Наперегонки?

Рамирес странная. Здесь такие не выживают, из них вышибают жизнелюбие, оптимизм, энергию. Но она будто не замечает. Ни взяток рекламщикам, ни сговоров между командами, ни слухов. Ни даже Джексона. МакКуин оберегает от всего. — Наперегонки? До Кубка три недели, и организаторы селят команды в одном центре. Куча площадок, три поля, семь открытых арен. Но она почему-то выбирает самую дальнюю, размером с пол футбольного поля, где недостроена крыша и висит замок на двери. Джексон сломал его и пролез сюда вчера вечером. Этим — она. Развернуться бы и уйти на другую площадку, вечером везде пусто. Но Джексон не привык уступать. — Что? Она вздрагивает, скорее чувствует, чем слышит его приближение. Оборачивает, вынимает из ушей наушники, и он видит — в первую долю мгновения даже пугается. — Наперегонки. — Джекс выходит из-под навеса на площадку под ночное небо и лениво трёт шею, чуть наклоняя в сторону голову. Смотрит на неё исподлобья и улыбается привычно-вышколенной улыбкой, как учили пиарщики. — Не бойся, я не стану стучать, что ты сломала замок и проникла на закрытую территорию. Рамирес моргает и быстро приходит в себя. Уже не улыбается в ответ, как делала раньше, но и не шугается, не скалится на него, как учил МакКуин. Джексон знает. Джексон слышал. « — Держись от него подальше. И не слушай. Ему просто нужно вывести тебя из равновесия.» — Прости, я уже заканчиваю. — Врёшь. — Рамирес становится вполоборота, делает вид, что разминает плечо, но он видит — бросает обеспокоенный взгляд. Джекс усмехается, его красивая улыбка искривляется. — Да, я наблюдал. Переживаешь по этому поводу? Рамирес встряхивает головой, её смешной хвостик взлетает, бьёт её по основанию шеи под самой линией волос и едва достаёт до смуглых щёк, но всё же проезжает несколько раз, стягивая кудрявыми концами несколько капель пота. — Всего один круг. — Джекс дёргает бровью. — Или без МакКуина трусишь? — Друзей ты тоже шантажом себе заводишь? Она по-детски морщит нос и, наконец, оборачивается к нему лицом. Джекс опускает голову и усмехается. — У меня нет потребности в друзьях, Рамирес. Так бежишь или как? Она щурится, рассыпая сетку морщинок у краешек глаз, и вдруг улыбается. В ней азарта столько же, сколько и в нём, он это видит. Он уже уверен, что она согласится. — И что получает победитель? — Я получаю это место. — Джексон ломает линию бровей, рассматривая, как она перепрыгивает с ноги на ногу, разминаясь. В ней снова бьёт ключом эта странная энергия, детская, почти беззаботная, если бы не лёгкая настороженность в глазах. — По вечерам. Без тебя. — Ты хотел сказать -я- получаю? Без тебя. — Он видит складочки под грудью на тонкой ткани её жёлтой майки, когда она нагибается. — Сойдёт. По рукам! Рамирес встаёт у линии старта, ровняет дыхание, хмурится и принимает стойку. Джекс тянется, несколько раз прокручивает плечом и почти зевает. — На счёте три. — Лениво нагибается, подмигивает Рамирес, когда та поворачивается, — три! — И резко срывается с места. * — Нечестно! Джекс падает на траву, громко и жадно дышит, чувствуя, как горит огнём грудь от нехватки воздуха. Рамирес финиширует на две секунды позднее, сгибается пополам, упираясь ладонями об острые коленки и сдувает рваными выдохами с лица чёлку. — Ты, — шумный вдох, — рванул без, — выдох со свистом, — без предупреждения! Ты выиграл нечестно! — Типичная отговорка неудачников, Рамирес. Он скашивает на неё взгляд, когда она подходит и падает на траву рядом с ним. А потом, затихнув, вдруг заезжает кулаком ему под бок. Он с хрипом охает. И приподнимается на локтях, когда понимает — она смеётся. Устало, неровно из-за сбитого от бега дыхания, но громко и искренне. Джекс смотрит недолгих пару секунд, а потом ложится обратно, чувствуя, как