Down in the Dumps

Дину хватило один раз только подумать, что у Хэнка было раздвоение личности, чтобы эта мысль прочно заняла его черепушку. Это уже потом, лёжа в черноте чердака, он со злости приписал братцу раздробление этой самой личности, перебирая на сбитых, покрасневших от столкновений пальцах всех Хэнков, которых ему удалось запечатлеть. Блондин, похоже, одинаково влиял на своё рыжеволосое окружение: отец и брат его не выносили, а дядька Вейтред с удовольствием поддерживал экзекуции. Хотя Хэнк был сам виноват: впечатление идиота ему удавалось лучше всего производить в присутствии отца, что бесило всех, в том числе и самого Хэнка. Он порой забывал то, что делал день назад, либо без конца молчал и осторожничал, либо бросался башкой вперёд. Поведение старшего близнеца менялось часто и кардинально, и, говоря честно, это пугало Дина. Он пытался сторониться своего брата. У Хэнка был Дермотт, своя музыкальная группа и палаточный лагерь на севере поместья, он вообще к рыжеволосому никакого отношения не имел, как Дину казалось. Вентуры разошлись своими путями, живя под одной крышей, но на разных этажах и разных уровнях. Веснушчатый совсем немного завидовал. Это немного он на каждой новой странице дневника журнала выделял заковыристым курсивом. Поддаваться безумным вещам Дину не особо хотелось — жизнь дорога. А Хэнку вроде и нравилось на бегу уклоняться от пуль и врукопашную идти на мутантов — создавалось ощущение, что ему без Брока совсем разонравилось жить. Он был так жалок и очевиден в своей скорби, что его никто не жалел. Они страшно дрались. Хэнк жестоко разговаривал и бил тоже жестоко, и Дин порой нырял в отключку со сломанным носом. Веснушчатый никому не говорил, да и не хотел — сопротивлялся, потому что устал быть тряпкой, дубина. Зализывал раны он у Бена или у Билли, очередной раз сочинял историю, умолял не говорить отцу. Не то, чтобы Расти было особое до сыновей дело. А пару часов спустя Хэнк мог Дину подмигнуть или предложить помочь ногти покрасить в чёрный, это было его любимой шуткой. Каждый раз становилось всё хуже и хуже. — Тварь безобразная, — блондин пнул веснушчатого в бок. Тот скривился, но не издал ни звука, сплюнул кровью и попытался привстать на руках, — ещё раз вякнешь, и я тебя сломаю к чёртовой матери. — Может, это тебя успокоит, — Дин кашлянул, смотря на старшего пронзающим взглядом. — Отца-то ты бить не станешь. Хэнк схватил младшего за волосы, заставляя встать с шипением. Блондин метнул веснушчатого на кровать, прыгая сверху. — Хэнк, перебор! — Дин испуганно забился, и не перестал даже после шлепка по губам наотмашь. Блондин, однако, нашёл способ его присмирить, схватив рыжеволосого за шею и придушив до чёрных кругов в глазах. Дин захрипел, борясь с закружившейся головой. Глаза Хэнка налились кровью. Младший запаниковал, короткими дыхами теряя драгоценный кислород: ему и раньше не представлялось возможным выбраться из-под превосходившего в силе близнеца, а в подобном состоянии берсерка шансы Дина против брата были нулевые. Хэнк сжал хватку на шее младшего и начал с жестокостью колотить башкой о постель, выбивая из него весь дух. Дин понял, что в этот раз перегнул с храбростью. Невольные крупные слёзы тоже принялись душить веснушчатого, и сказать совсем ничего не получалось — ему точно была крышка. Сказать Дин ничего не мог ещё и потому, что думать было нечего — так, лишь отрывки старой жизни запестрели в агонизирующем мозгу: холодный Брок, ещё более холодный, безразличный отец, улыбающийся Хэнк. Любящий. Глотку изнутри запузырила злость, распирая в сторону жестокую хватку и давая свежей крови бить в мозг. Дин последний выдох потратил на громкое шипение, намертво вцепившись ногтями в ладони брата. Хэнк вскрикнул, хорошенько треснув рыжеволосого кулаком по морде, и отпрыгнул от кровати не меньше, чем на три фута. У Дина от боли слёзы хлынули в два ручья, тут же высыхая тёплыми солёными дорожками. Клонов больше не осталось, Бен предупреждал. Веснушчатый захныкал громче, утираясь рукой, второй сжимая пульсирующий, горячий лоб. Хэнк замер на месте, смотря на него всё более и более растерянно, потом Дин наконец-то отключился. × × × — Рота, подъём! Рыжеволосый едва разлепил стянутые высохшими слезами веки, вздохнув и немного двинувшись. Свет ночника бил ему прямо по глазам, и он проморгался, чувствуя ладони на своих щеках. — Ох, напугал, я думал, ты в коме! — голос Хэнка немного подрагивал и звучал столь же немного обеспокоенно. Дин прокашлялся, пытаясь встать. — Выглядишь просто отвратительно! У тебя, кстати, кровь идё... — Хэнк, — голос веснушчатого был хриплым и слабым, но этого хватило, чтобы блондин заткнулся. — Отойди от меня, будь добр. — Хорошо, хорошо. Это кто тебя так? Я пойду позову Хейтреда, что ли! Дин потупился, сомневаясь, стоит ли говорить брату или нет. Тот уже одним энергичным скачком оказался у двери. — Это ты, Хэнк, — дрожа, прошептал рыжеволосый. Блондин прыгал по лестнице через одну ступеньку, пытаясь достать