Это того стоило. Согласен?

— Разрешите сесть с Вами, сэр Элтон Джон? — Я не сэр, — заулыбался Элтон, поднимая глаза на остановившегося рядом с его столиком мужчину; мужчина стоял, придерживаясь за спинку дивана, с обсыпанным сахаром бокалом мутной маргариты в руках. — Привет, Альфи. Как проходит ночь? Этому мужчине было на вид — не больше, не меньше — ровно тридцать пять, он не был хорош собой, но и дурен не был — его внешность как нельзя лучше подходила под описание «вполне неплохой, кажется, он хороший парень». Таких мужчин часто можно встретить в барах, так как они любят выпить и старательно ищут того, после встречи с которым по барам можно будет больше не ходить. К одному и тому же месту Элтон привязываться не любил, поэтому от ночи к ночи предпочитал места чередовать (а после особенно удавшихся в некоторых ночей — ровно как и неудавшихся, повторно уже не появляться), однако, в последние две недели он неуклонно изменял своим привычкам. И причина тому была «вполне неплохой, кажется, он хороший парень». — За маргаритой, — тридцатипятилетний мужчина продемонстрировал приподнимаемый бокал; Элтон невольно улыбнулся, найдя этот жест крайне забавным. — А как проходит звездная ночь? — Ну… — Элтон замялся, пожимая плечами и отпивая из своего наполовину опустевшего стакана спорной выдержки шотландский виски. — Я записывался днем. И это было настоящее дерьмо. Я терпеть не могу эту студию, там работают одни олухи, отчего-то считающие, что раз они стоят за пультом, то знают лучше, как должна звучать песня. Моя песня. Они думают, она моей называется просто так? За столом воцарилось молчание, и Элтон, опомнившись, зажмурил глаза, протяжно выругавшись: — Че-е-ерт, прости. Ты ведь спрашивал меня не об этом… — Да ладно, — собеседник заулыбался раззадорено, в чем-то даже очаровательно; он сидел рядом с Элтоном на красном кожаном диванчике, развернувшись всем корпусом и держа одну руку на прохладной широкой спинке. — Ты интересно рассказываешь о работе, я еще ни разу не заскучал. Элтон глупо улыбнулся, сжимая стакан крепче в руке и отхватывая еще один глубокий глоток виски. Ему нравилось общаться с этим парнем. Чем-то он умудрялся расположить к себе, создать ощущение того, что с ним можно сесть, выпить, и за душевным разговором — действительно рассказать о чем угодно. А Элтону, так редко позволяющему себе душевные разговоры с другими людьми, ощущать эту возможность было по-настоящему приятно. Впрочем, рассказывать он от этого все равно ничего не начинал. — Хрень это все, Альфи, — громким голосом возвестил Элтон, стукнув ладонью по столу и откинувшись на спинку скрипучего дивана; плечами он почувствовал оказавшуюся за собой руку. — Вся эта звездная чепуха — хрень. Ты бы знал, как она мне осточертела. — Тогда почему ты не уйдешь? — полюбопытствовал Альфи, с интересом всматривающийся в его идеально выбритое по случаю ожидаемого ночного рандеву лицо. — Почему не завяжешь с музыкой? — Не могу, — уклончиво ответил Элтон; шальная мысль о Риде вытеснилась назидательным скрипучим голосом в черепной коробке: «это твоя работа, а не твой экс-бойфренд», прекрасно понимающий это Элтон был согласен с внутренним назидателем. А отчего вперед того в голову влез Рид — одному Богу известная шутка. Ведь Элтон не знал, что должно было в действительности произойти, чтобы он добровольно — собрав ноты, костюмы и смехотворным образом реализовавшиеся детские фантазии — ушел из музыки. Жизни без сцены не существовало: не существовало до и не могло существовать после. Глядя в сторону барной стойки, Элтон невнимательно наблюдал за юной девушкой с высоко убранными темными кудрявыми волосами. Она, в неприлично коротких шортах, которые ей прекрасно шли, ставила в прозрачную вазу букет раскрытых, с ярко-рыжими от пыльцы и тянущимся вверх тычинками, лилий, выглядящих слишком белыми даже сквозь клубящийся вокруг барной стойки дым. Сидящая рядом компания мужчин застучала кружками, привлекая внимание девушки и требуя повторить напитки. Альфи — бывший, безусловно, случайным незнакомцем, а от части и фанатом, не только Элтона Джона, но и предпочитаемых им по жизни симпатичных и ярких мужчин — наблюдал за замолчавшим ночным собеседником. Тот смотрел перед собой и гонял двумя пальцами по черной столешнице стола свой стакан. Медового цвета волосы, заправленные за проколотое ухо, были уложены под небольшой изящной шляпой, украшенной пышным темно-синим пером. Лацканы расстегнутого пиджака поблескивали такими же темно-синими стразами, обрамляя черную майку, обтянувшую рельефную грудь и выступающие соски — остальную часть явно любовно подбираемого гардероба было не разобрать под глянцевой поверхностью стола.  — Ты хороший человек, Элтон Джон, — простодушно и невпопад сказал ему Альфи, засмеявшись в ответ на удивленный взгляд Элтона. — Прости, мне показалось, что ты расстроился. А это… Разве часто люди действительно говорят друг другу о подобном? Не говорят, а люди после этого и не знают, что они — хорошие люди. — Не-е-е, — развязно протянул Элтон, поднимая виски к губам; наличие руки за спиной приятно его грело. — Во мне нет ничего хорошего. И я не расстроился. — Если бы не было, люди бы не любили твои песни так сильно, — возразил ему собеседник, до сих пор не притронувшийся к собственной маргарите; сахарные края бокала поблескивали намного тусклее страз на пиджаке Элтона. — Слушай… Ты мне доверяешь? Элтон искоса взглянул на него, но утвердительно кивнул. — Мне кажется, тебе нужно заняться чем-то еще, — Альфи поторопился пояснить. — Не надо уходить из музыки. Просто придумать что-то еще, что будет именно твоим и будет доставлять тебе удовольствие. Не знаю… Может… Да вот пусть хоть открыть свой бар! Элтон засмеялся, перегибаясь над глянцевым столом, помутневшим от следов стаканов и пальцев. Это был самый простой бар, а в простых барах не предусмотрены услужливые официанты, как коршуны следящие за чистотой и порядком в зале — и гостей, хоть и не имеющие возможности тем отдраить лица своими кипельно-белыми полотенчиками, которыми они вытирают охлажденные во льду бутылки шампанского, а Элтон был уверен, многим из них хотелось это сделать не меньше трех раз за вечер. Когда он рассказал о своем предположении Риду, тот с улыбкой заметил, что в штат в подобных заведениях набирают только профессионалов. А профессионал от непрофессионала отличается не только хорошо выполняемой им работой, но и полным равнодушием к своему клиенту. Отсмеявшись, Элтон повернул голову к Альфи — в прикрытых глазах певца поблескивали выступившие от смеха слеза. Губы наблюдающего за ним мужчины дрогнули, растянувшись в улыбке. Элтон выглядел как разыгравшийся ребенок, уставший за целый день возни на улице, но все еще беззатейно смеющийся над тем, что ему кажется забавным. — Ты серьезно? Свой бар? — он искренне улыбался; вскинув обе руки и замотав головой, уверенно добавил. — В этом городе и так полно баров, это же город баров! — Но нет ни одного бара имени Элтона Джона, — резонно заметил Альфи. — А что, — пожал плечами Элтон, поднимая глаза и глядя в стену перед собой; он уже представлял, как будет выглядеть выполненная в каком-нибудь модном шрифте большая, в половину человеческого роста, вывеска с его именем. — Может, туда бы и правда кто-то зашел. — Я знаю много людей, которые слушают тебя, Элтон. И почти все из них любят выпить, — Альфи встретился взглядом с улыбающимся Элтоном и поднял свой бокал, звонко ударяясь гранями с его стаканом. — Да это была бы бомба для твоих фанатов! Рядом в крепкую обнимку прошли двое вусмерть пьяных мужчин, держащихся каждый — одной рукой за своего товарища, другой — за свою кружку пива. Оба, одетые в помявшиеся рубашки и костюмы, были похожи на загулявших после свадьбы друзей жениха; возможно, ими они в самом деле и были. Проходя мимо столика Элтона и Альфи, они громко обсуждали какого-то польского режиссера. Судя по их горячему спору, снял он действительно что-то невероятное и наверняка в Голливуде. — Есть проблема, — вдруг сморщился Элтон, взбалтывая в стакане остатки виски; Альфи подумал, что в стакан ему что-то попало. — Я буду должен обсудить эту идею. Со своим Джо-…со своим менеджером. — А в чем проблема? — поинтересовался у него мужчина. — С ним что, как-то сложно связаться? — Ну, так… Я не… Думаю, я не особо ему нравлюсь. Проблема посерьезнее перебоев со связью, не так ли? — огрызнулся Элтон, на кого — не знал ни он, ни его собеседник. — Разве не ты его босс, Элтон? — в голосе Альфи слышалось оправданное непонимание. — Я, — неубедительно согласился Элтон, вдруг чувствуя, что виски и правда начал горчить. — Давай не будем об этом. — Поговори с ним. А если он будет тебя отговаривать — уволь его к чертовой матери! Ты же Элтон Джон. — Давай не будем об этом, — повторил Элтон.

