Шарль< Приятель мне жаль<
Приятель. > Пошел ты > Приятель Что ж, ответ — это даже больше, чем он ожидал, особенно после решения стюардов. Он знает, что должен именно так и сделать, отвалить, но если честно, то он сейчас не в том настроении. Пошло оно.Прекрати ныть< Это была честная гонка< Даже стюарды с этим согласились<
>Ты отрулил прямо в меня, как это может быть честной гонкой, мудак >Стюарды же наебали меня так же, как они наебали Себа Боже ты мой. Он что, все еще не оправился после этого?Боже мой возьми себя в руки< Ты не убрался с дороги каким образом это моя вина?<
>О, так это моя вина, что ты въехал меняБоже да ты все равно был вне трека< Извини, что ты отвратительно пилотировал, я полагаю??<
Его сердце сразу пропускает удар, стоит ему отправить сообщение. Это было неуместно, и он это знает. Облачко набора сообщения появляется и пропадает где-то пять раз, прежде чем исчезнуть насовсем, а Макс чувствует себя еще хуже, чем раньше. Он бросает свой телефон на пол, решив бесцельно уставиться в потолок и начать жалеть себя. Это, конечно же, все исправит. Ферстаппен собирается принять душ, как слышит отчаянный стук в дверь. Мурашки бегут по его спине, когда он понимает, кто находится по ту сторону. Макс открывает дверь и тут же встречается взглядом с очень, очень злым Леклером. Прежде чем Макс осознает, что происходит, Шарль прижимает его к двери, вцепившись в рубашку мертвой хваткой. Его глаза расширенны и наполнены чистейшей яростью, бледно-зеленая радужка потемнела от злости, а волосы прилипли ко лбу. — Пошел ты! — Сила, с которой он шипит эти слова в лицо Максу, посылает в воздух пару капель слюны. — Ты хочешь драки, что ж мы можем подраться, да? Ты украл мою чертову гонку и хочешь сказать, что моё пилотирование было дерьмом? Да пошел ты нахуй! На своих последних словах Леклер хватает Макса за грудки и вновь толкает в жесткую поверхность двери. Ферстаппен вскидывает руки к кулакам Шарля, тщетно пытаясь отцепить его от себя, но хватка у Шарля крепка. — Прекрати, я не крал твою гонку! Я выиграл честно, как и все остальные. — Честно?! — Голос Шарля стал звучать громче, и Макс мог ощутить его горячее дыхание у себя на лице. — Ты вытолкнул меня с чертовой трассы! — Ты уже был вне трека! — Я мог бы сдержать тебя! — Твое лидерство уже было утеряно! Макс чувствовал нарастающее раздражение, и он уже почти хочет оттолкнуть Шарля от себя. Он знает, что может, — что он физически сильнее, чем монегаск, — но что-то останавливает его. Все это к чему-то ведет, и Макс понимает, что, возможно, сейчас Шарлю это нужно больше, чем что-либо. — Ты не должен был отбирать её! — Конечно, я должен был отобрать её, что еще оставалось мне делать? Просто позволить тебе выиграть на домашней трассе моей ко- — Столько побед у тебя было? Внезапное отсутствие яда в голосе Шарля пугает Макса. — Прости? — Сколько Гран-при ты выиграл? Макс замирает и убирает свои руки от Шарля. Он знает, но его рот отказывается следовать командам мозга. Внезапно одна из рук Шарля ложится на горло Макса и прижимает его к двери. — Скажи мне! — Яд вернулся, и он говорит сквозь стиснутые зубы. — Скажи мне сколько! — Шесть! Леклер чуть сильнее давит на горло Ферстаппена, вырывая из него непроизвольный всхлип. Он не сжимает крепче, чем нужно, — достаточно, чтобы Макс понял, кто контролирует ситуацию, — и Макс расслабляет свое горло, позволяя ему. — На шесть больше, чем у меня. Леклер прикусывает губу и бросает взгляд на шею Макса, наконец, отпуская её, и проводит рукой вниз по его груди. Между ними повисает тяжелое молчание, и Шарль сжимает ткань на рубашке Макса в своей руке, прежде чем смять его губы в яростном поцелуе. Поцелуй горячий, тяжелый и злой, потому что Шарль все еще кипит от гнева, и Макс позволяет ему почти сразу же засунуть язык себе в глотку, смакуя слабый вкус шампанского, который должен быть таким горьким для Шарля, когда он сосет его с языка. Он поскуливает в рот Шарля, чувствуя, как тот сильно кусает его за нижнюю губу, повреждая её, прежде чем отстраниться. Леклер трется о бедро Ферстаппена и наклоняется, начиная посасывать и покусывать шею Макса, нетерпеливо дергая его за поло. Макс понимает намек и снимает его, прежде чем следом стащить с себя шорты и трусы. Его уже вставший член подрагивает, и он знает, что дает Шарлю полный и неограниченный доступ к своему телу. Он прислоняется к двери и закрывает глаза, его дыхание дрожит. Макс скорее чувствует, чем видит, как Шарль отступает на шаг назад, и он ждет неизбежного звука расстегиваемой молнии, но ничего не происходит. Он немного расслабляется, разжимает челюсть (которую он даже не заметил, как сжал) и успокаивает дыхание. Макс осторожно приоткрывает один глаз и видит, что Леклер стоит перед ним, по-видимому, раздумывая над тем, что делать дальше. Не то чтобы у них никогда раньше не было злого секса, но им обоим больно осознавать, что это неизведанная для них территория. Ведь этого никогда не происходило у них раньше: обычно это Макс врывается в комнату и толкает Шарля к двери, вбивая его в матрас, пока тот не начинает кричать в подушку. Но прямо сейчас это Шарль тот, кто сдерживает гнев и эмоции, переполняющие его, а Макс, обнажая всего себя, позволяет Шарлю делать все, что он хочет; брать все, что ему так необходимо. Леклер вновь делает шаг навстречу и толкает Макса в плечо, не сильно, но поощряя его встать на колени. Он опускается на ковер с глухим стуком и думает, что, учитывая дороговизну отеля, ковер, наверняка, должен быть мягче. Он возится с молнией Шарля, смотря на его неподвижное лицо, удивляясь окружающей их тишине. Он иногда забывает, что они с Шарлем одного роста. Ферстаппен стягивает шорты и трусы вниз, и Шарль проводит пальцами по волосам Макса, положив руку ему на затылок и удерживая его. Он трется своим членом о его полные губы, и голландец послушно открывает рот, позволяя Шарлю толкнуться во всю длину. Монегаск стонет и замирает, его лицо искажается от удовольствия. — О, черт, — бормочет он тихим и хриплым голосом. — Это действительно хорошо. Если бы Леклер не занимал его рот, Макс бы улыбнулся на похвалу, поэтому вместо этого он одобрительно мычит, смотря на Шарля с таким почтением, обычно предназначенным для королей. Шарль прикрывает глаза и усиливает свою хватку в волосах Макса, крепко удерживая его на месте, начиная слепо толкаться во влажную теплоту рта. Макс расслабляет свое горло и челюсть, когда Леклер ускоряет свои толчки. Единственный звук в комнате — это шлепки кожи об кожу, затрудненное дыхание Шарля, и то, как Макс периодически давится, когда Шарль задевает заднюю стенку его горла. Он закрывает глаза, но Шарль резко его одергивает. — Non, regarde moi. Смотри на меня. Его голос напряжен, и Макс не может сказать — от возбуждения или от гнева, или от того и другого. Макс смотрит ему в глаза, минуя плещущуюся там злость и все, что он может там увидеть, — это боль, необузданная боль, и он начинает понемногу понимать. Шарль усиливает хватку, но этого недостаточно, чтобы причинить реальную боль, и Макс знает, что это просто демонстрация своего превосходства, чем что-либо иное. Леклер вновь толкается в рот Ферстаппена, и Макс оставляет глаза широко открытыми, не отводя взгляда от Шарля, втягивая щеки и дыша через нос, пока тот трахает его лицо. Он знает, что делает Шарль, — пытается сломать его, сделать его слабым, — и он полон решимости не поддаваться этому до конца. Ферстаппен вдруг чувствует, как напряглись бедра Шарля, и тот вновь отстраняется, раскрасневшись и тяжело дыша. Леклер отпускает его волосы, и Макс опускает голову, хватая ртом воздух. Шарль приподнимает его голову за подбородок и проводит двумя пальцами по его распухшим губам. Он смахивает слезы с его лица, которые Макс даже не заметил, как начали течь из его глаз, прежде чем протянуть ему руку. Макс качает головой и поднимается, отталкиваясь от пола. Он все еще не поддался, не до конца. Шарль отступает назад, и Макс облокачивается на дверь, наблюдая за ним налитыми кровью, полными слез глазами. — Подготовь себя. Леклер вновь прикусывает губу, сохраняя самообладание, и выжидающе смотрит на Макса. Ферстаппен подносит два пальца ко рту и смачивает их, неторопливо посасывая и облизывая их, — его челюсть все еще ныла после минета. Он ни на секунду не прерывает зрительного контакта, следя за тем, чтобы Шарль запечатлел каждое мгновение. Макс раздвигает ноги и прижимает влажный палец к отверстию, потерев немного вокруг, прежде чем войти. Он стонет из-за проникновения, изо всех сил пытаясь расслабиться, пока толкается костяшками пальцев. Как бы сильно он ни хотел устроить шоу, он знает, что возможно, Шарль не в настроении ждать, поэтому он подготавливает себя и просовывает второй палец внутрь. Макс вскрикивает, зная, что он слишком торопится, но его член уже истекает смазкой, и он смущен от одной лишь мысли, каким он, должно быть, сейчас выглядит: изнемогающим, неуклюже трахающим себя и смотрящим на Шарля сквозь тяжелые веки, задыхаясь, когда задевает простату. Он понимает, что не сможет вместить в себя третий палец, не без надлежащей для этого смазки, поэтому разрабатывает себя двумя пальцами, уже находящимися внутри. Он зажмуривается и стонет, прежде чем, наконец, вытащить пальцы, поморщившись от внезапного чувства пустоты. Этого едва ли хватит, и он это знает, но сейчас ему все равно. Он откидывается головой на дверь, потный и дрожащий. Его член прижимается к его животу, размазывая влажное пятно ниже пупка. Это не просто физический акт, который оставил его дрожащим, — это подчинение, осознание того, что хоть он и выиграл Гран-при, но человек со второй ступени пьедестала способен сотворить с ним это. — Ложись на кровать. Макс кивает и неторопливо идет через всю комнату к кровати, ощущая холодную руку Шарля у себя на спине, проходя мимо него. Это всего лишь небольшой жест, но Макс чувствует, как прикосновение растекается по его венам. Это поистине интимный жест в сравнении с последующим полным уничтожением в лице Шарля, которому он, — он знает, — собирается добровольно подчиниться. Простыни под его ладонями ощущаются шелковисто-мягкими, когда он ползет на четвереньках, смяв ткань в руках и опустив голову вниз. Его член висит между ног, и он сопротивляется искушению прикоснуться к нему, зная, что сейчас речь идет не о нем, а о Шарле. Обо всем сдерживаемом им до сегодняшнего дня гневе, с Бахрейна, из-за каждого промаха и упущенной позиции, и он внезапно чувствует укол вины, разъедающий его нутро. Становится только хуже, когда он чувствует, как позади него прогибается кровать. — Шарль, мне… — Заткнись. Справедливо. Леклер проводит рукой по заднице Ферстаппена, и Макс слышит, как он плюет себе на ладонь, скользя по члену, пока тот не встает, прежде чем прижаться к его отверстию. Он слегка ерзает, чтобы схватить Макса за бедра, и в тот момент, когда его оголенной кожи касается ткань, он осознает, что Шарль все еще одет в командное поло. Макс внезапно чувствует себя невероятно маленьким, и он понимает, что это все, — Шарль добился своего; больше нет фасада власти, больше нет нужды отчаянно цепляться за доминирование — Шарль лишил его всего этого, и Макс позволил ему это сделать. И в этот момент Леклер толкается в него, и Макс издает хриплый стон, уткнувшись лицом в матрас. Шарль не утруждает себя тем, чтобы привыкнуть к ощущениям, сразу же начав в быстром темпе с силой вбиваться в распростертое под ним тело. В этом нет никакого ритма, и Макс не может даже пошевелить бедрами, чтобы толкнуться навстречу из-за того, как сильно Шарль сжал их, и он уверен, что у него после этого останутся синяки в виде отпечатавшихся на коже ладоней. Он всхлипывает в подушку, когда Шарль наклоняется вперед, переместив руки на его талию, и находит его простату. Он попадает по ней вновь и вновь, и Макс пытается встать на четвереньки, но Шарль толкает его обратно, проводя рукой по волосам, дергая за короткие пряди и вжимая его лицо в простыни. Ферстаппен чувствует, как его спина потеет, отчего красная рубашка Шарля становится влажной, когда он меняет свое расположение, практически лежа на Максе, кусая и посасывая его шею, каким-то образом проникая еще глубже. Член Макса трется об простыни, и он чувствует, как приближается его оргазм, тянет и крутит у него внизу живота, пока он не вскрикивает и не изливается на простыни под собой. Макс почти ощущает себя так, как будто плывет где-то на границе между двумя мирами, пока Шарль продолжает двигаться в нем, не давая ему ни секунды на то, чтобы оправиться от своего оргазма, безжалостно вбиваясь в него и сотрясая его тело от толчков, пока, наконец, не кусает Макса за плечо, громко застонав и кончив внутри него. На мгновение воцаряется тишина, пока они вдвоем восстанавливают свое самообладание или, по крайней мере, что-то похожее на него. Шарль нежно целует Макса в затылок, прежде чем выйти, оставляя его с почти невыносимым чувством пустоты. Он чувствует себя оцепеневшим, абсолютно выебанным, и лишь на грани сознания понимает, что Шарль встает с кровати. Макс немного возвращается к реальности, когда чувствует, как что-то влажное прижимается к его бедрам. Он подскакивает, и Шарль убирает ткань. — Просто прибираюсь. Ферстаппен хмыкает в знак признательности и позволяет Шарлю вытереть подсыхающую сперму с внутренней стороны бедер, немного шипя, когда тот осторожно проводит по его все еще чувствительному отверстию, вытирая остатки жидкости. Леклер откидывает ткань в сторону и падает на кровать рядом с Максом, подзывая его к себе. Макс на секунду задумывается, прежде чем перекатиться в объятия Шарля. У него грязная рубашка, покрытая потом, слюнями и чем-то похожим на капельку спермы, но Макс все равно утыкается носом в шею Леклера. Он поднимает глаза на Шарля и видит, что гнев ушел, остались лишь смутная печаль, уныние, одиночество, — и это пробуждает что-то в нем. Макс тянется и целует его, на этот раз нежно, мурлыча под нос. Когда он отстраняется, то видит, как слезы собираются в уголках глаз Шарля, медленно падая с его длинных ресниц и орошая влагой подушку, лежащую между ними. Макс втягивает его в объятия, медленно гладя по спине, когда тот позволяет пролиться горячим слезам. Он не рыдает, он просто плачет, и это как-то умиротворяет. — Прости, что выдавил тебя. И мне жаль, что я сказал, что ты дерьмово пилотируешь. — Шарль поднимает на него взгляд — зеленые глаза резко выделяются на фоне покрасневших белков. — Ты изумительно пилотировал. Твоя победа обязательно придет, и мы разделим подиум без всяких разногласий об этом, да? Шарль усмехается, прижимаясь ближе к Максу. — Прости, если я причинил тебе боль. Макс качает головой. — Ты никогда не сможешь причинить мне боль. На самом деле. Он краснеет, беспокоясь, что переступил невидимую черту, но Шарль просто целует его в ключицу и закрывает глаза. Они оба знают, что им следует принять душ, а потом разойтись, ибо Леклер не может остаться, но большая часть существа Макса не хочет этого — не сегодня. — Оставайся на ночь. Это не вопрос, но Шарль все равно отвечает на него, его голос хриплый и полусонный. — Хорошо.