Она встречала рассвет, а он провожал закат.
Теплые объятья со спины всегда были их фетишом. Ханыль тогда крепко прижималась к его телу, улыбаясь уголками рта, а Джун немного раскачивался, глядя как солнце плавно встаёт над городом. Осень в этом году была чертовски холодная. Лицо у Ханыль было скорее симпатичным, чем милым, как принято это у половины кореянок. Ханыль обладала странным шармом, который оценивали все: и его друзья, и родители, что навещали их чрезвычайно редко. Ёнджун не обижался на них. У первых своих дел было слишком много, у вторых… Чхве и сам вылетел из родительского гнезда слишком рано, часто ссорился с ними, иногда даже срывался и сбегал из дома, что в итоге и привело его к Ким Ханыль.С ней он познакомился весной.
Яркая палитра и белый холст никогда не нравились родителям Чхве, что обожал своё хобби всей душой и с каждым днём, только больше погружался в него, осваивая все азы и постепенно мечтая о признании таланта публикой. Родительница была настроена не так категорично, как отец, но и тот тоже не считал «Рисовашки» сына чем-то серьезным и достойным их семьи. Они тяжело смирились с тем, что когда-то их сын выбрал музыку, как и его друзья, пошли на уступки, но в этот раз непостоянство их сына определенно привело их к применению вынужденных мер. Когда Ёнджун, превозмогая головную боль, спустился на крик родителей, он сразу понял, что разговор будет серьёзным. По факту так и вышло. Отец жёстко поставил перед выбором: или он продолжает и дальше заниматься музыкой, чтобы позже стать Айдолом, или они отправляют его учиться за границу (это напоминало ситуацию, когда его друга Тэхена тоже отправили подальше от дома, только из-за того, что тот выбрал музыку, а не экономику) изучать финансирование. Ещё никогда Ёнджун так долго не спорил с родителями. Он в принципе вообще никогда не сбегал из дома, как на этот раз, когда он выскочил в одних кедах, даже забыв надеть весеннюю куртку. Было прохладно. Голова нечеловечески трещала, поэтому Ёнджун сел на скамейку, чтобы хоть немного обдумать случившееся и попытаться найти компромисс, ведь это было слишком ужасно, поссориться с теми, к кому он испытывал безграничное уважение и глубокую любовь. Ему определенно не стоило ссориться, тем более убегать. Давление, и так слабое, в последние дни совсем пошло на убыль, и кровь холодной струйкой потекла из носа, капая на белый пуловер, к сожалению Джуна. — Возьмите, пожалуйста, — раздался мелодичный голос, а после перед лицом парня появился белый платок. Чхве принял его, поспешно поблагодарив, а после поднял взгляд, судя по голосу, на свою спасительницу. В цветах весны она выглядела ещё краше. И без того, казалось бы, привлекательные волосы, сейчас выглядят ещё пышнее и мягче, так, что Джуну захотелось провести по ним пальцами и вдохнуть их запах. Аккуратный носик украшал лицо, на котором словно кистью художника были выведены нежные губы, что с первого взгляда так и хотелось прикусить. — Благодарю вас…? — он сделал паузу, как бы спрашивая имя прекрасной незнакомки, что была воплощением его творческого Эго, той, что он представлял на своих картинах. — Ханыль, Ким Ханыль, — она мягко улыбнулась, поправив ремешок сумки, висящей на плече. Она действительно выглядела, как небо¹. Такой чистоты Ёнджун ещё нигде не встречал и даже немного прохладная весна была нипочём, потому что эта девушка буквально своим появлением осветила всё вокруг, разогнав все темные тучи в жизни Чхве Ёнджуна. — Благодарю вас, Ким Ханыль. Домой он вернулся под вечер. Ёнджун провел весь день в обществе новой знакомой, всё там же, на той скамейке, где никто почти и не ходил, кроме таких одиноких людей, как Чхве Ёнджун и Ким Ханыль. Матушка сразу же схватилась за сердце, благо Ёнджун вовремя успокоил её, заверив, что кровь пошла из носа, а не следствие нападения, не пойми, откуда возникших хулиганов. Отец, тоже немного поволновавшись, все же взял себя в руки и отчитал сына за то, что тот убежал из дома и повел себя весьма неразумно. Пообещав, что разговор откладывается на неопределенный срок, родители отпустили сына в ванную, где он первым же делом отмыл кровь, удивляясь почему её так много, буквально всё лицо и кофта, хотя он вроде бы и остановил её платком. Самое ужасное заключалось в том, что теперь Чхве мог дать объяснение тому, почему Ханыль частенько смеялась без причины, глядя на его лицо. Парень усмехнулся, положил