neon moon

— Джинни, не могу поверить, что мы едем в отпуск! — воодушевленно кричит Чимин в трубку, подпрыгивая на кровати, даже не задумываясь о том, что абонент на другом конце чуть не получил разрыв сердца. Его рабочий день закончился буквально пару часов назад. И ему хватило сил лишь на то, чтобы принять расслабляющую ванну и сделать себе пару бутербродов к душистому зеленому чаю с жасмином, полюбившемуся ему совсем недавно. Несмотря на то, что в его-то возрасте двадцати четырех лет ему следует следить за своим питанием, научиться, наконец, взрослой жизни и быть хотя бы немного ответственным, он занимается совсем не тем! Наверное, именно так бы сказала его любимая бабушка, что отчитывала его при любой удобной возможности и почему-то каждый раз причитала, что из него вряд ли выйдет кто-то толковый. Но ведь вышел же! Правда, бабушка ему больше не звонит и не спрашивает, как он там выживает без материнской-то юбки. Но он все равно ее очень любит и посылает на каждый ее день рождения небольшой, но миленький букет цветов и открытку со скромной надписью «я все равно тебя люблю». Поэтому сейчас он просто валяется в любимой кровати, не удосужившись даже снять с нее белый ворсистый плед, жует наивкуснейшие бутерброды с жареным сыром, стряхивая крошки куда-то на постель, и запивает все чайком, мысленно мурлыкая от того, как же хорошо быть вот так вот дома после бесконечного трудового дня. Мама бы точно отвесила ему несколько подзатыльников за такой беспорядок! Но может же он хотя бы когда-то расслабиться?! — Ты даже не представляешь, чего мне стоили эти путевки! — строго возмущается Джин, хотя эти нотки смеха на другом конце провода говорят об обратном. И младший не может не улыбнуться забавному тону своего хена, несмотря на то, что тот даже его не видит. До чего же шутливый парень. — Мне пришлось согласиться пойти на свидание с турагентом, чтобы только он выбил нам отличный номер в отеле! Вот чего мне это стоило! Чимин на такое признание лишь сильнее заливается смехом, перекатываясь на постели и вместе с тем выплевывая остатки бутерброда и кашляя от горячего чая, что явно пошел не в то горло. Но ему все нипочем. Даже если его живот начинает скручивать от дикой боли из-за долгого приступа смеха, он все равно продолжает громко хохотать на всю квартирку как умалишенный, привлекая к тому же и своего друга. А тот, между прочим, сразу подхватывает. Теперь они оба выглядят так. Лучшие друзья же! — Чимин-а, ты там в порядке? — все же решает уточнить Джин, когда младший снова начинает громко кашлять в трубку и бурчать что-то по поводу того, что нужно меньше есть. — Хён, я говорил тебе, как сильно люблю тебя? — успокоившись, спрашивает Чимин. И он уверен, что его друг чувствует его самую широкую улыбку, которая предназначена только лишь для него, и видит эти милые глаза-полумесяцы. Потому что на самом деле ощущает себя так хорошо. Чимин действительно счастлив, что у него есть такой замечательный друг. Все таки рука об руку около двадцати лет рядом друг с другом, это внушительный срок. Но почему-то он совсем не ощущается на его плечах, словно они знали друг друга с самого рождения и были предназначены самой судьбой, чтобы провести столько времени вместе и, наверно, до конца своей жизни. Боже, как только Чимин рад, что когда-то давным давно их мамы невзначай познакомились в парке отдыха недалеко от их дома, начали какой-то обычный пустяковый разговор на вроде «сколько лет твоему малышу?», а после стали продолжать свои светские беседы днями напролет, обсуждая, как же сильно выросли их сыновья. Самые лучшие женщины. Порой ему часто приходилось слышать, как мама Джина называла его «своим ребенком», теребила постоянно его щечки еще с детским жирком, уклоняясь от того, что Чимин умолял ее прекратить это делать, и подкармливала, скрывая их маленький секрет от глаз его матери, огромными ярко-красными леденцами в форме петуха и павлина. Это было чертовски вкусно. Поэтому он был согласен терпеть все ее выходки, да что угодно, лишь бы только получать побольше вкусных конфет и шоколадных пряников от такой прекрасной женщины. Так все и было. Да и есть. И это мягкое чувство, щекочущее его чересчур доброе сердце, что несмотря ни на что, через столько лет, рядом с ним все еще есть человек, что прошел с ним и огонь, и воду, и первые разбитые коленки, и признание другу о своих темных скелетах в шкафу. О, нельзя не забыть, как он сильно страдал по своим первым отношениям, убиваясь сутками напролет, когда впервые открылся и признался своему лучшему другу, что ему далеко не нравится женская грудь и длинные волосы, что чертовски любит мускулистых мальчиков и сильные руки, способные до одури в теле обхватить его задницу. Да, все было именно так. И каково же было его удивление, когда вместо гневных тирад он встретил понимающую улыбку и его знаменитую фразу «любить мальчиков — это нормально». И тогда все понеслось. Гей-бары, частые отношения, разбросанные горячие поцелуи тут и там, и разбитое сердце, когда все это действительно длилось слишком долго. Наверно, это его больше всего ранило. Однако он пережил и это. И именно благодаря своему старшему другу, практически брату, да даже отцу, Чимин смог пройти совершенно через все. Просто удивительно. Даже сейчас, когда тот смог выбить им хороший отель с люксовыми номерами, окна которых выходят на долгожданное море и синеву облаков, говорит о его сильной любви и вечной привязанности друг к другу. К слову, он чувствует все тоже самое. А когда-то он думал, что их дружба закончится где-то в средней школе, когда у Джина появится туча новых друзей и знакомых, а какой-нибудь паренек, что будет его спутником по жизни, просто напросто украдет его сердце и, черт возьми, самого его друга! Правда, ничего из этого не вышло. И слава богу! Поэтому они до сих пор также крепко дружат, проводя выходные друг с другом и смеясь во время примитивных дорам, лежа на двуспальной кровати Джина в загородном доме, и обсуждают последние сплетни, окружающие их небольшой круг общения. Это настолько классно, и так устраивает Чимина, что он готов вот так провести остаток своей жизни. Правда, у Джина все-таки появился парень. Да. Но Чимину он очень даже понравился. И, о, боги, спасибо за то, что он не отнял у него его же Джинни! Поэтому Тэхён сразу же попал в топ-список Чимина и стал его вроде как другом. Они иногда зависают все вместе дома у старшего, попивают соджу или ячменное пиво, а парень его лучшего друга рассказывает о своей работе. Он трудится в каком-то небольшом издании, пишет огромные статейки на несколько страниц, обсуждая космос и странные созвездия, которые придумал же сам! Кажется пару раз он даже упоминал о том, что определенная звезда гордо носит и имя Джина, и он обязательно ее для него достанет. Ох, кто бы только видел это смущенное личико старшего, его улыбку от уха до уха и знойный смех, сводящих всех с ума. Но ему нравится, насколько счастливыми они выглядят, и как Джин отдает всего себя и всю свою любовь одному единственному человеку, что смотрит на него этим невообразимо ласковым и теплым взглядом, где теплится океан самых искренних и верных чувств, где их взгляды на секунду встречаются и они просто пропадают друг в друге. Это действительно самое лучшее, что ему приходилось видеть. Он за них счастлив, правда не может не радоваться как ребенок, что в огромном сердце Джина есть местечко и для него. Именно поэтому они отправляются в путешествие вдвоем (с согласия Тэхёна, конечно же). Но его, в принципе, устраивает и так. Главное, что там будет его лучший друг, а больше и не нужно. Он просто хочет хорошенько отдохнуть, привести вихрь своих безумных чувств в порядок и почувствовать себя чуть-чуть лучше, когда морской запах напрочь забьет ему ноздри, а горячий песок окажется даже под плавками. Но ему это нужно! — Отродье, ты должен меня любить до конца своей жизни за то, что я такой полезный! — звонко хохочет старший. И, о бог, Чимин так любит слышать этот смех. — Я так и делаю. Итак, с чего же все началось? Все очень просто. Всего лишь постоянный стресс на работе, плюсом горе-начальник, что заставляет работать в свои же единственные выходные дни и оставаться сверхурочно каждый день, когда часы давно показывают за семь вечера. Это ужасно. И каждый раз, когда дверь закрывается за последним сотрудником, он просто чуть ли не плачет навзрыд и бьется своей чудной головкой об стол, проклиная всю свою жизнь. Потому что, — какого черта он должен быть здесь в это время?! Но в итоге, как бы это забавно не звучало, он остаётся работать в душном офисе ещё на некоторое время, совсем не замечая, как стрелка настенных часов переваливает за двенадцать, а город постепенно погружается в сон. Фонари светят уже через раз, а метро закрылось каких-то несколько минут назад. Черт, снова придётся тратить свою скромную зарплату на такси! Господи, можно он еще немного поплачет? И так каждый гребаный день. Нет, не подумайте, все не так плохо. Просто он много устал. Не секрет, что ему нравится работать финансовым аналитиком, сводить квартальные отчеты и делать прогнозы на несколько лет вперед, но всему удовольствию когда-то все же приходит конец. Так произошло и с ним. Сейчас сложно сказать, когда именно появилась эта ненависть к своим коллегам и дураку-начальнику. Наверно, когда каждый, кому не лень, начал заваливать его своей, между прочим, работой и требовать ее выполнения в кратчайшие сроки, хотя он вообще-то не должен! Но именно так обходятся с молодыми, ещё совсем зелёными сотрудниками в любой компании, словно на них сошёлся свет клином и это нормально, переваливать всю их работу на них, ничего не решающих. Именно по этой причине он сейчас здесь, заваленный кипой бумаг и умоляющий небеса позволить ему хорошо отдохнуть где-то в жаркой Сицилии, валяясь сутками на пляже. Как же он только этого хочет! Но осталось пострадать всего лишь денёк, а после их ждёт самолёт, долгожданный рейс и отдых, о котором он грезил целых два года. Да, именно столько Чимин страдал! Его мучения должны обязательно окупиться. Иначе жизнь точно будет несправедливой по отношению к нему. Домой Чимин возвращается давно за полночь. Спасибо таксисту, что сумел заплутать в двух кварталах, постоянно сворачивая то тут, то там. Он думал, что в конце просто выпрыгнет из машины и, не расплатившись, пойдет пешком, чтобы только побыстрее оказаться уже у себя в уютной квартирке, в объятиях Лолы, что наверняка заждалась его уже у порога и снова заснула, уткнувшись в его тапочки. Он так ее любит. Как и Джина, что решил подарить ему такое мягкое и пушистое рыжее чудо, что чересчур громко мяукает и портит его мягкую мебель. Но он все равно продолжает целовать ее миниатюрную мордочку, когда приходит поздно с работы, и чесать ей где-то за ушком и саму шею. То, как она жмется к нему и нежно урчит, заставляет его унылое лицо чуть ли не сиять и хотя бы на мгновение забыть, что совсем скоро ему снова вставать и идти на работу. Да уж. Яркий электронный циферблат, освещающий его одинокую спальню, уведомляет о том, что уже «два тридцать», а пустой холодильник — что снова нет ничего на ужин. Хотя, это уже чересчур ранний завтрак. Чимин тихо скулит, пока снимает лоферы и ставит кожаный чемоданчик на тумбу в прихожей. Лола, как обычно, мирно посапывает в его домашних тапках, и он не собирается ее будить и уведомлять о своем прибытии. Пусть хотя бы у кого-то не будет темных, как грозовые тучи, кругов под глазами. Ему уже не помогает ни один консилер! Поэтому он ступает босыми ступнями по ледяному ламинату, чувствуя, как быстро успокаиваются его ноющие ступни после тяжелого трудового дня. Самое лучшее, что он испытал за сегодняшний день. Но его желудок не собирается молчать в сторонке и спокойно наблюдать за мимолетным умиротворением своего хозяина, поэтому решает напомнить о себе, издавая слишком раздирающие звуки. Ничего нового. — Я знаю, что ты голоден, приятель, но я вряд ли смогу тебе сейчас помочь, — извиняется Чимин, поглаживая разбушевавшийся животик. Только тот почему-то не собирается успокаиваться. Вот же засранец! Поэтому выпустив гневное «айщ», он прямиком идёт на кухню, надеясь найти там хотя бы что-то, чтобы утолить свой дикий голод. Но когда, открыв холодильник, он там находит сплошное «ничего», соседи точно слышат его отчаянный вопль и чересчур громкий хлопок дверки. Нужно было перекусить хотя бы в чертовой столовой на работе! Вот же болван. Наверно, когда-то он научится думать о себе заранее. Все таки его бабушка была всегда права, и именно сейчас ему так не хватает материнской юбки и жареной свининки с рисом. Черт. Не стоит такими мыслями тешить свой неугомонный желудок. Поэтому придется выкручиваться самому. Как всегда! Он рыскает от одной полки к другой, переворачивает ящики чуть ли не наизнанку, просто молясь на то, чтобы помимо безвкусной овсянки и ярко-оранжевого апельсина можно было найти хотя бы что-то еще. И находит. Жаль, что только рамен. Но выбирать, как говорится, не приходится, ведь так? Поэтому он заливает электрический чайник цвета металлика водой из фильтра, нажимает на «пуск» и садится за стол, подперев голову рукой, чтобы просто сейчас не рухнуть и не заснуть здесь, умирая от дикого недосыпа. Благо, чайник оповещает о своей готовности чересчур быстро. У него не хватило даже времени и сил, чтобы заснуть. Ладно, это он сделает чуть позже. Поэтому протерев глаза несколько раз, надеясь, что это придаст немного четкости его зрению, он принимается за пачку рамена быстрого приготовления, открывая крышку и заливая все содержимое водой. По вкусу добавляет несколько щепоток сушеного имбиря и кунжута, соевого соуса и бок чой, и накрывает ароматную смесь большой круглой тарелкой, не позволяя даже самому маленькому аромату проскользнуть из чашки. Ждать долго не приходится, и вот Чимин уже помешивает палочками лапшу и просто тычется своим небольшим носом поглубже в миску, вдыхая этот вкусный аромат пряных трав и адской смеси чили и нори. Господи, как он любит этот запах. Его глаза автоматически прикрываются, а ресницы медленно дергаются, пока он сует в рот очередную порцию ароматной лапши и острого бульона, что прямиком струится по его изголодавшемуся пищеводу прямо в желудок, что наконец-то утихомирился и принимает пищу как должное. Восхитительно. Он даже сам не заметил, как начал говорить сам с собой, всматриваясь куда-то вглубь окна, что-то на вроде «как же вкусно» и «господи, будто я не ел несколько лет», пока расправлялся с таким невероятно вкусным раменом. Вдалеке виднеется уже едва различимый восход, окрашивающий черное полотно тусклых красок в яркие оттенки, где чуть-чуть проскальзывает желтый и немного розового, смешиваясь в какой-то новый цвет, слишком красивый, чтобы описать. Кое-где появляются люди, спеша куда-то, хотя время еще достаточно позднее. Но, наверно, кому-то еще помимо него приходится возвращаться в свою обитель настолько поздно, только на пороге их ожидает не пухлощекая кошка, а семья, маленькие дети и не сготовленный ужин. Да уж, кому-то приходится действительно худо. А он может справиться и так. Убрав за собой остатки беспорядка, Чимин, чуть ли не ползая от усталости, плетется в спальню, наплевав на то, что совсем не принял душ. Но сейчас ему на это настолько все равно, что он готов рухнуть прямо на пол, лишь бы только почувствовать под собой горизонтальную поверхность. Все остальное совершенно не имеет для него в данный момент никакого значения. Лишь сон, кровать и он. Это все, чего ему хочется именно сейчас. Зауженные черные брюки в комплекте с белой рубашкой летят куда-то в самый угол, совсем не заботя хозяина о том, что утром он будет злиться на разбросанные вещи и их утрату. Но сейчас он об этом не думает, а жаль. Покрывало летит на пол, а сам Чимин подобно камню падает лицом в подушку, сразу ощущая, как белоснежные наволочки щекочут его слишком чувствительную кожу и остужают накалившиеся глаза, что готовы вот-вот вырваться из своих орбит. Да, он действительно так сильно устал. Наверно, проходит буквально несколько секунд, прежде чем по комнате разнесется размеренное посапывание и Лола, устроившаяся на второй подушке около прекрасного лица своего хозяина. Она смотрит на него своими влюбленными глазами, будто бы для себя подтверждая, что сегодня выдержка у него еще меньше, чем вчера, лижет несколько раз его щеку, попадая туда, куда придется, и засыпает сама, расслабляясь рядом с теплым телом и теплом, исходящим от любимого хозяина. Еще бы прожить один такой день. Да уж, худшего дня и быть не могло. Начальник с утра пораньше рвёт и мечет. Пак уже успел заработать грозное «Пак Чимин, сколько можно опаздывать?!» и «такими темпами Вам отпуска после не видать несколько лет». К слову, Чимин на это лишь закатил глаза и показал средний палец, выйдя из кабинета начальника. Потому что, — зачем он портит такое замечательное утро! Ему же завтра улетать! Видимо, это мало кого волнует. Иначе как объяснить его стол, полностью заваленный документами и незаконченными отчетами? Да, день не заладился с самого утра. Но только, похоже, у него. Потому что Джин, видимо, не особо парится о работе, присылая ему тысячи своих однотипных фотографий из Зары и Манго, то и дело демонстрируя новенькие пляжные льняные шорты и симпатичную соломенную шляпку. Да, у Чимина действительно много времени, чтобы отслеживать местоположение друга и писать ему тонну сообщений о том, какая рубашка с ярким принтом смотрится на нем действительно хорошо. Ему бы разобраться с кипой бумаг на столе и под столом, написать кратенький отчет о проделанной работе и передать несколько своих обязанностей миловидной девушке по имени Чани, что совсем недавно прибыла в их душный офис. В отличие от остальных, она еще продолжает лучезарно улыбаться и с радостью принимать любую работу, какую он только ей предоставляет. А его сердце сжимается в груди, когда он осознает, что ей придется совсем одной бороться с этим беспорядком. Но. Ему же тоже нужно немного отдохнуть и снять с себя отягощающее бремя. Потому что устал и хочет на море. Вот и все. И будь не ладен этот Джин! Поэтому он как можно подробнее разъясняет парочку дел, которые ей необходимо выполнить за эти несчастных десять дней, и пишет несколько шпаргалок, если у нее что-то не будет получаться. А девчушка лишь отводит смущенный взгляд и просит его ни о чем не беспокоиться. Только он не может! Но с ней все-таки соглашается и в девять вечера возвращается домой. Уставший, уставший и уставший. Даже Лола пугается того, с каким грохотом он заваливается в квартиру, наспех снимая ботинки и бросая свой чемоданчик в совсем другой угол прихожей. Плевать. Сейчас бы принять расслабляющую ванну, почитать какую-нибудь интересную книжонку и после лечь спать, укутавшись с головой в теплое одеяло (к слову, погода совсем не радует). Но вместо этого ему нужно, наконец, начать собирать уже чемодан, иначе он не успеет добраться до аэропорта через три часа. Поэтому вместо хорошенькой ванны с ароматизированной солью его встречает прохладный душ (спасибо соседу сверху, что истратил всю горячую воду), и куча одежды, разбросанной по постели. Да уж, эти несколько часов на самом деле будут адовыми. Так, в принципе, все и происходит; вещи в полном беспорядке оказываются в чемодане, засыпанные кучей проводов и ноутбуком, что явно может пригодиться ему на отдыхе, даже если он не будет на работе. Любимый фотоаппарат кэнон летит туда же, совершенно не заботя его о том, что камера может слегка пострадать от жесткого падения. Но ему все равно. Он просто посильнее пихает все в небольшой чемоданчик, надеясь, что с десятой попытки тот, наконец, закроется. Но как бы не так. Он чуть ли не прыгает на бедный пластиковый ящик, но с раза пятнадцатого чудо все-таки происходит. И готовый чемодан приземляется в гостиной, смиренно ожидая своего хозяина и звонка от Джина, что он тоже готов выдвигаться в аэропорт. Все бы ничего, но Лола, что смотрит на него своими огромными голубыми шарами и трется влажным носом куда-то в его щиколотку, заставляет его чувствовать себя виноватым. Потому что он не может взять ее с собой, даже если бы действительно этого захотел. Но она, видимо, считает иначе, когда запрыгивает на его колени и издает это душераздирающее «мяу», из-за которого ему хочется забить на отпуск и просто остаться здесь, на диване, обнимая грустную Лолу и прижимая ее совсем