных, а до растений ей и дела-то не было. Возможно, это придёт с возрастом. А пока ей, первокласснице, надо было быстро дожёвывать нелюбимую кашу, брать портфель и спускаться вниз. Усаживаясь на заднем сидении, на своём личном кресле, она обнимала папу со спины и целовала его в щёку, в ответ на что он лишь улыбался. Дождавшись пока она пристегнётся, он давал ей сэндвич, наблюдая через зеркало заднего вида счастливое лицо дочери. — Снова каша? — в ответ лишь кивок, ведь рот уже занят поеданием хлеба с ветчиной и сыром.       Так получилось, что ему пришлось уйти из семьи, которую он так любил когда-то. Сейчас всё, что его связывало с этой частью жизни — это неимоверная любовь к дочери, встречи с ней и глубокое уважение к женщине, с которой когда-то был счастлив. Выходя из машины и наблюдая за тем, как дочь забирает свой портфель из неё, уже направляясь к воротам школы, он останавливает её и поправляет хвостики, собранные, видимо, наспех. Ему нравилось перебирать эти длинные прямые тёмно-каштановые волосы, в некоторой причине из-за того, что у него были волосы такого же цвета, а значит, эта частичка в дочери точно от него, а никак не от светловолосой матери. Дав ей пару наставлений на день, он садился на край капота, следя, чтобы дочь точно зашла в школу и, лишь тогда уезжал на работу. Как вы уже могли понять, сегодня не случилось и этого.       Почтальон, еда в закусочной — это всё можно отбросить, но дочь? Дочь, которую он так любил и которую боялся вверять кому-либо везти без лишней надобности… Что скажете на это?       Добью вас тем, что сотрудники не увидели на своей почте обязательные утренние сообщения с планом на день и делами, считавшимися нераскрытыми и появившимися. Да что уж говорить о том, что и сам он не пришёл на работу, не сообщив никому.       Ключи от элитной квартиры одной из многочисленных высоток Нью-Йорка со звоном упали на тумбу, что стояла в прихожей, у выхода. Знали бы эти ключи, что ещё долгое время они не смогут вот так вот соприкоснуться с деревянной поверхностью. Да, всё верно, будет ещё один пропавший. Прямо сейчас он собирается принять душ после насыщенного, полного работы, дня.       Выдернув из стопки белоснежных полотенец одно из них, которое посчитал самым длинным, он повязал его вокруг бёдер и вышел из душа, так толком и не вытершись, оставляя за собой мокрые следы и капли. Зайдя на кухню, он услышал, как что-то пропищало. — Как раз вовремя. — Ухмылка, которая говорила своим видом «умница, ты сделал как надо», появилась на его губах.       Он достал из верхнего шкафа небольшую чашку из фарфорового набора и, подойдя к кофеварке, вытащил из неё небольшой чайничек, выливая содержимое в чашку. Обхватив её ладонью и лукаво заглянув внутрь, он пару раз наклонил чашку набок, стараясь не пролить кофе. — Тц.       Это был вердикт. Люди, хорошо его знавшие и слышавшие это «тц» приходили в ужас, осознавая, что их предложения по работе или же досугу, могут быть сразу отклонены. Как на них в те моменты, так и прямо сейчас, он смотрел на чашку кофе, скривив лицо. — Ты понимаешь, что разочаровал меня? Я ставил тебя вариться не для того, чтобы ты был невкусным, ты же понимаешь это?       Сделав глубокий вдох смирения, он, так и быть, сделал глоток, тут же отставляя напиток куда подальше. Сейчас его выражение лица означало «я знал, что на это нельзя было вестись, ведь всё произошло так, как я и ожидал». Кофе вылился в раковину, туда же последовал и сосуд, а владелец всего этого уже обратил свой взор на французские окна, из которых открывался впечатляющий вид города. Стоя здесь, на высоте сорокового этажа и смотря на все эти фонари, которые зажигались на улицах, когда время близилось к вечеру или же на эти машины, которые выглядели отсюда как супер быстрые муравьи, спешащие домой или по делам, он ощущал некое превосходство над миром. Несомненно, он понимал, что его имя значимо во многих домах моды, но знать и ощущать — это абсолютно разное.       Этот человек был педантичен и требователен, высокомерен и умён, абсолютный профессионал и знаток своего дела… И именно этим он был невыносим для многих. Его нельзя было назвать дружелюбным, потому что большую часть своего времени он хмурился и был всем недоволен. Нельзя назвать заботливым, потому что всю свою заботу он оказывал лишь своему внешнему виду и своим работам. Люди совершенно не знали, как подступиться к такому сложному, как считали многие, человеку. А может они и вовсе не пытались? Поэтому когда он пропал, к слову, на день раньше первого мужчины, многие выдохнули, сочтя, что он просто взял отгул.       