ПОНЕДЕЛЬНИК
Её мир останавливается, когда он смотрит ей в глаза. Когда она чувствует, что приковала его внимание. Они в кабинете студенческого совета. Небольшой светлой комнате, которая похожа на подсобку без окон, с тремя небольшими диванами и журнальным столиком по середине, который всегда завален ненужными бумагами. Они рассматривают заявления на создания внеклассных занятий, откладывая те, которые не вписывали имени учителя, что согласился стать куратором. Таких было большинство и добиться согласия на создание таких кружков было сложно, поэтому их сразу отсеивали. Гавриил обнимает её, когда работа закончена, и ей сразу кажется, что она ещё меньше, а её тело из стекла. Все её нервы можно прочитать прям сейчас, а мысли слышат даже в коридоре. Ладони у него грубые, после тренировок, но пальцы такие нежные, когда они трогают её обожженные щеки. — Болит? — голос пропитан фальшивым беспокойством. — Если бы болело, то я бы в школу не ходила, — Вельз пытается звучать ровно и безразлично. — Раньше даже от воздуха болело, не думаю, что дошла бы до этого ада. Она неопределенно машет рукой в сторону разобранных бумаг. За дверью слышны шаги. Руки Гавриила пропадают очень быстро, но бледное тело все ещё чувствует тепло, желая вернутся в него. В кабинет вошла Миша.СРЕДА
Они живут на одной улице, где маленькие домики с домохозяйками и сплетнями. Велиз любила наблюдать за миссис Янг и представлять, как эта тихая женщина со своим мужем копают на заднем дворе яму в ещё не забетонированном бассейне, а потом закапывают там маленький детский ящик с трупом, прям как в «Desperate Housewives», сериале, что смотрела её мать. И, если честно, то девушка даже верила в то, что такое может происходить на их тихой улочке. Её семья была прям как семейство Ван де Камп. Её мать была любимицей всех соседей: идеально готовила, идеально ухаживала за садом, а её ребенок — это тихий подарок, кроткая и послушная девочка. Но никто не знал, что ожоги на её лице — это просто вспыльчивость матери, а не несчастный случай в гараже отца-механика, который даже никогда не пытался идти против жены, ослепленный своею любовью к ней. Зеркало отражает угловатое маленькое тело с шрамами от отцовского ремня. Шрамы выпуклые и чуть розоватые, уже не болят, но все ещё чувствительные, хотелось провести по ним языком. Просто хотелось. — Твои родители не сразу заметили, что я вошел, — удивляется парень, открывая дверь в комнату. И Вайлет хочет провалится сквозь землю. Хочется, чтобы земля разошлась под ее ногами, и сам Сатана взял ее за щиколотку и утащил в самый конец девяти кругов ада. Она пищит и кидает в него свою любимую блузку с мухами, надеясь, что это его задержит, пока сама она пытается не застрять в футболке. Идиотка. Могла накинуть ту самую блузку, но Вельз быстро вспоминает, что на ней нет лифчика, а блузка прозрачная. Они не говорят об этом, но валяются на ее кровати. Он не пытается её обнимать. Они просто курят травку, которую он принес с собой, зная, что в её доме за это не попадет. Но её тело говорит о том, то не все уж так радужно, как могло бы показаться. Гавриил не спрашивает об этом, а она не собирается ему жаловаться, только глубже вдыхает дым и впервые за долгое время ей кажется, что все не так уж и плохо.ЧЕТВЕРГ
Гавриил целует её в школьной раздевалке, быстро и отрывисто, боясь, что кто-то заметит, а глупое сердце готово выпрыгнуть ему в ладони с криками «ДЕРЖИ МЕНЯ! ЗАМЕТЬ МЕНЯ!». Она проводит вечер в ванной, набирая и спуская воду заново, и плачет. Девушка носит сердце в руках и всегда сует его тем, кому это не нужно, но кусочки не отламываются, а сердце продолжает биться. Её тошнит от себя, и вся её еда была смыта в унитаз.ПЯТНИЦА