близко, чтобы только она могла услышать его неровное сердцебиение. Потому что тоже будет сильно по ней скучать, потому что привык просыпаться от лап на своем лице, чувствовать жесткие волоски у себя во рту и постоянно очищать по утрам свою одежду от вечного пуха и надоедливой шерсти. Но в целом, она его самая любимая девочка, пусть даже временами и непослушная. — Хэй, малышка, я буду по тебе скучать, — признается Чимин куда-то в самое ушко Лолы, оставляя на нем небольшой поцелуй. Она от щекотливого касания урчит и немного возмущается, но после обратно лезет к нему в лицо, чтобы облизать его нос и немного губы. Но он не против, позволяя ей делать совершенно все, что она захочет. Лишь бы только слышать ее счастливое мяуканье и гладить шелковистую шерстку. — Но миссис Ким позаботится о тебе, вот увидишь. Боюсь, что после ты не поместишься в дверной проем. Но я буду любить тебя даже такой. Так и проходят последние десять минут, прежде чем, он отпускает Лолу и идет прямиком в прихожую, где мирно покоится чемодан, дожидаясь своего часа. Теперь его очередь нести такую ношу. — Веди себя хорошо, малышка, — говорит напоследок Чимин, прежде чем скрыться за железной дверью и не слышать тихий скулеж и горькое мяуканье от Лолы. Это действительно заставляет его так сильно страдать. Но назад пути нет, не сейчас. Аэропорт встречает вечной суматохой, плачущими провожающими и уезжающими с этими печальными глазами и грустными улыбками. И это заставляет его чувствовать себя немного одиноко. Да, именно так. Сейчас, когда впервые у него появилась возможность куда-то вырваться, нет ни одного человека, кто бы мог и хотел бы его проводить; кто держал бы его в своих объятиях немного дольше, чем положено, и шептал успокаивающие слова, что этот перелет пройдет хорошо и ему не стоит ни о чем переживать. Нет никого, кто действительно смог бы это сделать. Рассматривая людей вокруг, он пытается вынырнуть из удручающих мыслей, из этой дымки до сих пор ранящих чувств, и отыскать глазами своего лучшего друга, возможно, вместе с его второй половиной. Так и есть. Они оба появляются так, словно два греческих бога сошли с небес. Прекрасные, молодые и чересчур много улыбающиеся. Но им так идет, что лицо Чимина произвольно расплывается в широкой улыбке, и что-то теплое окутывает его сердце, словно горячий чай с душицей после лютого мороза. Настолько это чувство великолепно, что ему хочется постоять еще чуть-чуть подольше, теряясь в смеси снующих туда-сюда незнакомых людей и прохожих, наблюдая со стороны за красивой парой, отлично подходящей друг другу по всем параметрам и меркам, будто бы они сотканы небесами и предназначены с самого начала. Это режет глаза, и он старается скрыть свои эмоции и глупые слезы, что так и норовят вырваться откуда-то из глубины его чувств. Но, наверно, он просто скучает. Чертовски скучает по ним. Только сейчас они бы не хотели, чтобы он чувствовал себя таким разбитым и уязвленным, с напрочь накаленными проводами эмоций и истерзанных чувств. Он должен улыбаться, даже если его душа гниет от водопада невыплаканных слез. Все будет хорошо. И он сможет с этим справиться. — Чимин-а, мы еле тебя нашли! — кричит Джин, замечая небольшую фигурку своего лучшего друга. Чимин от такого громкого и яркого приветствия сжимается в размерах, когда замечает обращенные на них чудаковатые и любопытные взгляды, но в ответ все-таки неуверенно машет, не желая расстраивать своего единственного друга. Он должен (нет, обязан!) сделать их отдых легким и непринужденным, позабыть немного о заботах, его жизни в панцире и попробовать пожить чуть-чуть по-другому, где вагон печали отцепился где-то по пути, оставив после себя лишь телегу чего-то нового, но такого прекрасного, что непременно хочется поселить в своем сердце. — Мы действительно долго тебя искали, — признается Тэхён, снимая с себя пальто какого-то василькового цвета и вешая его на чемодан. Он на самом деле выглядит по-необыкновенному красивым среди среднестатистических здесь людей, обладая такими выделяющимися, отличными от других, чертами лица и невероятной харизмой, плещущейся через край. Невероятно. Но в тоже время так просто и интересно. Джину действительно повезло встретить такого человека на своем пути. Он рад. Искренне рад. — Честно, я не знал, куда именно нужно идти, — пожимает плечами Чимин, осматривая зал ожидания. — Водитель такси просто указал, что, скорее всего, мне нужно будет подождать здесь, пока не объявят наш рейс. — Йа, я же сказал тебе ждать нас у входа! — возмущается Джин, размахивая руками и не обращая никакого внимания на то, что Тэхён просит его вести себя немного потише. — Наверно, у меня просто вылетело из головы. Сегодня был чертовски сложный день, и я до сих пор не могу поверить, что он закончился и я отправляюсь в отпуск, где не будет говнюка-начальника и болтливых коллег, пускающих неуместные шутки. Просто…я правда, очень устал. Прости, что так вышло, — искренне извиняется Чимин. Не говоря ни слова, Джин подходит к младшему и просто тянет его на себя, крепко-крепко обнимая. Его руки нежно и чересчур ласково водят по его спине, поглаживая острые лопатки и напрягшийся позвоночник, массируя каждый заблокированный узел. Сначала Чимин недоумевает. Но после он позволяет себе расслабиться и просто обмякнуть в объятиях лучшего друга, получая такую необходимую долю тепла и уюта от самого дорого человека в его жизни. Становится как-то совсем хорошо и спокойно, что хочется еще немного побыть в этой зоне комфорта и почувствовать себя нужным и немного любимым. — Прости, — на ухо шепчет Джин, наконец, прерывая их затянувшееся объятие. — Спасибо, — одними губами благодарит Чимин, получая в ответ понимающий кивок и самую широкую улыбку, какой только обладает Джин. Он действительно невероятный. — Ну что же, думаю, нам пора идти на посадку, — воодушевленно говорит Тэхён, схватив их чемоданы и следуя за толпой зевак и провожающих. А Чимину и Джину только остается следовать за ним и обменяться несколькими взглядами, говорящими намного больше, чем просто слова. И действительно становится немного легче. Полет проходит достаточно хорошо, несмотря на то, что пришлось отсиживаться несколько часов в одном и том же положении. Джин спокойно спит в соседнем кресле, раз от раза произнося что-то совсем нечленораздельное и бормоча всякие глупости: «Тэхён, иди сюда» и «я так скучаю». Это мило, правда. И Чимин уже мысленно берет себе на заметку, чтобы после можно было бы подшутить на другом. Ну, а что, нечего разговаривать во сне! А сам он в это время читает «Жутко громко и запредельно близко», захлебываясь каждым словом и чуть ли не пропуская сквозь себя все чувства и эмоции героя, переживая с ним полностью всю его историю. Его короткие пальчики то и дело переворачивают страницу за страницей, а мозг просто надеется, что у этой замечательной книги не будет конца. В это время, когда он полностью погружен в работу Джонатана Сафрана Фоера, за окном проносятся ватные облака, похожие на мягкий плюш, а сквозь кристально чистые небеса проскальзывают тонкие полоски солнечного света, что наверняка радуют маленьких детишек и их родителей, собравшихся на утреннюю прогулку. Сейчас бы плюхнуться в эту перину из мохнатых облаков, пропустить сквозь пальчики плетеный хлопок и наслаждаться мягкостью небесной подушки. Так замечательно, что Чимин на это не обращает никакого внимания. Наверно, после он об этом пожалеет. А пока, поправляя раз за разом свои очки в темно-серой оправе, что постоянно слетают с его миниатюрного носа, он спокойно попивает приготовленный стюардессой кофе и погружается в сюреалистичный мир, переживая весь внутренний саботаж героя. Но ему нравится и даже немного хочется, чтобы долгожданная поездка продлилась чуть-чуть больше, даже если так сильно не терпится на море. Он вытерпит! Справится! Но книжонку все-таки дочитает. Так и проходит несколько часов их перелета — до жути сонный Джин и уставший Чимин, состояние которого не спасло даже кофе. Но сейчас это мало их волнует, когда до конца приземления остается лишь пару считанных минут, а после — душное такси и поездка по окрестностям неповторимой Сицилии. Их путь начинается с красочной столицы Палермо, где возвышается площадь Кватро Канти с многоярусными зданиями с многовековой архитектурой, установленными пышными фонтанами и построенными чуть ли не в ряд скульптурами испанских королей и святых-покровителей Палермо. Это настолько захватывает дух, что Чимину не удается сдержать себя в руках, и он достает из чемодана камеру и начинает снимать необыкновенную красоту и просто живописные виды, открывающиеся через небольшое окно новомодного мерседеса. Его приоткрытый рот то и дело издает это ошеломленное «вау», а глаза, что постоянно похожи на удивительные полумесяцы, сейчас напоминают больше шары для боулинга восьмого размера. Но что он может с собой поделать, если ему чертовски нравится вся Сицилия! Джин же в это время, нацепив на свой симпатичный фэйс солнцезащитные очки с огромными квадратными стеклами, высовывает мордашку в окно автомобиля, где жаркий южный ветер ударяет в лицо, взъерошивая его уложенные волосы и являя всему миру его привлекательную улыбку. Нельзя не заметить, насколько сильно он кажется счастливым и просто свободным, когда дамочки из мимо проезжающих машин машут ему своей утонченной ладошкой, а он лишь показывает большой палец вверх, просто растворяясь в этой уютной стране. Ему уже тут нравится! А пока что они едут дальше, минуя Палермо и двигаясь на восток, где их встречает самый красивый город Италии — Чефалу. О боже, сколько только лет Чимин грезил о том, чтобы попасть именно сюда! Неужели, наконец, его молитвы были услышаны! Все-таки были. Потому что как еще объяснить сказочный вид, открывающийся на побережье Тирренского моря и прославившуюся площадь Дуомо, где открывается необычайно статный и величественный Кафедральный собор, украшенный византийской мозаикой и выполненный мастерами, специально прибывшими из Константинополя! Но больше всего Чимин наслышан о дворце Марии, где расположилась в укромном местечке эксклюзивная пиццерия, где наивкуснейшую пиццу выпекают в дровяной печи, где поленья — древесины оливы. Господи, ему кажется, что его сердце пропускает тысячные удары за ударом. Как только хочется остановиться прямо здесь и просто остаться рассмотреть и изведать все вплоть до мельчайших подробностей! И вот она, святыня святых, скала Ла Рока, возвышающаяся над жилыми кварталами на двести восемьдесят метров! Просто нет слов! Сколько было перечитано отзывов, сколько было изучено форумов, где каждый чуть ли не умоляет посетить этот символ, где открываются великолепные пейзажи, где город будет словно на ладони, где глаза будут на века прикованы к необычайной красоте, а сердце разорвется на куски от захватывающего вида. И даже камера не сможет передать тех исключительных чувств, какие можно испытать на самой вершине скалы, на которую, причем, не так-то просто забраться. Но оно того стоит. И Чимин уже уверен, что на следующий день просто со всех ног помчится сюда, где только-только восходящее солнце проложит ему путь на это творение природы, то, где он хочет по-настоящему исцелиться. — Джин, ты только посмотри на это! — воодушевленно кричит Чимин, надеясь привлечь внимание Джина. Тот в согласии кивает и продолжает делать несколько снимков на свой айфон, сразу отправляя хорошие фото в какао своему «другу». Чимин лишь улыбается, видя такого счастливого Джина, а после обратно возвращает свой взор величественной скульптуре и своим эмоциям, что просто льются через край. А пока что водитель такси везет их чуть дальше, к месту основного назначения. Отель Le Calette Garden & Bay. Видимо, до этого все действительно не было таким захватывающим. «Вау» — в один голос твердят ошеломленные друзья, когда перед глазами появляется современный, оборудованный всеми возможными удобствами четырехзвездочный отель, с открывающимся сказочным видом на лазурный берег, на море, которого так не хватало столько времени! Кажется, они оба начинают плакать. Но водитель такси выводит их из дымки сбыточных мечт, ожидая оплаты его услуг, и чемоданов, что уже мирно покоятся около новенького автомобиля в целостности и сохранности. Хотя, это уже и не так важно, когда они здесь. Где вечное море и прекрасная погода! — Чимин-а, я не уверен, что хочу возвращаться обратно, — признается Джин, пока оглядывает открывающуюся перед ним окрестность. Здесь и огромный бассейн (о, их несколько!), и уличный камин, и терраса для загара, и просто терраса, и озелененный сад, и различные виды массажа, и занятия по йоге, ночные клубы и кофейни, живая музыка и знаменитые диджеи. Это рай! Именно поэтому ни Чимин, ни Джин не могут сдвинуться с места, наблюдая, как молодые влюбленные пары нежатся на шезлонгах около бассейна, весело о чем-то переговариваясь и заливисто хохоча, а совсем детишки плещутся в игровой зоне и дарят каждому ослепительные улыбки. Наверно на это можно смотреть сутками напролет, только вот консьерж, что подошел к ним сзади, считает немного по-другому, когда, прочистив горло, указывает им на вход и просит последовать за ним. В принципе, они так делают, когда цепляются за свои скромные чемоданы и плетутся следом за служащим, что приглашает их на ресепшн. Тут их встречает услужливая молодая итальянка, свободно говорящая на английском языке. На вид ей около двадцати пяти, ее кожа красивого золотого оттенка, а шоколадного цвета волосы собраны в небрежный пучок, что придает ей некой легкости и утонченности. Она улыбается ослепительной улыбкой, которую, наверно, приходится использоваться двадцать четыре часа в сутки, это выглядит довольно мило и как-то естественно, словно, она на самом деле им рада. А Чимин почему-то дарит ей скромную улыбку в ответ, будто бы это подобно магнитизму, и просто не удается остаться равнодушным к такой привлекательной и мягкой девушке. Она, видимо, чувствует взаимную энергетику, но взгляд от рассматривания их лиц все-таки отрывает и возвращает все свое пристальное внимание заполнению договоров, анкет и заявлений на обработку данных. Мальчики, в принципе, не против, выполняют каждое ее указание, ставят подпись там, где она указывает своим тонким, до безумия длинным пальчиком, а далее, получив ключи, следуют в свой корпус, в номер двести пятнадцать, не забыв напоследок подарить ослепительной брюнетке игривую улыбку. Она, кстати говоря, совершенно не против. Даже наоборот, просит позвонить ей на ресепшн в случае необходимости, если вдруг у них закончатся банные полотенца. Да, тут все оказывается гораздо проще. Но на ее предложение они лишь неловко кивают, а после скрываются во втором корпусе в поиске своей долгожданной комнаты. Открыв дверь, Чимин чуть ли не визжит от восторга. Ничего и лучше придумать было нельзя: стены цвета слоновой кости, что делают номер еще более просторным и уютным, огромные односпальные кровати, напрочь забитые плюшевыми подушками и покрывалом синевато-серого оттенка, в комплекте с креслами-коконами, висящими на устойчивой платформе. Чуть левее находится необъятных размеров ванная комната с джакузи, душевой кабиной и белоснежным писсуаром! Благодать. — Чимин-а, тут есть и балкон! — визжит Джин, толкая в сторону свой чемодан и пробираясь к закрытым дверцам. А Чимин подобно псу следует за ним. И, о боже, можно он просто заплачет от радости? Потому что это обалденный балкон с видом на Тирренское море, это мягкие белоснежные кресла и несколько шезлонгов, это плетенный стол с двумя бокалами для вина и корзина тропических фруктов. Это…это… Это действительно все происходит все на самом деле? — Я до сих пор не могу поверить, что мы вырвались из своей будничной рутины, пересекли границу и теперь находимся здесь, на балконе высококлассного отеля с видом на кристально чистое море, где явно можно увидеть свое отражение, — облокачиваясь на перила, воодушевленно говорит Чимин. — Это просто чудо, что тебе удалось вырвать такой лакомый кусочек для нас. — Да, это будто за гранью фантастики, — соглашается Джин. — Но, мне кажется, мы просто этого заслужили. Знаешь, последние два года были действительно очень тяжелыми. И-и нам правда нужен этот отдых, чтобы попытаться снова дышать и не оглядываться назад. Чимин неуверенно кивает, крепче сжимая в руках прочное дерево, и всматривается куда-то вдаль, старательно избегая взгляда лучшего друга. Его отросшая челка падает на глаза, скрывая его опечаленное лицо, а ногти то и дело соскребают верхний слой лакированной древесины, придавая ему немного спокойствия. И он рад, что тот не замечает его удрученного и слишком неуравновешенного состояния. Только правда не на его стороне. Потому что Джин все видит, только ничего не говорит, позволяя ему вариться в своем котле вечно колких чувств. Это просто все еще чертовски тяжело. Даже если нужно попытаться двигаться дальше, это не так легко сделать. Он старается изо всех сил, правда, но все равно в его жизни происходит какое-то дерьмо, и он вновь впадает в пучину двухлетней давности, где была потеря потерь, померк свет в его душе, окрасив ее в глубокий черный. Там, где исчезли счастливые улыбки и дом превратился больше в развалину, чем в семейный очаг. Все растворилось, словно ничего и не было. Но сейчас ведь нужно попытаться из этого вырваться, верно? Позабыть о печали и попробовать побыть кем-то другим? А получится ли? Возьми себя в руки. — Предлагаю распаковать наши вещи, принять душ и отправиться на пляж немного поджариться, — прерывая повисшую тишину, предлагает старший. — Я обещал Тэ-тэ много фотографий! И, оставляя озадаченного младшего, возвращается обратно. — Господи, я не подписывался на это! — возмущается Чимин, пока следует снова в комнату, где Джин уже открыл свою бандероль и начал развешивать модные вещички в шкафу. Сколько он только их набрал! Да, эти десять дней будут подобны аду. Хотя. Возможно, там будет даже лучше. Но все не совсем так и плохо. Первое время они посвящают различным экскурсиям, исследуя просторы Чефалу, наслаждаясь ее неподдельной красотой и старинной уникальностью. Их трудовой день начинается около девяти утра, когда в это время они уже едут в микроавтобусе, любопытно глядя в маленькое тонированное окно, где одни равнины сменяются величественными скалами. Завораживающий вид. Наверно именно по этой причине его телефон и камера напрочь переполнены снимками пейзажа и собой около каждого культурного достояния. В номер они возвращаются после десяти вечера, где вокруг отеля собрались уже его обитатели в коротких платьях и шортах поприличнее. Просторы обращаются в неоновый свет от расположившихся здесь клубов и кафе с громко играющей битами музыкой. Теперь здесь только дым от приторного кальяна и пьяные дамочки, смотрящие чересчур глубоко в душу. Немного напрягает, но в тоже время и заводит. На юге все чувства обостряются в сто крат раз и поделать с этим совершенно ничего нельзя, когда в голову ударяет член, а не мозги. Ну, а пока что, Чимин вместе с Джином минуют душную террасу и толпы людей, зазывающих их выпить какого-нибудь сладенького коктейльчика. Сейчас они слишком вымотались, чтобы ещё дрыгаться где-то в клубе. — Черт, я не чувствую своих ног, — скулит Джин, плюхнувшись на кровать, что встретила его успокаивающим домашним запахом. Приятная нега, что растеклась по его телу, лишь подтверждает, что у него больше нет сил совершенно ни на что. А вот у Чимина почему-то они есть. Он плавно передвигается по комнате, не замечая любопытного взгляда старшего товарища, пока, наконец, не подходит к платиновому шкафу и не достаёт оттуда кипельно белое банное полотенце. С полки пониже он подхватывает универсальные оранжевые шорты и идёт в ванную комнату. Джину остаётся лишь задаваться тысячью вопросов и наблюдать, что тот собирается делать. Как ни странно, но Чимин не заставляет себя долго ждать. Вот он выходит из душа, весь такой свеженький и отдохнувший, в свободных шортах и просторной майке без рукавов с ярким принтом «summer», спокойно вытирает свои тёмные пряди полотенцем и выглядит чересчур задумчивым. Сразу видно, что он не собирается сейчас брать пример со старшего и просто отлёживаться в постели, поедая бургеры и запивая все газировкой. Нет, смотреть очередной сериальчик и новый фильмец тоже не входит в его планы. — И куда это мы намылились? — приподнимая бровь, усмехается Джин. Он внимательно следит