Его не ждали, но он приперся

       Всякий раз, когда сюда заходил посетитель, которого еще нужно было отправить обратно целым, невредимым и находящимся в своем уме, здесь горел яркий свет, разгоняющий любые возможные намеки на темноту и дающий помещению несколько сказочный вид. Соответственно, почти никто не знал о том, что когда гостей нет, в этом доме всегда темно, словно в каком-то гробу. Что недалеко от истины, учитывая отсутствие в этом здании любых окон и других отверстий ведущих наружу, а также род проходящей в этом месте деятельности. Стоящее на отшибе каменное имение действительно стало могилой для огромного количества людей и нелюдей, которых сюда возили уже очень давно.        Обычно, сюда привозили совсем немного рабов, пусть и делали это регулярно, но бывали времена, когда количество требуемого товара возрастало, а сам товар должен был иметь определенную специфику. Люди, занимающиеся этим высокооплачиваемым делом, никогда не задавали вопросов, хотя нынешнего их лидера уже долгие годы мучит один единственный вопрос - куда же все эти трупы (а в том, что рабы шли на жертвоприношения, он даже не сомневался) деваются? Не могут же их реально закапывать на заднем дворике, ведь никакого дворика на такие объемы отходов производства попросту не хватит. Впрочем, это была привычная задачка для ума, пока команда работорговцев весьма культурно отдыхала в ближайшей таверне. В чем старый уже рабомант был уверен, так это в том, что задай он такие вопросы, нового поставщика найдут очень быстро, а о старом никто не вспомнит. Может быть, трупы его и людей им нанятых даже выкинут в ту же дыру, куда девают трупы рабов. Раскрытие истины, конечно, очень важное занятие, но не до такой же степени, чтобы всерьез желать раскрыть ее подобным образом.        Куда интереснее было думать о товаре, доставленном в этой партии – оплатили цену не споря, как и всегда, хотя рабомант, будем откровенны, заломил сумму намного выше обычного. Он, вообще-то, старался не наглеть, пусть называемую им цену и всегда принимали. Так, где-то на четверть выше средней рыночной, зато всегда вовремя и без лишних слов не по делу. Но в этот раз от него потребовали слишком уж необычного товара, да еще и с огромной срочностью. Откровенно говоря, он завысил цену намеренно, просто чтобы отказаться от контракта под благовидным предлогом - портить сложившуюся репутацию провалом не хотелось. Увы, но цену приняли в тот же миг, сразу же выплатив задаток и сумму на расходы, отчего у торговца неприятно зачесалась задница, предчувствуя скорые неприятности.        Заказчику нужны были близнецы, причем как можно большим числом, за тройняшек вообще платили баснословно много. Несомненно, такой товар и у другого торговца стоил бы немало, но, в сочетании с уже имеющейся у него информацией, выводы получались нерадостные. Рабомант, в силу общения со всякими криминальными и асоциальными элементами, неплохо разбирался в теории чернокнижничества, пусть сам и не лез в это дело. И то, что он знал, наталкивало беднягу на совсем не радостные мысли о том, что свои денежки он может и не потратить, особенно если заказчик узнает о его подозрениях.        Чернокнижникам и некромантам чаще всего насрать на то, была ли девственницей принесенная в жертву ведьма. Нет, для каких-то ритуалов это имело значение, но это были скорее исключения из правил. Единственное направление, в котором даже базовые ритуалы и жертвы должны быть предельно специфическими, это общение с обитателями Пекл. А дьяволы всегда были синонимом пи*деца - рабомант застал несколько прорывов во времена своего детства, когда в Сорце восставали конклавы черных магов, прижатые к ногтю храмовниками.        В общем, торговец пил крепкий и качественный эль, подаваемый в местной таверне, пытаясь заглушить собственный страх. Оный страх гнал его вперед, требуя сорваться в ночь и сваливать побыстрее, но старый профессионал не спешил идти на поводу у своих кошмаров. Зная заказчика и его влиятельность (о которой он только подозревал), его все равно догонят и найдут, только умрет он голодным и уставшим. А вот если всячески демонстрировать довольство жизнью, то может и пронесет, может и дадут пожить еще немножко. Рабомант прожил хорошую жизнь, оставив троих официальных сыновей и целую кучу сыновей неофициальных - рабомантам женщины вообще не отказывают, если приложить к своим заигрываниям парочку забавных классовых умений. Он не боялся смерти как таковой, прекрасно зная статистику выживания среди своих коллег, да и против пыток у него кое-что имелось, чтобы уйти без боли. А вот смерти в когтях извергов он действительно не желал, тоже прекрасно зная все возможные последствия. Неприятно чувствовать себя загнанным кроликом, но он знал, на что подписывался.        