***
Он давно знал, что умирает. С того самого дня, как получил своё увечье.
Он видел прах рассыпающегося черепа. Он чувствовал прах во рту, на спине, на руках, в постели. Везде Прах был везде. Сложно было скрывать это от брата, но Папс не должен ничего знать, у него и так слишком много проблем. Санс врал ему в лицо, бессовестно улыбаясь и говоря, что с ним «всё в порядке». А ночью давился слезами и криками. Он ведь давно привык к этому, верно? Ценой этих мучений было то, что Папс ничего не знал о том, что его брат умирает. Вот и славно, меньше крика… Он привык скалиться ничего не выражающей улыбкой с вдавленными в самый череп уголками рта, скоро трещины пойдут. Он просто не мог не улыбаться. Улыбка — часть его природы. Часть его существования. Часть его. Он привык к жуткому чувству голода, которое появилось спустя несколько лет после… После чего? Этого он не помнил. Помнил лишь смутный силуэт кого-то, кто казался… знакомым? Но это уже не важно. Ничего не важно. Важен лишь брат и чудовищный голод. Наверное именно тогда он и убил первого монстра. Просто удивительно. Монстры после начала всеобщего Голода перестали рассыпаться. Их тела оставались после исчезновения души и, как он вскоре обнаружил, были вполне съедобны. Понадобилось много времени, чтобы заставить себя откусить хотя бы маленький кусочек от мертвеца. Королева запретила поедать собратьев, если кто-то увидит его Но пока никто не видит можно всё. Наверное тогда он и сошёл с ума. Скоро он привык есть себе подобных. Скоро и брат привык. Сначала он отнекивался, ругался, умолял, давился от отвращения, но скоро смирился и стал есть намного охотнее. Когда он оказался в банде Найтмера первое, что ему дали — имя. Новое имя. «Хоррор» — так они его называли, «ужас». Интересно, а в кого и как он должен вселять ужас? Он ведь и сам боится. Хоррор старался быть полезным Найтмеру, честно старался. Можно сказать, лез из кожи вон, чтобы оказаться полезным, но главная проблема в том, что у него нет кожи. А ещё большей части магических способностей тоже. В его распоряжении лишь кости, топор, да мясницкий тесак, которые нужно всё время затачивать. Скромный набор, когда с тобой в одной команде послушный как робот Киллер с отточенными до рефлекса навыками, Даст-чёрт-знает-какого-уровня, Эррор, чёртов Разрушитель миров, и странный парень Кросс, который скоро покинул их команду, перейдя в стан врагов. Вот и как в такой яркой компании хоть как-то выделиться ему, дырявоголовому каннибалу-людоеду? Правильно, никак. Да и не было в этом надобности. Время сыпалось как прах с его черепа. Скоро у него не оказалось половины головы. Скоро он не смог подняться с кровати, лишённый сил двигаться. Скоро прах снова был везде. Чёртов прах был везде, и никто не мог помочь ему. Он и сам не хотел, чтобы ему помогали. Он заставил себя принять скорую смерть, ждать её, отсчитывая месяцы, недели, минуты, се-кун-ды до конца. И в последние мгновения перед кончиной он вспоминал брата, Киллера, выглядевшего пустым, но часто задающим глупые (на его взгляд) вопросы, и который ушёл пер-вым, Даста, разговаривающего с абстрактной пустотой, которую он называл «Папайрусом», но ставшего ему близким другом, и порой забавного Эррора. Небольшая часть этих воспоминаний поселило полузабытое тепло в разваливающейся душе. — А вот и ты, Хоррор, — произнёс кто-то. Он с трудом повернул голову в сторону говорившего. На столе в его комнате сидел Рипер, опираясь на косу. Он сглотнул. Рипер заметил и улыбнулся. Жутко. Пустой улыбкой, как когда-то Киллер. — Неужели так ты встречаешь Смерть? Я-то думал, ты давно смирился с концом. — Смирился? Ты серьёзно? Ты как никто другой знаешь, что это пиздёж, — он хрипло рассмеялся, но резкая боль в полуразвалившимся черепе оборвала начавшееся было истерическое веселье. Он умолк, морщась от мигрени. — Да, я знаю, — Рипер поднялся со стола, отряхнув балахон от праха. — И ты тоже знаешь, но продолжал лгать себе на протяжении всех этих лет. Хотя, что есть эти годы, м? — в глазах Смерти он заметил недобрые огоньки, но у него просто не было сил, чтобы испугаться или насторожиться. — Голод, — это слово вырвалось у него помимо воли. — Эти годы были голодом, — Рипер склонил голову на бок, касаясь ею лезвия косы. Молчание продлилось каких-то две или три секунды, но Хоррору эти секунды показались гораздо, гораздо длиннее. — Как ты думаешь, как умер Киллер? — вдруг спросил Рипер, не отрывая от него ледяных равнодушных глаз. «Как шарф того дурня из UnderSwap», — пришло в голову неожиданное сравнение. — Хочешь поболтать перед тем, как забрать мою душу? — устало спросил он. Рипер молча кивнул. Они оба знали, что пожирание душ их троицы (Киллера, его самого и Даста) было для Смерти особенным событием, поэтому до сих пор он может видеть и говорить, хотя по всем законам логики давным-давно должен был превратиться в прах. Пока Рипер не заберёт его душу он будет жить. — Киллер был горазд на глупые вопросы и наглость. Думаю, именно так он и умер, — после недолгих раздумий ответил Хоррор. Рипер изобразил слабое подобие улыбки. — О да, — коротко подтвердил он, приближаясь. Хоррор почувствовал могильный холод, исходящий от Смерти и против воли содрогнулся. Рипер заметил и это. Но на этот раз промолчал. — Что чувствует скелет, умирая? — спросил он, поднося косу к горлу. Хоррор улыбнулся. Искренне, как давно не улыбался. До боли, но он улыбался. И ответил, тихим слабым голосом, полным долгожданного спокойствия: — Он чувствует жуткую одиноКОСТЬ. — И это правильный ответ.Он давно знал, что умирает. С того самого дня, как получил своё увечье.