сержанта заранее своим боевым кличем. Дин прикусил язык, обжигаясь каким-то нездоровым чувством стыда, ударившим в щёки и лоб. С каждым разом всё только хуже и хуже. Только не взрослые. Веснушчатый подумал, что если от паники он снова потеряет сознание, ему не придётся ничего решать. Но не ему было своим собственным телом командовать по такому случаю, поэтому он вытер кровавый, сопливый нос одеялом и, сплюнув на ткань, вытер ей же глаза и следы крови. Снизу Вейтред уже глухо звал его по имени, явно приближаясь. Первым на чердак залетел Хэнк, охренев от казуально сидящего с книгой Дина. Он открыл рот и даже начал произносить звуки, но их заглушил своей вознёй сержант, шебурша бронежилетом и формой. Он тоже ворвался внутрь, топая армейскими сапогами, и первым делом выставил пистолет. — А ну выходи, мразота! Только покалеченный дебил или же шавка Монарха полезет на ребёнка в доме с настоящим, мать его, солдатом! — Вообще-то, это довольно разумно, — с кислой рожей произнёс Хэнк, смотря на близнеца с укором и непониманием. — Ап-ап! Дин, в чём дело? — Что вы разорались? — рыжеволосый тоже подключился в эти желчные игрища, раздражённо захлопывая книгу. — Хэнк сказал, что ты тут весь в крови лежишь при смерти! Не будь это отчасти правдой, Дин бы прыснул со смеху. — Господи... у меня просто сосуд в носу лопнул, такое бывает. Я же говорил, что у меня проблемы с давлением. Хэнк закатил глаза, тихо передразнив брата. — Вам, мальчики, меня не стоит так пугать, — всё ещё тяжело дыша, заявил Вейтред. — А то я начну шмалять перед тем, как разберёмся в следующий раз... не люблю панику разводить. И это, постарайтесь всё же использовать свои часы, ладно? Веснушчатый снова ощутил на шее ледяные мурашки, когда телохранитель посмотрел на него как-то особенно сочувственно, едва наклонив голову на бок. Ему было страшно оставаться наедине с сержантом и при этом пытаться держать язык за зубами. С Вейтредом вообще шутки были плохи: он знал про дневник-журнал Дина, и при любом подозрении не гнушался туда заглядывать. К счастью (или несчастью), Хэнк не спешил сматываться, и телохранитель, покачав головой для драматического эффекта, собрался вниз с чердака. — Хэнк? — поманил блондина Вейтред, придерживая дверь. — Сейчас, — пробубнил тот, сверля Дина взглядом. Сержант опять слегка привздёрнул брови, но ничего не сказал, и веснушчатый потерял его из виду, с замиранием вслушиваясь в затухающие шаги. — Окей, я понял, теперь слушаю, — немного сердито произнёс Хэнк, захлопнув за сержантом дверь. Дин тяжело сглотнул, закрываясь книгой. — Я всё сказал. Сердце веснушчатого бешено забилось, когда блондин тронулся с места вперёд, к нему. Он снова прикусил себя за язык, отползая от края кровати подальше, и вздрогнул, когда Хэнк с размаху присел. — Слушай, Дин, ты отвратительный актёр. У тебя такое лицо идиотское, когда врёшь, не надо мне тут. Рыжеволосый задохнулся от возмущения. — Уйди из моей комнаты! — И ещё такая манера разговаривать, как у злой мамаши. Дин нахмурился, поджимая побелевшие от ярости губы в одну тонкую линию, и отложил книгу. Хэнк был готов к нападению; он легко увернулся от неудачного выпада из положения сидя и схватил младшего близнеца за шею, крепко зажав между трицепсом и грудью. Дин исхитрился и засадил острый локоть старшему под дых, а когда тот сложился гармошкой, хрипя, юркнул ему за спину и припал сверху. Дрожа от накатившей тревоги, рыжеволосый выкрутил руки Хэнка назад, пытаясь удержать. Блондин заорал в простыни, брыкнувшись и без проблем скинув Дина в сторону, на середину кровати; свечи от таких резких движений гасли одна за другой, и когда Хэнк навалился боком на привставшего было брата, комната погрузилась в сумеречный мрак. Посреди ожесточённого валяния Дин с удивлением понял, что Хэнк не всерьёз: они боролись как десятилетние дети, которым не нужно было друг друга убивать. — Тайм-аут, тайм-аут! — сразу же пропыхтел веснушчатый, безуспешно колотя близнеца по широким плечам. И Хэнк остановился. Он украдкой залыбился, отпустив заведённые хрен пойми как и куда ноги Дина, и сел с краю. Рыжеволосый чуть-чуть пошипел, растирая больное место. Блондин переводил дух крупными выдохами, подняв указательный палец. — Ты всё такой же деревянный, — пропыхтел наконец Хэнк. — Сразу зажимаешься и паникуешь. Сто раз говорил тебе, что надо быть ловчее. — Мне от твоих вздохов и хрипов страшно становится, — Дин произнёс это с ноткой эдакого нытья побеждённого младшего. — Да ну. Хэнк почесал шею, подгибая ноги. Веснушчатый украдкой вытер показавшуюся капельку крови из-под носа тыльной стороной ладони, затем вытер ладонь о шов комбинезона. — Тебе надо есть больше... чтобы было чем постоять за себя. Мало ли. — Хватит гнать на дядю Вейтреда. Он старается изо всех сил. Хэнк покачал головой со смешком, затем встал. — Захочешь – расскажешь, — и ушёл. Дин так и остался сидеть в той же позе, как брошенная кукла, а потом позволил себе поплакать ещё, когда убедился, что к нему никто не нагрянет.