Правда, были и те, кто заметил его исчезновение, как, например, заботливая студентка, подрабатывающая на полставки в кафе быстрого питания, куда он заглядывал утром и вечером исключительно за стаканом кофе, и которая каждый раз «перекидывалась» с ним парой фраз о самочувствии, иногда интересуясь прошедшим днём. Заметил исчезновение и продавец из маленького газетного киоска, что стоял напротив забегаловок, через которые по утрам шёл мужчина и останавливался, покупая всегда одну и ту же тройку журналов. В то утро, ожидая очередное нашествие мужчины, продавец, что считал его немного странным из-за увлечения женскими журналами моды, отложил новый выпуск каждого журнала. Разумеется, они так и не были проданы. Выглядывая из-за стойки заказов, осматривая каждого нового вошедшего посетителя или же тех, кто стоит в очередях, та самая заботливая студентка обеспокоенно думала, что что-то произошло.       Два разных города, двое разных мужчин и их две разные, но, тем не менее, одинаково насыщенные жизни, сейчас пропали, вводя в недоумение всех тех, кто только мог начать о них беспокоиться. Что их могло объединять, возможно, спросите вы? А может и не спросите, но я всё равно отвечу. Их связывал дом. Но нет, не тот, что находится в высотке Нью-Йорка и не тот двухэтажный коттедж из Кримсон-сити. Это был совершенно другой домик, маленький, деревянный, находившийся у озера, возле которого грудой стояли лодки.       Климат в этой местности был непослушный, от него не знаешь чего ожидать: то солнечно, то дождливо, то ветрено, то затишье, одна лишь влажность была постоянной. Шелест доносящихся отовсюду деревьев и шум вздымающейся воды, порой бьющейся о камни, успокаивал любого, кто сюда только мог прийти. Это было абсолютно безлюдное место, которое предпочёл бы любой уставший человек. А этот потрясающий домик, полный уюта, который укрывал тебя всего, как только ты заходил вовнутрь? Просто мечта!       Именно здесь и сейчас двое пропавших мужчины переглядывались друг с другом, поедая спагетти альденте, политые грибным сливочным соусом и запивали блюдо совершенно неизысканным напитком — сладким чаем с лимоном. Если присмотреться внимательно к столу и приборам, то можно заметить, что тарелки, из которых ели мужчины — были неновыми, по их краям были сколы, а в углублении красовались многочисленные покоцанные следы от вилки. Чай с лимоном и сахаром был налит вовсе не в фарфоровые чашки из сервиза, а в алюминиевые кружки не первой свежести. Сам стол был деревянным, но вовсе не таким, как та тумба из квартиры в многоэтажке, с вовсе не тем отполированным блеском, а, наоборот, с неотёсанными краями, проведя по которым, шансы получить занозу были высоки. Как же терпел всё это наш педант? Всё просто — когда человек счастлив, то он стерпит многое. Вот и Стефано (именно так зовут одного из наших героев) был счастлив. Ещё неделю назад он с нетерпением считал дни до отлёта, переписываясь со своим любимым, строя планы и желая лишь поскорее увидеть лицо, что было ему так дорого, вживую, а не по телефону, не имея возможности прикоснуться. Они оба выехали в разные дни, не предупредив никого, ведь в тот момент, когда ты осознаёшь, что то, чего ты так долго ждал, может сбыться, всё остальное вылетает из головы. Да, возможно Себастьян погорячился насчёт того, что не предупредил свою дочь о том, что уедет, но у него всегда будет время исправиться перед дочерью. — Ты долго! Почему я, тот, кто находился намного дальше от этого места, прибыл сюда быстрее тебя? Понятно как ты желал встречи, Кастелланос. — Стоя на пороге и опираясь спиной о дверной проём, Стефано стоял и смотрел на то, как детектив паркует свою машину и выходит из неё, хлопая дверью.       Узнавая этот вечно возмущённый голос, Себастьян лишь слегка улыбнулся, разворачиваясь лицом к тому, кто его ждал. Делая шаг за шагом в направлении к дому, он ускорялся. Взобравшись по маленьким широким ступенькам и подойдя к Стефано, он обхватил ладонями лицо любимого, вставая вплотную с ним и накрывая его губы своими.       