гㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤдㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤе
За спиной тяжело отвратительно гудит ржавеющим металлом грузоподъёмный кран, поворачиваясь. Гэвин судорожно поворачивается вслед за ним. Нет-нет, показалось. Снова. Под сердцем закололо. Остро. Кололо резко, быстро. Теперь в него. Как острым тонким концом иглы. Сбитому дыханию мешают падающие капли, стекавшие по лицу, под носом, по губам. Гэвин хватает их ртом на вдохе, откашливается, щурится. Вода, темнота и прожектора слепят его. Его заглушает гулом рабочих грузовиков, едущих по одному и тому же маршруту на автопилоте. Где. Гэвин ощущает на своих глазах влагу, смаргивает её. Чёрная картинка окончательно смазывается.Пожалуйста. Только не в этот раз.
Пожалуйста.
Только не в этот.
Под его ногами хрустит битое стекло. Нет, линзы синтетические, они бы растеклись. Тело немеет от бесконечной тревоги. Ватные ноги. Свинцовые руки. Судорожно. Судороги. Дрожать. Те бесконечные руки, что он видел, всё время дрожали. Или окоченели. Это трупное окоченение? Совершенно холодные. Не живые. У Гэвина изо рта пар. Нет, нет, он не может умереть. Бредовая цепочка мыслей. Он бессильно зашипел в зубы, завёл ладони в абсолютно мокрые волосы, по пальцам скатилась влага. Его схватило под подбородком. Давление. Будто эти руки его давят. Они умоляют. Он тоже хочет умолять. Всё время. Не важного кого. Он топчется на месте и в бреду оглядывается. Почти натужно завывает. Тело слишком горячее, но руки абсолютно ледяные. Липкие от мерзостного крупного дождя. Кажется, что с каждой секундой он всё больше становится частью этого проклятого места. Он видит, как отовсюду на него смотрят горящие глаза. Они горят. Господи, это глаза горят. Они ещё живые. Господи.Гㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤоㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤсㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤпㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤоㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤдㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤи
Его здесь нет. Господь не живёт в таких местах. Он слишком брезглив и тщеславен. Здесь живёт другой бог.Иㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤхㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤбㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤоㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤг
Гэвин готов сделать Его своим богом. Но сперва бога нужно познать. Опознать. Как? Голову мотает в сторону, и ноги тащатся за ней, сбивая под собой хлам и мусор. Тело плетётся в котловане. Затормаживает от дребезжащего звука железа, прорывается сквозь него, пелену дождя и оцепенения. Трупного окоченения. В его ногах лежат трупы. Белые. Грязные. Холодные. Он идёт по трупам. Их тела под ботинками хрустят и крошатся. Он наступает на руку и шарахается назад.H̴͕̲̥̗̗͛̎̈ę̸̖̯̤̠̋̈́́͐l̷͖̟͔̫̿͊p̵̧̭̰̘̅̈ ̷̙͓͔̯̼̈́̎m̶̹͉̲̓̀̀̉͜ë̴͕̤͕͈̺́͝.̶̮͒̈́
— А-а-а! — Гэвин лихорадочно отрывается от тела за спиной. От прикоснувшейся ладони. Горящие глаза заволакивает. Они гаснут и становятся мутными. По-рыбьи бледными и тупыми. Его почти тошнит. Его только в молодости тошнило от трупов. И сейчас это снова началось. Необъяснимое тошнотворное, мерзостное чувство. Но вместо запаха гнили в носу стоял запах помоев и ночного дождя. Со спины по всему телу резко окатывает крупной волной мурашек. Гэвин перетряхивает больными плечами и тяжело часто сопит от выкрика. Не может вглядываться. Они повсюду. В сорных кучах, под ногами, в стенах мусора. Их глаза и руки хватаются за своё единственный и последний эфемерный шанс выбраться отсюда, не понимая, что шанса нет. Как нет их тела. Или половины. Или трети. Только шея и челюсть. Некоторые из них даже не живые, но всё равно просят.𝙷𝚎𝚕𝚕𝚘, 𝚖𝚢 𝚖𝚘𝚍𝚎𝚕 𝚒𝚜 𝙷𝙺𝟺𝟶𝟶...
ℋ𝒾, ℐ'𝓂 ℒ𝒾𝓃𝒹𝒶...
𝖯𝗅𝖾𝖺𝗌𝖾, 𝗂𝗇𝗍𝗋𝗈𝖽𝗎𝖼𝖾 𝗒𝗈𝗎𝗋𝗌𝖾𝗅𝖿 𝖿𝗈𝗋 𝖺𝖼𝖼𝖾𝗌𝗌...
𝗜'𝗺 𝘆𝗼𝘂𝗿 𝗯𝗲𝘀𝘁 𝗳𝗿𝗶𝗲𝗻𝗱!
Живые. Трупы. Нет. Трупы не могут быть друзьями. — Хэй..? — Гэвин не кажется сам себе жалким. Он впервые не думает, как выглядит. Его голос сипит от сухости и робости. Если бога здесь нет, его нужно найти. Даже если это городская свалка. — Хэй! Даже если этот бог не живой. — Пожалуйста, Боже... И ты такой же труп, какие тебя окружают. Труп? Нет. Он не может быть трупом! Только не в этот раз.Пожалуйста.
