Petit feu

      В его глазах больше не было той пустоты, что раньше. Сейчас он скорее походил на настоящего демона, коим и является — живой, игривый, сексуальный, с хитрой улыбкой на лице, и глазами, которые окутывала чернота. Не та, что была при первой их встрече, нет. Эта была совсем иного рода, от него не веяло злом или безразличием, он больше не был пустым. Его словно склеили обратно, но трещин не было.       А были ли вообще в нём эти трещины?       Он смотрел так, что внутри всё переворачивалось, слетало с правильного направления и ударяло в мозг молоточком, било по вискам от переизбытка и жгло в районе сердца и живота. Хоть из-за черноты его зрачков и не видно, но она явно ощущала, на что он смотрел — её губы. Он, Люций бы его побрал, через зеркало смотрел на её губы.       Вот так просто: стоял позади и наблюдал. Она бы его и не заметила, если бы не подняла взгляд вверх. Как давно он находился в её комнате? Долго он следил за тем, как она переодевалась? Она ведь уже успела снять с себя лёгкую курточку, уже расстегнула рубашку, под которой на ней была обтягивающая майка. А если бы она уже снимала с себя штаны, чтобы полностью переодеться в ночнушку?       — Помочь?       Его голос сейчас хриплый, словно он не пил ничего больше суток, словно горло пересохло настолько, что там сейчас пустыня. В её голове эти хрипящие ноты отдавались непонятными чувствами внутри, будто резьбой вырезанными — такие аккуратные, но такие резкие и неожиданные.       Она молчала, не произнесла ни слова. Думала, что, если игнорировать, то ей станет легче, её отпустит. Вот только демон мыслил иначе, подходя к ней всё ближе. Сокращал расстояние с каждым шагом, которых и оказалось-то всего-навсего пять.       Пять уверенных шагов вперёд к ней.       Он даже и не думал, что может её как-то обидеть своими действиями, знал, что доставляет ей удовольствие, знал, что ей уже нравится. А она лишь прикрывала глаза, когда чувствовала его холодные пальцы на своём животе, которые задирали майку всё выше, обнажая разгоряченную кожу.       — Сладкая, — губами провёл у основания шеи, нашёптывая еле слышно, и после уткнулся носом в место где-то за ухом. — Дженни.       Кожа покрылась пупырышками — это мурашки побежали, стоило ей услышать своё имя, произнесенное его губами куда-то ей в район шеи. Где-то на задворках сознания она осознавала, что что-то не так, но сейчас это всё не важно. Понимала, что никогда бы никому не позволила того, что творил он. А демон, не останавливаясь, тёрся носом по коже, словно кот, после чего захватил мочку её уха зубами и аккуратно оттянул, тут же выпуская и проводя горячим языком.       Когда он повернул её к себе лицом, его глаза возвратили свой цвет. Серые, словно небо, затянутое тучами. Она никогда настолько красивых глаз не видела. Только сейчас заметила особенность, которая показалась странной, но такой привлекательной: у него одно веко одинарное, а второе двойное. Точно демон.       Изнутри наружу просилось всего одно слово, которому стоило вырваться, и всё изменится для них двоих. Подступало к горлу и застревало там комом, желая выйти в мир и показать себя. Демон это видел, поэтому покорно опустил голову ей на плечо и постарался не пропустить этот момент, прерывисто дыша ей в ключицу.       И она произнесла.       POV Тэхён       Рядом с ней во мне будто снова начинают тикать часы, отсчитывающие секунды жизни. Когда я решился пойти на откровенно глупый, необдуманный, импульсивный поступок — не рассчитывал, что когда-нибудь снова почувствую, как внутри меня бьётся сердце. Мне казалось, его ход прекратился ещё тогда, когда знахарка сказала свои последние слова:       — И во век тебе больше не почувствовать снова.       Я даже не расстроился тогда. Хотя, с чего бы? Я уже тогда перестал ощущать что-либо.       