Потерять все

Создавать что-то через силу, нехотя, работать под влиянием, а не от души — вечное состояние Леннона. Он зависим от Маккартни не только тем, что является его коллегой в музыке, но и от любви, далеко не взаимной. Пол может спокойно управлять музыкантом в своих интересах, а тот в свою очередь лишь подчиняться. — Эта песня плоха, ты думаешь что этим подставляешь всех? — со злостью в голосе говорит Маккартни чуть ли не каждый день. Джон замечает, что это его любимая фраза, и старается относиться к этому спокойнее. Он работает не для себя, не в удовольствие, а лишь на имя, на деньги, на не особо нужную славу. Его просто напросто заставляют. А Леннон в свою очередь просто подчиняется из-за авторитета Маккартни и любви к нему. Джона всегда поражало насколько двуличным может быть последний. Для журналистов и фанатов Пол являлся мягким, добрым человеком, его любили все, а за пределами сцены, дома или в студии он менялся в абсолютно противоположную сторону и был подавляющей стороной в их отношениях. А Леннон — подавляемой. И, безусловно, в его голове возникали мысли о том, что надо сказать все Маккартни, но глубокая симпатия к нему не давала это все сделать. И так проходили дни, наполненные недовольными возгласами Пола и его тяжелыми, удручающими взглядами. Они жили так. Надо сказать о том, что и Джорджу, и Ринго «попадало» от Пола, но всё-таки главной мишенью оставался Леннон, безукоризненно, он. Проходило время, и злость постепенно накапливалась в груди Джона. Сначала она была маленькой, не давала о себе знать, но с течением месяцев озлобленность возрастала. Теперь Леннон иногда противостоял Маккартни, защищая себя или остальных участников группы. Поначалу Пол относился к этому несерьёзно, но с каждым разом его это заставляло все больше и больше задумываться над происходящим. Обида росла, а любовь сходила на нет. Это начало подкреплять состояние Леннона и его возможности дать отпор. Так однажды, сойдясь на очередном споре по поводу новой песни, Джон высказал все, скопившееся за долгие годы в его груди: — Знаешь, Пол, а ты не мог бы хоть когда-нибудь включать свою голову? — Если бы не эта голова, ты бы сейчас сидел и голодал, — с неприятным выражением лица отвечал Маккартни. — Да вот нет, мне кажется, если бы ты всё-таки заставлял работать свой мозг, мы были бы дружной группой, а не тем, до чего ты довёл сейчас, — гордо держал отпор Леннон, — ты должен был понимать, что мы не машины, мы не можем делать все по твоей долбанной установке, которая не даёт настоящего искусства, а лишь ещё одну дешевку на музыкальном рынке. — Да как ты смеешь?! — чувства Пола были сильно задеты, на его глазах проступили даже слезы. — А ты как смеешь все время принижать нас, быть двуличным и лицемерным? Как ты смеешь зарывать наш талант лишь во имя собственной выгоды? Как ты смеешь использовать нас таким образом? Ты хоть раз задумывался об этом? — также твёрдо продолжал Леннон. — Да без меня бы… Без меня бы не было ничего, я не думал, что вы настолько неблагодарны, — начинал психовать Маккартни. — Давай ещё разберёмся кто здесь неблагодарный, — на этих словах Леннона Джордж и Ринго тихо вышли из студии, не мешая ругающимся. — Ты плевать на меня всегда хотел. Что тебе мои признания, письма, подарки? Ты это все выкидывал и сжигал мои чёртовы писанины о моей любви к тебе, даже не прочитав. Ты был всегда самовлюблён и таким остаёшься, я не уверен, что ты сможешь исправиться, это уже невозможно. Ты настолько эгоистичен, что не замечаешь никого, кроме себя. А группа тебе нужна лишь ради выгоды, просто так здесь бы ты сейчас не играл, не писал тексты и музыку. Все что тебе нужно это дешевая слава и деньги. Тебе чужды дружба, доверие и любовь. Потому что ты чёрствая машина, работящая только на себя, — с накатывающимися слезами на глазах, Джон выплескивал накопившуюся за долгое время обиду. — Я не думаю, что Ринго или Джордж играют здесь с тобой ради личного самоутверждения и самолюбия, они делают музыку для людей, для мира, они воплощают красоту в ней. И они настоящие друзья, мы все друзья, кроме эгоистичного Маккартни, — не унимался Леннон. В ответ на возгласы Джона поступало лишь молчание басиста. — Я считаю, что сказал все. Больше мне нечего добавить, завтра я ухожу, мне наплевать на тебя, на группу и на все, что с ней связано, мне наплевать точно также, как и ты наплевал на меня в своё время. До свидания, — последние сказанные слова Джона прошлись ножом по душе Пола, которая вдруг решила вернуться к жизни, а не быть холодной и черствой. Он повернулся и проводил взглядом Леннона, который быстрым шагом удалялся от студии и от Маккартни, осознающего свою глубокую ошибку. Вдруг что-то в сердце Пола вздрогнуло, и он решил догнать Леннона и извиниться за все, попытаться поговорить с ним и вернуть его обратно. Маккартни с огромной скоростью вылетел по направлению к Джону. Он бежал изо всех сил и наконец-таки увидел его. Леннон шёл быстрым, твёрдым шагом. Но, несмотря на это, Полу удалось его догнать и остановить. Леннон развернулся и произнёс: — Я слушаю. — Джон, прости меня, пожалуйста. Я совершил огромную ошибку. Я осознал, что обходился с вами отвратительно. Мне очень хочется вернуть тебя, я обещаю, что исправлюсь, только, Джон, вернись, прошу тебя. Мы начнём все с самого начала, с чистого листа, ещё раз упрашиваю тебя, вернись, я не смогу без тебя, — с огромными, скатывающимися по щекам слезами проговорил Маккартни. — Это все? — совершенно безразлично сказал Леннон. — Да, но, Джон, я обе… — вдруг начал Пол. — Нет, Маккартни, я не буду менять своего решения. Все было сказано в студии. А теперь прощай, — договорил Леннон, развернувшись и удаляясь от Пола. Маккартни стоял охваченный и тревогой, и печалью, и осознанием того, что потерял прекрасного человека. Он понимал весь объём беды, которую он натворил. Он понимал как сильно обидел человека. Он понимал, что поступал неправильно. Так Пол и остался стоять посреди улицы, потерявший все: и любовь, и друга, и хорошего человека.