***

— Он у себя? — сухо спросил Элтон; под надменностью, изображаемой им для секретаря, пряталось крутящее внутренности волнение. Молодой смазливый секретарь южной внешности, похожий на какого-то не то итальянца, не то мексиканца — Элтон в них плохо разбирался — поглядывал на явившегося посетителя большими темными глазами, виднеющимися над модным женским журналом, с обложки которого загадочно смотрела брюнетка в коралловом комбинезоне. Опустив журнал на стол, он продемонстрировал фривольно расстегнутые пуговицы блестящей яркой рубашки, в вырезе которой виднелись иссиня-черные вьющиеся волоски. Продемонстрировал и ямочки на своих загорелых щеках: секретарь Джона озарился хитрой улыбкой, кивая головой в сторону кабинета со стеклянной дверью и опущенными жалюзи. Сбитый этой улыбкой с толку Элтон начал перебирать в голове варианты того, что же за ними происходит в кабинете. К его счастью и глубокой неудовлетворенности секретаря — Рид в кабинете работал в одиночестве. — У меня есть идея. Организуй мне деньги на нее. Голос Элтона звучал по-деловому, он и сам — выглядел по-деловому. Стоя в кабинете Джона в удлиненном белом пиджаке поверх расклешенных брюк и в нахлобученном на голову берете в скучную серую клетку. На носу держались в тонкой черепаховой оправе очки, под их линзами — по белкам глаз разбегались красные паутинки сосудов. Рид в задумчивости проходил взглядом по гостю кабинета — у него было много поводов пребывать в задумчивости, но явление посетителя, которого не имел права задержать секретарь, имело из всех этих поводов меньшую ценность. Впрочем, даже тогда Рид отметил, что деловой вид (в том понимании деловитости, которое имелось у Элтона) был гостем продуман по случаю, специально. — И что это за идея, Элтон? — спросил Джон. Он наклонился к столу, беря сцепленные искривленной скрепкой и мелко покрытые цифрами, пестрящими многими нулями, бумаги; в том, что касалось динамики финансов и заключаемых договоров, Рид был особенно скрупулезен. Он держал крепкой платящей рукой лучших финансистов и адвокатов, а над ними — лучшего начальника, себя самого. — Это бар. Я хочу открыть свой бар, — объявил Элтон, встречая удивленный — вряд ли он действительно был удивлен — взгляд Джона нахрапистым упрямством. — И нет, я не хочу слушать твое мнение на этот счет. — Решил стать предпринимателем? — поинтересовался Джон, выпуская из рук бумаги и откидываясь на кожаную спинку кресла. — И какое будет название? «Утром снежок, вечером на посошок»? Элтон вскинул руки, сжимая пальцы в воздухе на уровне груди. По его просьбе Джон и правда не стал выражать свое мнение «на этот счет» — только просьба была сформулирована Элтоном неправильно. Набившиеся мысли ворочались во рту, похожие на густую и безвкусную массу — от них хотелось скорее избавиться, но они слишком плотно пристали к деснам. От перекладываемого тяжелого языка мысли никуда не девались, и Элтон раздраженно процедил сквозь зубы — вовсе не то, что хотел: — Заткнись, Джон. Мне не нужно твое чертово одобрение, мне нужны сраные деньги на мой сраный бар. — Так сходи в банк и возьми их, со своего счета, — упираясь локтем в стол, Джон крутил в поднятой руке пишущую ручку, ловко проворачивая ее между длинными ухоженными пальцами; с его лица не сходила усмешка, выражающая не только отношение к словам Элтона как к очередной клоунаде, но и бесчестное на его фоне самолюбование. — Ты же знаешь, какой у тебя номер счета? — Ты мой менеджер, Джон, ты мой сраный менеджер! — взвинченный Элтон оказался у широкого стола темного дерева, изо всех сил ударяя раскрытыми ладонями по глухо отозвавшейся ему столешнице; сложенные в аккуратные стопки бумаги сползли на бок. Джон заинтересованно смотрел снизу вверх на красного и тяжело дышащего Элтона по другую сторону стола; морщинки на лбу под козырьком берета блестели от выступившего пота. Из-под головного убора — сбившегося к проколотому уху — жидкими прядями торчали рыжеватые волосы. Джон коротко улыбнулся, опуская ручку на стол. — Если хочешь потратить деньги, вложи их в какой-нибудь приют. Или купи себе что-то из новых шмоток. Журналисты будут рады обоим решениям. — Твоя работа… — голос Элтона стал тише, зашипел, из вытянутых в линию губ он выходил почти со свистом, — переводить деньги туда и так, куда и как я скажу, ты тут… — Кажется, ты спутал меня с Барри, — Рид прервал его; нахмурился, поднимая пальцы ко рту. — Это твой бухгалтер. Элтон импульсивно сгреб в руку — ту, что оказалась ближе — сложенные на столе в одну из стопок бумаги, с цифрами и словами, все, как одна, исключительно мелко исписанные или испечатанные, не поддавшиеся бы его, виновника этих бумажек, зрению, и с неприятным скрежетом плотной офисной бумаги сжал в напряженном, с выступающими венами, кулаке, швыряя документы в лицо сидящего перед собой менеджера. Джон подскочил на ноги, через стол хватая Элтона за кружевные оборки рубашки и дергая его вперед. Упавшие на колени листы со свистом слетели на пол. Рид держал своего бывшего любовника и своего оставшегося клиента низко склонившимся, упирающимся передней частью мягкого бедра в рельефный край стола, стоя сам едва ли слегка подавшимся вперед. Теперь Элтону — приходилось поднимать на него глаза вверх. — Послушай сюда, — в голосе Джона звучало красиво и изысканно — как все, за что он брался — сдерживаемое раздражение. — Раз ты не понимаешь, я расскажу тебе, что произойдет, когда ты решишь вкладываться «куда хочешь» и «как хочешь». Деньги кончатся. Ведь ты считаешь, что руку в свои счета можно засовывать бесконечно, что золотые запасы имеют особенность чудесным образом восстанавливаться. Это моя вина — я слишком хорошо выполняю свою работу, раз ты в это поверил. Но давай ты представишь, что я ушел. Представил? Джон вскинул брови, делая паузу. Его пальцы все также крепко сжимали собранную на груди ткань чужой рубашки. — Отпусти меня… — Элтон нерешительно дернулся назад, но сил сопротивляться Джону в себе найти не смог. — Вот твое будущее в этом случае, — продолжил Рид, тяжелым взглядом сопровождая каждую дернувшуюся в лице Элтона мышцу, старательно уводящего глаза вниз; Джон чувствовал, что того начало потряхивать. — Ты без меня — наркоман с пианино. Какое-то время люди будут платить. Люди любят смотреть на уродов. Но концертов будет становиться все меньше, потому что некому будет их организовывать, любой, кого ты попытаешься нанять, не будет готов рвать жопу ради загибающейся звезды, никакой идиот не готов жертвовать из-за жалости к тебе своей карьерой. Продажи будут падать. И в какой-то момент ты окажешься там, где за дозу кокаина тебе придется отсасывать член тем, кто еще помнит, что когда-то видел тебя на сцене. У Элтона перехватило дыхание. Он изо всех сил подался назад — рука Джона удерживать его не стала. Отошел на шаг от стола, проводя ладонью по лицу; потерев двумя пальцами глаза под очками, он посмотрел на стоявшего за столом Рида. Вокруг того запрыгали цветные пятна, чтобы их не видеть, Элтон решил отвернуться. — Хотя знаешь, я дам тебе денег, — произнес Джон преувеличенно расслабленно; Элтон повернулся на звук перекладываемой бумаги. Джон, стоя, что-то вписывал в исчерченный графами лист. — Столько, сколько тебе требуется. Сколько ты хочешь. Ты уже подобрал помещение, которое собрался оборудовать? Если это в Лос-Анджелесе, предприятие может оказаться не из дешевых. Но ты же уже в курсе. Хозяин подпишет договор ренты? Или вы договорились о покупке? Раз ты пришел просить у меня денег, уверен, ты уже знаешь, о какой ты говоришь сумме. Или нет, Элтон? Элтон опустил руку на грудь, тяжело вздыхая и пробегая глазами по роскошному кабинету. У высоких стен с тонкой золотой росписью стояли шкафы глубокого темного цвета, почти все — открытые, но в которых, однако, не увидеть