Пустой.       Помню, как мама бегала в истерике, как отца чуть не хватил удар, как брат кричал благим матом, какой я идиот. А во мне остались только пустота и доля сарказма, потому что я только ухмылялся и говорил, что теперь я хотя бы не чувствую того дерьма, которое происходит в моей жизни.       Мне казалось, что, даже учитывая потерю чувств, присутствовать на свадьбе своей любви было бы ужасно, но я просто стоял там и смотрел. Наблюдал за тем, как она смотрит на этого принца эльфов, как улыбается ему, как соглашается стать его женой, его самым святым и светлым — а сердце больше не билось, не сжималось, не тряслось от боли.       Ни тебе светлой грусти, ни злости — я ничего, Люций подери, не чувствую. По привычке ухмыляюсь, ругаюсь, а внутри бездна. Там так темно и так спокойно. У меня совершенно пропали любые желания. Я словно существую, а не живу жизнью, которую прожигал раньше.       — Не ожидал, что ты появишься здесь, думал, тебя разорвёт на части где-то ещё в вашей задрыпаной столице.       Чанёль вообще немногословен, насколько я помню, по крайней мере, со мной, но тут связал больше двух слов в мою сторону. Потрясающе! Вышел покурить, называется. Этот придурок меня, походу, заметил и пошел рассказать, как ему прекрасно живётся с той, кого любил я.       — Как видишь, я вполне живой, так что оставь свою желчь при себе. Будто мало тех, на кого ты её можешь вылить. Дай докурить спокойно.       Он меня всегда бесил, ещё с того времени, как приезжал с делегацией, будучи послом от своего мира и семейства. Люций, неужели нельзя было родиться личностью чуть попроще, а не с такой завышенной самооценкой и любовью к себе. Дерьма кусок.       Я тогда уехал довольно быстро, видеть её счастливое лицо и его наглую рожу — не лучший вариант.       — Кто же вылечит твоё разбитое сердечко? Где ты такую тупую демоницу найдёшь, малец? Розэ была твоим спасением, но ты не смог удержать её в своих ручках, а ведь всего-то надо было предложить побольше денег, титул и то, что она с детишками сидеть будет. Женщины просты до безобразия — даже неинтересно.       Конечно, ему неинтересно, ведь он никогда не любил её так, как я. Он вообще никогда не любил её. Зато она могла стать идеальной примерной женой, которую не стыдно показать высшему свету.       Я ведь и правда никогда не задумывался: ей хотелось спокойной жизни и того, чтобы я был дома. А я не представлял своей жизни без исполнения сокровенной мечты. Она хотела детей, а я сражаться с чудовищами. Она хотела принца, а я был скорее похож на монстра, которого этот самый принц должен победить.       На протяжении нескольких лет я не чувствовал ничего, просто существовал, хотя это и не отменяло того факта, что пытался почувствовать хоть что-то. Я бродил по барам, клубам. Люций, да я с суккубами спал! Они искусные любовницы, ничего не скажешь, в моменты оргазма я даже ловил кайф и на долю секунды ощущал себя снова живым. Наверное, из-за того, что это пик и определённый предел, за который выходишь. Но я хочу снова почувствовать всё в цвете не на секунду, с яркими красками.       И они заиграли.       Огонёк вызывала во мне эмоции. Рядом с ней во мне что-то включается, и я ощущаю, как снова бьётся сердце. Забавно. Я точно свечка, которая поджигается огоньком.       — Я думал, ты уже пошёл спать.       Мне даже смотреть не нужно, чтобы узнать того, кто отвлёк меня от мыслей, — Намджун. Хорошо, что не Сехун. Тот бы сейчас рассказывал о чём-то непонятном и зазывал бы с ним в какое-нибудь казино. Будто я в своей жизни таких развлекательных заведений не видел и уж тем более не бывал.       — Мне нравится смотреть на огонь.       