Вы ненавидите меня

      Город тонет в объятиях осени. Увядают опавшие листья и сохнет трава. Сильный ветер завывает в трубах, точно горюет о теплых деньках, оставленных далеко в прошлом.       Ах, этот октябрь выдался на редкость холодный — от морозца стынет каждое окно, промерзает каждая щель в доме, просто в камин стоит бросить еще немного дров, чтобы злодей, что без жалости замораживает природу, не пробрался в квартиру и не похитил драгоценное тепло.       И все же, что-то романтичное и необыкновенно красивое есть в этой скверной погоде, что-то, что заставило Франциска выйти из дома и прогуляться по осеннему городу, наслаждаясь его волшебством.       Парень тепло оделся и вышел на улицу. Длинный шарф, когда-то заботливо связанный Мэттью, хорошо грел, новое пальто защищало от холодного ветра и кстати, чудесно смотрелось с черными джинсами.       Франциск глубоко вдохнул свежий, такой кристально-чистый воздух. Пахнет сыростью, мокрым асфальтом после дождя, опавшей листвой. А может и разбитыми, словно стекло, надеждами, режущими осколками ненависти…       Внезапный порыв ветра закружил кленовые листья в осеннем танце и растрепал волосы французу, на что тот рассмеялся, будто бы в ответ шаловливой природе и зашагал вдоль по улице.       Если идти прямо, до конца улицы Н. и потом свернуть на право, то можно выйти на главную площадь города.       Ах, сегодня здесь не так шумно, как раньше, и меньше людей! Но все равно город жив, живы улицы и переулки, старые дворы, мосты, просто погружаются они в туман осени и засыпают на долгую зиму. Но весной пробудятся снова, снова заиграют яркими красками, распустятся пышными бутонами вместе с цветами и начнется новая летняя жизнь, полная шума и веселья…       Франциск тоже так думал, с улыбкой любовался серенькой мостовой, по которой когда-то проезжали роскошные дамы и герцоги в каретах, стучали копыта лошадей, чеканя веселый ритм, горожане оборачивались и с восхищением смотрели, как и сейчас смотрит наш француз, себя вспоминает…       И тут его мысли разбились, как стекло, разлетелись на тысячу острых осколков, ранящих в самое сердце. Оно у Франциска сначало замерло, а потом забилось с бешеной скоростью, точно ливень этой осенью, ведь не на таком далеком расстоянии, прямо перед Францем в пол-оборота стоял Артур и задумчиво смотрел куда-то вдаль, пряча замерзшие руки в карманы потрепанной тоненькой куртки. Содрогаясь от каждого порыва ветра, что никак не мог оставить в покое волосы и голую шею, Англия кривил губы, всегда искусанные от внутренней злобы и желчи.       Франциск смотрел на него украдкой, расплывался в нежной улыбке, а внутри все пылало, точно костер. И очень хотелось притянуть Артура к себе и согреть у этого костра, и ничто его не потушит, ни осенний дождь, ни ледяная ненависть…       И тут что-то заставило Англию обернуться — может, надоевший ветер, дующий прямо в лицо, а может, какая-то сила неведомая, и не успел он об этом подумать, как тут же встретился взглядом с Францией. Зеленые глаза Артура сверкнули, будто молния, сам он отшатнулся, как дикий зверь от огня, прищурился и смотрит, точно вызывает на дуэль своего лучшего врага, заклятого друга. Он ненавидит его до боли, но это так веселит Франциска… Тот долго смотрит в глаза англичанину, играет в гляделки, потом его нахальная улыбка становится шире, и решительной походкой Франция идет к Англии, принимает вызов о дуэли.       — Бон-фу-а, — по слогам, так злобно произносит англичанин, — какими судьбами?       — Ах, я и не знаю, что меня привело сюда в столь скверную погоду. Весьма скверную, не так ли?       На это Артур ничего не ответил, лишь снова содрогнулся от «скверной погоды».       — Впрочем, ясно мне действительно одно, — усмехнулся Франциск, подойдя ближе. — Вы ненавидите меня до плача, и мне от этого смешно! — весело заключил он, заглядывая в таинственные зеленые глаза напротив.       — Не могу не согласиться, — съязвил Англия, сделав шажок назад.       — Когда б на то случилась ваша воля, гореть бы верно мне на медленном огне, — приметил Франциск и обаятельно улыбнувшись, подошел почти вплотную, с необыкновенным любопытством заглядывая Артуру в глаза, в которых так и искрилось презрение. Англия смотрел на ненавистного француза так, будто готов был сжечь его на костре, как в старые добрые времена.       Внезапно подул, взбесился ветер, Англия опять содрогнулся от холода, скривил губы и теперь в его глазах ничего, кроме тревоги и жалости к самому себе не было. Франциск хихикнул над ним, а затем снял свой теплый шарф — тот самый, что когда-то заботливо связал Меттью — и укутал дрожащего Артура, на что тот даже не сопротивлялся, так ему было холодно. Франциск приобнял его за талию и притянул к себе. Он не говорил ничего, только смотрел в волшебные глаза Артура, казалось, вот-вот утонет в них, заблудится в чаще зеленого леса, нет из которого дороги…       Смешанные чувства переполняли Англию и кружили ему голову. Он замер, со смущением и удивлением смотрел в загадочные синие глаза француза, а вокруг все было, как в тумане. Он ощущал каждое его прикосновение, дурманящий, но все же приятный запах одеколона, и еще запах вина — ах да, Франция выпил, злое, как кровь, вино, любит играть с людьми. И Артур тихо произнес:       — Вы столь близки и это так опасно, но разум, верно, утонул в «Дурной крови»…       Ни слова больше, Арти. Доля секунды, и Франция запускает руки в спутанные волосы Англии и впивается в его губы, так горячо и так неожиданно, что Артур даже подумать не успевает, но быстро приходит в себя и отталкивает Франциска от себя, а тот с неким недоумением глядит на яростного, просто яростного англичанина. Ох, его глаза так сверкают желаньем мести... В пол шаге стоя от любви, Англия ненавидит Францию так страстно, просто пыщет ненавистью, прожигающей насквозь сердце.       Но ему, черт возьми, тепло.