было ни одной пластинки, плаката или музыкальной премии: принадлежит кабинет музыкальному продюсеру или любому другому любого другого руководителю — определить было бы просто невозможно. Любовь Рида к музыке выражалась только в парадно выставленном граммофоне, который он приобрел еще до знакомства с Элтоном. Вид деловито поднявшего голову Джона, державшего в руке занесенный над листом Монтбланк, шматком колючей проволоки пролез Элтону под ребра. От попыток отвлечься на светлую мысль о своем баре, шматок тихо шевелился. — Ты… — он глубоко вдохнул, дернув головой и уставившись в дальний угол потолка — ровного, выбеленного, без единой выемки, без единой трещины, выскочившей над старой штукатуркой. — Ты ненавидишь меня, да? — Я не ненавижу тебя, — устало ответил Джон, стряхивая зацепившийся о подлокотник лист бумаги на пол и садясь в свое рабочее кресло; большего он говорить не стал. — Нет, ненавидишь. Ты хочешь уничтожить меня! — воскликнул Элтон, ошалело улыбаясь и снова поворачиваясь к Джону; Джон, хмурясь, подпер пальцами бровь. — Да, Джон, ты ведь очень хочешь, давно ждешь, чтобы я сломался! Все сделаешь для этого! — Кто тебе это предложил? — Рид, не отзываясь, пренебрежительно щурил глаза; Элтон порывисто ходил по кабинету, вскидывая руки в театральных изломанных жестах, и время от времени то снимал, то снова натягивал на лысеющую голову берет. — Что предложил? — запнулся Элтон. — Открыть бар, — пояснил Джон. — Не думаю, что эта прогрессивная идея пришла к тебе самостоятельно. — Его зовут… — Элтон на мгновение замолчал, но с переменной уверенностью продолжил. — Его зовут Альфи. Он любит мои песни, то есть, он их слушает. И любит. И он считает, что я могу попробовать сделать что-то еще, теперь, помимо музыки. Он сказал, что знает кучу людей, которые захотят прийти выпить в бар имени Элтона Джона. Он реально хороший парень. Я с ним… И, ну, в общем. Это была наша общая иде… — Боже, Элтон, — прервал его Джон, в лице которого снова засквозило раздражение — на этот раз красоты и изыска в нем виделось меньше. — Тебе заморочил голову какой-то провинциальный голубой придурок, научившийся в своем селе на местных фермерах отлично делать минеты, а ты ему с огромной радостью поверил. — С чего ты взял, что он заморочил мне голову? — оскалился Элтон. — Догадался, — пожал одним плечом Рид. — Так идея с баром принадлежала Альфи? — Он… — Элтон снова замялся. — Ему, — заключил Джон, выпрямляясь в кресле и собирая бумаги, разлетевшиеся по столу, в одну общую стопку. — В следующий раз будь умнее. До того, как приходить ко мне с предложениями открыть бар имени Элтона Джона. У Элтона во рту стало кисло. Он даже дышать стал реже, вдруг подумав, что любой признак жизни, который он подаст в этом кабинете, еще больше покажет Риду, насколько его бывший любовник и оставшийся клиент нелепый. Впервые за разговор от мягкой густой массы отделился тот вопрос, который Элтон, панически боявшийся показаться нелепым, действительно хотел озвучить. — Тебе так сложно поверить, что кто-то может просто любить меня и желать мне чего-то хорошего? — А ты сам можешь сказать, за что тебя можно любить и желать тебе хорошего? — поинтересовался Рид, бросив на Элтона короткий оценивающий взгляд. От этого взгляда — или от предшествующих ему слов, он толком не понял — Элтону захотелось присесть, но под ногами был только темный ковер с коротким ворсом, а диван, или кресла… Где же они? Где эти кресла? Кажется, Рид их заказывал прямиком из Европы? В голове стучали чугунные неповоротливые молоточки в виде кресел, запрещающие ему задуматься над встречно заданным вопросом. — Я покончу с собой, — неожиданно сказал Элтон, потерянно глядя на Рида, по другую сторону широкого стола из дорогостоящего и крепкого дерева. — Ты слышишь, Джон? Джон устало махнул свободной рукой, перебирая пальцами перемешавшиеся листы документов. — Само собой.