Мы сидели и курили, начинался новый день

Шли над городом притихшим Шли по улицам и крышам По карнизам, переулкам По подшипникам и втулкам Где-то появилось солнце, значит, где-то появилась тень Мы сидели и курили, начинался новый день ... Сплин

— Если ты собираешься спрыгнуть, — говорит Блэк, появляясь в дверном проёме. — То я тебя спасать не собираюсь. Она оборачивается, с удовольствием улыбаясь ему. Ещё чуть-чуть и точно бы ушла спать. — Если ты не принёс вина, — девушка садится на холодный, каменный подоконник. — То точно спрыгну, Регулус. Юноша достаёт из-за спины бутылку, видно, невероятно дорогущего пойла, вкус которого они, скорее всего, и не прочувствуют в полной мере. Волшебник подходит ближе, нагло усмехается. — В таком случае, отложим суицид на другой день, — произносит он, откупоривая заклинанием каберне совиньон. — С горла? — А ты романтик… — насмехается Персефона, забирая у него холодное стекло. Она делает глоток бордового напитка, который мягко обжигает глотку. Лафет отдаёт спелой черной смородиной, сливой, вишней и пряностями. Бёрд от удовольствия зажмуривает глаза. Ещё раз отпивает вино и поверх края горлышка смотрит прямо в его серые глаза, и медленно облизывает губы кончиком розового языка. Аристократ усмехается, видя этот жест. Его глаза горят тем самым огнем, которым горят глаза любого мужчины, жаждущего любви. Но Блэк в этом не признается. Он забирает бутылку, с жадностью припадая к его горлышку, делая щедрые глотки. Непрямой поцелуй. Свежий поток воздуха врывается в окно, взлохмачивая и разбрасывая волосы девушки по плечам. По спине пробегают мурашки. — Знаешь, когда я тебя впервые увидела, — начинает волшебница разговор, который он никогда не начинает. — Я подумала, что ты честолюбивый мудак. Персефона смотрит, как его глаза меняют цвет с серого на серебристый. Как его губы складываются в ее любимой шаловливой улыбке. Как он дышит тяжело, как его грудь начинает вздыматься выше. — И я не ошиблась, — продолжает она невинным голоском, пожимает плечами, забирая вино из его рук. Он вздыхает снисходительно и хрипло смеётся, облокачиваясь на стену рядом. Упирается головой в холодный грязный мрамор, смотрит куда-то в никуда, потом поворачивает свою тёмную головушку в ее направлении. Смотрит долго, думает. — Можешь считать, что честолюбие — это мое проклятие, но без честолюбия невозможно бороться, * — он произносит это с долей иронии и тоски. — Знаешь, что я подумал, когда увидел тебя? — Интересно послушать, — говорит Бёрд, хитро улыбаясь, как лиса. — Что ты ещё та стерва, — пожимает плечами он, отрываясь от стены и в один шаг подходя к ней. Завороженная, она смотрит на него. Его руки скользят по ее ногам с непринужденной естественностью, раздвигая их в стороны. Юноша становится меж ног, притягивая волшебницу к себе ближе. Почему-то это вовсе не вызывает смущения. — Но я ошибся. Ты — самая настоящая ведьма, которая будоражит мою кровь, проникаешь под кожу. — Похоже на признание в любви, Блэк, — смеётся она, выдыхая ему это в губы. Радужка темнеет. Девушка отстраняется, чтобы сделать очередной глоток роскошного букета, вкус которого уже не чувствуется. — И не надейся, — говорит Регулус и всё его напускное самообладание летит куда-то к чёрту, растворяясь в реальности, он запускает руку в ее волосы на макушке, притягивает к себе и целует — долго и страстно. Они пьют вино, смеются и целуются ровно до тех пор, пока небо не начинает окрашиваться в светло сиреневые тона, а голубые тени не начинают разрезать белые пушистые сугробы. Рассвет. И они опять расходятся по своим спальням, делая вид, что они безразличны друг другу, оставив, на прощание, на холодном и грязном полу, бутылку из-под вина и поцелуи. Примечание: * Цитата Филиппа Грегори из книги "Белая королева".