Почему-то в голове звоном отдаётся странная параллель, проведённая мозгом к маленькому котёночку, что спокойно спит в тёплой кроватке и ждёт, когда я исполню данное ей обещание. Только сейчас понимаю, что моя фраза прозвучала двусмысленно, потому что брат хмыкает и ухмыляется.       — Когда ты уже выкинешь эту испорченную картину?       — Когда найду ей на замену что-то более прекрасное.       Странно, но во мне нет даже намёка на отголоски воспоминаний, отзвуки боли. Картина висит как напоминание о том, что я когда-то чувствовал. Я обожал рисовать её, мне нравилось играть на фортепиано для неё, нравилось петь ей. Мне нравилась она.       — Ты ведь и сам понял, почему дух-хранитель этой девочки не может обращаться в человеческий облик?       Я иногда думать не успеваю, а он уже тему поменял. Мы вроде только что говорили о картине, а теперь брат перепрыгнул на псинку. Как там его зовут? Хоуп, точно, Марта же упоминала. Забавно, девчонка сама дала ему имя. Прямо, как я ей.       — Это важно?       — Важно, Тэ. Девочку нужно учить пользоваться её силами, она не может ненавидеть то, что является её сутью. Она ещё совсем ребёнок, она –человек. Сейчас её хозяин ты, так что будь добр — неси ответственность.       — Могу научить её драться, — на мою реплику Намджун закатил глаза. — Ты и сам знаешь, что я больше по части оружия и боя, из меня лекарь не получится, даже если очень постараться.       Джун не ответил мне ничего, просто оперся локтями на свои колени и опустил голову. Я знаю, что он не любит повторять мне о том, что я был лучшим на курсе, когда мы проходили бои с использованием магии. Может, поэтому мне и доверили быть тем, кто я есть. Может, поэтому именно я хожу в походы в рифты — у меня есть магия, которая делает этих существ уязвимыми.       — Завтра приедут родители, они будут не в восторге, что у твоей человечки на шее ошейник. Сейчас это не принято, ты же сам знаешь.       — Знаю, — я киваю и продолжаю щуриться, смотря на огонь. — Но это не совсем ошейник.       — Твой дружок Бэкхён, точно, — Джун даже не удивился, когда понял, кто делал эту красоту для шеи Огонька. — Он мастер своего дела. Но любой, кто знает тебя и твою силу, сразу поймёт, что это не украшение и кому эта маленькая девочка принадлежит.       — Зато не станут посягать на чужое.       Больше всего я всю свою сознательную жизнь ненавидел, когда трогают, да даже заглядываются на моё. И сейчас Огонёк моя, она принадлежит мне. Я этот маленький комочек спрячу у себя в особняке под семью замками, если понадобится. Ещё тогда, в Изумрудном городе, я почувствовал странные отголоски чечётки в сердце, стоило Богому начать приставать к ней. Друг называется. Он же знает, как я берегу то, что принадлежит мне, но нет, ему захотелось меня на эмоции вывести. Серьёзно думает, что я что-то чувствую? Да, рядом с ней чувствую. Но почему-то только рядом с ней.       Я собирался поспать пару часов перед тем, как идти будить Огонька. Как-то, помнится, я обещался разбудить Розэ пораньше, потому что должны были приехать её родители и она считала, что должна выглядеть перед ними просто прекрасно. Будто они не видели её никогда без макияжа. И всё же я выполнил обещание и в первый раз в отношениях с ней почувствовал отвращение. Отвращение к тому, насколько вся эта ситуация казалась притворной.       Уже сейчас вспоминаю и понимаю, что мне это не нравилось, а тогда я просто махнул рукой и продолжил любить её дальше. Она была для меня чем-то невозможным, невероятным. Наверное, если бы сейчас я ещё мог что-либо чувствовать, я обязательно любил бы её, хотел видеть в своей жизни. Да, именно так.       Уже подходя к своей комнате, я остановился, чувствуя что-то нереальное в груди: сердце стучало, как ненормальное, изнутри разрывало на части, а улыбка на лице сама собой появлялась.       