за лицом младшего, надеясь прочитать на его симпатичной мордашке хотя бы что-то. Но то почему-то до боли спокойное, без каких-либо эмоций и озадаченного вида. Наверно, больше он сам выглядит странно, в отличие от Чимина. — Я хочу попробовать сходить в бассейн, что на задней террасе. В это время там обычно никого нет, поэтому, надеюсь, мне повезёт, — спокойно пожимает плечами Чимин, прежде чем захватить полотенце и надеть шлёпанцы. — Неужели ты вообще не устал?! — кричит старший, исчезая в ворохе простыней. Вот лично ему, сейчас ничего не нужно. И рвение лучшего друга его немного пугает. — Устал, но просто хочу немного поплавать и расслабиться. Мы целыми днями только и делаем, что разъезжаем по всей Сицилии. Это классно, да, но мне хочется сейчас провести время немного по-другому. Джин согласно кивает, прекрасно понимая, о чем говорит Чимин. Они на самом деле потеряли счёт времени, лишь путешествуя и теряясь в незнакомых улицах, и совершенно позабыли, для чего сюда приехали. И даже начинает казаться, что их больше одолевает отягощающая усталость, чем патока приятных и расслабляющих эмоций, греющих заржавевшее тело. Наверно, нужно уделить все-таки несколько дней себе. — Только не ввязывайся в неприятности, отродье! — Господи, Джин, просто ложись спать, как только я закончу, то сразу к тебе присоединюсь, — заливисто хохочет Чимин, наблюдая, как его друг еле-еле пытается удержать свои глаза открытыми. О боже, он же просто прямо сейчас уснет! — Я не смогу спокойно спать, зная, что тебя нет рядом со мной! — Обещаю, что все будет в порядке, — поднимая руки вверх, сдаваясь, уверяет младший. Он всего лишь хочет поплавать, вдали от людей и всей суматохи, коей кишит сейчас весь народ около входа в отель. И нет, ему не хочется быть там. Просто прохладный вечер, кристально чистая вода и звездное небо, завлекающее его своей таинственностью. У него уже трясутся коленки, как только хочется оказаться там! Старший фыркает, но больше ничего не отвечает, давая понять, что не уснет и будет ждать его возвращения. Но Чимин его не уговаривает, прекрасно зная, что сейчас это совершенно бесполезно. Лучше он просто попытается не задерживаться. Поэтому повесив полотенце на плечо, он выходит из комнаты, напоследок одарив Джина знаком «пис». Хорошо, что идти совсем недалеко. Как он и предполагает, основная масса тусуется около шезлонгов, где туча баров и известных диджеев, посвятивших свое время этому месту. Это прикольно, но Чимин так и не понимает, для чего они проделывают такой путь. Но, наверно, это действительно того стоит, раз здесь так много народу, что каждый занимается своим делом: флиртует, обжимается по углам, вдыхает кокс и вливает в себя вкусненький «секс на пляже». Да, вот от последнего он бы точно не отказался. Только не сейчас, возможно завтра, когда ему захочется немного подрыгаться под новинки попсы, наконец, вспомнить о том, что он еще молодой и посещать клубы, — это нормально. Но это завтра. Чем ближе он приближается к террасе, тем сразу же понимает, что людей все меньше и меньше. Да вообще нет. Поэтому найдя наиболее удобный шезлонг, Чимин укладывает на него свое полотенце, снимает майку, вешая ее на рядом стоящее кресло, и оставляет тут же обувь. Как же приятно ощущать прохладную плитку, чувствовать это ласковое дуновение где-то между пальчиками на ногах. Невероятно. Но еще больше уносит в нирвану этот теплый ветерок, ласкающий его оголенный торс, где явно выделяются отработанные в тренажерном зале мышцы. Правда, жаль, что из-за работы он не может достаточно времени уделять себе и своему здоровью, своей фигуре и физическому состоянию. Ему хватает сил лишь на то, чтобы приготовить себе поздний ужин и просто рухнуть в заправленную постель, обнимая насупившуюся Лолу. Черт, как же он по ней скучает. Да, что-то он немного отвлекся. Минуя свободные шезлонги, Чимин приближается к бортику бассейна, внимательно разглядывая его огромные просторы и голубое-голубое дно. Вода действительно невообразимо прозрачная, словно ее чистят каждую свободную минуту. Он замечает вокруг бассейна расставленные тут и там ароматические свечи по какому-то гавайскому мотиву в форме папайи и маракуйи с тлеющим огоньком под ночным звездным небом. Красиво. Да, ему это очень нравится, и возникает желание даже чуть больше расставить этих свечей, от которых пахнет кокосом и чем-то сладким, может быть, это даже корица. А еще он замечает телодвижения под водой. Мужское крепкое тело, если быть точным. Оно движется подобно русалу, настолько плавно, но в тоже время невероятно быстро. Вот он демонстрирует взору величественный баттерфляй, показывая свою отточенную синхронизацию рук и ног, тот самый «дельфин», о котором так любят говорить по телеканалам про спорт; а сейчас уже подчиняет себе воду, плывя кролем на спине и скользя по поверхности так, словно для него это все проще простого. Потому что его руки и ноги работают в одном ритме, делая широкие гребки и двигаясь по траектории вверх-вниз. Чимин жалеет, что видит все его двигающееся в толще воды тело, где мышцы так соблазнительно перекатываются по тонкой материей загорелой кожи с золотистым оттенком, а вода подобно поддонному омывает его совершенно идеально вылепленное скульпторами туловище. Господи, нельзя оторваться и не смотреть на это! Кажется, его сердце нервно сотрясается в конвульсиях, но в тоже время хочется поближе узнать это божество. Но он не настолько сильно пал, чтобы падать в омут и показывать свою легкую заинтересованность в ком-то. Сейчас он не для этого всего здесь. Поэтому он, не обращая внимания на его «соседа по воде», отходит немного подальше от бортика и после с разбегу прыгает в чарующую бездну, что принимает его с распростертыми объятиями, словно так долго ждала. Самые лучшие ощущения. Пусть уши напрочь заложило водой, в горле чувствуется вкус хлорки, а глаза невозможно открыть с первого раза, это все равно самое лучшее, что с ним случалось за последние пять дней. Да вообще-то, за последние несколько лет его жизни. Будто бы он просто заново родился. Потому что тело движется самопроизвольно, щеголяя по поверхности воды, словно не существует никаких преград, а его руки и ноги разрезают толщу подобно ножницам. Но так и должно быть, когда все изнутри кричит о том, как ему нравится быть здесь. Под полной луной и ситом звезд, отражающихся в небесно голубом бассейне. Черт, эти свечи, украшающие террасу, действительно выглядят очень впечатляющие. И белые розы в пузатых стеклянных вазах делают всю обстановку здесь слишком романтичной и приторной, подобно медовой начинке, оседающей на бархатной коже под тусклым светом свечей и россыпи звезд. Чимин занимает местечко посередине, стараясь не доставлять неудобство привлекательному незнакомцу. Хотя буквально через пару минут он забывает совершенно обо всем, напрочь растворяясь в приятной и уютной атмосфере, что окутывает собой подобно ворсистому пледу с кружкой горячего чая с имбирем. Просто отпускает себя и свои мысли, коими грезил так долго; где на задворках сознания была лишь надоевшая работа и одни лишь цифры, доводящие его до жуткого зуда в горле и на кончиках пальцев, готовая прорваться сквозь кожу и обосноваться в алом кровотоке. Его руки то и дело, преодолевают воду, совершенно не заботясь ни о чем, а голова оказывается под прозрачной водой, прекрасно зная, что так скорость его плавания во время гребков станет еще больше. Потому что это помогает уйти и убежать от всего, помогает стать немного другим и почувствовать себя не тем, кем был еще буквально пару мгновений назад. Потому что тело ощущает себя лишь захваченным стихией воды и просто подчиняется ей, действуя лишь по ее правилам, будто бы в ином случае она не позволит ему насладиться собой. А он просто берет совершенно все, что та дает. Если это на самом деле поможет ему чувствовать себя гораздо лучше, где появится эта ноющая боль в затвердевших мышцах, где их незначительное сокращение будет подобно бальзаму для сухих и обезвоженных губ зимой. Это настолько приятно, что выныривая из воды, он просто сладко стонет от наслаждения, когда его тело начинает отзываться на водные процедуры и приносить ему немыслимое удовольствие. Нужно было еще раньше посвятить свое время этому! А не зарываться с головой в подушку, ожидая крепкий и здоровый сон, или читать очередной бестселлер. Как всегда он все делает не так! Вдоволь побарахтавшись в воде, Чимин все-таки решает выйти на сушу, слегка обтереться полотенцем и просто поваляться на лежаке или, может быть, занять тот гамак, откуда будет открываться еще лучший вид на вереницу сверкающих жизней на черном полотне. Когда еще можно будет подержать звезды на ладони и увидеть в них свою жизнь и жизнь своих родителей, оберегающих его откуда-то сверху? Он медленно, придерживаясь за бортик, выпрыгивает из бассейна, стряхивая с себя ненужную влагу, и идет прямиком к лежаку, где его смиренно ожидает белый кусок махровой ткани. Он тщательно сушит свое тело полотенцем, стирая с себя остатки воды, и ежится от того, как из-за изменения температуры теплый ветер, обдувающий его со всех сторон, вызывает табун мурашек, а волосы и вовсе встают по стойке «смирно». Это выглядит чертовски глупо, но что сделать с реакцией его тупого тела?! Полотенце летит куда-то в сторону, а сам он поудобнее устраивается на лежаке, откуда виднеется возвышающаяся скала, на которую ему еще предстоит взобраться, и озорной месяц, светящий ему прямо в лицо. Безобразие! Его влажные волосы разбросаны по мягкой подушке, глаза прикрыты, а ресницы то и дело едва-едва трепещут, превращая его в нашкодившего щенка, хотя сам он выглядит как ребенок, которому, наконец-то, спустя столько времени дали самую вкусную шоколадную конфету. Он улыбается и ничего не может с собой поделать, чтобы скрыть ее, закрыть на несколько замков и показаться безэмоциональным. Просто не может, потому что впервые чувствует себя так, как не чувствовал никогда. И поэтому готов выглядеть глупо и неуместно, лишь бы подольше сохранить в себе это сладкое ощущение безмерного счастья. И Чимин жалеет, что открыл глаза. Потому что видит то, что заставляет его внутренности упасть и разбиться, захлебнувшись собственной кровью. Потому что перед ним бог, никак иначе. Первая мысль, что появляется в его голове при видя юного парня с подтянутым телом, шикарными толстыми бедрами и широкими плечами, за которыми даже не видно линии горизонта, — дерьмо, он чертовски горяч! Капли воды подобно узорам украшают его загорелое тело, достаточно смуглое для нескольких дней отдыха здесь. Значит, он тут давно. Но, боже, как только красиво он выглядит с этими влажными волосами, пока пропускает их сквозь свои нереально длинные пальцы и откидывает назад. Черт, он будто бы вышел из какой-нибудь рекламы ультрамодного парфюма! А эти ноги, господи! И ягодицы в обтягивающих мокрых шортах цвета хаки! Боже, он не сможет спать, если не узнает, какие они на ощупь! Действительно ли они такие упругие, как и выглядят? Стоп. Он думает не о том! Нужно перестать много думать. И легче совершенно не становится, когда этот бог ложится рядом с ним на шезлонг. Это. Совершенно. Не спасает. Ситуацию. Нельзя быть таким сексуальным и горячим одновременно! Кажется, Чимин не перестает дышать, когда замечает боковым зрением рельеф грудных мышц и стальной пресс, который невозможно пробить даже огнестрельным оружием. Его бронзовая кожа, напрочь покрытая водной блесткой, сверкает в непревзойденном лунном свете, где пылает яркий полумесяц и рассыпаются мерцающие звезды подобно бисеру в умелых руках. Это так красиво, что у Чимина полностью пропадает дыхание и ухает сердце, теряясь где-то между галактик и кольца Сатурна. Не помогает и то, что его взгляд натыкается на пару сосредоточенных темных глаз, в которых то и дело горят языки адского пламени и танцует дьявол в дымке густого тумана. Черные очи выворачивают душу наизнанку, пленят собой настолько глубоко, что кажется, что пути обратно уже нет и не будет. Пропал, упал и исчез бесцельно и безвозвратно. Потому что там очаровательные слегка припухлые губы, острая линия скул и густые чернеющие ресницы. — Ты здесь один? — раздается глубокий голос с нотками легкой хрипотцы. Черт! Нельзя же так пугать! И, о, бог, как он красив еще вблизи! Он не дышит. Просто, черт возьми, не может дышать. Его глупое сердце просто остановилось, помахав на прощание ручкой, оставляя его в такой вот неловкой ситуации, один на один с этим восьмым чудом света. А когда-то рациональный мозг и вовсе движется в какой-то замедленной съемке, наблюдая лишь за до безобразия красивым парнем, развалившимся на мягком шезлонге и спокойно попивающим красное винцо из прозрачного бокала. Тот блаженно прикрывает глаза, смакуя этот, видимо, удивительный вкус, и сладко облизывает губы, громко причмокивая, где еще в самих уголках осталось несколько капель дьявольского напитка. И просто улыбается; так ярко и непринужденно. Словно, это лучшее, что он когда-либо пробовал. А Чимин лишь моргает несколько раз, совершенно позабыв о том, что ему задали конкретный вопрос и ждут ответа. Но его организм считает совсем по-другому. Иначе как еще объяснить грудную клетку, что бродит ходуном и мешает нормально, черт возьми дышать?! Его внутренний голос и вовсе слетел с катушек. Он жалобно скулит и так просит сейчас вырвать из чужих сильных рук с выступающими пухлыми венами напиток цвета бордо и влить его в себя, чтобы сразу ощутить его на своем языке, или, просто слизать этот вкус с губ сногсшибательного незнакомца. О, нет, он пропал. — Хочешь попробовать? — усмехается юноша, заметив пристальный взгляд на своем бокале. Прикусив свою пухлую губу, Чимин отрицательно мотает головой, и, наконец, выныривает из дымки своих безумных мечт и диких фантазий. Потому что явно уже глубоко упал и нужно возвращаться обратно. — Нет, спасибо, — неловко улыбается Чимин, отводя глаза в сторону. От этого пронзительного взгляда с легкой усмешкой по его телу бежит табун мурашек, а ладошки почему-то предательски потеют. Он никогда не чувствовал себя еще так глупо. С ним всего лишь говорит симпатичный парень, а он уже растекается в лужицу, словно ему сделали предложение руки и сердца. Но это все так будоражит, все так по-другому, что ему хочется окунуться в новые сумасшедшие эмоции с головой. Потому что нравится. Нравится он. Но вместо этого он устремляет свой взгляд в небесную синь, где обволакивающее черное полотно, что усыпано россыпью созвездий, кажется гораздо интереснее, чем тяжелое дыхание совсем рядом. Еще немного и он сведет его с ума. — Так, ты здесь с кем? — вновь привлекает к себе внимание юноша. Его пустой бокал из-под вина покоится где-то на столике около шезлонга, а сам он поудобнее устраивается на лежаке. Влажная челка аккуратно падает на его глаза, скрывая их от его взора, а Чимину так хочется броситься немного вперед, и убрать кончиками пальцев мешающие волосы с очаровательного лица. Потому что никогда еще не видел настолько привлекательных юношей. Словно, тот вышел из какой-то известной подростковой дорамы, где красивый мальчик влюблен в симпатичную девчушку. И где-то совсем рядом должны оказаться любопытные режиссеры, выкрикивающие звонкое «снято» и громко хлопающие в ладоши. Но вместо этого почему-то слышатся приглушенные голоса с заднего двора, биты клубной музыки и запах дорогого алкоголя вперемешку со сладким кальяном. Только вот сам брюнет опьянен и без этого, когда вид расслабленного и блаженного юноши вводит в дурман лишь с одного мимолетного взгляда; где красивые губы раскрылись в игривой улыбке, а глаза с пушистыми чернявыми ресницами то открываются, то закрываются, словно, ему действительно тяжело держать себя в устойчивом состоянии. Будто он просто хочет раствориться в интимной атмосфере, где ароматические свечи напрочь затмили ненужные запахи, а лунный свет, падающий в самую сердцевину бассейна, чарует пуще самого дорогого кристалла. Удивительно. — Я здесь с другом, — набравшись смелости, отвечает Чимин. — А ты? Ему любопытно, но он не будет выдавать себя с потрохами. Незнакомец некоторое время не отвечает и, кажется, вообще выпадает из реальности, где только они вдвоем. Краем глаза Чимин замечает, как чужой любопытный взгляд скользит вдоль его тела, ниже и ниже, изучая каждый изгиб и рельефную форму, тем самым вызывая легкую дрожь вместе с покалыванием. Он нежно очерчивает его обнаженную грудь с несколькими каплями воды, скатывающимися вдоль прочного пресса, и обрамленные мокрыми шортами бедра, не скрывая дикого восторга в радужке темных глаз, цветом как сама смерть. Тот сам, наверно, не замечает, как, погрузившись, цепляет ровными белоснежными зубами малиновые губы, едва покусывая, и заставляет себя же в конце концов шипеть от небольшой царапины, вызывающей неприятный зуд. Видимо, это возвращает его обратно. Будто бы ощутив, что увлекся разглядыванием чужого тела, чарующие глаза незнакомца возвращаются обратно к лицу собеседника, что выглядит в свете луны так мило и в тоже время горячо и соблазнительно до жара в животе и еще одном месте. Прелесть. — Один, — не выдавая никаких эмоций, монотонно говорит незнакомец. — Давно здесь? — Уже около шести дней, — играясь со шнурками на шортах, выдает Чимин. Если честно, он чувствует себя очень неловко из-за этого разговора. Впервые он не знает, как нужно себя вести при новом знакомстве, как нужно правильно улыбаться и как кокетливо наладить контакт. Ему кажется, что в его голове полный вакуум, что там воцарилась полнейшая тишина, а все до этого еще стоящие и живые мысли исчезли, скрываясь в гремучих облаках ночного звездного неба. И как теперь собрать себя по частям, он даже не представляет. — Оу, странно, что я тебя здесь не видел раньше, — искренне удивляется юноша. — Такое лицо нельзя забыть. — Что ты имеешь в виду? — нахмурившись, ошарашенно уточняет Чимин. Это было на самом деле или он просто ослышался? Но вместо ответа на террасе слышится это. Сладкий смех, ласкающих фибры его души. На внезапный звук, разрезающий неловкую тишину, Чимин поворачивает голову в сторону бархатистого голоса и видит на чужом лице лишь здоровую искреннюю улыбку. И чувствует, как улыбается в ответ. Глаза незнакомца превратились в милые щели, а на носу появилось несколько морщинок от диких вибраций из-за заливистого хохота. Но брюнет не против, хочет даже больше слушать такую великолепную мелодию и даже поддаться рвению и посмеяться в ответ. Только что-то его останавливает, будто бы внутренний бес умоляет не делать глупостей и вести себя спокойно и немного отстраненно. Словно это поможет спасти ситуацию и заманить дикого зверя в свою ловушку. — Я хочу сказать, что у тебя очень красивое лицо, и ты достаточно привлекательный, чтобы тебя сложно было бы не заметить в толпе однотипных людей, — успокоившись, пожимает плечами юноша. Его лицо вновь не украшают никакие эмоции, лишь слегка сдвинутые брови и сжатые сосредоточенные губы, которые так и хочется дико поцеловать, чтобы немного их расслабить. Тот, приподнявшись, вновь берет в руки свой бокал и наливает еще немного вина, что мигом обволакивает собой прозрачные стенки, окрашивая их в будоражащий алый. Мышцы на широкой спине сразу приходят в движение, украшая собой золотистую кожу и заставляя мальчишку напротив собрать все свои слюни и просто притормозить в своих желаниях. Потому что ему дико хочется сделать ему массаж или может облизать каждый позвонок или выпирающие лопатки. Нет, так больше нельзя! — С-спасибо. Чимин ненавидит, как его щеки заливаются предательским румянцем. Как всегда! Он прикладывает прохладные ладошки к лицу, надеясь убедиться, что ему это просто кажется. Только вот кожа горит адским пламенем, где полыхает лиловый закат над морем синего цвета. И сейчас ему хочется просто заплакать. Но вместо этого он недовольно выдыхает и прикрывает глаза, мечтая, чтобы чертовы краснеющие щеки наконец-то пришли в норму. А незнакомец лишь вновь ярко улыбается, наблюдая за насупившимся собеседником, отпивает немного алой жидкости и смотрит куда-то вдаль, любуясь непревзойденным пейзажем. Несколько минут они просто молчат. Каждый растворяется в уютной для них атмосфере, думая о своем и решая, как же лучше продолжить не особо-то удавшийся диалог. Чимин почему-то боится первым что-то спросить. Кажется, что все, что выльется из его рта, будет совсем неуместным, поэтому он просто продолжает лежать