Ты сможешь. Мы сможем.

Пять игр за Реал. Ни одного гола. Ни одного ассиста. Эден сидит на кровати, чуть сгорбившись, и смотрит на небо сквозь тонко сплетённую паутину занавески, сквозь поблёскивающее на солнце стекло. Да, у него были моменты и моменты потрясающие. Но где-то он не добежал, где-то товарищи по команде его не увидели, и в итоге — ничего. А болельщики ждут, ждут и давят. Сколько уже разговоров было: про то, что форму не набрал, что не заиграет. Буквально с каждого угла на него сыпались насмешки по поводу его веса. Как будто люди не видели, что он всегда таким был. Что это ему никогда не мешало. Ещё и эта испанская газета подлила масла в огонь со своими мастерами фотошопа. А он ведь даже не просил об этом. Эден усмехается сам себе. Воплощение позитива для болельщиков, друзей, семьи, для себя самого, он сидит сейчас, погрузившись не в самые радужные мысли. И эти мысли не единичный случай. Его как будто накрыло волной, и он тонет в этом тяжёлом, липком ощущении. Рядом лежит телефон с открытым на нём инстаграмом. Эден читает комментарии, смотрит посты, на которых он отмечен, заглядывает в директ — и тоннами поглощает весь негатив, будто специально игнорируя слова поддержки. В его голове не щёлкает, что это всё неправильно, что люди, что пишут положительные вещи, добавляя в конце сердечки, — те, кому в самом деле стоит уделять внимание. Так было всегда, но сейчас почему-то простой механизм не работает, как будто Эден забыл в нужный момент подлить масла и запустить шестерёнки. Нужно с этим что-то делать. Эден берёт в руки телефон, открывая рекомендации, собираясь вбить что-то в поиске, но тут же забывает что. Его взгляд падает на предложенную ему публикацию, и Азар, помедлив, нажимает на неё. Пост представляет собой карусель из фотографий платьев, сделанных на манер какого-то уже прошедшего давным давно века, — Эден не разбирается в истории и не может сказать точно — но напоминающих о современности лёгким кроем и непышностью ткани. Платья выполнены в бежевых тонах, некоторые из них украшены цветами. Как это вообще попало к нему в рекомендации, непонятно, но что-то в них заставляет Эдена смотреть, любоваться, подмечать каждую деталь. Бельгийца накрывает новое чувство, плотно переплетаясь с предыдущим, опоясывая шею, практически душа своей невозможностью. Эден вздрагивает от громкого звука шагов и оборачивается. Тибо, только что вышедший из ванной, останавливается посреди комнаты. Он усиленно трёт мокрые после душа волосы большим махровым полотенцем. Несколько непослушных капель всё же успели упасть на растянутую футболку и мягкие домашние шорты. Тибо замечает взгляд Эдена, потерянный, будто смотрящий сквозь него и вообще всю комнату. — Всё в порядке? — Нет... В смысле, да, конечно! — Азар опускает глаза, утыкаясь взглядом в мягкий ковёр на полу. Тибо недоверчиво приподнимает бровь, хмурясь. — Просто... Смотри, — Эден протягивает ему телефон с всё тем же постом. Куртуа делает несколько шагов вперёд, принимая телефон в свои руки. — Красиво, да? Я просто вдруг захотел вот так же, — бельгиец нервно тараторит, смотрит на собственные пальцы, сжимает их, заламывает. — В смысле, вот в таких платьях бежать по какому-нибудь древнему замку в Бельгии в веке этак семнадцатом. И чтобы по длинным коридорам, не сворачивая. И чтобы выбежать из замка и понестись прямиком к морю. И сигануть туда прямо в платье и на закат смотреть. И чтобы не беспокоится ни о чём, понимаешь? Азар поднимает голову и смотрит в глаза Тибо. Он не знает, чего ждёт от Куртуа: поддержки, насмешек, перевода темы. Но ему хотелось выговориться и выговориться по-настоящему близкому человеку. — Я тоже, — чуть слышно шепчет вратарь, но Эден улавливает слова. И ничего больше. Тихое «я тоже» и всё. Никаких «ты что с ума сошёл», «ты же мужик, какие платья», никакого смеха. И никакой жалости. Эдену этого и не нужно. Тибо тянется, кладя заблокированный телефон на прикроватную тумбочку, и присаживается рядом. Длинная рука ложится на чужой бок, притягивая ближе к тонкому телу. Пальцы аккуратно сжимают футболку, чуть оттягивая ткань. Эден прикрывает глаза и кладёт голову на плечо Куртуа. Тому пришлось здорово согнуться, чтобы друг смог дотянуться. Но он вратарь, складываться ему не привыкать. Тибо тихонько усмехается собственной шутке, опускает взгляд на глубоко дышащего Азара. Его ресницы легко подрагивают, грудь высоко вздымается, а ладонь наконец тянется к руке на своём боку, сжимает. Пальцы переплетаются с чужими пальцами, длинными и тонкими. Тибо утыкается носом в макушку Эдена, принимаясь ласково шептать: — Всё образуется, слышишь? Ты сможешь. Мы сможем. Ты обязательно забьёшь. Я обязательно отстою на ноль. У нас всё получится, просто поверь. Да, нужно время, чтобы всё произошло, но потерпи. Поплачь, если надо. И не сомневайся в себе, пожалуйста. Ты потрясающий. И на поле, и в жизни. Эден не озвучивал Тибо свои мысли насчёт его безрезультатных матчей, но тот слишком хорошо его знает. Успел выучить, столько лет деля и клуб, и сборную. Легкий чмок в коротко стриженную макушку. Эден приподнимает голову, смотрит в глаза. Целомудренный поцелуй в губы и тихое «спасибо». — Как насчёт утреннего кофе, а? — Тибо, улыбаясь, встаёт и тянет за собой Эдена. Тот нехотя поднимается, тут же начиная шутливо ворчать. На кухне хорошо. Маленькие пылинки танцуют в лучах недавно взошедшего солнца. Свежий ветерок проникает сквозь открытое окно, тревожа занавеску. Куртуа ставит турку на плиту и остаётся ждать около неё. Не проходит и минуты, как он вздрагивает от неожиданных, но таких привычных прикосновений, — Тибо задумался и не заметил, как Эден подошёл вплотную. Азар обвивает руками его талию и утыкается лбом в позвоночник, еле дотягиваясь до лопаток. Куртуа всегда забавила их почти тридцатисантиметровая разница в росте. Эден тоже шутил на эту тему, но на шутки в ответ деланно обижался и начинал ворчать. Зато Тибо мог беспрепятственно звать того малышом — оправдание то имелось. — Надеюсь, твои слова не пустые мечты, — расслабленно проговаривает Эден. — Ты знаешь, что это так, — Куртуа выключает огонь и тянется к верхним шкафчикам, доставая чашки. — Да и вообще, бойся своих мечт — они имеют свойство сбываться, так ведь? Азар легонько кивает и никак не желает отпускать чужое тёплое тело. Ему наконец-то стало легче, все внутренние кошки принимаются мурчать, вместо того, чтобы скрести в нём дыры. И их хозяин, кажется, собирается сделать то же самое, пока его самый близкий человек разворачивается в его объятиях, чтобы обнять в ответ.