трава и её волосы щекочут ему край уха. — Странная ты. — А ты сломал вчера замок на двери. * — Ты нарушаешь условия выигрыша. Джекс усмехается одним углом рта, стараясь не выглядеть довольным. Он рад, что она сегодня пришла. Это странно. Но смотреть на то, как забавно она разминается, перепрыгивает с ноги на ногу, вскидывает руки, растягивает мышцы спины, вытягивается, перекатывает воробьиными лопатками под спортивным топом — ему почему-то нравится. Рамирес нелепая, чересчур энергичная, со стареньким магнитофоном и бразильской музыкой, с глупым бормотанием про «лёгкое облачко», «я – скорость» и что-то ещё. Нелепая. Но Джексон теряет ощущение времени, когда наблюдает за ней. А он ведь гонщик. Лучший из всех. Ощущение времени — его главный навык и обязанность. — А ты нарушаешь условия в принципе. — Она ему не улыбается, но смотрит довольно весело, не прекращая свою безумную разминку. Два шага назад, два вперёд. Два шага от Джекса, два к нему. — Я беру реванш. — А МакКуин разрешил играть со злым и нехорошим Джексоном Штормом? — МакКуин разрешал надрать Шторму зад на Кубке. — Но это не Кубок. Рамирес, наконец, улыбается, продолжает подпрыгивать, разминая ноги, так, что Джекс то и дело подрывает взгляд к её высокому хвостику (он перекатывается из стороны в сторону, гладит её по скулам, смахивает со смуглой кожи пот и снова взлетает волной в ночной воздух), а потом резко нагибается к своей сумке и вытягивает помятый кубок. — Теперь да. — Что это? — Мой выигрыш в «Безумной Восьмёрке». — Она облизывает губы, закусывает нижнюю и смотрит на него с почти детским восторгом. Джекс с трудом переводит взгляд с неё обратно на нелепую игрушку. — Взяли его с мистером МакКуином в прошлом году. Джекс скалится, дёргая верхней губой. — Последний выигрыш Молнии, значит. Ладно, сойдёт. Он протягивает руку, но Рамирес проворно уворачивается, вскидывая наверх ладонь с кубком, и пальцы мажут по пустому воздуху. Тело по инерции подаётся вперёд, Джекс делает шаг и встаёт вплотную к Рамирес. Она распахивает глаза — карие-карие, — и он тяжело глотает. Внутри коротко вспыхивает, будто кто-то повернул ключ зажигания, и в двигателе, где-то в районе его груди заводится двигатель. Заработали поршни, закрутились шестерёнки, и воспламенилось топливо. Джекс вдруг ощущает себя снятым с тормозов спорткаром. Ревущим, горячим, полным энергии. Грудь ревёт, как настоящий мотор. Рамирес распахивает несмело рот и запоздало смущается. Смуглую кожу на скулах трогает мягкий румянец, и Джекс усмехается. Пугает, и она торопливо отступает в сторону, заправляя за ухо неровную чёлку. Нагибается, ставит на линию финиша кубок и прочищает горло. Голос всё равно звучит выше, чем обычно. — Реванш? Джексон встаёт рядом с ней, не отрывает взгляд от красных пятен у неё на шее — надо же, и правда смущается. — Только не проси потом обратно эту глупую игрушку. * Она приходит и завтра. Такая же энергичная, смешная, бойкая. Прыгает по небольшой площадке в центре поля, разминает плечи, расставляет ноги, нагибается, вытягивает спину и поправляет маечку, когда та задирается, оголяя косые мышцы. Она подпевает девчачьим песенкам на испанском, мешает это с любимым «я – облачко, лёгкое облачко». И приветливо улыбается, когда приходит Джексон. Она приходит каждый день на протяжении двух недель. А он с каждым разом всё дольше стоит под навесом в тени и смотрит на её странные танцы под музыку. — Как ты вообще выживаешь? Он не уточняет, где именно, но она понимает. Джекс вдруг думает — она не первый раз слышит этот вопрос. Рамирес пожимает плечами, её улыбка меняется, и она опускает глаза. — Мистер МакКуин помогает. Джекс тут же жалеет, что спросил. * — Завтра Кубок Поршня! — Она бойко подлетает к нему, двигается вокруг него, а он с