на шезлонге, перекатывая между пальцами надоевший шнурок, и надеяться, что очаровательный мальчишка возьмет все в свои руки. А тот берет. — Меня зовут Чонгук, — неожиданно подает голос незнакомец. Господи, до чего же у него сексуальный тембр с этой легкой перчинкой хрипотцы. М-м-м. Может, ему стоит записать его на диктофон? Приоткрыв глаза, Чимин замечает уверенно протянутую ему ладонь и небольшую улыбку, всего лишь уголками тонких губ. Но она на самом деле настоящая, такая, что ее хочется запечатлеть на свою позабытую камеру и повесить куда-то в рамку в гостиной, как напоминание о самом лучшем отдыхе в Сицилии. Они тут всего лишь около часа, а он уже полностью погряз в незнакомце, где теперь в его сознании будут лишь очаровательные глаза лани и самая красивая улыбка, предназначенная лишь для него. Кажется, он не доживет до конца отпуска. — Чимин, — и вкладывает в приглашающую ладонь свою. И нельзя не заметить, как его крошечная пропадает в чужой, где чувственные длинные пальцы и широкая ладонь с родинкой на тыльной стороне, там же, где и у него, и температура тела явно превышает сорок градусов. Чудеса. Потому что сам он не знает, каково это, быть всегда таким теплым и дарить свой бесконечный уют другим. Потому что его ладони всегда холодные, несмотря даже на невыносимую жару, постоянно замерзают пальчики и приходится неприветливой зимой кутаться в пушистые варежки или прочные перчатки, лишь бы не позволить своим рукам превратиться в самый настоящий лед. А тут все немного наоборот, и хочется чуть дольше чувствовать теплоту чонгуковой кожи каждой клеточкой своего одинокого тела. Если можно, то каждые сутки. Они сами не замечают, как погружаются друг в друга, неотрывно смотря в глубокие глаза и пересчитывая ворох пушистых ресниц. Чонгук в это время гладит большим мозолистым пальцем тыльную сторону ладони Чимина, оставляя после себя легкое покалывание под тонкой кожей, разливающееся приятной негой вокруг одинокого сердца. Его круговые движения мягкие и ласковые, моментально успокаивают, расслабляют и просто заставляют подчиниться себе без остатка, словно все идет в нужном русле и будто бы они должны были встретиться несмотря ни на что. Будто это сама судьба свела их жизни, решив подарить им немного такого необходимого лучика света неоновой луны. Потому что израненная мышца снимает с себя все оковы, открывая дверцу для долгожданный надежды, ласковых бабочек в животе и любви, срывающей всего его прежние запреты. Осознание всей ситуации ударяет как обухом по голове, и Чимин первый освобождает из чужого захвата свою ладонь. Только холод, сразу окутавший его кожу, заставил пожалеть об этот мимолетном решении. Может быть, ему снова спрятать свою ладонь в чонгуковой? Это будет нормально? Только найти ответ так и не выходит, когда его испуганные глаза, похожие на огромные кометы, всматриваются в чужое до боли красивое лицо, надеясь прочитать там хотя бы что-то. Только, увы, там нет ничего. Потому что Чонгук не решается продолжить сладкое касание, пробуждающее в нем что-то неизведанное, чересчур щекотливое, заставляющее его заледенелое сердце биться о грудную клетку в бешеном ритме, срывая все тормоза и превращая его во влюбленное месиво. Только ему так не нравится. И вот он уже вновь возвращается к бутылке позабытого вина, спокойно укладывается на лежак и смотрит в чернеющую высь, наблюдая за падающим потоком изумрудных звезд. Только молчать он сегодня почему-то не хочет. — Так, ты и твой друг, вы тут вместе как пара или просто друзья? — внезапно выдает Чонгук, привлекая внимание старшего. А Чимин чуть не давится воздухом от внезапного вопроса. — Это играет большую роль? — недоумевает брюнет. — Ну, так-то да, — задорно усмехается Чонгук, когда замечает надутые пухлые губы и хмурые брови. Какой же он чертовски милый. — Если вы просто друзья, значит, ты свободен, и я мог бы тебя поцеловать. Если, все наоборот, то мы могли бы еще немного пофлиртовать, а после разойтись, будто никогда и не встречались. Где-то совсем рядом слышатся отголоски веселящихся жителей отеля, звук открывающегося шампанского и шум морского бриза, разбивающегося о низкорослые скалы. Чимин тем временем внимательно следит за лицом незнакомца, пытаясь понять, на самом ли деле он все правильно расслышал или нет. Видимо, он так и не узнает. Потому что Чонгук лишь продолжает попивать свое вино, которое до сих пор еще не закончилось, и наглядно игнорировать внутреннее смятение очень красивого мальчика. Прямо сейчас ему хочется лишь вкусить эти невероятные пухлые губы, дьявольски манящие их искусать, да черт возьми, просто истерзать, а после, в знак извинения, вкусно зализать свои же старания, чтобы вновь почувствовать эту непревзойденную мягкость и ни с чем не сравнимую сладость. Его пристальный взгляд блуждает по очаровательным глазам шоколадного цвета, по небольшому носику, который тот так любит морщить в недовольстве, и пышным губам, закусанных их владельцем. Только вот хочется закусить их самому. Он видит, как тяжело вздымается чужая грудь, словно тот взвешивает все «за» и «против», хотя на деле уже готов дать свой утвердительный ответ. Там, в радужке темных глаз, всего лишь чистая совесть и дьявол ведут светскую беседу, кто же именно сегодня возьмет из них вверх. Одна хочет романтики, а другой - дикого секса. Но вряд ли первая победит, когда мальчишка уже в нетерпении ерзает на лежаке и чуть ли не скулит, пока не сводит своего пристального и до невозможности голодного взгляда с его губ, словно так хочет их соединить в страстном поцелуе. Чонгук, в принципе, хочет того же. Поэтому он вновь возвращает свой пристальный взор к плюшевым губам, по которым очередной раз проходится розовый язычок, совершенно не замечая ничего вокруг. Разве что-то имеет значение, когда над красивым мальчиком мигает зеленая лампочка «on»? И все становится гораздо проще, когда тот любопытно придвигается чуть ближе. Его шоколадные глаза полны неподдельного желания, сверкая в свете неоновой луны, а на полных губах играет игривая ухмылка, словно он так и жаждет, когда дикий зверь попадется на его уловку. Только жаль признавать, что из страшного чудовища он превращается в податливую мышь, потому что хочется, наконец, вкусить запретный плод. — И так чего же ты ждешь? — приподнимая бровь, уточняет Чимин. И обратного пути уже нет. Потому что Чонгук действует быстро. Потому что пустой стеклянный бокал вина его мало интересует, когда красивый мальчик так отзывчиво тянется к его рукам и так и хочет затеряться в его объятиях. А он хочет их ему дать, хочет дать ему так много, чтобы они смогли почувствовать себя словно на седьмом небе, их мимолетную связь, где два отзывчивых сердца сплетаются шелковой нитью, взрыв сумасшедших эмоций и бурлящих гормонов, бьющих через край. Потому что хотят: друг друга, «любви», ласки, нежности, страсти и невероятного блаженства. Хотят кожу к коже и губы к губам. Хотят трогать там, где другим неуместно, хотят оставлять свои губы на чужом чистом теле, хотят раствориться под умелыми ладонями и поцелуях, сводящих с ума. Им это надо. Чонгуку. Чимину. А последний плывет и горит в огне от того, как Чонгук умеет. Как начинает целовать медленно и лениво, словно сначала изучает, осматривается, а после сорвется как зверь с цепи и напрочь истерзает. Только он не против. Наоборот, он жмется лишь ближе и смакует на своих губах вкус ароматного красного вина, что немного горчит, но в целом оставляет невероятное послевкусие. Чужой язык сначала дразнит, входя в разгоряченный податливый рот на пробу, а после вновь исчезает, оставляя после себя лишь шлейф необузданной страсти. Только Чимину это совершенно не нравится! Он жалобно скулит и просто умоляет, чтобы он перестал его мучить и прикоснулся к нему еще немного, также влажно и горячо. Что ж, Чонгук же не дьявол. На детскую выходку старшего он беззвучно смеется, пока укладывает свою ладонь на чиминов затылок и прижимает их лбами, не позволяя тому вновь коснуться его губ. Чимин недоволен, бурчит и ругается, что его до предела заводят и не дают возможности насытиться сполна. А Чонгук просто улыбается и трется своим носом с его, вызывая у того сильную дрожь, бьющую словно ток, от которой скрипят зубы и подкашиваются коленки. Потому что мило и чересчур ласково, потому что давно не чувствовал себя таким желанным в умелых руках. Потому что так этого всего не хватало. И его внутренний голос снова скулит! Потому что так сильно хочется больше! Неужели он так много просит? Но он так просто не сдастся! Его руки живут совсем другой жизнью, пока путешествуют по широким плечами и спускаются чуть ниже, обводя массивные бицепсы. Его пальцы ласково трогают упругие мышцы, ощущая, как они напрягаются от каждого его незначительного прикосновения. И это почему-то вызывает улыбку, что он тоже может влиять на вроде бы стального человека с упрямым характером. Только тот становится совсем другим, превращаясь будто бы в брата-близнеца, когда его кожу неимоверно нежно и осторожно гладят умелые руки, выводя какие-то символы и надписи на иностранном языке. Тот просто плавится и падает к его ногам, сам того не замечая, и это заставляет Чимина чувствовать себя немного увереннее. Не дожидаясь дальнейших приказов, он первый соединяет их изголодавшиеся губы в очередном поцелуе, напрочь игнорируя протесты черноволосого юноши. Те двигаются чересчур мокро и страстно с пошлыми причмокиваниями, но, видимо, второму это нравится, раз он тянет его на себя и чуть ли не усаживает к себе на колени. Чимину кажется, что еще немного, и он просто упадет, приземлившись на мраморную плитку, но чонгуков язык даже не думает останавливаться, пока умело вылизывает его рот, обволакивая собой влажные стенки и оставляя там свои метки и профессиональный почерк. Но брюнет тоже хочет немного покомандовать! Разрывая поцелуй и не обращая внимания на сильную хватку на его затылке (и уже, черт возьми, ягодицах!), Чимин нападает на чужие растерзанные губы снова, захватывая в свой плен чужой язык и обильно посасывая, настолько тщательно, насколько позволяет ему опыт. Чонгук, не сдержавшись, стонет ему в рот, где его красивые звуки пропадают в чужой влажности. Он тянет брюнета на себя со всей силы, заставляя приземлиться на своих бедрах, а Чимин повинуется, выполняя его то ли приказ, то ли просьбу. И, господи, он чувствует под собой болезненный стояк и хриплый рык, вырвавшийся их чужого рта, когда брюнет, как бы невзначай, проехался по нему своими аппетитными формами. Да, он тот еще проказник. А Чонгук за это хочет на него накричать, хорошенько отшлепать симпатичную задницу и наказать, только на деле не может оторваться от медовых губ, крышесносного поцелуя и нежных рук, ласкающих его грудь с затвердевшими сосками и поглаживающих напрягшиеся мышцы пресса. Он сам еле удерживает себя и свои руки, чтобы не пробраться под кромку чиминовых влажных шорт и не сжать в своих ладонях упругие половинки. Черт, у него самая лучшая задница во всем мире. Этот мальчишка сведет его с ума, если еще раз проедется по его ноющему члену! Что тот буквально и делает, выбивая из него весь воздух. Он точно издевается! — А-ах, — стонет Чимин, обдавая чужое ухо горячим дыханием, когда вновь совершает свою маленькую шалость. И, дерьмо, как ему только нравится это чувство. Даже его возбужденный дружок не так интересует, как дергающийся размер под ним. Как же он любит, когда много, как он любит чувствовать себя достаточно заполненным, как любит, когда тесно и горячо. Кажется, он перестает дышать. Чонгуковы губы целуют его шею открытыми губами, оставляя мокрые мазки, возбуждая его еще больше и накаляя до предела. Его сильные руки крепко покоятся на его тонкой талии, ограничивая любое его движение вправо или влево. Только вот ему чертовски хочется больше. Потому что это невыносимо. Он так давно не чувствовал себя так хорошо. Так давно не ощущал под кончиками пальцев бархатистую кожу привлекательного мужчины и жар чужой плоти, давно на его теле не было багровеющих отметин и умелых рук тут и там. Ему кажется, что он уже просто не помнит и не знает, как другой человек может унести его в другое измерение, в волшебный мир, лишь погладив пару раз его спину и твердый член даже через тонкую ткань боксеров. Не помнит, когда чувствовал себя в последний раз таким разбитым, и вовсе не от печали и грустных событий или депрессивного настроя, а от дикого секса с громкими криками и огромного члена, что выбивал из него всю ночь напролет изнуренную душу, глупое сердце и мозги, что после выливаются через уши. Забыл. И хочет почувствовать это сейчас. Именно с ним. — Хочу тебя, — чмокая в приоткрытые губы, признается Чонгук. — Что тебе мешает? — ехидничает Чимин, обнимая юношу за шею и придвигаясь еще чуть ближе, чтобы тот ощутил его явный интерес и возбуждение. А тот чувствует. — Хочешь заняться сексом здесь? — приподнимает бровь Чонгук, пока поглаживает чужое бедро. — Здесь только ты и я, разве есть какие-то преграды? Чонгук лишь усмехается на игривый тон в чиминовом голосе, но довольную улыбку даже не пытается скрыть. Он хочет этого здесь и сейчас, хочет его ближе и глубже, хочет его всего себе до конца и без остатка. Хочет кончить внутрь, даже не воспользовавшись презервативом. Хочет так сильно, что очередной стон так и норовит вырваться из его гнусного рта. Совсем разучился держаться себя в руках. Но что он может сделать, если мальчик на нем такой красивый, такой покорный, ласковый, но в тоже время дикий и полностью слетевший с тормозов? Все так, как ему нравится. Так, что заставляет его возбуждать и до боли в трусах хотеть. — Я должен был убедиться, — а дальше Чимин его просто прерывает, затыкая его разговорчивый рот поцелуем. Горьким, отчаянным, но чертовски желанным. Кажется, воздух на террасе накаляется до предела, когда два красивых тела пытаются стать друг другу ближе. Когда руки разбросаны на каждому участке кожи, когда губы неугомонно следуют друг за другом, боясь прервать эту тонкую нить близости между ними. Это заводит, возбуждает настолько сильно, что жар внизу усиливается до опасной отметки, где красным горит «стоп». Но они не останавливаются, наоборот, жмутся ближе, чтобы почувствовать это сладкое трение, вызывающее эти медовые стоны в податливые кровавые губы. Чимин не знает, что с ним происходит, но ему безумно хочется впитать Чонгука в себя, исчезнуть в себе и остаться там навсегда. Короткие пальчики то путаются в чернявых волосах, то со всей силы оттягивают их назад, дабы получить доступ к соблазнительной шее, ещё нетронутой его похотливыми губами. Он целует ямочку между ключицами, поднимается куда-то к адамову яблоку и, наконец, к яремной вене, оставляя на ней расцветающий багровый засос. Оторвавшись от укуса, его глаза прямиком устремляются к выступающей венке, и, незамедлительно, он притрагивается к ней кончиками пальцев, сразу ощущая исходящую от нее пульсацию. Она манит, гипнотизирует и просто сводит с ума. Но он не один плавится под жаркими прикосновениями, превращаясь в гибкий пластилин. Потому что чонгуковы руки не могут насытиться его телом, двигаясь вверх и вниз и плавно очерчивая выступающие бедра и тазовые кости. Его безумно горячие ладони спускаются все ниже и ниже, касаясь резинки оранжевых шорт, словно этот невесомый барьер мешает ему пробраться немного дальше. Но когда он слышит грустное хмыканье Чимина, когда ощущает на своем теле вибрацию и чужую дрожь, для него это как зеленый сигнал светофора, иначе никак. Длинные пальцы, подхватив кромку ненужной вещи, стягивают ее вниз по бедрам, оголяя и открывая всему миру округлые бледные ягодицы. Он осторожно касается подушечками нежной кожи, ласкает и сжимает в своей ладони, чувствуя непревзойденную упругость и эластичность. Все это кажется таким нереальным, чертовски безумным, выше любых границ, но нравится. Нравится так, что его руки теряются в бледных половинках, пока он вновь припадает к распухшим ярко-розовым губам. Они блестят от обильной слюны и долгих терзаний, но их владелец выглядит таким счастливым, что Чонгук готов просто еще раз прижаться к нему губами, сплести их одичалые языки и соединиться с ним вновь, лишь бы ближе, лишь бы теснее. А Чимин дает все и даже больше. Его не заботит свой развратный вид, свой обнаженный зад и громкие стоны, отдающиеся эхом в просторной террасе. Голова забита лишь Чонгуком, Чонгуком и Чонгуком, его умелыми, словно огонь, руками, твердым членом и губами, которые хочется целовать бесконечно. Поэтому собрав себя по частям, он подпрыгивает на крепких бедрах, крепче держась за чужие плечи, вызывая у красивого юноши сдавленный выдох, потому что невероятно хорошо и приятно, и нужно уже, наконец, снять с себя ненужную ткань, отбросить все правила и запреты и вкусить запретный плод, даже если за ними сейчас наблюдает целый персонал элитного отеля. Плевать. Сейчас их не волнует ничего, кроме стоящего колом члена и сердца, пробивающего со всей дури грудную клетку. — Ты любишь сверху или снизу? — на мгновение отрываясь, между делом интересуется Чонгук. — Я могу быть и там и там, но сейчас я хочу просто тебя оседлать, — поглаживая чонгукову распухшую губу, спокойно отвечает Чимин. Его небольшие пальчики вырисовывают идеальный их контур, внутренне поражаясь тому, насколько же они очаровательные. Небольшие и не маленькие, та самая золотая середина, от которой зудят почему-то свои же губы. Он осторожно, словно на пробу, проталкивает внутрь влажного рта свою фалангу, с изумлением наблюдая, как та пропадает в теплой полости. Чонгук ничего не стесняется, даже наоборот, сам с усердием поглубже заглатывает в рот его палец и лижет, лижет и лижет. Его язык непослушный, как и его хозяин, но он божественно гладит мягкую подушечку, смакуя ее на вкус, а после обильно сосет, будто это единственное, чего ему так не хватает. Красивые глаза лани прикрылись в таинственной блаженной дымке, и все его лицо просто преобразилось, тело расслабилось, а сам он растворился в тягучей неге, обволакивающей его со всех сторон. И эта кроличья улыбка заставляет в его сердце распускаться тысячи нежно-розовых пионов. Замечательный. — Сейчас я согласен на все, — признается Чонгук, пока спускает с Чимина шорты, что явно сейчас являются его неуместной вещью. — Мне нужно тебя подготавливать или ты уже играл с собой? — Н-нет, — задыхается Чимин, когда его влажную головку обдает прохладным ветерком, а длинные пальцы ласкают внутреннюю сторону его бедра (совсем близко с тем самым местом!). Он, мать твою, разваливается на части, стоит лишь почувствовать легкое давление на свой анус. Великолепно. Может, ему стоит опуститься без подготовки? — У меня очень давно не было секса. Чонгук искренне удивляется. — Почему же? — играя с сжатым колечком мышц, любопытствует юноша. — Мне кажется, с твоей ангельской внешностью, любой был бы готов пробраться к тебе в штаны. — П-просто…а-ах…мои последние отношения были достаточно болезненными, и я не хотел снова с кем-то связываться. Да, эта тема до сих пор является для него болезненной. Он практически ее пережил, но неприятный осадок, до сих пор отдающий ноющей болью где-то внутри, каждый раз напоминает, что любил и доверял не тому, дарил себя и свое тело не тому. Все с самого начала было не так, а он был просто слепым и потерявшим голову от любви. Дабы не упасть вновь в тягучую смесь воспоминаний, брюнет устало трясет головой и прижимается к чонгукову телу ближе, надеясь, что тот сможет его спасти. Хотя бы на мгновение. — А что же произошло сегодня? Озарение? — задорно смеется Чонгук куда-то в чиминову макушку. Тот уже дышит через раз, уткнувшись ему в ключицы, да даже еле-еле движется, хотя они еще не начали! А что же будет потом? Он, что, просто растает как фруктовый лед? — Ты просто чересчур горячий, — подхватывает настроение брюнет. — Я был бы не против, если бы твои длинные пальцы помогли мне. Господи, зачем он краснеет! Но щеки, как обычно, действуют по своим правилам, наверно, именно поэтому они сейчас пылают яркими осенними языками пламени, украшая потускневшие белые розы и недопитую бутылку вина где-то около шезлонга. Кстати говоря, может быть, для пущей храбрости оно было бы ему очень даже необходимо. Но Чонгук больше лишних вопросов не задает. Он лишь вытаскивает откуда-то из-под лежака баночку банановой смазки, что мимолетно забивает своим ароматом не только ноздри, но и кровоточащие легкие. Запах действительно приятный, и Чимину уже заранее интересно, будет ли настолько же вкусным член Чонгука в этой субстанции. Будет ли также яро чувствоваться сочный банан? Интересно. Не теряя времени, Чонгук купает свои длинные пальцы в ароматной жиже, стараясь размазать ее повсюду, чтобы наверняка. Он массажными движениями разогревает ее между своими тонкими подушечками, чтобы не нанести никакого ущерба, а после подносит к заветной дырочке, что только и ждет его эпичного входа. Что ж, так и будет. Ему приходится работать практически на ощупь, отыскивая лучший угол в заветном нутре, потому что хочется видеть невероятно божественное лицо с прикрытыми от возбуждения глазами и распахнутыми губами, только и выдающими несуразные словечки. Чимин на нем сейчас такой мягкий и гибкий, такой расслабленный, что даже не пытается посильнее держаться за его плечи и свой вес на его упругих бедрах. Он просто теряется в их маленьком мире, напрочь позабыв о людях, что могут их видеть, о звездном небе, что ошеломленно наблюдает за их несуразицей, и думать лишь о ярком месяце, что освещает так таинственно их идеальные фигуры, вырисовывая каждую мышцу и изгиб. В свете звездной ночи они больше похожи на обнаженную скульптуру, чем на пару малознакомых людей, пытающихся заниматься сексом на узком шезлонге. Они безрассудны. Но разве это не делает их жизнь немного краше? Когда первая фаланга оказывает в тугом проходе, ощущения не кажутся такими приятными. Чонгук старается двигать ею совсем медленно, тренируя заледеневшую плоть, но Чимин на любое движение лишь болезненно шипит и растерянно елозит на коленях, будто бы это поможет унять дискомфорт в своей заднице. Но этого не происходит. Даже тогда, когда там оказывается второй, чертовски влажный и гибкий, Чимину все равно хочется прекратить этот ад и просто остановиться на взаимной дрочке или минете. Немного поласкать друг друга, а после разойтись. Потому что невозможно терпеть инородное существо там, где его не должно быть, потому что двигающиеся пальцы не приносят никакого удовольствия, лишь зуд и покрасневшие стенки одинокого прохода. Но Чонгук упертый и не планирует останавливаться, пока не найдет то самое, что вознесет брюнета на седьмое облако счастья и самых лучших чувств. — Черт, в тебе действительно туго, — целует зажатые губы Чонгук. Ему не нравится видеть на чужом лице нотки боли и дискомфорта, не нравится видеть этот сморщенный носик и губы, превратившиеся в тонкую полоску, будто еще немного и они просто окажутся пылью на грозовом ветру. Все не так. И он должен вылезти из кожи вон, но обязательно заставить красивого мальчика чувствовать себя хорошо. Вытащив свои пальцы из розовой дырочки, Чонгук вновь обильно их смазывает и без предупреждения загоняет обратно, вызывая у Чимина громкий крик. Дерьмо, тот даже не пытается быть тихим. Сначала он пугается даже сам, когда...