платок на раковину и отправился спать, чувствуя как снова болит голова от пережитых эмоций. На утро платок Ёнджун так и не нашёл. Матушка вполне могла отправить его в стирку, но, сколько бы парень не искал его в корзине, так и не объявлялась пропажа. Впрочем, и Ким Ханыль Ёнджун тоже потерял, так и не встретив её снова на той скамейке. Их следующая встреча прошла так же неожиданно, как и первая. Как и первая, она прошла всё в том же парке, около той же скамейки. Лето было в самом разгаре, поэтому Чхве, которого в последнее время так и мучили головные боли (это определенно было из-за музыки или того же ноющего зуба), решив, что побить врага его же средством весьма гуманно, включил в наушниках хип-хоп, а именно новый альбом его друга — Бомгю. Ёнджун пошёл старым путём, где когда-то он встретил девушку с холста в цвете весенних сакур. Этот день явно был удачным, как максимум для него и как минимум для Ким Ханыль, которую он обнаружил на их же скамейке. Она сидела в лёгком платье цвета персика, волосы её перебирал ветер, а на щиколотке виднелась небольшая царапина, с которой стекала тёмная кровь. — Похоже, это судьба, встречаться с вами, когда кто-то из нас истекает кровью, — произнес парень над девушкой, отчего та резко вздрогнула и подняла голову, перестав разглядывать небольшое ранение. Чхве ещё раз убедился, что краше этой девушки никого ещё не встречал и даже его первая любовь — Шин Рюджин², не была столь красива и привлекательна. — Похоже, это действительно судьба, — улыбнулась она своей безупречной улыбкой, от которой у Чхве сердце начало биться намного быстрее привычной нормы. Платок и на этот раз нашёлся, только уже у парня, который, обработав рану знакомой незнакомки, решил, во что бы то ни стало, укрепить их знакомство. Сейчас Ёнджун тихо оглядывается на прошлое. Оно было таким чистым, кристальным и светлым, как Ханыль. Казалось бы, ничего не сможет помешать их счастью, ведь они настолько крепко сдружились, что буквально через несколько месяцев осознали, что все, что с ними происходит — это чертова любовь, что струиться прозрачными потоками по венам. Сначала Ёнджун начал встречать Ханыль около её учебного заведения, ни с кем не знакомясь, оставаясь какой-то молчаливой тенью подруги, что была одной из популярных девушек Университета Корё, он провожал её до дома, где девушку ждали строгие родители, что так были похожи на него своим поведением. Этот факт дал ещё один толчок к их общему сближению. Когда приехал из-за границы Тэхен, Чхве решил первым делом познакомить Ханыль со всеми его друзьями. Встреча эта была одной не из самых приятных, потому что парни то и дело подшучивали над ним и Ханыль, делая вид, что не замечают ту самую девушку, что все-таки укротила Чхве Ёнджуна. Конечно, после они всё же перестали это делать, обращаясь к девушке всё равно с долей юмора, но даже это обрадовало бедного парня, что был серьезно обижен на столь постыдное поведение ребят. Родители были ещё одним толчком, который привел его к тому, что он сейчас имел. Они тоже невзлюбили девушку, точнее отнеслись к этому как-то странно, с долей паники, с каким-то непонятным испугом. Оно и было понятно, ведь это была первая девушка, что Чхве привел в родительский дом, которая вполне могла разрушить все планы родителей, что серьезно решили отправить его за границу, возможно даже туда, где учился и Кан Тэхен. Ханыль, конечно, сильно переживала, старалась как-то понравиться, но все было тщетно. Родители на все милые действия сына по отношению к Ким Ханыль только ворчали мол: «Не пугай меня», ведь они действительно не узнавали своего ребенка, которого за короткий срок могла изменить Ханыль. Теперь в его комнате музыкальные инструменты исчезли с полок навсегда, оставив только холсты и краски, что так нравились ему и Ханыль. Но на них времени у Ёнджуна не оставалось, так как он посвящал его только девушке, часто гуляя с ней по парку или засиживаясь допоздна в кафе. Учеба тоже была как-то незаметно заброшена, стало слишком безразлично на неё, так, что даже, когда ему пришло предупредительное письмо о том, что его могут отчислить, Ёнджун только кинул его куда-то за кровать. Он действительно был счастлив. Ровно до того момента, как полгода назад (а может и чуть больше) в его жизнь пришло самое что ни на есть печальное известие. Это была ещё одна весна, начало лета, когда на одном из ужинов у его