улыбкой следит, крутит медленно головой, не выпуская её из поля зрения. — Готов проиграть? — Джексон Шторм не проигрывает. — Лучше бы он о себе в третьем лице не говорил. — Подожду тебя завтра на финише, Круз. Сильно не опаздывай. До него долетает её приглушённое ворчание, и он усмехается. — Последний забег? — Который ничего не изменит. Ты ни разу так и не догнала меня. Она сдувает с лица волосы и толкает его бедром. — А ты ни разу так и не пробежал по правилам. — Не оправдывайся. — Беги по правилам! Джекс раздумывает несколько секунд, наклоняя набок голову. И пожимает плечами. — Поспорим? Даже по правилам тебя обыграю. Рамирес останавливается, упирается руками в бока и недоверчиво щурит глаза. Осматривает его придирчиво и наигранно растягивает эту минуту, но Джексон уверен — она уже согласилась. — И на что спорим? — Что я всё равно выиграю? Хм. Что бы такое загадать, чтобы ты не очень расстроилась перед завтрашним заездом? Мы же не хотим, чтобы ты была не в форме. Она фыркает и закатывает глаза. — Ну? — Помашешь мне завтра на старте. — Что? — У неё расширяются глаза. А потом — медленнее, как в замедленной съёмке — зрачки. Глаза — карие-карие — тонут в чёрном зрачке. — Зачем? Джекс смотрит исподлобья, криво улыбается. Не так, как учили пиарщики, а по-своему. Так, как хочется ей улыбаться. — Пусть ребята с ТВ увидят, что ты от меня без ума. Рамирес сбрасывает с себя оцепенение и снова закатывает глаза. — Странный ты, Джексон Шторм. — Так согласна? Она бьёт пальцами по его протянутой ладони и становится на линии старта. Ждёт, когда он подойдёт и выдыхает: — На счёте три. Начинай. Джексон кивает, втаптывает носки кроссовок в тёмный асфальт и нагибается, шумно прочищая глотку и мозги. — Раз, дв.. Рамирес срывается с места. Стартует, звонко проезжаясь подошвой по земле, и делает рывок вперёд, набирая скорость, словно её жёлтый Феррари. Джекс теряет не больше секунды. Смотрит удивлённо ей в спину, на смешной хвостик, а потом врезается в плотный воздух. Он бежит. Понимая, что улыбается. Почти смеётся, смеялся бы, чёрт, если б хватало дыхалки, и едва не нагоняет её, продолжая позорно отставать на сотую долю секунды. Третий поворот, круг замыкается, Джексон делает усилие, последний рывок, и Рамирес выстреливает, пересекая прямую на целый корпус быстрее него. — Победила! Она подпрыгивает, вскидывает руки, громко крича в ночной воздух, а Джекс дышит распахнутым ртом, упирается руками в колени и смотрит на неё, прикрыв один глаз. — Победила! Победила! — Она скачет вокруг, размахивая руками и так громко смеясь, что у Джекса закладывает уши. — Как вам ощущается ваш разгромный проигрыш, Джексон Шторм? Она всё кружит и кружит, прыгает, бегает вокруг него, смеясь и выкрикивая что-то, а у Джекса едет картинка. Не то от нехватки воздуха после забега, не то от того, как красиво она улыбается. Как красиво она ему улыбается. — Пару слов для газетчиков о ваших ощущениях, мистер Шторм. Она замедляется, но продолжает движение, протягивает к нему руку, держа в пальцах воображаемый микрофон, и парадирует журналистов, стараясь держать лицо. Джексон выпрямляется. — Это было нечестно. Она раскрывает губы, что-то снова весело тараторит, а он перехватывает её за протянутую руку, берёт под запястье и резко тянет к себе. В её карих глазах что-то горит, он успевает заметить, а потом мир вместе с ней затихает, будто глохнет мотор. Будто его коротит, он перегорает, вскипает и глохнет, катая горячие клубы пара по капоту и блестящим бокам. Он врезается в её раскрытый рот на третьей скорости. Обороты внутри шкалят, он весь гудит, как его тачка на последнем кругу, и грудь вибрирует, будто там работают огромные поршни. На самом пределе. Джексон целует жадно и жарко. Слушая, как чертовски хорошо его