ничего не происходит. Брюнет словно замирает, ни капли не двигается и лишь сильнее вжимает свои короткие пальцы в его шею, оставляя краснеющие следы. Его очаровательные полумесяцы скрылись под грузным веком, а полные алые губы так и застыли в безмолвном крике. И Чонгук искренне не знает, хорошо это или плохо. Он должен получить хотя бы какой-то сигнал. И он его получает, пока толкается в самую глубь, наконец, отыскав заветный комок нервов. — Т-ты можешь сделать так еще раз, — в самое ухо жалобно скулит Чимин. Он просит, так отчаянно и безнадежно, будто Чонгук сам Сатана, что ни за что не позволит ему освободить свою душу от оков прошлого и дать ему возможность попытать свою жизнь сполна. Но он не такой, потому что готов сделать многое, даже больше, чем сам может себе представить. — Все, что угодно, — рычит Чонгук, сильнее вдавливая свои фаланги в стимулированную простату. Это рай. Или, может быть, есть еще что-то лучше этого? Потому что Чимина под ним яро трясет. Его бронзовая кожа покрылась грузной испариной в виде маленьких, едва различимых капель, на плавных скулах образовался легкий румянец, делающий его еще более привлекательным и сексуальным. Кажется, что уже больше нельзя, а оказывается, что можно. Позабытый член брюнета сверкает в свете луны, где естественная смазка как весенний ручей стекает по чувствительному стволу с витиеватыми венами. Самое лучшее зрелище, какое ему только приходилось испытать. Невыносимо. Чимин больше не может держать себя в руках, не может больше справляться с разрывающими его эмоциями, не может дышать, когда его легкие сдавило будто под каменным прессом. Ему нужно освободить себя. Но еще ему нужно освободить Чонгука, заставить его потеряться в нем, сделать его податливым и отзывчивым, чтобы с истерзанных губ слетало лишь его имя, только его. И сделает, потому что может. Незаметно он пробирается к шортам цвета хаки, где виднеется рельеф идеального члена, такого большого и толстого, какой он любит (кажется, его слюни уже начинают стекать по подбородку!). Он осторожно кладет свою небольшую ладошку на выпирающую эрекцию, чувствуя, как та ластится к его нежному прикосновению. А ему остается лишь ярко улыбаться от маленькой радости и сжимать сильнее твердый член в своей ладони, заставляя мальчишку под ними выпустить, ох, какие непристойные звуки. Как же хочется снять с него эти шорты, чтобы, в конце концов, увидеть этот трофей! — Чонгук-а, я готов, — зажмуривает глаза Чимин от слишком сильной стимуляции. Это невероятно больно, но в тоже время такое приятное чувство, протекающее по венам, что хочется просить его продлить еще и еще. Но не сейчас. Не тогда, когда он хочет сильно чей-то член. — Давай мы уже снимем с тебя эти шорты! Боже мой, оказывается, он может еще и злиться! А Чонгук смеется. Задорно хохочет, пока снова надавливает на чиминов затылок и придвигает их ближе друг к другу, где их обнаженные груди сталкиваются подобно метеоритам в космосе. Он всматривается в большие шоколадные глазницы, что заволокла дымка возбуждения, надеясь там найти ответы на несколько своих вопросов. Но не находит, будто Чимин умеет блокировать все свои мысли и оставлять напоказ лишь милую оболочку с очаровательной улыбкой. Он удивительный, и, наверно, именно поэтому Чонгук оставляет звонкие жадные чмоки на его губах, что склеивают их влажные от слюны рты будто супер клеем. Самым сильным и самым прочным. Но Чимину он все-таки уступает и позволяет ему стянуть с себя мешающие шорты, кидая их куда-то на другой шезлонг. Он замечает взгляд брюнета, полный восхищения и какой-то непонятной робости, пока тот бесстыдно разглядывает его аккуратный член с полностью бритым лобком. Кажется, он не стесняется ничего, когда пускает в ход свои проворливые пальчики, что чувственно гладят его пенис и обводят выгравированную V-линию мышц, сверкающую в свете разноцветных свечей. Мальчишка выглядит полностью загипнотизированным, что Чонгуку даже жаль его выпутывать из тумана развратных ощущений и похотливых мечт. Какая драма, но он не сразу замечает маленькую чернильную надпись на его подвздошной кости, где начинается его сексуальное нижнее белье. Чимин озадачен, не понимая, что она означает. Он гладит ее подушечками пальцев, вырисовывает каждый символ, вдумываясь в значение красивой тату, но ничего так и не приходит в голову. Даже Чонгук не помогает, что массирует мышцы его бедра своими горячими ладонями и оставляет едва осязаемые поцелуи на его оголенном плече. — Расслабься, — смеется Чонгук. — Это переводится с английского как «здравомыслие», только оно выгравировано фонетическим алфавитом. — Мне очень нравится, — смущенно признается Чимин, закусив нижнюю губу. Видимо, теперь пришла очередь чернявого юноши терять голову от такого искреннего признания. — Эй, ты еще хочешь оседлать меня? Чимин просто закатывает глаза. Зачем задавать такие глупые вопросы?! Он затыкает болтливый рот очередным жадным поцелуем, а сам, направив смазанный лубрикантом член к своей нуждающейся дырочке, насаживается, игнорирую тупую боль в своем теле. Вначале сразу сесть не получается. Стенки никак не хотят принимать пульсирующую плоть, полностью сопротивляясь любому ее движению. Чимину уже хочется заплакать, стучать кулаками по чужой крепкой груди, лишь бы это помогло исправить ситуацию. Но в итоге исправляет все Чонгук, когда возвращает его руки обратно на свои плечи, а сам берет свой зудящий член и, крепко придерживая брюнета за талию, проталкивает его вглубь узкого прохода, ругаясь, как плотно влажные стенки его обнимают. Сантиметр за сантиметром постепенно оказывается в привлекательной дырочке, что, он уверен, выглядит так невероятно, словно она была предназначена лишь для его члена. А Чимин пока что не дышит, пытаясь привыкнуть к заполненности внутри и внушающему размеру, достающему чуть ли не до его желудка. Хотя, ладно, он утрирует, но пока что все равно не может чувствовать себя достаточно уютно и хорошо. Первый толчок выбивает из него все мысли, а сдавленный стон так и остается где-то в изгибе широкой шеи Чонгука. Он пытается держать себя в руках, быть достаточно сосредоточенным, но все летит к чертям, когда этот неугомонный мальчишка сильнее цепляется своими пальцами за его талию, просто намертво, и вновь начинает проталкивать свой член, еще дальше и еще глубже. А Чимин просто плывет, когда чувствует сладкие импульсы в своем теле и безумные мурашки, бегущие по его загорелой коже. Приоткрыв глаза, он замечает Чонгука, смотрящего на него таким восхищенным взглядом, добрым и теплым, словно они знают друг друга тысячу лет и их секс вовсе не первый, а сотый или больше. Они знают, где нужно приласкать, а где быть немного грубее, где нужно громче кричать, а где побыть чуть тихим. Они знают все, и это немного их пугает. Как такое возможно? Но возможно. И вот уже Чимин, крепко накрепко вцепившись в чужие бицепсы, сам прыгает на твердом возбуждении, постоянно попадающим по его простате, сводя ее просто с ума от каждого нового толчка. Его ягодицы то и дело ударяются со всей силы о крепкие чонгуковы бедра, но ему нравится, как ощущаются сильные руки на его половинках, как они их по-собственному сжимают и раздвигают в разные стороны, чтобы позволить шаловливому пенису пробраться лишь глубже в его дырочку, что превратилась в какой-то багровеющий алый, хотя дальше нельзя, невозможно, но они пытаются изо всех сил. — А-ах, Ч-чонгу-ка, еще-еще, — умоляет Чимин, когда ощущает замедляющийся темп черноволосого юноши. Ему так не нравится, нужно быстрее и жестче. Он начинает активно подвиливать своими аппетитными бедрами, задоря ничуть не спадающую эрекцию внутри себя. Его собственный член уже давно льется через край и, кажется, что еще парочка интенсивных толчков и он просто кончит на стальной чонгуков пресс. Он уже об этом просто мечтает. Прыжок за прыжком. Пошлые шлепки. Громкие стоны и дикий рык. И Чимин болезненно приходит, обильно изливаясь на загорелый живот, тяжело дыша. Перед глазами новогодние фейерверки, взрывающиеся разноцветными огнями, а в душе бушует ураган давно позабытых чувств. Его грудь быстро поднимается и опускается, мечтая поймать очередной глоток воздуха, но он не намерен ждать и упускать такой сладкий момент, поэтому продолжает интенсивно насаживаться на огромный член сквозь свою боль и дикую стимуляцию, хотя нельзя не почувствовать, как он постепенно разваливается на куски, превращается в пепел, превращается в ничто, но это лучшее, что он мог бы почувствовать. Его стоны становятся редкими, какими-то обрывистыми, а влажные губы постоянно сталкиваются с чужими, но они не целуются, просто дышат друг другу в рот, обмениваясь общими вдохами и выдохами и счастливо улыбаясь от особо сильного ощущения от очередного резкого движения. И приход Чонгука не заставляет себя долго ждать. Его сперма, как кипяток, стреляет внутрь Чимина, обволакивая его узкие стенки своим горячем семенем. А тот смеется, надрывно и немного охрипшим голосом, только непонятно от чего. Но вылезти из себя он не позволяет, даже наоборот, крепче сжимает внутри его член и закусывает губы до крови, глядя на него соблазнительным взглядом. Некоторое время воцаряется дремлющая тишина. Слышится лишь сбивчивое дыхание, бешеный пульс и учащенное сердцебиение, как доказательство от самого лучшего оргазма. Пальчики неторопливо путаются в чернявых волосах, пропуская сквозь них шелковистые пряди, а теплые ладони поглаживают обнаженную спину, обводя кончиками каждый позвонок и выступающие родинки. Так уютно, что младшему не терпится обо всем поговорить. — Тебе понравилось? — интересуется Чонгук, поднимая голову с плеча Чимина и целуя его в приоткрытые губы. — Это было мощно, — лизнув его рот, спокойно отвечает брюнет, проводя кончиками пальцев по чужой обнаженной груди. И как же ему нравится эта кроличья улыбка! Кажется, он впервые ощущает себя таким счастливым, невероятно отдохнувшим и расслабленным. Так, как давно хотел. Но не мог. Просто давно не было того, кто мог бы ему помочь. На ментальном уровне и физически. — Что насчет тебя? — Хм. Это было впечатляюще. Думаю, я хотел бы еще раз повторить, — игриво ухмыляется Чонгук, шевеля своими бёдрами. Этот дьявол! Но вот по террасе разносится красивый мелодичный смех. Ах, это Чимин прикрывает рот своей небольшой ладошкой. — Я не выдержу второго раза, — хнычет Чимин, скрывая свои глаза за отросшей челкой. Но Чонгук не позволяет, большим пальцем удерживая его за подбородок и приподнимая голову, встречаясь с затуманенными шоколадными глазами с таким добрым и нежным взглядом. Кажется, он потерялся в них безвозвратно. — Думаешь, я смогу? А Чимин просто зависает. Смотрит в чужие глаза, полные мириады звёзд, и, черт возьми, замирает. Он чувствует столько всего внутри, его переполняет столько эмоций, несравнимых ни с чем с другим, что он просто пропадает, цепляясь последний раз за очаровательную кроличью улыбку и ямочки на очерченных скулах. И его искренняя улыбка и лёгкий румянец появляются сами по себе, не заставляя себя долго ждать. Потому что хочется пропасть в этом человеке, что хранит внутри себя столько секретов, которые вряд ли у него получится разгадать. Но сейчас разве это все так важно, когда рядом с ним такое очаровательное чудо? — Сколько тебе вообще лет? — наверно, нужно было узнать об этом с самого начала, прежде чем, запускать кого-то в свои шорты. Но так сложно думать, когда чужой взгляд дурманит, а горячие ладони будоражат и вызывают табун обезумевших мурашек. Чимин аккуратно заправляет за ушко Чонгука выбившуюся прядь копны чёрных волос и выжидающе смотрит, приподняв свои очаровательные тонкие брови. Что же, мальчишка под ним сдаётся. — Мне двадцать два. И говорит это так, словно цифры в его паспорте совершенно не значат. Хотя самому Чимину кажется, что тот рослый не по годам. Явно. — Оу. — Что, взрослый мальчик напугался глупого возраста? — ядовито усмехается Чонгук, не давая возможности вставить хотя бы слово. Хотя Чимин и не пытался. — Думаешь, что если ты старше меня на два-три года, это как-то меняет ситуацию? Ты ничем не отличаешься от меня, раз занялся сексом с едва знакомым парнем в достаточно публичном месте. Ты стонал так, будто в тебе был не один член, а целых два, кричал мое имя как мольбу, что так красиво слетала с твоих покусанных губ. Так можно ли считать тебя старше, если ты вёл себя не лучше людей моего же возраста? М? Да уж. Чимин громко сглатывает от такой громкой и правдивой тирады, чувствуя, как неприятный ком неуклюже скользит в его горле, вызывая лёгкую тошноту. Потому что, о, черт, он невероятно прав. И Чимин позволил себе такую вольность оседлать незнакомца в душной террасе. Хотя тут совсем не жарко. Неужели неприличные слова Чонгука заставили его тело пылать невыносимо опасным огнём?! Второй раунд явно не за горами. — Заткнись, — Чимин неуклюже толкает победившего Чонгука в плечо, пряча своё покрасневшее лицо в крепкой груди, где невыносимо бешено бьется чужое сердце. Он прислушивается к безумному ритму, проводя кончиками пальцев в области сердца, сразу ощущая, как напряглось под ним до этого расслабленное тело. Только тот не просит прекратить или убрать свои руки, а делает все сам совершенно наоборот. Поглаживает его оголенную спину, массируя погрубевшей кожей пальцев выступающие позвонки и оставляя едва ощутимые поцелуи куда-то в самую сердцевину спутавшихся его вороньих волос. А Чимин почему-то тает от пронзившей его тело теплоты и заботы и просто не может скрыть свою смущённую улыбку, говорящую намного больше, чем просто слова. Но Чонгук на его поведение никак не реагирует, лишь продолжает гладить мягкую кожу, лаская подушечками его пальцев, и шептать в левое ушко смущённого юноши всякие дразнящие пустяки (ох, чересчур интимные!). Остальной вечер проходит достаточно спокойно. Чимин занимает обратно свой лежак, натянув на себя, наконец, давно позабытые шорты. Они вытирают себя от липкой спермы и обещают друг другу после посетить совместный душ и порезвиться ещё там, если на их счастье больше никто не захочет принять ночные ванны. Чонгук благодарно предлагает ему вина, и Чимин с большим воодушевлением соглашается, совершенно не заботясь о том, что завтра у него, возможно, будет сильно раскалываться голова. Но все это будет завтра, а сегодня он будет пить вино и любоваться чарующими чёрными шарами напротив, где пенится шумный океан и пестреет золотистый песок. После одного бокала спиртного диалог завязывается сам собой. Впрочем, ничего удивительного. Чимин искренне признаётся в том, что работает финансовым аналитиком в одной достаточно известной компании в Сеуле и ненавидит до жути своего начальника. А Чонгук говорит, что не был в Корее около двенадцати лет. Но где он живет сейчас, так и не озвучивает даже под пьяненьким обиженным взглядом брюнета. После ещё одного стаканчика у Чонгука напрочь развязывается язык, и он выпаливает, что ещё не работает, а заканчивает последний год в университете по направлению «архитектура». Работать он пока не собирается, а планирует немного попутешествовать по миру, увидеть Эйфелеву башню и статую свободы в Нью-Йорке. Чимин его мечт искренне не понимает и на воодушевленный список фантазий никак не реагирует, лишь отвечая короткое «классно». Вместо разговоров об увлекательных путешествиях, он, выпивая ещё один стакан уже из второй бутылки, и это явно что-то покрепче, вызывается на откровения, и между делом говорит, что его парень, с которым они были четыре года вместе, три года из них спал за его спиной с его же знакомым. И что теперь он заклятый одиночка, которого дома ждёт только кошка по имени Лола и пустующий холодильник. Чонгук смотрит на него непроницаемым взглядом, где в радужке тёмных глаз нет совершенно ничего, но о себе не произносит ни слова. Он лишь предлагает подлить ему ещё винца, а тот соглашается. Так и проходит ещё пару часов. Они сильно напиваются и чересчур много целуются, слюнявя друг друга тут и там. После они принимают совместный прохладный душ, совсем не помогающий избавиться от похмелья, лишь наоборот, расслабляет кости до шаткого предела, где бархатная кожа трещит по шва. Заканчивается их ночка парой влажных минетов и спермой, брызгающей прямо в горло. Но обоих это устраивает. Поэтому достаточно уставшие и потрепанные от бурной ночи, они плетутся в свои номера, надеясь побыстрее оказаться в ласкающей постели. Чимин виновато что-то бормочет о том, что Джинни его, наверно, уже заждался и как ему будет перед ним невероятно стыдно. Чонгук в это время молчаливо идёт рядом, оглядывая мимо проходящих людей, и изредка придерживает юношу рядом за тонкую талию, когда тот так и норовит встретиться с очередным препятствием в виде двери или прохожих. И почему-то он не выглядит достаточно охмелевшим или чересчур пьяным. Все такая же уверенная походка, гордая ухмылка, его хмель выдают только эти невероятных румяные щеки и затуманенные красивые чёрные шары с отражением фигурного полумесяца. Чимин окончательно тонет в их зыбком великолепии и этой точечной родинке под припухшей губой. Все идёт мирно и спокойно. Только у самой развилки между корпусами Чимин резко останавливается и окликает Чонгука, еле-еле удерживаясь и опираясь на песчаную стену, чтобы окончательно не потерять равновесие. Тот на мгновение останавливается, устремляя все своё внимание невысокому пьяненькому недоразумению, а не любопытной девушке на ресепшене. — Кстати, а почему ты тут отдыхаешь один? — внезапно огорошивает Чимин, совсем не замечая, как напряглась чужая шея и надулись