семьи, Ханыль стало плохо. Ёнджун и сам не помнит ничего из того дня, только звуки сирен и теплую ладонь Ким. Он настолько сильно переживал, что, казалось бы, провел всё это время в томительном ожидании, в самой кромешной темноте, где-то в палате, куда его положили из-за низкого давления. Возможно, он слишком сильно был взволнован, и ему стоило поберечь себя, но он думал только о том, что сейчас, где-то за соседней стеной, борется за свою жизнь его маленькая девочка, что не заслужила оказаться именно здесь. Когда сказали результат, Ёнджун готов был падать на пол, благо он сидел на кушетке и падать было некуда. Зато его мама бросилась в слезы, пока стойкий отец, что, похоже, всё же прикипел как и матушка, к девушке сына, отважно держался, сохраняя спокойствие. Ким Ханыль была больна. Чертов рак. Просто предпоследняя стадия, перетекшая в последнюю и оставив несколько месяцев им в запас. Она умрет зимой. Там было бы и немного до весны, до той самой весны, в которую они встретились и которую так любили и Ханыль, и Ёнджун. Но она не доживёт до весны, как бы ни хотела. Помыв яблоко, Ёнджун зашёл обратно в зал, где на мягком ковре в его теплой кофте сидела девушка. Это была странно, учитывая, что двигаться она едва ли могла, но Джун не переставал удивляться её силе воли. Ханыль молчала. Она молчала уже несколько месяцев, может два или три, Чхве точно не помнил. Ханыль перестала смотреть телевизор, перестала читать, она буквально утратила интерес ко всему, все чаще и чаще кашляя кровью. В такие моменты Ёнджун всегда крепко прижимал её к себе, стараясь не плакать, но получалась это отвратительно плохо, поэтому её плечи всегда были мокрыми от его слёз, а его кофта всегда была алой от её крови, что попадала на ткань. Он не хотел её оставлять. Родители сняли квартиру по его просьбе, совсем не возражая, по вечерам их всё же проведывая. Они хотели это делать чаще, буквально по первости обитали здесь каждую минуту, но Ёнджун закатил истерику, сразу же заявив, что он и Ханыль не намерены жить с ними. Ким много спала, вместе с ней, пусть и не так часто, но всё же спал Ёнджун. Она почти не ела (хотя, правильнее будет — она не ела) и Чхве и сам не замечал, как переставал питаться тоже. Они были сломлены. Она была больна раком, а он был болен ею. Единственным чем продолжал заниматься Чхве, это написанием картины. Ловко смазывая розово-синий, он писал ту самую весну, что так хотела увидеть его малышка перед смертью. Он хотел и её поместить на эту картину, ведь она была так прекрасна, однако Ханыль только качала головой, выражая своё несогласие. Их домик с садом, так и остался где-то в мечтах Ханыль, в то время как каждую ночь во сне Ёнджун видел, как они новой семьёй бегут навстречу своему маленькому чуду, что ловило своими крохотными ручками первый снег. Ханыль с красными щеками, чьи тёмно-синие волосы, как и у него, Ёнджуна, сменятся на чёрные, счастливая и, возможно, ожидавшая ещё одного ребенка и он. Любящий муж и отец, чьи картины украшала только его семья. Это было настолько тепло и мило, что оставляло колотые раны по всему телу на холодное утро. Ханыль плакала, она терпела боль и стискивала зубы, плача, пока Ёнджун якобы не видел этого, но он всё видел. Это оставалось в его памяти, запиралось в какой-то отдельной комнате, что содержала в себе нечто похожее на: боль хочет, чтобы её чувствовали. Оно было непонятным, но таким горько-обжигающим, настолько противным, что если бы Чхве выпил четыре бутылки абсента за раз, то ему бы померещилось это всё обычной водой из-под крана в ванной комнате. В ванной комнате, где он каждую ночь утирал слёзы, стараясь всхлипывать тише, чтобы Ким Ханыль его не услышала. В такие моменты к черту было отцовское с детства: «Мужчины не плачут», потому что, какая к черту разница, если близкий ему человек умирает, а он не в силах был сделать хоть что-то, чтобы облегчить его боль, чтобы забрать её себе и снова увидеть теплую улыбку, а не бледное лицо с опухшими глазами!? Они были словно два разбитых кусочка одно целого. И если Ханыль умирала сама по себе, то он медленно умирал вместе с ней. Он одновременно желал и боялся закончить картину рано. Нанося последние штрихи, внутренне он чувствовал, что это их конец и что ни Ханыль, ни Ёнджун не увидят снова этот тёплый мир в распускающихся цветах под обилием весеннего ветра. Поставив в углу роспись, помечая тем самым своё последнее