— У тебя окно открыто, — парень торчит из ее окна, пытаясь найти опору, чтобы подтянутся и влезть внутрь. — Это не повод сувать свою рожу, — огрызается Велиз, отрываясь от тетрадей и учебников. — Ты рада меня видеть, не жужжи. — Тебе я рада так же, как кипятку, — она не успевает договорить. — Мы собираемся ехать в загородный домик завтра и до понедельника, — Гавриил, окончательно оказавшийся в её комнате, сел на её кровать. — Миша зовет тебя и я уже ответил, что ты едешь. Глаза напротив гипнотизируют и весь мат пропадает из головы, хочется по-настоящему поцеловать чужого бойфренда и впустить пальцы в мягкие волосы, обнять его всеми четырьмя. — Я не знаю, пустит ли меня мама, — Вайлет кажется, что у нее такой уставший вид, что он должен понять. Ей не хочется никуда ехать, особенно в загородный домик Миши. Мать отпускает её, сама собирает ей рюкзак и вверяет в руки Гариила. «Милого соседского мальчика».СУББОТА
Посиделки не кажутся тихими, Велиз вообще удивляется, когда видит в этом доме Кроули, но тот не отрывается от своего милого мальчика Азирафаэля. Вайлет хочется смеяться — встретились два несчастных с ужасными именами. А потом не может припомнить, вообще ни одного своего знакомого над которыми родители сжалились. Даже она сама была одарена не самым лучшим именем. Но потом она сидит с Гавриилом и говорит о политических взглядах, что перерастает в спор по истории. Он очень умный, поэтому, иногда, он смотрит на неё как на идиотку. Они на кухне загородного домика семьи Михаила, слушают музыку и разговоры из соседней комнаты. Он пьет что-то сладко пахнущее, она — сок с водкой. Но мир останавливается, а её сердце снова норовит выпрыгнуть, когда его широкая ладонь гладит её по волосам. — Что ты делаешь? Гавриил ничего не говорит. Он просто ведет ей через дверь, которая ведет не в зал, а в коридор, и тащит за собой на второй этаж. Велиз кажется, что происходит что-то не правильное, но думать об этом не хочется. В комнате, которую он выбрал, тихо, кажется, что весь мир за ней не существует. Есть только её загнанное дыхание и его пальцы в её черных и сухих волосах. — Закрой глаза, — и Велиз подчиняется, она бы на колени упала, если бы он попросил. Он это прекрасно понимает. Его пальцы опять находят её шрамы на лице. Кожа неприятная и немного склизкая, но очень нежная и от этой девушки хочется простонать. Его нос соприкасается с её и это заставляет нервничать. Вайлет начинает перебирать пальцы, хвататься за свои брючные штаны. Ей хотелось сейчас узнать, что-то все значит, зачем он играет с ней и на сколько это весело должно быть. К губам прикасаются мягко, но это только сначала. Потом все становится более ощутимо, не так как в раздевалке. Он не спешит, но осторожничает, словно девушка в его руках может рассыпаться. И Вельз чувствует, что должна его оттолкнуть, но она только понимает свои руки и аккуратно кладет их ему на шею, поднимаясь на носочках. Она чувствует себя достаточно храброй, чтобы приоткрыть рот чуть шире и прижаться к сильному телу. Гавриил ей кажется очень горячим. И хочется, чтобы он был горячим потому что она рядом. А потом они лежат на кровати, оба на спинах и молчат. Вельзи не знает, что сказать. У нее в голове так много вопросов на которые страшно узнать ответы, а Гавриил просто не видит смысла. Он думает о чем-то своем, но потом он снова целует её. Все так же трепетно и нежно, а она старается лежать спокойно, набираясь смелости, прежде чем снова прикоснуться к нему. Гавриил позволяет её вести, показывать, как её нужно целовать, как нужно её обнимать и прикасаться. Именно это позволяет им углубить поцелуй, стать более уверенными. Гавриил подминает маленькое тело под себя, опираясь на руку, чтобы ненароком не упасть на девушку, второй он водит по бледной коже, чтобы найти нежные шрамы под тканью тонкой футболки. Но Вельз тянет его на себя, ей хочется ощутить его тяжесть, почувствовать себя в безопасности, полностью закрытой его широкой спиной.ВОСКРЕСЕНИЕ
— Мудак, — плюет Кроули где-то позади, пока Азирафаэль отводит девушку к его машине. Щека Велиз горит, а не заживший ожог открылся. По щеке к подбородку катится немного желтоватая жидкость, которая противно пахнет, но ей хочется только смеяться и думать, что она — самая последняя идиотка в этом мире. Таким тупым жить не положено.ПОНЕДЕЛЬНИК
Она рисует плакат во дворике своего дома. На её лице цветет синяк, который заставляет и ожог давать о себе знать. Рядом с ухом несколько царапин от ногтей Михаила. На лице Велис показатель, что ангелам доверять нельзя. Ей кажется, что люди, которые кажутся общественности самими лучшими, на деле — твари.