острые желваки. Видимо, не самый лучший вопрос из всех возможных. Но он все-таки попытался. — Спокойной ночи, Чимин. И просто уходит, оставляя после себя лишь шлейф недосказанности, бесконечной тайны и брюнета, что смотрит ему вслед взглядом нашкодившего щенка. Словно, это как-то могло бы изменить их ситуацию. Но, наверно, тот прав, и они тут не для того, чтобы все друг про друга знать и стать друг другу друзьями. Кошмар, как это глупо звучит. Что же, теперь нужно как-то добраться до номера. Слава богам, что оказывается он на месте без приключений. Осторожно открыв дверь, Чимин на цыпочках проходит в комнату, сразу замечая до сих пор включённый ночник и Джина, что уснул с пультом в руке, пуская слюни из своего очаровательно рта. Такой забавный. Наверно, он никогда не сможет любить его меньше. Банное полотенце летит куда-то на пол, а сам он идёт на поиски какого-нибудь покрывала или пледа. Сколько же на его лице счастья, когда он их находит в креслах на балконе. Он аккуратно укрывает друга тёплой тканью, забирая из его рук ненужную пластмассу, выключает телевизор с какой-то глупой передачей и идёт к своей постели, что так и осталась незаправленной. Но сейчас так намного легче оказаться в ворохе уютных простыней и подушек. Черт, он практически стонет, когда чувствует под собой мягкость матраца, а в носу ярый аромат лаванды вместе с морозной свежестью. Самая прекрасная ночь. И именно сегодня он спит крепко, пока напрочь проваливается в сонное царство и отпускает все свои тревоги и беспокойство. Потому что уже завтра он сможет проснуться с улыбкой на его потускневшем лице. — Чимин! Почему у нас в комнате воняет ужасным перегаром, словно здесь ночевала стая пьяных мужиков?! Да уж, это первое, что слышит Чимин, когда в его лицо приземляется подушка. О, спасибо, Джинни. — Что ты делаешь?! — вскрикивает Чимин, когда его друг швыряет в него ещё одну невинную подушку. Не такое утро он ожидал после столь приятного вечера. — Я ждал тебя вчера около пяти часов! — вскидывает руками Джин. — Твой чертов телефон остался в номере, а тебя так и не было! Ты сказал, что немного поплаваешь в бассейне и вернёшься! Но что-то пошло, видимо, не по плану! Чимин поднимает виноватые глаза на лучшего друга, и, как ни странно, взгляд того сразу смягчается. Его напряжённые плечи постепенно опускаются на своё прежнее место, словно это не он ещё несколько минут назад выбрасывал свой гнев на Чимина. — Прости, — нервно закусывает губу брюнет. Он неловко перебирает пальцами смятую простынь, устремляя взгляд больше на ткань, чем на Джина. Действительно, вчера он забыл совершенно обо всем. — Это ты меня прости. Джин обратно возвращается на свою постель, устраиваясь по-турецки, и обнимает подушку, будто это поможет ему вернуть былую уверенность. Потому что не следовало кричать на младшего и обвинять его во всех грехах. У него тоже есть своя жизнь, свои потребности и не стоит его судить за то, что он ночь решил провести немного по-другому. — Хотя бы это стоило того? — Думаю, да. Джин понимающе кивает, получая взамен нежную улыбку. Чтобы развеять странную обстановку и неловкое молчание, он осторожно поднимается с постели и начинает заправлять кровать. Пора уже начинать утро правильно. — Как проведём сегодня день? — любопытно оглядывая младшего, уточняет Джин. — Может быть, просто позагораем? — предлагает, как вариант, Чимин. — А вечером можно пойти немного выпить и потанцевать? — Звучит неплохо, — уверенно соглашается старший. Так и проходит весь день. Чимин целые сутки нежится в пузыристом море, где волны ласково хлестают его золотистую кожу. Он, подобно дельфину, ныряет в самые толщи воды, раз за разом окунаясь в соленую воду и ощущая, как внутри цветёт такое нежное чувство, что вряд ли найдётся хотя бы один эпитет, чтобы его описать. Его лучший друг, тем временем, не слазит с мягкого шезлонга, валяясь там который час под палящим южным солнцем. Он практически к нему прирос! Но Чимин не теряет надежды и зовёт своего ленивца немного поплавать, доплыть до буйка и обратно, преодолеть огромные волны и после поваляться где-то на берегу, где песок с очередным вихрем воды забивается куда-то под шорты. Это немного неприятно, когда между ягодицами щекочут крупицы золотистого песка, и это мало доставляет удовольствия. Только есть что-то в этом особенное, напоминающее о море и юге, где забывается целый мир и остаётся лишь маленький островок с новыми надеждами и мечтами. Но Джин все равно не соглашается. И больше он не пытается. Просто заходит в бурлящую воду один, плывет до ярко-розового буйка и возвращается снова на песчаный берег, напрочь усыпанный зеваками-отдыхающими. Выходя из воды, Чимин откидывает влажную челку назад и оглядывает пляж, рассматривая его посетителей. Где-то недалеко, слева, женатая пара шестидесяти лет целуется на шезлонге, где статный подтянутый мужчина оглаживает грудь своей избранницы. Справа - молоденькая блондинка мажет спину своему ухажеру кремом для загара, а рядом с ними мама ругает ребёнка за то, что тот убежал в море без ее спроса и даже не догадался предупредить. Все это вызывает на лице Чимина улыбку, только вот сердце почему-то оттачивает обратный ритм. Оно хочет найти того, кто ещё вчера смотрел на него этих дерзким, но в тоже время восхищенным взглядом, хочет упасть в объятия кровожадного дьявола, у которого в чёрных безднах лишь опасность и красный сигнал, от которого нужно бежать и бежать, только Чимин хочет остаться и пропасть в омуте темной радужки. Он оглядывает переполненный пляж по разные стороны, только силуэт знакомой фигуры так и не находит. Это колет чуть ниже глупой мышцы, но он умело пытается скрыть эти вводящие в заблуждение чувства. Поэтому брюнет переключает все своё внимание на двух симпатичных девушек в достаточно открытых купальниках, где их молодая красивая грудь так и просится выбраться наружу. Они показательно облизывают свои пухлые розовые губки в приглашающем жесте и пальчиком заманивают присесть рядом с ними на золотистый песок. Он незамедлительно соглашается, решая, не оповещать Джина о своём намерении покинуть его на некоторое время. Тот все равно пробрался уже под зонт и, скорее всего, задремал. Значит, он может свободно присоединиться к двум дамам. — Не мог бы ты помазать мне спинку? — прикусив нижнюю губу и состроив самый невинный взгляд из всех, просит шатенка. Она красива, тут нельзя даже поспорить. У неё очаровательные миндалевидные глаза, тонкий носик и большие губы, чертовски соблазнительные. Но Чимин искренне старается на них не смотреть. Только опускать взгляд ниже было тоже его большой ошибкой. Потому что тут точеная талия и до безумия округлые и упругие ягодицы, просто невероятные. Просто вылепленная скульпторами богиня. Чимин всегда считал девушек великолепными созданиями. Когда-то они ему нравились, и пару раз у него был даже сексуальный опыт. Все было хорошо, они оба кончали, но он чувствовал себя обычно, не было такого, будто перед глазами взорвалась галактика, а, вместе с тем, перевернулся и его мир. Было просто хорошо, и это максимум, какой он испытывал после целой ночи в несколько заходов. С парнями же все было по-другому. С ними был фейерверк разрывающих эмоций, где перед глазами красно-желтые огоньки, а внизу живота приятное тянущее чувство, словно там возник пожар прошлого и мир уходит под бурлящие воды океана. И ни одна симпатичная девушка не способна затмить ураган бешено бьющегося сердца от близости с мужчиной. Только почему-то сейчас брюнет хочет пофлиртовать немного с хорошенькими дамами, что смотрят на него жутко голодным взглядом. И кажется, будто он уже попал в их цепкие сети, полностью пропал под натиском их доминантных флюид и преклонился к их тоненьким ножкам с гладкой фарфоровой кожей. Вот только все совсем не так. И ему просто хочется немного развеяться. Поэтому он выдавливает на спинку фигуристой шатенки немного масла для загара, массажными движениями размазывая жирную субстанцию. Загорелая кожа сразу превращается в золотистую корочку, ярко блестящую под палящим солнцем, что выглядит очень так даже аппетитно и горячо. Он осторожно гладит ее острые лопатки, аккуратно спускаясь к пояснице, где две глубокие ямочки так и ждут, чтобы к ним прикоснулись. Что он, в принципе, и делает, пока вновь возвращается к горящим плечам и струнному позвоночнику. А дамочка-то не так-то проста. — И еще ягодицы, если можно, — мурлыкает шатенка, сверкая своим хищным взглядом. Но Чимин все равно соглашается, даже если мозг настойчиво умоляет не прикасаться к округлым половинкам и не травить себя же и свое голодное чувство женщиной, которая ни за что не принесет ему никакого удовлетворения. Под кончиками пальцев что-то покалывает, пока его подушечки касаются бархатистой кожи, такой же поджарой, что и спина. Черные трусики «танго» не скрывают практически ничего, демонстрируя взору всю прелесть отработанной в спортзале формы. Да, это красиво, только Чимин хочет делать тоже самое с твердой задницей Чонгука. Нет, ему все-таки нужен именно он. Тот, кто сейчас пьет апельсиновый сок рядом с барменом. Удивительно, что еще вчера этот же самый мальчишка пил вино, как не в себя, а сейчас просто балуется свежевыжатым соком. А для Чимина мир будто останавливается, когда он замечает красивую улыбку юношеского лица, что светит ярче самого солнца, огромные глаза лани и губы, такие мягкие и розовые. Он сам не замечает, как покидает рассерженных дам с противным фырканьем и пробирается куда-то вглубь толпы, расталкивая нудных прохожих. Потому что ему лишь бы видеть, ощущать и слышать свой сладкий кошмар совсем-совсем близко, на уровне вытянутой руки, где его короткие пальцы могут свободно дотронуться до чужого крупного носа с милым изгибом. Но все не так просто, и остается стоять на месте и пропадать гораздо сильнее в омуте вороньих глаз. А сейчас бежать бы к нему изо всех сил, прыгая на мускулистую спину, огибать его тонкую талию своими лодыжками и лишь крепче прижиматься к его телу, чувствовать испепеляющий жар и неумолимо быстро бьющее сердце, барабанящее где-то в самых легких. Хочется зарыться в его пушистые смоляные волосы, вдыхая аромат зеленых яблок, полный тонких воздушных ноток и ласкающего шлейфа, оседающего подобно первому снегу в его ноющей груди. Просто хочется оставлять едва ощутимые касания вдоль идеально стриженного загривка, где короткие волоски дребезжат от каждого дуновения ветра и теплого воздуха, исходящего из его влажного рта. Сейчас бы делать это все, а не наблюдать как человек, просочившийся во все его мысли, его сон, захватил каждую унцию его бытия и разукрасил мир палитрой ярких красок, — от знойного желтого до глубокого фиолетового. Здесь, в его влюбленной головке, иссиня голубое небо, белокрылые чайки с длинным клювом, ищущим свою добычу, и пухлощекое солнце, согревающее своими стройными лучами этот шаткий мир с мириадами изъянов. А где-то там, по другую сторону, серебристый полумесяц танцует под назойливую «remind me to forget» от Kygo и Miguel и притягивает в свой магический круг ватные облака вместе с блеском первых звезд, украшающих покрывало чернее черного, но такое мягкое, с длинным ворсом и фланелевой подкладкой. Но Чимин не хочет, чтобы эта прекрасная песня была между ним и Чонгуком, не хочет забывать, не хочет просто помнить, оставив его в своем сознании и где-то в глубинке шаткой памяти. Ему бы вечно держать его за руку и чувствовать в своих ладонях чужие, пусть не такие такие идеальные как у него, но зато большие, горячие и окутывающие необъяснимым уютом. Ему бы ощущать под кончиками пальцев шелковистую кожу с невидимыми волосками, осыпать ее своими влажными губами и просто чувствовать солоноватость естественной материи вместе с полюбившимся гелем для душа с ароматом лаванды. А не просто наблюдать, как его быстрая влюбленность исчезает где-то между грузными корпусами, даже не заметив его в толпе зевак. Разве можно пропустить мимо взора его, остановившегося посередине пляжа, внимательно изучающего чужой прекрасный профиль и улыбку, что высечена в его сердце огненной меткой? Но он хочет, чтобы она жгла сильнее любой огнестрельной раны, хочет, чтобы вокруг и где-то внутри чувствовался невыносимый зуд, но, в тоже время, такой приятный, что так и манит кусать небольшую сухую тонкую кожицу на губах и вдыхать поглубже в легкие пленяющий аромат дикой лаванды, с каждой секундой все больше ускользающей из его рук. Это невозможно, но закрыв глаза и вдохнув поглубже в себя воздуха, он отчетливо ощущает этот непревзойденный шлейф, эти красочные нотки, оседающие сладким привкусом на его чувствительном языке, и испытывает так много, что даже кружится голова, будто там бьет циферблат на цифре «двенадцать» или звучит сигнал скоростного поезда. Наверно, он просто сошел с ума или утонул в человеке, чье имя «луна», а ему «одинокое солнце». И поэтому, они никогда не встретятся. К вечеру атмосфера в отеле меняется на триста шестьдесят градусов. Больше нет унылых и сонных лиц, слоняющихся от номера к пляжу и обратно в номер. Теперь здесь только доброжелательные улыбки, пьяненькие глаза и везде витающий шарм, чуть ли не сводящий с ума. Сегодня Чимин с Джином решили немного поменять свою недельную программу и отправиться в душный клуб с громкой играющей музыкой до разрыва барабанной перепонки. Но здесь однозначно уютно: достаточно большой танцпол с неоновыми огнями, деревянная барная стойка с высокими стульями, дружелюбный бармен и огромный выбор прохладительных напитков. Да, больше всего людей ошивается именно здесь. Кто-то заказывает себе обычное мартини с оливкой, кто-то ограничивается чинзано экстра драй, а кто-то, как Чимин, заказывает «секс на пляже» (господи, как буквально!). Джин, как обычно, выбирает себе что-то экстраординарное (неугомонный ребенок!). Поэтому сегодня у него в руке коктейль «Дон Джованни» с изобилием шоколадного ликера и взбитых сливок. Ничего удивительного. Они скромненько пристраиваются за самым ближайшим столиком около бара, на случай, если захочется чего-нибудь еще, спокойно попивают свои напитки и не думают совершенно ни о чем. Пока старший не решает завести продуктивный диалог. — Итак, Чимин, с кем ты резвился вчера ночью? Коктейль изо рта брюнета выливается сам собой. — С чего ты взял?! — оглядываясь по сторонам, чтобы никто больше их не услышал, спрашивает Чимин. Его горло до сих пор саднит от терпкого алкоголя, что попало немного не туда из-за слишком любопытного лучшего друга. Но отвечать на этот вызывающий вопрос он даже не стремится. — О, не пытайся даже это от меня скрыть, — смеется Джин, пока отпивает еще немного коктейля. — Я знаю это твое блаженное лицо, когда ты позволяешь кому-то «глубоко» прикоснуться к твоей драгоценной заднице. Он был хорош? Откуда он только так хорошо его знает?! Но Джин прав, скрыть от него точно ничего не получится. Поэтому неуверенно признается во всем. — Он был больше, чем хорош, — смущенно улыбается младший, чувствуя как под любопытным взглядом горят его щеки. Господи, лишь от одной мысли о стальном прессе и очаровательной V-линии симпатичного мальчишки у него безумный жар где-то внизу живота, сжигающий напрочь его раскалённые чувства. Кажется, он окончательно погряз в нем, загадочном и недоступном. Потому что сердце теперь жаждет лишь его. — И сколько же ему лет? — мягко интересует Джин, умиляясь с реакции его лучшего друга. Тот превратился в спелый помидор с розоватыми щеками и красным носом, такой сладкий, что ему так и хочется его потрепать за все места. Но только тот не позволит, это точно. — Он молоденький, ему всего двадцать два, — задумывается Чимин. Из-за его нервов, трубочка от коктейля в его руках бродит ходуном по прозрачным стенкам. Он закусывает до боли свои губы, надеясь хотя бы немного придать себе и своему голосу чуть-чуть уверенности. Почему-то мысли в его голове похожи на клубок хаотичных мыслей и непонятно, какие из них верные. — Хотя, я не видел его паспорт, поэтому, может быть, ему и меньше. — О, с каких пор тебя привлекают дети?! Чимину остаётся только смеяться, прикрыв рот ладошкой. Его друг — удивительное создание. — У самого-то парень моложе на три года, — закатывает глаза младший. Но вместо ответа слышит лишь недовольное фырканье, в котором гораздо больше слов. Но Чимин просто улыбается и подмигивает Джину, как бы намекая, что сегодня правда не на его стороне. А дальше все как в тумане. Мелодичный голос Джина слышится на минимальном уровне, будто напрочь заложило уши и его присутствие остается лишь в корке подсознания. Потому что все внимание устремляется на совсем другое. Тут мир превращается в дикую пустыню, где вдалеке виднеется мираж пышного водоёма и хотя бы какая-то жизнь. Только вот на деле это всего лишь недавний знакомый: красивый, с упрямым характером и сильной аурой, даже если тот не намерен ее излучать. Потому что та сама подобно клубу густого дыма развевается на ветру, где южный бриз разносит загадочный шлейф по всему побережью. Тот пробрался в самый центр, расталкивая чересчур пьяных парней и девушек. Сам он, видимо, не сильно в ударе, раз игнорирует чужие руки на своём теле и пытается отдаться лишь громкой музыке. Из динамика доносится звонкая «sex» группы the 1975, если честно, самая любимая, даже сквозь года. Чимину тоже она нравится, и он знает практически каждую строчку из этой композиции, каждую мелодию и вибрацию. Знает все, о чем знать нельзя. Как бы не хотелось это признавать, но мальчишка на танцполе слишком ярко сияет. Хотя на нем всего лишь светло-голубые джинсовые шорты с прорезями, откуда виднеются загорелые бёдра, свободная белая футболка с v-образным вырезом и какие-то ультрамодные кеды, но он все равно продолжает выделяться из толпы обычной серой массы. Его движения плавные, полностью отдающиеся музыке; очаровательные глаза лани прикрыты, а розовые губы до безумия влажные, сверкающие в неоновом свете ламп. И кажется, он где-то совсем далеко от реальности, где-то, где он может почувствовать себя полностью свободным и живым, где любые рамки разрушены и остается лишь поддаться пучине умиротворенной жизни, растворяясь в зыбком золотистом песке. И Чимин его понимает. Понимает настолько, что оставляет пустой стакан от «секс на пляже» на столике, покидает Джина и направляется силам магнетизма, что тянут его в центр танцпола, где самые яркие краски и самый красивый юноша с румяными щеками и несколькими градусами алкоголя в крови. Не заботясь ни о чем, он минует надоедливых ценителей недорогой выпивки, пьяных девушек и помутневший взгляд одиноких парней. Ему бы побыстрее добраться до своей цели, побыстрее бы окольцевать чужую шею своими руками и уткнуться изголодавшимися губами в чужие, требующие внимание. И он готов дать тому все, что угодно, лишь бы вновь почувствовать жар его юношеского тела, его сильную хватку и увидеть эти незабываемые глубокие глаза, похожие на темную ночь с россыпью ярких звезд. Ему хочется отдаться ему безотказно, хочется подставить свои ладони и собрать каждую звезду, упавшую из его чернеющих глаз. Будто это поможет быть ему ближе, поможет разделить чувства на двоих и стать одним целым, с общим будущим и бесконечными планами. Хочется так много, что где-то в горле чувствуется солоноватый привкус и слезы, так и норовившие вырваться из его уставших глаз. Его моральное состояние шаткое, с вечными дырами и изъянами, и он искренне не знает, когда сможет ощутить себя вновь здоровым. Уже больше не верит. Но красивому мальчишке хочется подчиниться. И он это делает, когда подходит сзади к божественной фигуре, окольцовывает крепкую талию и утыкается лбом в колючий загривок, оставляя там совсем-совсем нежный и чересчур трепетный поцелуй. Он может показаться глупым и просто частью интимного момента, но именно для него это значит очень много. И тому не нужно много времени, чтобы догадаться, кто это сзади так жадно его прижимает к себе, так, что больше никогда не планирует отпускать. Но разве такое возможно? Разве что-то обещали? Нет. Но Чонгук все равно поддается горячим губам и сильной хватке на своей талии, на которой после будут красоваться яркие полосы собственничества и желания присвоить себе. Даже если это нереально и невозможно. Но пока что можно все. Поэтому он тянется ближе, чтобы ощущать невыносимый жар чиминового тела и мягкие плюшевые губы, целующие с грубой интенсивностью. — Обожаю эту песню, — лизнув мочку чонгукового