Хватит падать

Хлопок двери. Данте проглотил последнюю пельмешку и поднялся. — Что-то ты припозднился, Зон… — начал он, выходя в коридор, но замер у дверного проема. На выходе стоял заплаканный Зонтик. Он всхлипывал, прикрывал одной рукой глаза, а второй вытирал нос от крови. Длинные бирюзовые волосы сильно запутались, коричневый свитер был порван в паре мест. — Ох… — Данте задумчиво свел густые брови. — Похоже, у тебя выдался трудный денёк, братец. Ладно, идем, я тебя подлатаю. Он провел голубоглазого на кухню, где обычно хранилась аптечка. Красноволосый начал обрабатывать раны «брата». На самом деле они не были родственниками. На Зонтика родители наплевали, они буквально забыли о тринадцатилетнем сыне. Данте, как старый друг парнишки, позволил ему жить у себя. Это нисколько не утруждало его, наоборот, философ хотел помочь бедолаге. Уже два года он помогал названному брату. — Я-я не п-понимаю… — пролепетал Зонтик, прикладывая к синяку на глазу лед. — З-за что они так?.. Я-я же им ничего не сделал… — Задиры и хулиганы не думают об этом, — вздохнул красноволосый. — Но ты помни: лучший ответ на издевательство — это сдержанность и терпение. — Я-я знаю… Н-но я т-такой слабый… Я тряпка… — парень обнял себя. — Не говори так. Ты не тряпка. Ты просто мягкий, как зефирка, — с этими словами Данте потрепал Зонтика за щеку и улыбнулся. — И… И они г-говорили, что я п-придурок… И что я з-заслуживаю смерти… Философ замер. Он буквально представлял в голове, как бедный подросток выслушивает бездушные речи наглецов. От злости он сильно сжал плечо голубоглазого. — Д-Данте? — окликнул задумавшегося брата Зонтик. — Д-Данте, б-больно… Парень очнулся и разжал пальцы. Гнев не ушел, но дал место стыду и чувству вины. — Данте, т-ты сердишься? Т-ты злишься, д-да? Но он не слышал Зонтика. Завязав узел у бинта, девятнадцатилетний встал со стула. — Я на балкон, — отстраненно произнес он. — Ты знаешь, зачем. — Д-да… — жертва опустил голову. — Кстати, в холодильнике мороженое. Твое любимое, ванильное. Поешь, успокойся. — Х-хорошо… Очередная прошлогодняя газета отправилась в своеобразный костёр в старом котелке. Данте часто сжигал ненужные бумажки, чтобы успокоиться. Даже такому умиротворенному человеку, который регулярно занимался медитацией, требовалось выпустить пар. Он боялся навредить Зонтику. Он боялся напугать его. Огонь успокаивал его. Однако сейчас древнее пламя ярости, дремавшее в глубинах подсознания, пробудилось и жаждало свободы. Пытаясь как-то унять этот гнев, Данте разрывал газету на мелкие кусочки и кидал остатки в костёр. Потрескивание угольков ласкало слух. — Человек может смотреть вечно на три вещи… — по привычке начал парень, отдыхая от непривычно быстрых движений руками. — На то, как горит огонь… На то, как течет вода… И на то, как работает другой человек. Как течет вода… Вода… Соленая вода. Морская волна? Нет, слёзы. Слёзы. Голубые слёзы. Стоп, нет. Голубые глаза. И слёзы. Слёзы в голубых глазах. Плачущие голубые глаза. Дрожащий голос… Они хотят ему смерти… — Черт! Данте ворвался в ванную. Там он увидел стоящего у раковины брата, держащего нож у запястья. По щекам текли слёзы, руки сильно дрожали. — Зонтик! — парень подскочил к нему и резко обнял за голову, оттаскивая от раковины. От неожиданности самоубийца выронил оружие, и оно со звоном упало на кафельную плитку. Философ прижимал пятнадцатилетнего к себе, утыкаясь носом в его бирюзовую макушку. — Д-Данте… — испуганно прошептал Зонтик. Он положил свои ладони на руки старшего брата. — Я-я… Я п-подумал, т-ты злишься на меня… И-и… И я решил н-никому н-не мешать… — Тише. Красноволосый повернул парнишку к себе лицом и осторожно коснулся носом его лба. В этой небольшой семье такой жест обозначал нежность и сочувствие, а также призыв к молчанию. Точнее, не призыв, а просьбу, ведь прикосновение всегда было мягким. Скорее интуитивно Зонтик замолчал, ожидающе глядя на Данте. Наконец последний чуть отпрянул и сел на одно колено перед младшим. — Хватит падать, — серьёзно сказал он. — Вставай и иди вперёд. — Но… Что делать, если нет земли? — Тогда учись летать. Философ встал положил руку на плечо Зонтика. — Ты не представляешь, как ты мне дорог, — тише произнес он. — Прошу, не делай так больше… — Не буду, — голубоглазый обнял Данте, утыкаясь носом в его грудную клетку. — Я п-понял… Красноволосый не ответил. Лишь погладил братца по голове со слабой улыбкой.