произведение, он бесшумно убрал кисти на столик и раскрыл шторы, глядя на собственное отражение в ночном окне. Сзади отражался теплый свет ночника и лежащая на кровати девушка, которая изменила весь его мир. Снег, молча, падал с небес, заставляя прохожих остановиться и сделать маленькую передышку перед бешеным темпом Сеула. И Ёнджун, думая о том, что когда-то в детстве его семья могла не переехать из Пундангу³ в столицу, вздрагивал всем телом, морщась словно от головной боли. — Ханыль, — позвал тихо её парень, отходя от окна и направляюсь в комнату, — я закончил. Она подняла свой болезненный взгляд и едва слышно вздохнула, рассматривая Чхве пока он поднимал её на руки, дабы отнести в зал. Сегодня ночью у неё снова был приступ, и тело было слишком слабым и беспомощным, впрочем, как и всегда. Он сел вместе с нею на пол, на теплый ковер, что когда-то они выбирали вместе и Джун аккуратно сдёрнул занавеску, держа девушку у себя в объятьях и немного покачиваясь вперед-назад. Ким, крепко прижимаясь к его спине, терпя боль, взяла его за руку, и Ёнджун услышал ещё один нежный вздох, выражающий восхищение. Это было место их знакомства. Таким, каким его помнил Ёнджун. Таким, каким его помнила Ханыль. Оно связывало их и переплетало, соединяло и скрепляло. Они были похожи на те же корни зубов, что переплелись так крепко, отчего вырывая один, вслед за ним обязательно вырвется и второй. Ханыль плакала. Возможно, она вспоминала своё детство, свою короткую и быстро промелькнувшую юность. Лицо ее, казалось бы, посветлело и на короткий миг промелькнула улыбка. — Красиво, — прошептали её засохшие губы, так тихо, что Чхве еле разобрал её речь. Она посмотрела на него. Внимательно вглядываясь в его лицо, своими обесцветившимися глазами. Ханыль смотрела пристально, запоминая каждую родинку и каждый шрам, она мысленно водила по ним рукой, как когда-то ранее. Её губы на секунду коснулись его и Джун тут же почувствовал металлический привкус крови. Ким Ханыль закрыла глаза, удобно устраиваясь на предплечье парня, тихо дыша ему в шею. Она засыпала крепким сном в тёплых объятьях родного человека, не обращая внимания на то, что проклятая кровь снова пачкает его кофту. Девушка была абсолютно счастлива рядом с ним. Жаль, что не так долго, как хотелось бы. Ёнджун почувствовал, как солёные дорожки опять бегут по щекам, тихо скатываясь по его лицу и падая куда-то на макушку Ханыль, чей запах волос он вдыхал, стараясь запомнить его навсегда. Сквозь мутную пелену слёз, он посмотрел на картину, тихо укачивая девушку, ещё больше наклоняясь взад и вперед. Сквозь мирное дыхание Ким, он словно окунулся в их первую весну, заключенную в одинокой картине. Воспоминания были настолько реальны, что сердце его забилось так часто, словно его завели специальным ключом с пометкой «Любовь». Чхве жадно поглощал взглядом её родное лицо, запоминал каждую черточку и запирал в самый дальний ящик в подкорке мозга где-то там, где никто кроме него бы и не нашел. Он медленно умирал вместе с нею, духовно-морально. Он глотал горячие слёзы, сжимая свою девочку в объятьях, а после громко закричал на всю квартиру, отчаянно замотав головой и сжав её тело до хруста костей. Порывистое дыхание, будоражащее его кожу, резко остановилось, обозначая, что крепкий сон Ким Ханыль никогда уже не прервется. Громко рыдая в ещё теплую макушку, путаясь в любимых волосах, Чхве Ёнджун снова посмотрел на картину, как на нечто последнее и единственное, что связывало не только его тело, но и душу с его маленьким ангелом. Он успел, успел показать ей её последнюю весну, увидеть которую она так мечтала, даже не догадываясь, что её весной был вовсе не обжигающий ветер расцветающих деревьев и нежного солнца, а он сам. Её сердце в тот момент билось как заведенное, но сейчас оно уже молчало. Навеки замолчало и сердце Чхве Ёнджуна.***