А ещё тянет в комнату Огонька.       В голове нет ни одной мысли, просто тяну ручку двери и захожу к ней, чувствуя странное тепло, что разливается внутри меня. Здесь так уютно, я даже и не замечал никогда. Но самым невероятным для меня является её стон во сне. Она точно спит, я не могу ошибаться.       Но этот стон стоит в ушах и прокручивается снова и снова, поэтому я сглатываю и нервно выдыхаю, пытаясь скрыть это наваждение. Её нужно разбудить, иначе у меня снесёт крышу.       Люций, да как это вообще может со мной происходить, если я утратил всё, что ощущал? Почему, стоит мне подойти к ней, как я снова чувствую? Кто она?       — Огонёк, проснись, — знаю, что бужу слишком рано, но другого выхода нет. — Огонёк.       Медленно открывает глаза и смотрит на меня так пристально, будто никогда демона не видела. Моргает пару раз и прикрывает глаза, будто стыдясь чего-то.       — Уходи.       Она так тихо это прошептала, что я бы и не услышал, если бы не демонический слух. Сажусь на кровать и опускаю своё лицо к ней ближе. Люций, как же она приятно пахнет, это всё тот же кокосовый шампунь?       — Это мой дом, я имею право находиться там, где сам захочу, — отводит взгляд в сторону и дует губы.       Интересно, они вкусные?       Да какого чёрта мне в голову приходят такие мысли?       — Скоро рассвет?       — Ещё часов пять. Тебе снился кошмар?       Огонёк мотает головой из стороны в сторону и краснеет, хватаясь за край одеяла и прикрывая лицо от неловкости. Только не говорите, что ей снилось что-то непристойное? Вау, вот только… а не слишком ли она мала, чтобы снилось такое?       — Огонёк, сколько тебе лет?       — Девятнадцать.       В голове что-то щелкает. Люций, да она же ещё совсем ребёнок. Что с ней происходило, что она осталась одна? Смерть матери. А как же отец? Неужели у неё нет никаких родственников?       — Хочешь, я буду охранять твой сон?       В свете луны её глаза кажутся чёрными. Это захватывающее зрелище, потому что в них затягивает, словно в бездну. Такую же необъятную, как у меня внутри. Я бы нырнул туда с головой, имей такую возможность. Ну же, согласись. Пожалуйста.       И она соглашается, кивая.       Мне даже слов не нужно, этого слабого, неуверенного кивка мне хватило. Поднимаюсь с кровати и снимаю с себя полурасстёгнутую рубашку, оставаясь в футболке, пока она наблюдает немного испуганным взглядом за мной, и забираюсь в её кровать, накрывая нас одеялом.       Чувствую, как она дрожит, поэтому заключаю её в замок, обвивая руками, и прохожусь носом по волосам.       Непередаваемые ощущения.

***

      Дженни просыпается от того, что чьи-то короткие ногти приятно скребут ей по животу через рубашку. Вспоминая всё, что происходило в её воображении в голове, что делали эти пальцы, она заливается краской и не может понять себя, почему согласилась, чтобы он спал рядом? А главный вопрос, почему ей снился тот сон? Это ведь точно был сон, потому что он точно не мог знать её истинного имени.       Это невозможно.       — Уже проснулась?       Джен угукает и пытается выбраться из объятий, на что Тэхён только хмыкает и выпускает. Девушка никогда не спала вот так, её только мама во сне обнимала. Девушке неловко от всей этой ситуации, от воспоминаний о том, что было во сне, от того, как он обнимал её, пока она спала.       Дженни садится на краю постели и переводит взгляд на улицу, осознавая неладное. Чёрт.       — Ты обещал разбудить меня до рассвета, а там солнце уже почти встало!       Девушка негодующе кричит, обвиняя демона, на что тот только кривится, но смотрит на неё с улыбкой. Она сейчас безумно милая: немного помятая после сна, сонная, злая и кричащая на него, но при этом такая домашняя и уютная.       