Requiem

      Вокруг шум, громкие крики, аплодисменты.       Люди громко кричат название команды. Какой команды? Так и не расслышишь.       Паша поправляет выбивающиеся из хвоста пряди, мягко улыбается и машет всем рукой, во второй держа мяч. Вокруг него куча людей — новые лица, почти незнакомые, как сказал бы он годик назад. Но Юров, правда, все еще не помнил имени каждого, и иногда мог запнуться.       Сколько там прошло с того момента, как «Закат» разошлись, каждый куда? У большей части ребят — учеба, университеты, совсем другие приоритеты. Фраза, как-то брошенная Тимуром в раздевалке «баскетбол однажды — баскетбол навсегда», которую тогда все поддержали дружным криком, сейчас потеряла стержень. Не для Паши, конечно. Он все еще в игре, все еще один из лучших, хотя и в новом (за несколько лет так и не ставшем родным) коллективе.       Паша отбивает каждому из тиммейтов «пять», вытирает со лба пот и все еще улыбается. Они только что выиграли очередной турнир, очередная галочка для их славной команды. Команды — но не семьи. Но улыбка на губах не наигранная, за последний год Юров не разучился искренне радоваться победам на любых соревнованиях. И даже этот небольшой турнир в Москве, выиграть его было приятно. Навевало воспоминания о прошлом, которые Паша пытался подавить где-то внутри периодически. Хотя, все же иногда давал волю своим чувствам и мог просто несколько часов лежать на диване в своей маленькой комнате, думая ни о чем и обо всем.       В раздевалке к Паше первым делом подбежали Женя и Макс — парни были ему ближе всех здесь, хотя они и не считали друг друга лучшими друзьями на всю жизнь. А с друзьями из «Заката», казалось, что так и будет.       — Ебать, Паш, — выдохнул Жека, расплетая длинные волосы из пучка, чтобы собрать его снова. — Я думаю мы уже можем говорить, что твоя фишка выигрывать нам игры фирменным слэм данком. Это ахуеть как сильно.       — Ф-уф, да, Жек, спасибо, — выдохнул Юров, поправляя приспущенные от бега носки. — Балять, я надеюсь сегодня без… автограф-сессии? Ребят, я правда заебался.       — АХА-ХА, Юров, мечтать не вредно, — усмехнулся Макс, причем очень громко, — Ваня и Рома уже поскрипели куда-то, нужен хотя бы еще один молодой человек. И не смотри на меня так. Думаешь рационально туда идти мне или Жене, когда есть, ну, мистер-лучший-слэм-данк-снг?       — Макс, а ты ведь сука, ты знаешь?       — Да, родной. Давай, я тебя в порядок приведу, чтобы ты меня так сильно не ненавидел. ***       Вокруг снова шум, хотя его и поменьше. Людей на самопровозглашенной автограф-сессии было не так много, как ожидал Паша — его это обрадовало. Но ближе к концу, его рука все равно уже была готова отвалиться. Хотя, ему было приятно, что для людей так важен листок с его неаккуратным почерком, что они готовы простоять ради этого целую очередь.       От вечной улыбки для фотографий и просто, у Юрова заболели щеки и скулы, а про ноющие после игры мышцы жаловаться уже не приходилось — привычное дело, хотя каждый раз приходилось сидеть словно на иголках. Но как только последняя девчонка с улыбкой на все лицо крепко прижала к себе «автограф», вокруг стало так тихо и пусто. Паша не выдержал — рухнул лицом прямо на стол, под понимающие вздохи товарищей.       — Паш, а ты силач, — пробурчал Ваня, пытаясь убрать со своего лица вымученную гримасу, но выходило не очень, — я бы в твоем положении уже через минут десять слег. А ты час держался.       — Молодой и красивый, — фыркнул Рома, пытаясь встать из-за столика, но не очень удачно. — Нас Сергей Юрьевич не потеряет? Мы тут уже довольно долго.       — Потерял бы — позвонил бы, или по крайней мере мы бы уже точно знали, что нам пиздец, — закончил дискуссию Паша, все-таки вставший из-за стола, поправляя выбивающуюся из-за уха прядь.       Придерживая друг друга под плечи, парни втроем вышли из здания. На улице дул прохладный ветер, стало сразу так свежо, так легко на душе. Даже придало сил — Ваня и Рома пошли дальше, сами. Юров попросил, чтобы они объяснили тренеру, что он задержится чуть подольше, чем они. Важные дела. Парни не стали даже спрашивать ничего лишнего — молча кивнули и поскрипели к отелю. Паша устало присел на парапет, неподалеку от дворца спорта. ***       Все вокруг навевало воспоминания, вроде и приятные — а сердце кололо так, словно произошло что-то ужасное. Юров устало запустил пятерню в волосы, и изо рта вырвался нервный полу-смешок. Он чувствовал себя самым ужасным человеком на свете, хотя сам не мог до конца понять, что именно такого ужасного он сделал. А может и понимал. Усмешка едва ли не переросла в истерический смех, но парня сдерживали изредко проходящие мимо люди. Вокруг уже стемнело, не хотелось, чтобы были проблемы из-за того, что люди умеют выдумывать лишнее.       Паша посидел еще чуть-чуть, вдыхая приятный запах вечера. Но стоило ему встать, как Юров сразу же очень неловко врезался в кого-то. Ох, ужас.       — И-извините, я… — Паша запнулся. На ком-то была надета толстая теплая толстовка, хотя на улице очевидно плюсовая температура, а под темными черными волосами виднелись уставшие глаза.       Эти же глаза смотрели на Пашу с таким невыразимым шоком, на границе с испугом. Парень сделал шаг назад, а в руки, в которых он держал мобильный телефон, ударил отвратительный мандраж.       — Чт… А… — Юров не договорил, у него ком застрял в горле, а глаза неприятно защипало.       — П… да ну… блять, это какая-то… УЙДИ, БОЖЕ, ИСЧЕЗНИ С МОИХ ГЛАЗ, — последнее парень громко выкрикнул, закрывая лицо руками. Он хотел уйти, развернулся, но его буквально насильно притянули к себе.       Паша крепко сцепил зубы, крепко прижимая Арсена, чьи плечи отвратительно дрожали, к груди. Оне не знал, что он должен ему сказать, кроме извинений. Извинений за все. Да и хватит ли этого — спорный вопрос. Паша прижимает парня к себе еще ближе, еще крепче, не дает ему даже шанса вырваться. Арсен цепляется пальцами за его футболку, часто дышит, пытается оттолкнуть от себя, но на деле сам лишь прижимается ближе.       — Это опять отвратительный блядский сон, где ты говоришь, что уезжаешь? — тихо шепчет Манукян, прерывисто вздыхая. — Если это так, то лучше выстрели мне сразу в голову, чтобы я проснулся.       Паша моргает, моргает часто, прижимает Арсена к себе еще ближе и мягко целует в макушку. Проклинает сам себя, буквально ненавидит.       — П… прости, — говорит очень тихо, боясь лишний раз напугать парня перед собой. — Я-я… так виноват перед тобой.       Тишина. Мерзкая и тягучая. Ее разбавляет холодный ветер, что так не к месту задул с неожиданно большой силой. Паша больше не хочет никогда отпускать Арсена из своих объятий. Арсен не хочет, чтобы это все оказалось очередным кошмаром.