Широкая дорога, усыпанная опавшими цветами вишни, уползала куда-то вдаль, сворачивая у кромки реки. Весенний поткот отражался в воде, своими бледно-розовыми лепестками, купаясь в теплых солнечных лучах, из-за чего казалось, что на картине был изображен поздний вечер, хотя на самом деле стоял самый что ни на есть полдень. Нежно голубое небо частично закрывало кромки деревьев вишни, придавая изображению вид наполненности и безмятежности. Где-то вдалеке шли уставшие люди, наслаждаясь красотой парка и оглядываясь по сторонам. Они шли мимо скамеек, что были расположены вдоль дороги, шли куда-то вперёд, проходя мимо речки, распростертой, как на ладони. И только совсем близко, была любовно выписана скамейка, совсем рядом к смотрящему, заботливой рукой прогремевшего на всю Корею и на весь мир, молодого художника Чхве Ёнджуна. Сегодня «Insa Art Center»⁴ был заполнен до отказа. Каждому хотелось прийти и посмотреть на ставшие популярными картины, после истории их написания, одним известным журналом. Прочитав не совсем радостную афишу (если это вообще можно было назвать так?), толпа ринулась на открытие, даже не подумав выразить свои соболезнования, ради которого пришли близкие семьи Чхве. Ким Ханыль тоже пришла сюда совсем не за соболезнованиями, ведь художника она никогда не видела в жизни и не встречалась с ним ни при каких обстоятельствах. Однако увидев в истории такие же инициалы, как и у неё, девушка всё же решилась купить этот чертов билет и, надев чёрное платье, прийти сюда. Здесь было множество картин. Те, что молодой господин Чхве писал ещё только в начале своего творческого пути, вывесили в самом начале зала. Картины, которые были написаны в более среднем периоде, соответственно, висели в самой середине зала, пока написанные на последнем сроке, были в самом конце. Ханыль внимательно слушала речь, которую произносила семья, друзья и родственники Ёнджуна, а после пошла вдоль картин, разглядывая каждую из них, поражаясь какой талант был заключен в юноше и как он ушел куда-то в историю, которую люди обязательно скоро забудут, так как это простой человеческий фактор. На одном изображении, уже в самом конце, Ханыль увидела девушку. Она была действительно привлекательна и красива. Её лицо отчего-то заключало в себе черты лица молодого господина Чхве, чьё фото висело в самом начале, в месте, где проводилась ещё одна прощальная речь и черты лица какого-то человека, которого Ким Ханыль точно видела в своей жизни, хотя память услужливо стирала и так размытое лицо. Самая последняя и популярная картина, написанная в конечный день, была вывешена отдельно ото всех. Её повесили в самый центр огромного зала, куда Ханыль и подошла на данный момент. Что-то неуловимое, родное было в изображении, название которой «Последняя весна» дали родители Чхве Ёнджуна. — Он действительно был гением, — послышался голос сзади, где-то почти у самого уха, заставив Ханыль развернуться и охнуть. Перед ней стоял Кан Тэхён, один из лучших друзей молодого господина Чхве. Ещё на прощальной речи он не сказал и слова, но было видно, как тяжко ему даётся здесь присутствие. — Мы не заметили, когда это произошло, — он отошёл немного, встав с Ханыль наравне — Сначала нам показалось, что Ёнджун просто прикалывается над нами, ведь он частенько любил шутить несмешные шутки. Мы по первости ему подыгрывали, делали вид, что видим девушку, с которой он нас знакомил, но чуть позже это зашло куда-то далеко. А потом позвонила госпожа Чхве и сказала, что Джун в больнице. Он упал в обморок на семейном ужине. До этого напуганные родители, поведением Енджуна, сразу же отправили его в поликлинику, где нам и сказали, что у него предпоследняя стадия рака. Организм Джуна поставил защитной реакцией галлюцинацию, проекцией которой являлась Ким Ханыль, какой-то случайный образ, отражавший в себе самого Енджуна. Всё, что он видел в Ханыль, всё это происходило с ним на самом деле. Он почти не замечал людей, что иногда ходили по его квартире, потому что в них он видел только свою проекцию. Он писал картины, удивительно, но когда он садился за холсты, он словно оживал. «Последнюю весну» Ёнджун писал сквозь слёзы. Он должен был умереть намного раньше, но мозг как-то был активирован на то, чтобы отключиться только после завершения изображения, что он и сделал. Вы знали его? Тэхен обратился к Ханыль, всматриваясь в глаза, словно пытаясь предугадать, будет ли девушка врать. Но та только покачала головой, сказав, что даже ни разу не гуляла в том парке, где Ёнджун нашёл своё спасение. Кан кивнул головой и обратил свой взор куда-то на холст, пока Ханыль чувствовала в груди до этого неизвестные и неизведанные чувства. Ей казалось, что когда-то давно она знала Чхве Ёнджуна, хотя на деле это было просто фальшью под красивой оберткой. Ей действительно казалось, что неизвестный ей лично Чхве Ёнджун был для неё кем-то особенным, ведь не зря они были связаны одной проекцией.И одной болезнью.