Дженни бегает по комнате, стараясь найти все свои вещи и, как можно быстрее, собраться на занятие с королём. За дверью слышно, как скребётся Хоуп, поэтому девушка по привычке бежит ему открывать.       Пока она дальше носится по комнате, за ней наблюдает уже не только Тэхён, но и ещё две пары глаз. В дверном проёме смирно сидит Хоуп, следя за Дженни и не понимая, что забыл демон в её постели. Он бы спросил, но не может, поэтому пока просто наблюдает за сложившейся ситуацией. Если Тэхён заставит его малышку плакать — Хо успеет ему что-нибудь ненароком откусить.       Вторым наблюдающим является сам король, который облокотился плечом о дверной косяк и улыбается так, словно он кот, которого накормили сметаной. Он и сам хотел разбудить девочку, но уже на подходе к комнате уловил энергию брата, что, казалось, ласково обволакивала её энергетическое поле, поэтому Намджун не решился заходить.       Его младший брат лишился не только чувств к Розэ, но и одним махом потерял остальные, а тут появляется маленькая человечка, которая волшебным образом может возвращать эмоции Тэхёна. Да какая тогда Намджуну разница, что там у них в комнате происходит и чем они там занимаются?       Ему пришлось придержать и духа-хранителя, который светился энергией и выглядел сильнее, чем десять часов назад, когда они встретились. Кажется, и тут явно сказалась эта ночь, которую Тэхён провёл рядом с человеческой девочкой.       — Извини, я сам хотел разбудить, но, кажется, так даже лучше, чем тренироваться на восходе солнца, — Дженни остановилась посреди комнаты, испуганно смотря на Тэхёна, а после медленно оборачиваясь и переводя взгляд на короля. — Тэ, дай девочке переодеться спокойно.       Демон без лишних слов поднялся с кровати и, забирая по пути рубашку, которую просто скинул на пол, когда снимал ночью, направился за братом, который уже вышел в коридор и пошёл по направлению холла. В его голове сейчас бурлила мыслительная деятельность, всё, что там появлялось, хотелось обсудить с женой. Возможно, у неё тоже будут какие-нибудь дельные мысли насчёт этой пары.       Дженни осталась одна в комнате с Хоупом, который всё также сидел в проходе и даже ухом не повёл, когда демоны выходили. Он вообще не считал, что в этом есть что-то странное или неприемлемое — быть рядом с ней, даже когда она переодевается. Его абсолютно не интересует её тело, разве что, если у неё будут на нём какие-то повреждения, тогда-то оно и станет на ступень выше в его интересах.       Девушка недоверчиво перевела взгляд на мохнатого друга и нахмурила брови. Если то, что вчера сказал король, правда, и на самом деле её Хоуп может принимать человеческий облик и разговаривать, то ей стеснительно переодеваться при нём. Она этого делать не будет, ни за что!       — Ты тоже выходишь, Хо.       Волк мотнул мордой в знак протеста и остался сидеть на месте, на что Дженни, стараясь сделать всё как можно быстрее, закрыла дверь, выталкивая тем самым Хоупа в коридор. Дух-хранитель помотал мордой из стороны в сторону, чувствуя пульсирующую боль в носу, и, развернувшись к комнате Джен задом, просто улёгся на лапы в ожидании. Не хочет, чтобы он её защищал там, внутри — хорошо, он будет охранять вход.       На улице Дженни ждал прохладный ветерок, от которого бежали мурашки по коже, несмотря на то, что она накинула себе на плечи куртку. Намджун стоял и смотрел на уже взошедшее солнце, ожидая, когда спустится маленькая человечка. Тэхён решил не присутствовать на занятии, тем более, что должны были приехать родители и их нужно было встретить, показаться, что он жив и с ним всё в порядке. Переодеваясь, мужчина обнаружил, что от того шрама у него на боку осталась лишь тоненькая полоска, уменьшившаяся в размерах. А ведь времени прошло всего-то два дня. Потрясающе!       — Я так и не узнал главного, как мне к тебе обращаться? — Намджун обернулся, следя за осторожной поступью девушки, которая, казалось, не была готова к тому, что будет ещё так холодно. — Куртку нужно будет снять. Ты должна научиться контролировать температуру своего тела собственной энергией. А ты, друг мой, помогать ей в этом не будешь.       Последние слова были адресованы Хоупу, который шёл позади девушки. Он только грозно ударил пушистым хвостом себе по бедру и осел на задние лапы, собираясь смотреть со стороны на занятие.       — Дженис, — проговорила девушка, снимая с себя куртку и оставаясь в тонкой рубашке, которая совсем не грела и от холодного ветра не спасала. — А как мне обращаться к вам?       — Просто Намджун. Соблюдать этикет будем в другом месте. На крайний случай, можешь называть учителем, но поскольку я буду им лишь пару дней, это не обязательное условие. А теперь садись на траву и скрести ноги, закрывай глаза и попытайся почувствовать энергию, которая внутри тебя.       Дженни повторила всё, что он сказал сделать, но из-за холода не могла нормально сосредоточиться, боясь, что отморозит себе что-нибудь на промёрзлой земле. Хоуп на это поглядывал с недоверием, тоже опасаясь за здоровье девушки.       — Прекрати думать о холоде, прекрати думать вообще. Сосредоточься на энергии. Уверен, ты знаешь, как это делать, иначе бы не умела лечить.       Дженни не знает, потому что, когда лечит, действует скорей интуитивно, но всё же кое-что помнит, какие-то мелкие детали уже самого лечения. Она никогда не взывала к своим силам, не пыталась их найти в себе. Ей было это просто незачем. Её сила нужна была ей совсем в другой момент, а сейчас она это ненавидит. Какой смысл иметь это, если не можешь спасти с помощью этих способностей того, кого потерял?       Это задело. Может, если бы она умела взывать к этой силе внутри себя раньше, её мама… Нет, она тогда о своих способностях даже не знала. Девушка отдала бы всё, лишь бы эта сила проявилась раньше и спасла её маму. Она была бы согласна научиться всему, что бы ей ни предложили.       — Не изменяй свой эмоциональный фон, прекрати думать! Тем более о том, что уничтожает твою силу. В первую очередь от этого страдает твой дух-хранитель! Сейчас твоя сила поддерживается только за счёт его жизненных сил.       — Так пусть прекратит это делать! — плача, прокричала Джен.       Да кто такой этот дух-хранитель, и зачем он это делает? Зачем ей эти способности? Спасать тех, кто в этом не нуждается? Да она не нужна никому! Она же знает это, чувствует каждой своей клеточкой внутри. А тут ещё и кто-то, будто издеваясь, не даёт ей избавиться от этой гадости, что засела у неё внутри, именуемая способностью лечить? Да к Люцию всё это, пропади оно пропадом.       В голове стояла картинка умирающей матери, а в сердце нещадно жгло. Хотелось не просто разрыдаться, хотелось кричать и выплескивать то, что накопилось за столько времени. Почти год она держала всё это в себе, боясь открыться кому-либо. Просто жила, сохраняя шаткое равновесие и боясь ступить и шагу неправильно. Рядом скулил Хоуп, она слышала, но почему-то он не подходил к ней, просто скулил от боли. Дженни хотелось повернуть голову и посмотреть на него, но ей было страшно даже глаза открыть.       — Если он прекратит это делать, тогда твоя сила исчезнет окончательно. А он часть этой силы, он сам подписал себе приговор быть рядом с тобой всё то время, пока ты не окрепнешь, — Намджун сел перед Дженни на корточки и поднял её лицо за подбородок пальцами. — Когда ты спасла его, он выбрал тебя своей хозяйкой. Духи-хранители живут первые годы за счёт магического потенциала своих хозяев, в данном случае тебя. Именно поэтому он будет из последних сил поддерживать в тебе эту силу, иначе умрёт сам. Пока твоя сила в таком состоянии, он не может даже нормально жить, да даже разговаривать не может! Твоя мама уже мертва, как бы это грубо ни звучало! Сейчас у тебя есть только твой волк, а ты своими руками его убиваешь! Запомни, эта смерть точно будет на твоей совести.       