***

Золотая осень. Именно так называют это прекрасное время года поэты и писатели. Данте и сам любил осень за обилие теплых красок. Огненный окрас создавал у него впечатление торжества жизни, а не увядание природы. Осень насмехается над зимой. Пока не наступили заморозки, можно и помедитировать в парке. Скрыться от охранника, который и так плохо выполнял свою работу, выйти на траву, которая еще не пожухла и сохраняла измрудные краски, сесть под деревом и углубиться в себя. Слиться со вселенной. Услышать свои мысли. Вдох. Выдох. Тело расслабляется, вокруг все будто затихает. Но нет, слух обостряется и улавливает сперва незаметные, но такие приятные звуки природы. Пение птиц, шелест листьев, тихие шаги и смех… Смех. Издевательский смех. Данте открыл глаза и посмотрел в сторону. Знакомые бирюзовые волосы, знакомый свитер цвета охры. Зонтик. А рядом с ним троица ухмыляющихся парней значительно выше него. Один из них резко подскочил к подростку и толкнул его на землю. По этой дорожке редко кто ходит. Никто не поможет бедняге. Огонь. Гнев. Ярость. Данте смутно помнил, что делал в те минуты. Он очнулся лишь тогда, когда хулиганы были далеко. Кисти в крови, на лице пара свежих синяков, все еще отдававших тупой болью, тяжелое дыхание. И напуганный Зонтик, трясущий брата за плечо. — Д-Данте? — он звал красноволосого. Парень взглянул сначала на свои дрожащие руки, потом в голубые глаза Зонтика… Он понял, что произошло. Он избил этих задир. Он защитил Зонтика. Но как до такого дошло? Этим идиотам максимум семнадцать. Одному из них он разбил нос, как тот поступил с Зонтиком. Другой еле сохранил руку от перелома. Данте в шоке сел на скамейку рядом и закрыл лицо руками. Он чувствовал себя ужасно. Он мог просто увести Зонтика подальше. Но он позволил злости взять над собой контроль. Он чувствовал себя монстром. — Данте? — Зонтик стоял перед братом и ждал ответа. — Зонтик, извини… — начал наконец философ. — Я хотел помочь, но сделал хуже… Я пойму, если ты… — Тише. Воспользовавшись моментом, когда Данте убрал ладони от лица, парень коснулся носом его лба. Красноволосый замолчал интуитивно, но через секунду слабо улыбнулся. Зонтик отпрянул, сел рядом и обнял защитника. — Спасибо, Данте, — произнес он. Привычное боязливое заикание в голосе пропало. Остались лишь умиротворение и искренность. — Я люблю тебя. Красноволосый усмехнулся и обнял его за плечо, прижимаясь щекой к голове. — Вижу, ты научился летать, братец.