Они не виделись полгода и у них было всего четыре дня для того, чтобы насладиться друг другом прежде, чем они снова вернутся к своему привычному ритму жизни, в котором каждый мечтает вновь увидеться. Не тратя полученное время, они прошли вовнутрь, не разрывая поцелуй, пытаясь передать им всё, что только можно было рассказать друг другу: например, о том, как было трудно не видеться, как хотелось сорваться и приехать, как каждый рад иметь возможность прикоснуться к другому. Это был грубый и неловкий поцелуй, такой можно увидеть среди людей, которые пробуют целоваться впервые. Сейчас он был таким только из-за того, что он полон счастья, настолько несдерживаемого, что нет никакого желания следить за тем, как и куда партнёр направляет голову, кто сейчас берёт верх в поцелуе, накрывая своей верхней губой другую. Наконец, оторвавшись друг от друга, они прошли к машине, чтобы вместе выгрузить продукты, тёплые одеяла и всю ту бытовую мелочь, что привёз с собой Себастьян.       Поедая то, что приготовил Стефано и выпивая чай, наведённый Кастелланосом, они неотрывно смотрели друг на друга, рассказывая о своей жизни и про себя отмечая какие-то новые детали в родных лицах, успевших немного измениться. Приподнявшись с места и протягивая руку через небольшой столик, направляя её к лицу Кастелланоса, Валентини накрыл ладонью его щеку, аккуратно проводя большим пальцем у уголка глаза, где прямо сейчас он заметил новую морщинку, которая, может, и была нежеланной, но которую он хотел запечатлеть. Накрыв ладонь Стефано своей, Себастьян позволил увидеть свой очередной шрам, красовавшийся от запястья и до локтя, который он успел получить при задержании вооруженных грабителей. Заметив обеспокоенный взгляд фотографа, он лишь улыбнулся, прикрывая глаза, давая понять, что всё в порядке и что он ещё успеет рассказать эту историю.       Наслаждаясь той бытовой совместной жизнью, которую обычно Стефано называл рутинной, они мыли посуду, разговаривали, шутили, а вечером смотрели фильмы, которые так хотели показать друг другу всё то время, что жили порознь. Открывая журнал и набираясь смелости, Стефано показывал снимки из них своему любимому. Да, он был самоуверен и несносен, но сейчас, рядом с ним, он был словно ребёнок, который хочет получить одобрения за проделанный труд. Он был педантичен и напрягал этим многих, но он старался не только для себя и читателей, но и в особенности для того, кого видит так нечасто. Видя, как его старания окупаются улыбкой и словами похвалы того, кто был так нужен, он понимал, что старался и ругался не напрасно. — Когда твой контракт с ними закончится, и ты сможешь вновь переехать ко мне? — Спросил детектив, тут же нахмурившись, будто коря себя за вопрос.       Действительно, он тут же пожалел, что задал его, так как никогда не желал ограничивать любимого в том, что ему нравится. Он прекрасно понимал, какая возможность выпадает для Валентини, заключившему контракт с одним из значимых представителей модных журналов. Не менее прекрасно он понимал и то, что работы в Кримсон-сити для людей, привыкшим к большим масштабам и высокой прибыли, не было. Шумно выдохнув, детектив накрыл лицо рукой, потирая глаза большим и указательным пальцами, как вдруг почувствовал крепкую мужскую руку, сжимающее его плечо. — Год, осталось потерпеть всего год и я снова вернусь, — закусив нижнюю губу, Стефано с сожалением смотрел на Себа, как он ласково его называл, который излучал неимоверную ауру грусти, — Ты выглядишь, как щеночек, когда смотришь на меня такими глазами.       Тень мягкой улыбки проскользнула на лицах обоих. Один лишь сильнее сжал плечо другого, пока тот грустно вздохнул, обнимая первого за талию.       Ночами, когда окна были плотно завешаны шторами, весь свет в доме выключен и лишь из камина доносилось лёгкое потрескивание поленьев вместе с каплей света, они целовали друг друга, прижимаясь как можно крепче. В такие ночи хотелось напрочь отречься от своей жизни для того, чтобы видеть и ощущать всё то, что происходит в такие моменты, как сейчас — как крепкие ноги Себастьяна обхватывают бёдра Стефано, как он прогибается и, тяжело дыша, принимает его член в себя, выстанывая. Как Стефано нависает над детективом, весь взмокший, но с довольной улыбкой и как детектив проводит ладонью по волосам любимого, убирая мешающиеся влажные пряди. Как тела обоих скользят по постели, сминая её простыни; как матрас поскрипывает под тяжестью двух мужских тел; как мягкая подушка, что обычно лежит у них дома без дела, сейчас чувствует на себе крепкую мужскую хватку детектива, что хватается за неё, ощущая очередной толчок в себя и ловя от этого наслаждение. Чувствовать этот горячий терпкий воздух, что вьётся вокруг них, вдыхать этот запах, наполненный запахом мускуса, не выветрившихся одеколонов и спермы — вот чего им не хватало, сидя одинокими вечерами дома. Завершая один заход и переглядываясь, ловя на себе влюбленные взгляды, они улыбались, ощущая себя свободными, счастливыми и сбежавшими.