тяжёлое дыхание мешается с её стонами-всхлипами. Этот звук взрывается в его голове фейерверком даже ярче того, что взорвался, когда он услышал рёв мотора его первой машины. Джексон целует властно. И снова, как самый последний гонщик районных заездов, теряет связь с окружающим миром. Не слышит, не чувствует. Ничего, кроме того, что происходит внутри его воображаемой кабины. Где только он и Рамирес. Где его рычание, как рычание мотора Порше, и её тяжёлые выдохи, как вспышки сгорания топлива. — Круз. Она вздрагивает и толкается в сторону. Загнанно дышит и смотрит куда-то за спину Джекса. — Подглядывать любишь, МакКуин? Джексон оборачивается, мажет костяшками по губам и поднимает на Молнию тяжёлый взгляд. Грудь ещё гудит и обдаёт изнутри горячим паром, но голова включается, загорается, как приборная модель. — Круз, нам нужно вернуться в кампус, — МакКуин не смотрит на Джекса, держит руки в карманах, по любимой манере, будто без нервов, расслабленно, ровно, — тебе рано вставать. Рамирес с опозданием, но оживает за его спиной, медленно переставляет ноги и проходит мимо. К МакКуину. — Рамирес. У неё сбивается шаг, она почти оборачивается, но МакКуин обрывает: — Новые фишки, Шторм? Унижать больше не получается, и ты решил сбивать с трассы по-другому? — Он звучит так же тихо, но держится угрожающе ровно, одной прямой линией, с ногой над педалью газа. — Мистер МакКуин.. Рамирес перед ним, как девчонка. Тушуется, опускает глаза и начинает оправдываться. И Джекс понимает — ей перед Молнией стыдно. Стыдно. За Джексона. Он криво усмехается, пинает носком кроссовка камешек на асфальте и вскидывает подбородок. Линия бровей ломается, он насмешливо пожимает плечами и бросает короткое: — Попробовать стоило. У Рамирес дёргаются плечи, но глаз на него она так и не поднимает. Смотрит МакКуину под ноги и кусает нижнюю губу. Всё такая же красная, сжатая в комок. С растрёпанным от пальцев Джексона хвостом. — И нечего так стыдиться, Рамирес. Ты же видела рекламу? Сейчас модно сходить с ума по Джексону Шторму. Теперь МакКуин станет оберегать её в два раза лучше. * Джексон улыбается журналистам привычной улыбкой, как учили пиарщики. Выдаёт заученные фразы, упоминает своих инвесторов, подписывает открытки со своими фото, позирует у машины и кивает на все наставления команды. Слишком много людей и вспышек вокруг, чтобы разбирать чужие лица, но он видит в какой-то момент её ярко-жёлтый костюм. Джекс не хочет, но тело действует по инерции. Он поворачивается, находит её в толпе и смотрит, пока она не поднимает глаза. Раз, два. Где же твой МакКуин? Три, четыре. Грудь слабо тарахтит, перемалывая поршнями воздух. Пять, шесть. Когда он не видит, тебе не так стыдно? Семь, восемь.. Она вдруг улыбается и успевает вскинуть руку над головой прежде, чем её скрывает новая толпа журналистов. Джекс распахивает глаза. Она ему помахала. Его вдруг душит смех. Она ему помахала перед заездом. * Через два с половиной часа, синий Ниссан Джексона Шторма входит в занос на финише, и Феррари Круз Рамирес пересекает финишную прямую на целый корпус быстрее. — Я победила! Победила! Ты видел? — Конечно, я видел. — Я их сделала! — Да, Круз, ты их всех сделала. Она подпрыгивает и с разбега влетает в раскрытые руки, оплетает шею и продолжает выкрикивать ему над ухом, что она «чёрт, победила!». МакКуин наверное глохнет от её выкриков, но улыбается и прижимает к себе, держа ладони чуть ниже лопаток. Джекс стягивает с головы шлем, смотрит на то, как их окружают журналисты, фанаты. Смотрит, как она кивает на их вопросы, смеётся, поправляет непослушные волосы. Он улыбается и опускает глаза. Это, чёрт, лучше всех его кубков. — Мои поздравления, Рамирес. «Джексон Шторм не проигрывает» Джексон Шторм только что сдался девчонке.