Намджун поднялся и подошёл к Хоупу, который после первой же больной реакции девушки упал на землю и пытался медленно доползти к ней, скуля от собственного бессилия. Его маленькая девочка. Да лучше он умрёт, чем она будет так плакать. Вот только силы его покинули, хотя он был в отличном состоянии ещё полчаса назад. Сейчас же еле волочил своё тело, пытаясь ползти к той, кого охраняет последние месяцы.       Девушка после последних слов короля широко распахнула заплаканные глаза и перевела, наконец, взгляд на своего волка, отмечая, что тот, кажется, еле дышит. Дженни подорвалась с холодной земли, чтобы упасть на неё снова, но уже рядом с Хоупом и заплакать пуще прежнего, обнимая за мощную шею зверя. Это невозможно! Нет, только не он, пожалуйста.       — Кричи, — король опустился рядом с Хоупом и накрыл морду того своей ладонью, направляя туда энергию. — Я приостановлю то, что с ним происходит, а ты кричи. Чем больше ты в себе копишь всю эту гадость, тем больнее и смертельнее для него будет, когда в один момент это вырвется из тебя наружу.       И Дженни послушалась, перед этим увидев в измученных глазах Хоупа одобрение. Всё, что так долго разрывало изнутри, сейчас нашло путь, чтобы выйти. Эта нестерпимая боль, которая копилась и собиралась в один большой ком, постоянно стоявший в горле.       — Папочка, возвращайся скорее, — но он не выполняет обещания, а потом приходит письмо о его смерти, и они с матерью остаются одни.       — Мам, мне мальчик сегодня в любви признался, — а она улыбается так тепло и по голове гладит.       — Мам, заплети мне косу в школу, пожалуйста, — и она заплетает, ласково перебирая пряди пальцами и создавая на голове своей маленькой дочери шедевр, как малышка Дженни его называет.       — Мам, вернись сегодня пораньше, я приготовлю что-нибудь вкусное, — и она делает так, как просит дочь, потому что Дженни очень вкусно готовит. И что, что она делает это каждый день?       — Ма, одевайся теплее, на улице уже холодно! — она одевается, но на работе приходится снимать с себя верхнюю одежду, а в помещении даже холоднее, чем на улице.       — Мам, почему ты меня никогда не слушаешь? Теперь ты заболела. Вот какой взрослый человек себя так ведёт? — она это понимает, но уже ничего не может с этим поделать.       — Мам, ты главное подожди немного, я уверена, лекарства помогут, — и она ждёт.       — Мам, не умирай, пожалуйста, я же не смогу без тебя. Мамочка, любимая, пожалуйста, я всё сделаю, что попросишь, — но она знает, что её время пришло, и меньше всего на свете хочет, чтобы её дочь винила в этом себя.       — Да кто такую нищебродку и сиротку захочет на работе держать? Совсем уже умом повернулась, наглая девчонка?! Вали отсюда! — и Дженни уходит, скрепя сердце.       — В нашей школе не будут учиться сироты! Таким, как ты, место на улице, вот туда и отправляйся! — и это говорит директор её школы. Дженни снова уходит, но уже ничего не чувствуя, кроме боли внутри. Хотя нет, ещё там в свои владения вступает пустота, которая скоро заполнит всё.       — О, вы только гляньте, сиротка объявилась! Ну что, спасла мамочку? — такой противный смех со стороны одного из одноклассников. Она и это выдержит.       — Да отстань ты от неё, ей теперь только в шлюхи дорога, кому на работе нужна девчонка без роду, да ещё и у которой даже дома нет? — и снова смех, но уже девчачий. Они все смеются над ней.       — Эй, волчонок, с тобой всё в порядке? — Дженни не понимает, что происходит и то, как в её маленькую хижину попал этот волк, но надеется, что сможет помочь. Тогда-то и проявляется сила.       — Знаешь, я читала книгу, там было написано о людях из другого мира, у них множество языков. Так вот, там было одно слово, которое означает «надежда», на нашем — Хоуп. Я так и назову тебя, ты же не против, Хоуп? — и волк кивает, молча давая клятву отдать свою жизнь за эту маленькую девочку, если понадобится.       — А вот и ведьма, которая нам нужна, — они потирают руки, а Дженни боится сделать лишнее движение.       — Продано, — голос звучит набатом, и девушку ведут за демоном, что купил её.       — Я выполню твоё желание, мы возвращаемся домой, — и она видит темноту, ощущая холодные пальцы.       — Когда-нибудь я надену этот ошейник на тебя, — она ненавидит его в тот момент.       — Хоуп! — в её сердце снова поселяется надежда и вера в лучшее.       — Не уходи, — и Дженни остаётся, хоть и понимает, что эти слова адресованы не ей.       — Тэхён, ты разбудишь меня перед рассветом? — она благодарна ему, возможно, только сегодня.       Из-за того, что Намджун держит ладонь на морде духа-хранителя, он может видеть чёрный дым, столбом выходящий из этой маленькой девочки, которая уже заканчивает кричать и падает на землю, свернувшись калачиком и плача. У неё осталось совсем мало сил на слёзы, но она их проливает, отпуская последнее и теряя сознание.       — Сколько же внутри тебя было дерьма, девочка. Почему ты так долго держала его в себе? — Намджун искренне не понимает, как она столько времени справлялась со всем, что копилось в ней. — Только не говори, что ты, идиота кусок, её ещё и сдерживал всё это время.       «Да, зато она не чувствовала той боли, что испытала благодаря тебе сейчас».       Намджун слышит тихий хрипящий голос в голове и переводит взгляд на волка. Он совсем слаб, но (о, чудо) заговорил. Невероятно! Король улыбается, показывая ямочки.       — Ничего, дружище, она выкарабкается. Это нужно было сделать давно. Люций, да ты заговорил, понимаешь? Не бойся, теперь мы сможем вылечить моральное состояние твоей патронессы. У меня тоже от этого есть выгода, как ты уже успел догадаться, — на это волк лишь закрывает глаза, засыпая. Теперь он может отдохнуть.       — Рухмара на тебя нет, Намджун, что ты сделал с бедной девочкой? Почему она так кричала? — сзади слышится голос его матери, а значит, они уже приехали.       — Ещё и духа-хранителя чуть не угробил, — а это отец, который явно негодующе закатывает глаза сейчас.       — Джун, какого хрена ты тут устроил? — Тэхён, подбегая, поднимает брата и хватает его за грудки, угрожающе смотря исподлобья. В его глазах впервые за столько лет читается злость. Но есть ещё одно чувство и оно сильнее: страх.       Здесь уже удивлён не только Намджун, который смотрит на младшего и не верит, что такое возможно, но и родители, которые подходят всё ближе. Отец нервно сглатывает и посматривает на жену, будто боясь, что ему мерещится. Но нет, она кивает ему, она тоже это видит. Тэхён отпускает брата и подходит к лежащей на земле девушке, снимает с себя куртку и накидывает на неё.       — Огонёк, — одними губами произносит и поднимает её на руки, чтобы отнести в комнату. Лучше к себе, Джун туда не заходит. — Марта, распорядись, чтобы Хоупа отнесли в его комнату и внимательно следили за его состоянием. Если с ним что-то случится…       — Поняла вас, — кивает экономка, сдерживая улыбку, в которой читается благодарность девочке и переживание за неё. — Отнесите её быстрее наверх, здесь холодно.       — Вам придётся потом объясняться, Тэхён, — демон переводит взгляд на отца и коротко кивает, удаляясь обратно в особняк уже с Дженни на руках. Он знает, что и мать, и отец заметили ошейник на девушке, но он потом всё расскажет. Сейчас куда важнее она.       Огонёк.