уха, привлекает внимание Чимин. — Я тоже, — выдыхает в самые привлекательные губы Чонгук. Дерьмо, как он успел по ним соскучиться! Он блаженно прикрывает глаза, двигаясь в такт музыке и просто растворяясь в умелых руках и горячем дыхании, опаляющем его чувствительную кожу. — Но это ремикс. Чимин знает. Но ничего не отвечает. Для него сейчас бы чувствовать рядом младшего, видеть его самое красивое лицо и вдыхать поглубже в свои легкие терпкий запах алкоголя, напоминающий какой-то коктейль с интенсивным ароматом кокоса. Странно, что такой впечатляющий юноша предпочитает сладенькие вкусы, вместо мужественного острого запаха. И он впечатлен, да настолько, что его губы плавно движутся по крепкой шее, оставляя влажные заводные поцелуи и небольшое темное пятно где-то у самого основания насупившейся яремной вены. Его обезумевшие пальчики движутся вниз по крепкой спине, где мышцы горят от каждого его движения, к самому сладкому месту, обтянутому тканью джинсовых шорт. Кажется, он стал напрочь зависимым. Им. В клубе становится как-то совсем жарко. Не помогает даже огромный кондиционер, работающий на полную мощность. Потому что Чонгука дико трясет, его дыхание становится совсем сбивчивым, выдавая себя и свое внутреннее смятение, непонятно от чего. Черные глаза лани крепко зажмуриваются, не в силах выдержать эти невообразимые ощущения, ласковые касания на своем теле и горячее дыхание, опаляющее его шею. Все истинное естество с бешеной скоростью льется наружу, показывая все свои уязвимые, слабые и мягкие стороны. Потому что Чимина хочется до боли в штанах, хочется его близко, хочется его глубоко и совсем рядом. Хочет целовать его кожу, хочет чувствовать его юркий язык, стойко вылизывающий его открытый рот. Хочет испытывать это все. С Чимином. Только с ним. Даже если это всего лишь мимолетно. Но сейчас, когда любимая песня ласкает слух и мелодия льется где-то в кровотоке, идущем к самому сердцу, он хочет потеряться в этом очаровательном невысоком мальчишке, держащем его так крепко и так по-своему. И просто сдается, начиная двигаться навстречу стройным мускулистым бедрам в такт полюбившейся музыке, сразу же ощущая чужую выпуклость, так интимно задевающую его ногу. Это сводит его с ума, это заставляет его опрокинуть голову назад и предоставить еще больший доступ к своей шее, лишь бы чиминовы губы целовали его снова и снова. Кажется, тот уже забрался глубоко под кожу, засел там настолько крепко, что он уже не сможет жить, если этот парень, подобно сильнодействующему наркотику, исчезнет из его жизни навсегда. Потому что тот зависимость, тот яд, убивающий его с каждым тяжелым вздохом и едва слышимым выдохом. Тот где-то внутри, там, где нет света, нет тепла, нет ничего, только густой туман и заледеневшее море, откуда нет выхода и нет жизни. Они сходят с ума. Потому что Чимина больше не волнует шокированный взгляд Джина, что до сих пор не может поверить во все происходящее. У того глаза похожи на вылетевшие орбиты и пухлые губы сложились в кругловатую «о», потому что все, что он видит, никак не укладывается у него в голове. Но все это он будет объяснять ему позже. А сейчас на его лице красуется лишь почему-то самодовольная улыбка, пока он в очередной раз кусает чонгукову нижнюю губу, захватывая ее в плен своего влажного рта, и вызывает у того хриплый, но такой сладкий стон и резкое движение крепкими бедрами. Господи, ему хочется громко смеяться и целовать этого мальчишку с новой силой, потому что нельзя быть таким очаровательным, милым и до невозможности горячим одновременно. — Может, нам стоит уйти? — нетерпеливо спрашивает младший, пока спускается дорожкой поцелуев по солоноватой коже брюнета. Его влажные губы касаются четко очерченной линии скул, впалых щек и маленького носа. Он сам не замечает, как спускается к рельефному кадыку и тонкой бархатистой коже шеи, такой чистой и девственной, что у него слюни текут от этого творения природы. Потому что хочется трогать тут и там, хочется присвоить себе, хочется забыть о людях вокруг и продолжить целовать острые ключицы с заманчивой родинкой посередине и спускаться к линии крепкой груди, пусть и не такой мускулистой, как у него. Но ему все равно это нравится, его сердце трепещет лишь от одной мысли, чем они займутся чуть-чуть позже. Только они вдвоем. И больше никого. Да, его член нетерпеливо дернулся где-то под шортами. — Мхм, — скулит Чимин, когда Чонгук отрывается от его кожи. Ему не нравится чувствовать холод, вмиг окутавший его тело после ухода измученного юноши с глазами лани. Подняв немного голову, он замечает чужой изголодавшийся взгляд, потрескавшиеся истерзанные губы, похожие на спелые вишни, и легкий румянец, окрасивший загорелую кожу. И тот выглядит так очаровательно в свете неоновых ламп, что его сердце умоляет согласиться на любую просьбу, лишь бы вновь оказаться чуть ближе с мальчишкой и ощутить на своих губах вкус кокоса и горячий язык, пробирающийся внутрь его одинокого рта. — Куда же? Нужно ли говорить о том, как Чонгук тает, когда чувствует на своем лице чиминовы пальцы, с такой лаской и нежностью поглаживающие его скулы? Наверно, все-таки не стоит. — Где нас никто не найдет. И ему нравится, как горят озорным блеском красивые шоколадные глаза Чимина и его ласковая улыбка. Сцепившись за руки, они бегут к бару, заказывая бутылку какого-то полусладкого белого вина. Бармен-итальянец странно на них смотрит, изучая лицо лицо то одного, то другого, но в итоге достает из ящика алкоголь и вручает Чонгуку, что оплачивает его своей картой. Чимин хочет возразить, попросить заплатить пополам, но тот остается непреклонным и, схватив его снова за руку, переплетает их пальцы и ведет прочь из клуба, оставляя позади танцующих пьяных зевак и Джина, что заинтересованно следит за удаляющейся фигурой своего лучшего друга. Но довольную улыбку у него скрыть никак не получается, потому что действительно рад, если у младшего получится немного отвлечься и просто, черт возьми, расслабиться в компании молодого и чересчур красивого кавалера. Но взволнованное сердце все равно не выходит успокоить, потому что то почему-то продолжает неугомонно пробивать его грудную клетку, будто бы сообщая о чем-то, что обязательно должно произойти. Но он просто старается об этом не думать и просто с любованием наблюдать, с каким рвением Чимин сжимает чужую ладонь. На фоне играет «somebody else» их любимой группы, пока они, не отпуская друг друга, бегут вдоль узких улиц с яркими вывесками баров и круглосуточных магазинов. Эти места совсем отличаются от их громоздкого отеля с шикарными лоджиями, зданиями и террасами. Тут все иначе. Парни и девушки, откинувшись на кирпичную стену, курят сигареты и попивают мартини прямиком из бутылки; пожилой мужчина в больших очках в толстой оправе выгуливает длинноногого пса неизвестно какой породы, а молоденькие девчушки танцуют под громкий бит музыки мимо проезжающих машин. А Чимин и Чонгук, минуя прохожих, мчатся дальше. — Еще долго идти? — запыхавшись, спрашивает Чимин. Он аккуратно тянет младшего за руку, желая привлечь к себе внимание, а тот, повернувшись, просто улыбается, целуя костяшки чиминовой ладони. А он не может не краснеть! — Совсем чуть-чуть. Больше он ничего не спрашивает, продолжая следовать за уверенным юношей. Еще немного они бродят по незнакомым симпатичным улицам с огромными охапками цветов на балконах, обходят табличку с надписью «дикий пляж» и идут прямиком туда, где открывается бескрайний простор. Здесь все иначе, чем на их пляже. Нет любопытных взглядов и людей, нет уличных фонарей и миллионов ароматических свечей. Всего лишь лазурный берег, золотистый песок и бескрайнее синее море, в котором так завораживающе отражается свет полного месяца. Да, видимо, сегодня полнолуние. И звезды. Много-много звезд. Самый прекрасный вид. Самое прекрасное место. Самый прекрасный парень рядом с ним идет рука об руку. И разве он может еще о чем-то просить? Все таки нет. Потому что у него уже все есть. Наконец, они на месте. Обувь уже давно снята, чтобы поближе чувствовать золотистый песок под ногами, ласкающий их белоснежные пятки, и та треплется где-то в ладонях, как ненужный груз. Поэтому добравшись до берега, они кидают в разные стороны свои кроссовки, надеясь, побыстрее позабыть об их существовании и просто погрузиться в окружающую таинственную атмосферу и друг в друга, где лишь влюбленные глаза и восхищенные улыбки. Но когда больше ничего не мешает, Чимин не знает, чем себя занять. Но Чонгук вновь решает все за них. Он ставит бутылку вина в песок, а сам, под пристальным взглядом брюнета, начинает снимать свою ненужную белоснежную футболку, отбрасывая ее куда-то то ли влево, то ли в право, открывая взору лишь идеально вылепленное тело с рельефами мышц и темных ореолов жестких сосков. С ехидной улыбкой он наблюдает, как обескураженный Чимин внимательно следит за каждым его движением, жадно впитывая в свою память каждый изгиб и каждую родинку, обрамляющую его золотистую кожу. Но только бы тот знал, как он сам сходит с ума, когда всматривается в эти миндалевидные глаза и пухлые губы, которые до бесконечности хочется целовать, кусать и зализывать своим голодным языком. Ему хочет так много, только вот лишняя одежда на тонком теле мешает абсолютно всем его планам. — А ты не планируешь раздеваться? — изгибает бровь Чонгук, пока внимательно следит за алым румянцем на чужих щеках и смущенной улыбкой (которая скоро сменится беспечным наслаждением!). Тот ничего не отвечает, всего лишь закатывает глаза и под темным взглядом в чужих глазах начинает аккуратно расстегивать голубую шифоновую рубашку, боясь испортить любимую вещь. Когда последняя пуговица миновала свою петлю, он укладывает ее на золотистый песок, дабы ее после (не)случайно не задеть. А в это время Чонгук исходится слюной, наблюдая, как чужое стройное тело сверкает в свете одинокой луны. Потому что тот невероятно красив, и ему ужасно не хочется, чтобы кто-то еще, кроме него, прикасался к этому божеству. Заметив пристальный на себе взгляд, Чимин толкает в плечо самодовольного младшего и просто садится на прохладный песок, мысленно умирая от того, как же хорошо его чувствовать под своей кожей. Наверно, Чонгук замечает его внутреннее умиротворение, искренне улыбаясь тому, насколько же тот выглядит милым и немного забавным. Не теряя больше времени, он следует примеру старшего, сам плюхается рядом с ним и тянется к бутылке игристого вина, уже сразу ощущая на кончике языка сладковатый вкус винограда. И вот они уже, не замечая ничего вокруг, спокойно попивают из горлышка друг за другом вкусное винишко, используя вместо закусок свои губы, двигающиеся в каком-то чересчур медленном и затяжном ритме. Сквозь смачные поцелуи сверкают их счастливые улыбки, а на берегу разносится очередной чиминов смех, когда невыносимый Чонгук лезет своим огромным языком в его рот, не желая отрываться от него ни на секунду! — Чонгуки, у меня скоро губы отвалятся! — дуется Чимин, когда младший в очередной раз лезет с поцелуем. Тот чувствует сейчас себя более раскованно, когда алкоголь понемногу ударяет в голову, мешая все его глупые мысли, которые выливаются в лишь цепкие руки, тянущиеся к румяному брюнету. Его широкие ладони покоятся уже на чужом бедре, водя по нежной коже вверх и вниз, куда-то под самые шорты, вызывая табун мурашек и звонкий смех мальчишки. Как же ему чертовски нравится этот звук. — Они мне просто очень нравятся, — пожимает плечами Чонгук, вновь крадя у насупившегося мальчишки очередной сладкий поцелуй, напрочь дурманящий голову и сводящий с ума. Наверно, им движет что-то совсем неземное, потому что он напрочь теряется в чужих миндалевидных глазах. Подушечки его длинных пальцев ласкают мягкую кожу чиминовых скул и его подбородок, гладят его румяные щеки и, наконец, поджарые и чересчур раскрасневшиеся воздушные губы. Черт, и просто не удается скрыть улыбку, когда он замечает мутную дымку в чужих глазах и бесконечное желание. Уверен, у самого все тоже самое. Потому что эти чувства сильнее. — Могу я...— неуверенно бормочет младший, нервно теребя кожаный ремень его шорт, — могу я быть сегодня снизу? Большие глаза Чимина не упрощают ситуацию. Он все правильно понял? Точно? — Ты действительно этого хочешь? — осторожно интересуется старший, внимательно вглядываясь в чужие испуганные глаза. — Если тебе неудобно, я могу быть внизу, я не против, — дарит в ответ ободряющую улыбку, когда замечает благодарный взгляд. — Я готовил себя, — смущенно улыбается Чонгук, неуверенно почесывая свой затылок. — Просто я так давно не был там, но я хочу это сделать…с тобой. — Хорошо, — чмокает сжатые губы Чимин, — тогда мы сделаем это, если ты позволишь. И обратного пути уже нет. Умиротворенное море шелестит где-то у подножия берега, а яркие звезды украшают черное полотно незамысловатыми узорами. Песок скрывается где-то под озорными волнами дикого моря, оставляя после себя лишь россыпь фарфоровых ракушек. Здесь только тишина с отголосками полюбившейся мелодии, полусладкое вино и два влюбленных парня, целующихся в свете полной луны. Чимин осторожно укладывает Чонгука на прохладный песок, с любопытством наблюдая, как черные как смоль волосы разбросаны по золотистому берегу, а черные бездны полны стольким теплом и любовью, что он просто чувствует как тонет и пропадает в этой пучине неизвестных эмоций, необузданных чувств и в улыбке человека, озаряющей его давно позабытое сердце. Он знал с самого начала, что безвозвратно потерялся в глазах лани. Но даже сейчас, когда его руки свободно ласкают чужую тяжело вздымающуюся грудь, он до сих пор не может поверить, что держит жар-птицу в своих руках. Это кажется таким невероятным, что на его глазах наворачиваются слезы, а его сердце падает к ногам того, кто смотрит с такой нежностью и доверием. Должны ли они были влюбиться? Кажется, он не сможет его отпустить. Игристое вино давно позабыто, а брюнет плавно устраивается между раздвинутых крепких ног, ожидающих его в приглашающем жесте. Его руки добираются до кромки чужих шорт, расстегивая ремень и надоедливый замок, и спускают их ниже, где открывается взору тяжелый член с алой головкой, готовый к бою. И от одной мысли, что Чонгук был там без белья, его пальчики на ногах поджимаются похлеще, чем после высококлассного оргазма. Потому что этот парень просто нереальный. — Неужели это было для меня? — ухмыляется Чимин, проводя кончиками пальцев по маленькой тату. Господи, он хочет теперь себе такую же! И можно он расцелует краснеющее личико младшего? — Скажем так, я думал о тебе, когда передумал надевать белье, — подыгрывает Чонгук задорному тону брюнета. — Хорошо. Больше ничего и не нужно. Небольшие ладони накрывают колом стоящий член, двигая в медленном ритме вверх-вниз и любуясь его непревзойденной красоте. Тот выглядит таким строгим и тяжелым, пока покоится на чонгуковом стальном прессе, что Чимин мысленно завидует его превосходству. Он не может особо похвастаться размером или толщиной, но он знает, что его член тоже умеет творить некоторые умелые вещи. Его небольшие пальчики ласкают мягкие яички, обтянутые прочной кожей, но такой мягкой, что ему безумно хочется их облизать. Но не сейчас. Поэтому, приподнимаясь с колен, брюнет снимает с себя шорты вместе с нижним бельем, бросая их к своей же рубашке, и вновь возвращается к поджарым ногам младшего. Он гладит их своими ладонями, очерчивая каждый мускул и восхищаясь его великолепной эстетикой. Его тело явно вылеплено скульпторами! Вместе с тем кончики его пальцев рисуют узоры на внутренней стороне бедер, посылая по телу младшего заряд электрического тока и немного мурашек, разукрашивающих его расслабленное тело. На пробу, он спускается совсем низко, касаясь языком напряженных тазовых костей, небольшой тату и загорелых бедер, так и манящих к ним прикоснуться. Какая же у него сладкая кожа. Какой же весь вкусный младший под его руками, такой до безобразия отзывчивый и податливый, когда расставляет пошире свои идеальные ноги с изобилием мышц и демонстрирует свою одинокую розовую дырочку, жаждущую внимания. О, эти прекрасные звуки, исходящие из его красивого рта. Если честно, Чонгук не в силах сдерживать в себе все накопленные эмоции, невыносимую жажду тяжелого тела и умелый язык, способный заводить его похлеще простых движений руками. Поэтому, сдаваясь, он просто стонет во все горло и ненасытно хнычет, чтобы только показать, как ему хорошо. Его тело, подобно гусенице, извивается на золотистом песке из-за недостатка внимания, невыносимо ноет и просто умоляет подарить ему больше, жадно целовать и ласкать его кожу дольше, потому что невыносимо не чувствовать на себе теплых ладоней и мягкий губ, похожих на зефир. А Чимин ему дает все. Настолько много, что у младшего взрываются перед глазами звезды и, кажется, ломаются кости в умопомрачительном экстазе. Потому что Чимин действует умело, проталкивая свой аккуратный член в его раскрытую дырочку, так сильно ожидающую своего спасителя. Его движения сначала неуверенные, будто он боится сделать больно, боится навредить, хотя Чонгук уверен на сто процентов, что тот этого не сделает. Отыскивая в ворохе кристаллического песка чужую ладонь, он крепко переплетает их пальцы, словно, без нее у него не получится пережить этот долгожданный секс. Он не скрывает, что дрочил себе утром в душе, представляя, как этот красивый мальчик будет драть его задницу, кончит глубоко внутри него и просто заставит кричать во все горло его имя, а после долго-долго целоваться, как сладкий десерт после долгой пробежки. Не секрет, что он обильно пришел себе в руку, тяжело дыша и утыкаясь головой в ледяной кафель, надеясь, что это позволит ему вернуться в реальность. Только сейчас он здесь, под серебристой луной и парнем, постепенно входящим в его тугое нутро. Да, он позволил себе поиграть немного пальцами, представляя, что это делает не он, а Чимин. И это было самое лучшее, что с ним случилось за последнее время. А теперь он чувствует, как чиминов член с каждой секундой оказывается все глубже и глубже, как его эластичные стенки обволакивают чужеродную плоть как вторая кожа, и он уверен, что старшему нравится это чувство. Потому что тот тяжело дышит, уткнувшись куда-то в его шею, пока бормочет ласково свое «как же туго» и в тоже время «я хочу остаться так навсегда». А Чонгук просто улыбается куда-то в темную макушку, вдыхая поглубже аромат соленого моря и лунной ночи. Его не нужно спрашивать, нормально все или стоит подождать, потому что его бедра живут своей жизнью, когда сильнее насаживаются на чужой пенис, ощущая всем своим естеством горячий кончик и свою простату, ноющую от недостатка внимания. И его искренне удивляет, как этот несносный мальчишка сразу смог найти самое заветное место и так профессионально вбиваться в него со свей силы, какая только есть в его скромном теле. Но ему оно чертовски нравится. Нравится до зуда в собственном теле и дрожи, располосовавшей каждую клеточку его изможденного тела. Наверно именно поэтому его руки блуждают по подтянутой фигуре, то удерживаясь на тонкой талии, то спускаясь к подкаченным ягодицам, сжимающимся от каждого невероятно сильного толчка. Ему нужно чувствовать старшего везде, сократить это ужасное расстояние до миллиметров, чтобы только еще ближе и еще глубже, чтобы чужой член напрочь изуродовал его внутренности и порадовал накалившееся наслаждение. Их обнаженные тела, похожи на два кусочка головоломки, сливаясь в диком танце страсти. Они движутся в едином темпе, даря друг другу сладкие стоны и неустанные хныканья, ласкающие фибры души, и легкое рычание от слишком интенсивной стимуляции. Но никто из них не хочется останавливаться. Потому что влажная кожа, напоминающая по вкусу воды таинственного моря, жаркие шлепки их обезумевших тел и опьяняющие поцелуи сводят их с ума, заставляя теряться в их маленьком мире, пропитанном лишь ими двумя. Ненасытные губы находят друг друга вновь, сливаясь в единое целое, такое прочное, будто бы стальное, и заставляя каждого жалобно скулить, когда очередного головокружительного поцелуя снова недостаточно. Совершенно всего мало. Нужно еще, еще и еще. Только силы иссякают с каждым новым диким криком и шлепком. Потому что Чимин на последнем дыхании толкает свой член в тугую дырочку, напрочь забывая обо всем и понимая, что еще немного и его дружок взорвется именно там, где чересчур узко и неимоверно жарко. Там, где