Гэвин щупает свои карманы, и они пустые. Никаких средств связи. И к существованию. Он смотрит, как по протоптанной дорожке напротив него сбоку через кучу сгнивающего хлама с ноги на ногу ползёт тело. Оно поворачивает голову. Прямо на него. В грязных разводах от размазанной кожи. Пустая чёрная глазница, и в неё с лысины затекает дождевая вода. Челюсть скосило на бок, выбило. И несколько зубов тоже. Нет, не надо, нужно перестать рассматривать. Гэвин не видит никого вокруг. Никого, кто был бы похож на человека. Его колотит от холода и болезненной слабости, и он обхватывает себя руками, не имея понятия, как отсюда можно выбраться. По склону котловины карабкаются туловища. Гэвин представляет, как делает это рядом с ними, отчего снова подкатывает тошнота. Сердце нездорово колотится. Но больно не его, а набитые бока. Где-то под курткой расцветают иссиня-лиловые гематомы. Мышцы кажутся вялыми, кости хрупкими. Хрупче спиц в раскинутых ненастоящих ногах. Ненастоящих? А передвигаются они лучше его, налитых кровью, набитых мясом. Во рту блевотный привкус — из глотки тянет. Пальцы на ногах не слушаются. Под ложечкой сосёт, из-за пустоты в желудке и нервов постепенно исходит откуда-то из груди тряска. Голова начинает разрываться от боли напополам с желанием заорать крану: «Заткнись!» Но его тут же прерывает сильный импульс в затылке. Потянуло ещё запахом крови. Под дождём кровавая корка размокла. От белого света прожекторов щиплет глазные яблоки, как он попавшего песка. Ночью никого здесь быть не может. И не будет. Кроме него и чьих-то идущих ног без верха. Внутри всё выворачивается от этого противоестественного вида. И Гэвин отводит взгляд, промаргивается. Стряхивает с лица воду. Не может собраться с мыслями воедино. Он, как бездумные тела, бродит по протоптанным тропам, но совершенно не видит выхода. Он понимает, почему саднит руки. Они разодраны от драки. В ближайшие несколько часов он предпринимает попытки и раздирает руки сильнее. От дождя груды мусора сыпятся и утаскивают Гэвина обратно вниз, но он с остервенением хватается за торчащие прутья, в груди бахвальное эго толкает его карабкаться выше. Гнилая арматура перемазана чем-то липким, и открытые ссадины токсично разъедает. Гэвин резко отрывает руку, сильнее уводит, чем рассчитывал, а затем опрокидывается на спину. Ударяется затылком и скулит. Полученная рана ноет сильнее. Нога подвернулась. На него смотрит голая отделённая голова сверху. Глаза остались без век. Только залитые тириумом белки. Гэвин на несколько секунд ничего не слышит, кроме внутренней долбящей под черепной коробкой пульсации. Ночь проходит за болезненными попытками выбраться, но от ливневого потока его сносит вниз, как и тела рядом. Бог должен быть. Хоть какой-то. Пожалуйста. Если Бог есть, тогда он выберется. Гэвин чувствует, как его нервы сдают, но он давит в себе истеричную дрожь и сжимает зубы, чтобы подбородок не трясся. Не срабатывает. Глаза всё равно мокрые. Напоротые разодранным пластиком, деревом, стеклом ладони боятся трогать стены котлована. Гэвин сползает. Нужно просто дождаться утра. Он же справится? Конечно.А если нет?
Тело покрывается наплывами всё чаще гусиной кожей. Лодыжка только глухо болит, если не двигать. Болезненными спазмами стягивает желудок. Одежда промокла. Ноги сырые. С опущенного кончика носа катятся капли. Чтобы найти в этом месте Бога, сил совсем не осталось. Из чёрного небо уходит в тёмно-синий.— ...Детек...
Гэвин смотрит в ноги, замерзая до окоченения. Мимо ползёт очередная половина и хрипло механически стонет.— ...дет...ив...
Кран снова со скрежетом на весь котлован разворачивается. — Детектив Рид..? Едва улавливая мысль, что это настоящий голос и его зовут, Рид поворачивается на звук. Откуда из щели в проёме между стенами мусора выбегает служебная овчарка и подаёт голос. — Вы здесь? Пожалуйста, отзовитесь! Сэр! — слышатся крики полицейских. Рядом с ним юлит собака и лает, привлекая к себе. Брезжит свет фонарей. — Я... — пытается отозваться Рид, но его голос окончательно осел и почти не сипит. Его нет. Сердце волнительно грохочет. Ｉ＇ｍ ｈｅｒｅ． Он одними губами робко сбивчиво хвалит собаку, осев на колени, и трясущимися пальцами гладит между сырыми ушами густую шерсть. Показываются протискивающиеся силуэты группы людей. В темноте мерцает голубая повязка, и Гэвин видит лицо. Ужасно знакомое лицо. Родное. Он поспешно встаёт, ковыляет навстречу, не может бежать. И всё равно торопится! Его подхватывают руки, потому что он почти в них падает. Обмякает. Всё сухое, тёплое, не пропитано помоями, пахнет чистотой. А ладони поразительно сильные. Поддерживающие. Где-то ещё слышатся чужие голоса. Собака больше не лает. Он не думает о том, кто его держит и к кому жмётся. Он жмётся к сильному сгустку тепла, способного его удержать на ногах, пока поисковая группа осматривает обстановку, слепит фонариками. Он не видит чужой красный диод, который реагирует больше на внезапную жажду чего-то известного, близкого, чем на ходячие безглавые трупы. Он не нашёл. Его нашли. Нашёл тот, кого он совершенно не желал бы раньше или позже, но желал сейчас. Именно в этом месте. Сжимал красными ничего не чувствующими руками.Нашёл. Он его нашёл.
Гэвин понимает, что выберется отсюда. А всё потому, чтоБㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤоㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤгㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤеㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤсㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤтㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤь