if i had a voice

маленькая хельга прибежала в избу с первыми звёздами. ее пухлые варежки пропахли сырой рыбой, которую она принесла от папы для бабушки агне. румяная и веселая с мороза, она скинула с себя полушубок и потащила корзинку вглубь жилища. — бабушка! бабушка! привет, бабуль! смотри, что я тебе принесла! папа сегодня с рыбалки вернулся, он нам целую гору рыбы притащил, смотри! — кто это тут верещит на весь дом? агне, наконец, отвлеклась от готовки и, обернувшись, поймала на руки летящую на нее хельгу. девочка звонко рассмеялась. — на улице сейчас так здорово, бабуль! — да чего же там здорово? шла бы лучше, у котелка прогрелась, — агне знала, что хельге никогда не бывает холодно, но каждый раз сажала ту у огня. — темно же уже! — а вот и не темно! — хельга послушно уселась на низкую табуретку и вытянула ноги в подмокших валенках почти к самому огню. — я в лесу волка видела! огро-о-омного такого! — и что же он, не съел тебя? — агне окончательно возвратилась в свое привычное умиротворённо состояние, помешала что-то в котле и понесла рыбу на стол. — конечно нет! с чего бы это? я в него кинула рыбой и убежала! — вновь рассмеялась хельга и наконец начала стягивать с себя унты. затем она занялась своей верхней одеждой и умолкла. за окном уже давно растелилась ночь, и хельга в предвкушении ненадолго закрыла глаза, вспоминая о том, что каждую ночь бабушка ведает ей новые рассказы. в воздухе повисла такая тишина, что девочка точно знала: все наконец успокоилось, и даже пар над котелком встал столбом, и теперь агне наберет внутрь воздуха и начнет рассказывать истории, что гораздо старше хельги. — помню ритуальные пляски у костра. хельга обернулась к бабушке, откликнувшись на ее тихий туманный голос, и приготовилась слушать. — помнится, встанем лагерем поздней ночью где-нибудь в глухом лесу, и сосны высоченные вокруг, уходят в туманно-снежное темное небо своими черными верхушками, вокруг и не видать ничего. ну, мы разложимся; убивали живность какую: выбор невелик был, походы дальние – брали козочку с собой какую-нибудь, если доживала, или собаку, один раз даже девочку-малютку зарезали. кровь разольётся вокруг, станет снег чернее ночи: тогда на свежем трупе огонь и разводили. так сходу на сыром мясе да на холоде ледяном костер не разожгешь, но в такие ночи получалось уж конечно все сразу. девки скинут тяжёлые шубы, умоют лица кровавым снегом, да начнут пляс. извиваются дикими змеями, волосы мечутся, как ворох лент, ноги – как охотничьи стрелы, спины – как ремни кожаные. рыжие блики по ним скачут, танцуют вместе с ними, разминают их, так, что в глазах у тех девушек – словами не передать, даже в живую не увидеть. — а ты, бабушка, тоже так плясала? — проговорила зачарованным шепотом почти у самого уха агне хельга так, что агне вздрогнула от неожиданности. — так, милая моя, садись, я заплетать тебя буду. знаю тебя – сейчас все волосы в похлебке искупаешь, а мне их потом распутывай. поворачивайся. — а ты рассказывай, рассказывай дальше! — хельга подпрыгнула на месте и радостно обернулась к бабушке светлым затылком, зная, что плести косу она будет долго и история будет интересной. — плясала и я, всяко плясала, в свое время все плясали. времена были и хорошие, благие, сытные – а были и темные, смертоносные. агне провела крупным деревянным гребнем по волосам и задумчиво замолкла, воскрешая в памяти былые дни. в воздухе запахло свежим настом и запахом крови с рыбой, в ушах засвистел морозный ветер и закаркали старые вороны, перед глазами пронеслись сотни жизней и тысячи столетних сосен и кедров. агне глубоко вздохнула и вновь провела гребешком по сухим локонам. — война-то уж конечно была страшная. только я сама в деревне осталась, я здесь полезнее была. но у нас тоже страшное время было. ну, еды, конечно, не хватало, да всего не хватало, чего не вспомнишь – но не это так запомнилось. — а что же, бабуль? погибло много? — ох, хорошая моя, — агне ласково улыбнулась хельге, вновь поворачивая ее голову недоплетенной косой передом. — погибло немного совсем. говорю же тебе, в деревне я была нужнее. многие у нас обезумели. с ума сошли. потерялись с миром. — а как это вы определяли так, кто потерялся с миром, а кто нет? — да просто. все в деревне у нас верили, что мы победим, что уйдут враги с наших земель, что вернутся все живыми и целыми. а некоторые не надеялись, а твердо знали. абсолютно уверенно. и глаза у них были покрасневшие, да чуть из глазниц не выкатывались. чаще всего такие сами убегали да на стрелы напарывались. иногда их боги от нас как-то по иному забирали – но долгого житья им не было. — ужас какой — совершенно искренне среагировала хельга, и ее глазки замутились туманом яркого представления безумцев с отрубленными головами, но ведение быстро прошло, и хельга вновь переключилась на рассказ. — у себя мы тоже ритуалы проводили. помогали бравым своим воинам. пятками костры топтали, травы сплетали воедино, жизни передавали в теплые руки богов. — бабуль, смотри, растаял весь снег! вышло время! — молодец, внучка. — агне проворно закрепила незаконченную косу хельги деревянным гребешком и подошла к котлу. похлебкой уже давно пропахла вся изба, но сейчас варево вскипало густыми пузырями и сочилось запахом. — усмиряем. — агне потушила огонь и накрыла котелок толстой чугунной крышкой. — и что же, бабуль, помогали ритуалы? — а как же? конечно помогали. ходила у врагов страшная хворь и проказа, ползали в их животах червяки, а в сознаниях оседали густые тучи тора. а ну-ка, давай, одевайся как следует, иначе не получишь ничего! хельга рассмеялась и почти с головой залезла в огромный деревянный ящик. оттуда она вынырнула с тонкими меховыми валеночками и вязаной кофтой. в углах избы все равно прятался мороз, поэтому уговаривать девочку не приходилось. — ещё, ещё расскажи, агне! пожилой женщине пришлось ловить девчушку на ходу, пока та пыталась вприпрыжку залезть в обувку, и усаживать за низкий старый стол. он тоже прятался в одном из углов избы, но от него веяло одновременно какой-то старой строгостью, ладностью и уютом, родным и совершенно надёжным. — да... страшная была война. — наконец, продолжила агне — ну, о других я и не слышала. возвращались многие, хоть просили-то уж мы за каждого. со сломанными топорами, с разодранными кольчугами, без рук, без глаз, без челюстей – но возвращались всё-таки. в разоренные деревни, в страшные морозы, ни с чем, даже без чего-то – а здесь их все равно кто-то, да ждал. и тогда спасение им было. хельга с интересом выглянула из-под деревянной чеплашки. — так ведь просто все. кому было, к кому возвращаться – тот и возвращался. ну, то есть, конечно, некоторые многих так и не дождались, но вот те, кто после битв приходили в пустые дома, кого не встречали ни жены, ни дети, ни матери – те и умирали у себя в домах. в считаные дни зарастали их жилища бурьяном и черным мхом, и больше они оттуда не выходили никогда, и больше никто их имен не вспоминал. — вот это да! и ты тоже совсем никого не помнишь? — они на то и забытые, чтобы о них не вспоминали. хотя был всё-таки один – рэндалфром серобородым его звали, потому что седина у него в бороде так с черными волосами смешивалась, словно из лица его зимний плющ прорастал. он вернулся к ингрид – его невеста, девушка совершенно светлая, как луч солнца, все ходила по лесам и полям, пела, как колокольчик, и все при ней всегда было – все стиранное, чистое, приготовленное, сделанное, и она где-то в дремучем лесу волкам песни поет. она-то к нему и пришла, как он с войны вернулся – а он на следующей неделе взял, да помер. как моргнул, был – и не было. тогда все ясно и стало. — вы же ее, конечно, с ним в лодку уложили? — ну а то. девка непростая – так потом и оказалось. коза у них одна-единственная была – пошли ее ловить, а она как стояла, так и стоит. не гонялись за ней, ноги ей не ломали: говорят, сама к мяснику нашему подошла. ну, он ее в мешок. над лодкой во время церемонии зарезали ее – так она хоть бы пискнула! ты, давай, ешь, кости рыбьи получше обгладывай, нечего собак тут диких кормить. ну, а потом мы к ним в сад пошли, чтобы, как полагается, с плодами родными их похоронить. это я уже своими глазами видела: яблонька стоит молодая в саду, красивая – а яблоки все внутри гнилые. словно всю гниль в красивые красные мешочки разложили – все, до единого, в паразитах всяких и грязи вонючей! аж до мурашек, помню, пробрало меня тогда. жители взбунтовались немного сначала, хотели было этой гнилью закидать им всю лодку да неподожженную пустить, но потом опомнились – не им честь всё-таки делали, а богам – и распрощались, как положено. вот так и ушел от нас рэндалфр. сам он, может, и ничего был, да связался не с той – но кто ж знал. — ух ты! — глаза у хельги горели, как два ярких уголька. похлебку та благополучно съела, измазав половиной бульона все щеки из-за огромной деревянной ложки – других у агне не водилось. — она ведь ведьмой была, правда? ведьма настоящая! никто ведь имени ее вовек не вспомнит! — конечно же не вспомнит. — ничего себе! а я тоже ведьмой быть хочу! бабушка, я же ведьма, а? ведьма, ну? — ну, ещё чего, — смешливо проворчала агне, забирая пустую тарелку со стола. – ну какая же ты ведьма, хорошая моя? — а вот такая! — веселая хельга запрыгнула на скамейку и замахала руками во все стороны. за окном послушно взвыл ночной ветер, и агне рассмеялась вместе с ней. но хельга тут же насупилась. — ну правда, агне! ну я вот с белочками разговариваю в лесу. а ещё травы хорошо знаю. и снег мне нипочем. ну ведьма я, честное слово! — а ну-ка! — агне подхватила девочку под руки и спустила с высокой скамьи. — неужто хочешь, чтобы суженый твой тоже не вернулся с боя? — не будет никакого боя! и войны не будет! у нас же хорошо все сейчас. вот дедушка с охоты вернётся и расскажет тебе! — уж он-то точно мне расскажет... — вот-вот! а потом я обратно с ним пойду и тоже буду волкам петь, как колокольчик! — хельга снова рассмеялась и обмоталась длинной светлой косой. — и не боишься волков-то в лесу? — агне села мыть посуду и внимательно посмотрела на внучку. — а чего их бояться? они же меня не боятся. тоже подходят – только у меня мяса нет, кормить их нечем. а так будет у меня мясо! и травы будут, и силы, и буду я больных волчков лечить, и зимой они меня под сугробами согреют! агне задумчиво улыбнулась в ответ. — ну ладно, не кричи ты так, баловница. сходим завтра с тобой в лес, посмотрим, какая из тебя ведьма. а потом будешь мне со стиркой помогать, нечего тут! а сейчас беги скорее спать, я уже все домыла. лес за окном становился все отдаленнее и тише, и все в глубокой зимней ночи уснуло. дом отдавал последние остатки тепла морозному воздуху. под тяжёлым одеялом хельга уже почти уснула. — бабушка агне... я же знаю, ведьмами становятся только по родословной... это какая же я тогда ведьма? мама-то моя точно не ведьма. она воительница, ей совсем не до леса... кто же тогда у нас ведьма? — это да. — так же сонно пробормотала агне в ответ. — мама у тебя не ведьма. но знаешь... всё-таки кто-то, может быть, и ведьма. ты же не знаешь?.. а завтра всяко узнаешь... так что спи, хельга, а утро вечера мудренее. агне обняла внучку покрепче, утихомирила ночной ветер за окном и они все вместе уснули.