его ждут с распростертыми объятиями. И он готов туда прийти, как самый желанный гость. Но если бы он только знал, как только сильно этого хочет Чонгук. Его истощенное и умирающее в эйфории тело не хочет ничего, кроме как почувствовать всю мощь чиминового оргазма. Ему не так важно кончить самому, хотя его член, напрочь зажатый между их жаркими телами, разукрашивает их подтянутые животы своей белой краской и оставляет следы своей несдержанности. Он еще никогда так не протекал и не был таким влажным! А с Чимином все по-другому. Словно тот знает его тело как свои пять пальцев и понимает, куда нужно нажать, надавить и приласкать, чтобы заставить его мурлыкать от удовольствия и выпускать из своего развратного рта бесстыдные стоны и это «хочу еще», кое-сорвалось с его губ миллионы раз. И каждый раз оно было сцеловано невероятными мягкими губами, такими упоительными и опьяняющими. Дерьмо, это снова заводит! — Я сейчас кончу, — предупреждает Чимин, когда ощущает накрывающий его оргазм. Он действительно чувствует себя окончательно уставшим, словно еще чуть-чуть и его тело упадет в безмятежный сон, накрывающий его собой как теплое пуховое одеяло. Потому что в голове пульсирует жуткий пульс, уши заложило от очередного напряжения, и больше нет сил выбивать всю душу из чонгукового тела. Но он все выдержит. Чтобы сделать это вместе. — Я сделаю это вместе с тобой, — улыбается Чонгук, запуская свои длинные пальцы в чернявые шелковистые локоны старшего. Он замечает на красивом лице легкие испарины, трепещущие чернявые ресницы, невероятно длинные, словно тот поливает их ускорителем роста, прикрытые в блаженстве очаровательные шоколадные глаза и искусанные алые губы, им самим же. Тот настолько невероятен, что он просто задыхается от его красоты, его легкости и непонятному его шарма. Потому что он удивительный, даже если он не имеет права на него претендовать. И приходят. Вместе. Как по щелчку пальца. Обильно изливаясь «в» друг друга и «на». Самый лучший секс и самый лучший оргазм, накрывший полностью с головой. И Чонгук позволяет себе расслабиться, сразу же чувствуя, как по его раскрасневшемуся лицу льется поток жгучих слез. Это было невероятно. И хочется повторить еще. Только нет сил. Ни у кого. Некоторое время они просто вот так продолжают лежать. Чимин полностью навалился на мускулистое тело младшего, тесно прижимаясь к его груди и слушая его успокаивающееся бешеное сердцебиение. Что самое забавное, но Чонгук не позволил ему из него выйти. И это чувство, что еще немного и его сперма засохнет внутри младшего вместе с его членом, не совсем его радует. Но говорить ничего против он не собирается. Лишь сильнее прижимается к горячему телу, расслабляясь в умелых руках, когда те ласково поглаживают его спину и массируют ягодицы. Ему нравится совершенно все, что делает этот мальчишка. Поэтому, наверно, тот не будет против, если он оставит несколько ярких засосов на его привлекательной загорелой груди. — Мне было хорошо, — признается Чонгук после нескольких минут их тишины. Его пальцы массируют голову старшего и он каждый раз издает очаровательное хихиканье, слыша, как тот довольно мычит, требуя так поласкать его еще. — Мне тоже, — Чимин оставляет сладкий чмок на чонгуковых сочных губах. Немного приподнимаясь, он всматривается в глубокие черные бездны, и хочет кое-что спросить, что-то, что тревожит его одинокое сердце. Но боится. Только, есть ли у него на это время? — Могу я тебя о чем-то спросить? — Конечно, — не задумываясь, отвечает Чонгук, слишком погруженный в красоту Чимина. Набравшись немного смелости, он все таки спрашивает. — Могли бы мы встречаться после того, как закончится наш отдых? В ответ лишь слышится молчание. Скользкое и слишком липкое, тяжело оседающее на его коже. Словно это бремя, которое он просто не способен понести. А так хочется. И брюнет искренне жалеет, что об этом спросил. Но разве он мог продолжать жить, как ни в чем ни бывало, когда его сердце требовало именно этого человека? — Ты хочешь невозможного, — невесело усмехается Чонгук, убирая руки с чиминовой головы. Он отворачивается в другую сторону, не желая смотреть на пытливый взгляд старшего, и всматривается куда-то в водную синь с отблеском сияющих звезд. Это красиво. — Почему же? — искренне не понимает старший. — Потому что это всего лишь называется «курортный роман», — твердо заключает Чонгук. — Здесь нет ни начала, ни конца. — А что мешает этому переродиться в роман? — хмурится брюнет, внутренне ощущая, как сжимается его сердце. Кажется, что оно ухнуло куда-то вниз, разбившись на мириады беспечных осколков. Он не хочет, чтобы все было так. Потому что-то он уже утонул по самое «не хочу», и вряд ли у него получится выйти отсюда безболезненно. Почему все так? — Мне это просто не нужно. И сказать почему-то сразу нечего. Нужно было понять это сразу. А не сейчас, когда под кожей ощущаются лишь мягкие поцелуи, от которых потеряли голову, необузданная страсть и юноша, что никогда не сможет стать его. Поэтому, игнорируя резкую головную боль и разбитое сердце, Чимин немедленно встает с младшего, шипя от того, как его член не хотел выходить из тугого нутра. Он подбирает с песка свое белье, наспех натягивает шорты и накидывает рубашку, закрывая свои оголенные плечи. Теперь ему тут неловко. И этот глупый ком, подступающий к горлу, будто еще немного и он расплачется именно здесь, перед красивым мальчиком без нужды в отношениях, совсем неуместен. Потому что не сейчас. А после, когда закроются двери в его комнате. Да, это он виноват, что вообразил себе слишком много. Никто ему ничего не обещал, никто не уверял, что достанет ему звезду с неба и упадет к его ногам. Просто тупое одиночество сделало его таким: наивным, глупым и чересчур эмоциональным. Именно с этим человеком захотелось чего-то больше, именно с ним воцарились мечты о счастливом будущем и бесконечной любви. Какой же он дурак. Повелся на флирт и красивые слова. Его бабушка явно была бы им разочарована, если бы узнала, во что он ввязался. — Прости, что вообразил слишком много, — отмахивается Чимин, стараясь не смотреть в полюбившиеся глаза лани. Влюбленный дурак. — Такое бывает, — пожимает плечами младший, пока надевает на себя шорты. Все больше, чем неловко. Невыносимо смотреть на то, каким сразу маленьким стал старший, сгорбившись то ли от холода, то ли от неуместных слов, вылетевших из его рта. — Тебе совершенно не за что извиняться. Брюнет лишь грустно качает головой, совсем не замечая чужих поджатых губ. — Просто я действительно успел к тебе привязаться и почему-то подумал, что ты можешь испытывать ко мне что-то такое же. Да, ты ничего мне не должен, но сердце почему-то выбрало именно тебя. Я не хотел доставлять тебе неудобства и портить отдых… — Чимин, подожди, ты ничего не портил. Мне было хорошо с тобой, но просто это не то, что мне нужно, — искренне признается Чонгук, не желая видеть, как очаровательные шоколадные глаза потеряли весь свой озорной блеск, а улыбка и вовсе превратилась в какую-то гримасу. Все не должно было быть так. Они должны были разойтись красиво. Без лишних слез, без истерик, без привязанности. Лишь яркие улыбки и благодарность за отлично проведенный отдых. Но что-то пошло не так. Как всегда. — Не нужно, — перебивает брюнет, качая головой. — Думаю, мой друг уже меня потерял, и мне стоит пойти в корпус. Спасибо, за проведенное вместе время, и просто за все. Я на самом деле почувствовал себя лучше. — Чимин… Ему не нужно слышать слова жалости. Он и так в них погряз. Хватит. — Надеюсь, когда-то ты встретишь того, кто действительно будет тебе дорог, и поменяешь свое решение, — напоследок Чимин дарит расстроенному юноше ободряющую улыбку и, прихватив с собой свои кроссовки, уходит прочь, надеясь, что долгожданные слезы польются чуть позже, когда он скроется из его виду. И те льются как по расписанию. До номера он доходит примерно через час. Одинокая прогулка по безлюдному пляжу пошла немного на пользу. Легче, конечно, не стало, но зато не так много слез будет выплакано в широкое плечо Джина. Он устроился удобно где-то на самом берегу, где прохладная вода ласкала его ступни, словно обволакивала его своим теплом и уютом, показывая, что он не одинок и кому-то он все-таки нужен. Но этого было мало. Лишь неоновый свет луны освещал ему дорогу, лишь благодаря ему он почувствовал, что кто-то свыше до сих пор продолжает его оберегать. И Чимин искренне рад, если у его родителей там все хорошо. Только вот после этого стало еще более грустно. Наверно, уже пора возвращаться домой, где его ожидает Лола и любимая работа с невыносимым начальником. Хорошего понемногу, а курортный роман, видимо, совсем не для него. Слишком глупый и ненадежный для таких чувств. Потому что привык окунаться в омут с головой, привык впитывать человека под самую кожу и никогда не отпускать, если он сам не захочет уйти. Нужно в себе что-то менять. Иначе прекрасные глаза лани так и будут его преследовать до конца своих дней. Жаль, что ничего не сложилось. Но, видимо, судьба решила именно так, и он не должен проклинать свою жизнь за то, что она с ним немного сурова. Но он все переживет, даже если кажется, что разбитое сердце вновь не сможет нормально биться и любить. Он справится, пусть даже и не сразу. Когда Чимин возвращается, Джин еще не спит. На фоне играет какая-то расслабляющая классическая музыка, а сам он улегся на кровати с увлажняющей маской на лице и читает какую-то книгу по саморазвитию. Удивительный человек. А еще пару дней назад он зачитывался популярной мангой. Стараясь не шуметь, он тихо проходит к своей постели и, даже не раздевшись, погружается в нее, дабы скрыться от всего мира. Только лучший друг его все равно замечает. Он с громким звуком закрывает недочитанную книгу, укладывая ее на тумбу, и спешит к его кровати, сразу плюхаясь рядом с ним. Чимин немного отодвигается, позволяя Джину занять половину его подушки и втянуть себя в такие нужные сейчас объятия. — Что-то случилось? — аккуратно спрашивает старший, пропуская сквозь пальцы его спутавшиеся волосы. Это расслабляет, но больше не заставляет чувствовать себя лучше. Ему хочется рассказать обо всем, только сил почему-то совсем нет. Он просто в очередной раз устал и уже даже не знает, сможет ли когда-то выйти из этого состояния. Пора домой. — Просто я в очередной раз проиграл, — хлюпает носом Чимин, больше не в силах сдерживать накатившие эмоции. — О чем ты? — хмурится Джин. Ему не нравится видеть своего друга в таком состоянии. Кажется, его собственное сердце разрывается на части от болезненного вида младшего. — Влюбился в человека, которому не сдались отношения. — О, Чимини, — целуя младшего в чернявую макушку, воркует старший. Он прижимает содрогающееся тело друга еще ближе, желая подарить ему всю свою любовь, тепло и заботу, лишь бы ему стало немного легче. Ему искренне жаль. — Это тот симпатичный парень, с которым ты ушел? Чимин просто кивает, не в силах ответить что-либо еще. А Джину больше и не надо. — Я подозревал, что этим все закончится, — признается он. — Но, знаешь, не стоит так из-за этого убиваться. Ты обязательно встретишь того, кто по-настоящему захочет быть с тобой. Эти курортные романы никогда не приводят ни к чему хорошему. Но зато тебе удалось физически снять напряжение. Наконец-то удалось услышать этот сладкий мелодичный смех. — Заткнись, — смеется Чимин, толкая старшего локтем куда-то в живот. Какой вздор! — Я знаю, просто сейчас я чувствую себя не очень. — Все будет хорошо, — и эта улыбка старшего заставляет его трепетать. Как же он только его любит! — Итак, какие планы на завтра? — Я хочу забраться на скалу Ла Рока, которую мы видели в день нашего приезда, — признается младший, поворачиваясь лицом к лучшему другу. Он чувствует, что ему это очень нужно, чтобы отпустить себя и свои проблемы, навалившиеся на его хрупкие плечи. Иначе он просто не сможет двигаться дальше. Никогда. — О, звучит отлично. Только я подожду тебя внизу. А вот это плохой поворот событий! — Ну Джинни! — дуется Чимин. — Да я умру, если заберусь хотя бы на один метр! — возмущенно кричит старший, но расслабляется, когда брюнет утыкается в его грудь и умиротворенно вдыхает аромат стирального порошка с морозной свежестью. Как сильно ему этого не хватало. — Ты справишься, Джинни. Они справятся. Так они и оказываются тут, где песчаные скалы и толпы людей, желающих забраться в самую ввысь. Все, кроме Джина, позеленевшего и трясущегося, словно осиновый лист. Этот ребенок! Да, здесь невообразимая красота. Они еще даже не начали свой путь, а здесь открывается невообразимый вид на бескрайнее море, знаменитые сицилийские достопримечательности и на весь Чефалу, что находится как на ладони. Как же хочется туда побыстрее взобраться! — Давай, Джинни, у нас все получится, если ты возьмешь себя в руки, — зудит Чимин, пока хватает старшего за его влажную ладонь и ведет прямиком к входу в бесконечные руины и скалы. — Мы должны это сделать! — Меня ждет Тэ-тэ, и я хочу выжить! — скулит Джин, когда они постепенно минуют прежние ворота. — Обещаю, что ты будешь цел и невредим! О, этот гневный взгляд ребенка. Но старший больше не спорит, боясь за свою драгоценную жизнь в руках этого дьяволенка. Ла Рока для Чимина — это не просто скала, а все гораздо глубже. Существует легенда, что прекрасный Дафнис, ослепленный за измену своей возлюбленной Эхенаиде, воззвал к Гермесу, а тот обратил несчастного слепого в скалу. Именно в прекрасную Ла Рока. И Чимин надеется, что его бывший когда-то тоже станет куском камня, только уродливым, а не величественными просторами. Поэтому они обязаны тут побывать. День выдается сумасшедшим. Добраться до самого пика совсем непросто. Сначала приходится преодолеть путь от подножия скалы до бельведера, что позволяет возвыситься на сто пятьдесят метров над уровнем моря. Но здесь все намного проще. Дорога уже давно проложена туристами, тут и там располагаются ступени, а кое-где есть даже лавочки под раскидистыми соснами, позволяющими немного передохнуть от интенсивной ходьбы. Джин благодарен хотя бы за это. И что же, здесь отменная природа. Хвойные леса и суккуленты. Именно с такой высоты открываются потрясающие виды на Чефалу, морские просторы и окрестности города. У Чимина практически закончилась память на фотоаппарате от такого захватывающей картины! Он не был к этому готов. О, здесь видно лагуну бирюзового моря. И он практически плачет! Но дальше все гораздо сложнее. Бесконечная жара, жажда и отсутствие каких-либо троп. Нарывающие мозоли на ступнях и едкий загар, обжигающий кожу. Ноющий Джин и невыносимая усталость. Минуя все трудности, до места они все-таки добираются. Да, открывающуюся панораму не описать словами. Отсюда прекрасно видны разбегающиеся узкие городские улочки и городские достопримечательности, длиннющая пляжная зона и синева моря, успокаивающая глаз. Они присаживаются чуть подальше от людей, выбирая самый душетрепательный вид, достают из рюкзака свой легкий уже практически ужин, да, и немного соджу. Здесь немного бутербродов с листьями рукколы, базилика и бекона, овощной салат и несколько свежих булочек из кондитерской. Как же хорошо покушать за столь долгий день! Поэтому они с огромным рвением поедают бутерброды, запивая все терпким соджу, и смотрят вдаль, любуясь неописуемой красотой. Даже Джин делает тонну фотографий, сразу отправляя Тэхену, который не заставляет себя долго ждать и умоляет старшего после взять его туда с собой. Чимин лишь смеется над их странными отношениями. Но также сильно радуется, что его друг наконец-таки счастлив. И это бескрайнее море пробуждает в нем что-то, что он сам даже не замечает, как по его лицу начинают скатываться горькие, чертовски невыносимые слезы. Здесь настолько спокойно и уютно, все по-другому, что ему просто хочется раствориться в этой незабываемой атмосфере, словно его никогда и не существовало. — Эй, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Джин, поглаживая его по плечу. Он не может спокойно реагировать на слезы младшего. — Да…просто, знаешь, я очень скучаю по родителям, — едва слышно признается Чимин. Эта тема для него до сих пор самая болезненная. И это первый раз, когда они разговаривают об этом. Но он готов. — Я понимаю, — понимающе кивает старший. — Я думал, что за два года мне будет легче, но кажется, что все стало намного хуже. Мне до сих пор больно от того, что я не сказал им, как сильно их люблю, и в последний раз не услышал их голос. Для меня это все до сих пор кажется неправдой. Словно, когда я вернусь обратно в Пусан, они будут ждать меня дома, также ярко улыбаться и крепко обнимать и говорить, как же сильно по мне скучали. А сейчас нет никого, кому я бы мог позвонить и сказать, что мне так тяжело. Их нет, и я больше не могу нести это все в себе. Ему до сих пор больно, так сильно, что порой по ночам он задыхается в приступе паники и надрывно кричит, когда его грудь сдавливает подобно тискам. Бесчисленные истерики, бессонные ночи и одинокие вечера превратили его в пугливого зверя, что прячется в своей небольшой квартирке и боится солнечного света. Он так устал, что порой даже не знает, для чего он продолжает жить. Это сложно, и он даже не понимает, как справлялся со всем этим до сих пор. — Иди сюда. Джину ничего не нужно говорить, чтобы его успокоить. Он просто тянет младшего в свои медвежьи объятия, кутая в себя, словно в теплый вязаный свитер. Он знает, что не найдется ни одного слова, чтобы облегчить его боль, но он будет пытаться помочь ему так, когда их сердца бьются в одном ритме, а объятия становится лишь крепче. — Ты обязательно совсем справишься, малыш, слышишь? — Джин заботливо вытирает его мокрые от слез щеки, целуя поочередно каждую из них, заставляя Чимина смеяться и прекратить позорить его перед людьми. Негодник! — Тебе не нужно их забывать, просто верь, что они превратились в небесные светила и продолжают наблюдать за тобой каждую ночь. Они рядом, просто не так, как тебе хотелось бы. Они никогда не оставят тебя, приятель. Чимин кивает, надеясь, что все так оно и есть. Потому что он действительно без них не может. Ни сейчас и ни завтра. Они так остаются еще некоторое время, обмениваясь теплом друг друга и верой, что обязательно все наладится. В номер они возвращаются уже поздно. На террасе вновь очередная тематическая вечеринка, с улицы доносятся пьяные крики и громкая музыка. Но их сейчас это вообще не волнует. Нужно просто помыться, достать из шкафа свои чемоданы и начать собирать вещи. Рейс домой ведь никто не отменял. Джин в душ идет первый, говоря напрямую, что он старше и ему нужно уступать. Чимин на это лишь закатывает глаза, но лучшего друга вперед пропускает, даже если его собственное тело умоляет принять расслабляющую ванну. Пока тот барахтается в пене, он принимается за багаж, собирая свои вещи. Постепенно, вещь за вещью оказывается в чемодане. Пока его глаза не натыкаются на белый конверт около двери. Черт, как он мог его не заметить? Его красивое лицо сильно хмурится, когда он любопытно поднимает чистый конверт без каких-либо надписей. Но сердце почему-то подсказывает, что его обязательно нужно открыть. И открывает.

«если судьба действительно существует, то мы обязательно встретимся. и я скажу тебе заветное «да». сейчас все не так просто, но уверен, когда-то я тебе расскажу об этом. а пока что, спасибо, что подарил несколько лучших дней в моей жизни. я надеялся, что получится попрощаться лично. но, видимо, не в этот раз. я буду скучать. чон чонгук»

Чимин не знал, что так сильно можно плакать. Он остается так еще некоторое время, сидя по-турецки на кровати и перечитывая раз за разом терзающие израненное сердце строчки. Ему бы радоваться, что тот хочет с ним когда-то встретиться и сказать это заветное «да», которое он так сильно жаждал прошлой ночью. Но, видимо, все так просто не бывает. Но остается только верить и надеяться, что в этот раз судьба будет на его стороне, и они смогут быть вместе. А пока что только ранний рейс, душный Сеул, Лола, ждущая его у порога в его же тапочках, и невыносимый начальник, вновь загрузивший его тонной работы. Но он будет ждать и искать сквозь толпу прохожих полюбившиеся глаза лани и нежную кроличью улыбку. Это все в его сердце, а то не хочет вычеркивать из своей памяти живописный Чефалу и Чон Чонгука, напрочь покорившего его душу. Потому что даже если захочет, не сможет его забыть. Никогда.