Эх, тяжела и неказиста жизнь простого честного и порядочного человека в этом жестоком мире - кругом одни чудовища и подонки, так и норовящие либо сожрать, либо прирезать, либо хотя бы нае*ать бедного рабоманта.        Сделав рукою знак отвращения зла, прочтя следом короткую молитву, рабомант бросил недоеденный ужин и улегся спать. На душе его было чисто и благостно, пусть и тревожно. Но он искренне верил в то, что Самаан и Литания охранят его от зла, а потому спал сном младенца, столь же чистого, сколь и безгрешного.        Внутри дома, как уже говорилось, всегда было темно, но сегодня это правило немного нарушалось несколькими алхимическими горелками, в которых исходили дымом дурманящие разум травы. Огонька их не хватало на то, чтобы разогнать темноту, но какой-то свет они давали, что отнюдь не обрадовало бы возможного наблюдателя.        Материала здесь уже не было, только быстро впитывающиеся в нити покрывающего пол Ловца Снов капельки крови. Казалось, словно этот материал буквально всосал два с половиной десятка детей и подростков через трубочку, оставив от них лишь пустые кожаные мешки, сваленные в углу, да вот эти вот капельки крови, исчезающие на глазах.        Материал оказался выше всяких похвал, что старик, хозяин сего места, отметил буквально мимоходом, заодно дав себе напоминание поощрить людоловов, привозящих ему свой товар. Правильное исполнение даже самых странных требований и минимум вопросов - идеальные работники. Он даже потратил немного времени, чтобы убедиться в чистоплотности, - насколько это возможно, для людей их профессии, - наемников. Никакого желания болтать или продать информацию, из-за чего приходилось регулярно избавляться от старых работорговцев, нанимая новых. А убрать волнения и излишний интерес было просто, не требовалось даже самому вмешиваться, хватило послать одного из своих детей.        Материал уже обработан должной мерой, а связанные друг с другом души послужили отличной заготовкой, из которой уже создавались законченные орудия его мести. Месть отца за убитое дитя и должна быть такой - страшной и неотвратимой, словно снежная лавина. Он уже спустил, создал необходимые для этого камни, осталось только найти того, на кого эта лавина будет обрушена, после чего наслаждаться зрелищем.        Пусть некто, сумевший спасти и откачать юного Ланорского, и был настоящим профессионалом своего дела, но старик жил очень долго, настолько долго, что уже и не помнил тех дней, когда по земле ходили те, кто мог бы что-то ему противопоставить. И уже тогда он был очень старым... Сейчас же противников ему не осталось - даже если какое-то юное дарование сумело получить где-то столь редкий класс, то на его стороне остаются многие века опыта, которые не перебить системными талантами. Значит, нужно лишь обеспечить встречу, желательно на территории самого старика, где он мог чувствовать себя практически всемогущим. Даже если враг и мерзкий детоубийца сумеет отбиться от первой атаки, ему не хватит ни умения, ни таланта скрыться после этого.        Старик найдет своего врага везде, даже на другом конце мира, навяжет ему новый бой, раз за разом повышая уровень угрозы, выматывая того нескончаемым ожиданием, пока враг не допустит ошибку, пока враг не падет. Старик не боялся того, что убийца сумеет проделать тот же трюк - он сидит в этом доме больше двух веков, успев за это время превратить его в крепость, откуда его даже божественная аватара не сразу выкурит. Разве что сам бог решит спуститься с небес, но для этого нужно совершить нечто совсем уж... странное.        Если же убийца окажется достаточно глупым, чтобы прийти в его обитель самому, то это проблема исключительно убийцы, а для старика это будет подарком самой Ткачихи. Главное правильно закончить обработку, чтобы получившиеся из материала ищейки не подвели в самый ответственный момент, найдя цель и проложив к ней тропу.        Он уже попытался аккуратно разыграть карту освобожденного Сигизмунда Ланорского, но сделал это максимально осторожно. На месте своего противника, старик однозначно оставил бы подарок рядом с целью, поэтому его кошмары были максимально осторожны - и не зря. Что бы ни случилось со щенком, но его сны словно исчезли, будто бы их уже не было. Вернее, исчезли его кошмары. Дети старика могли проникнуть в любой сон, но не могли удержаться там, где не имели власти. Не обязательно страх, подошла бы и похоть, и радость, и печаль. Проблема в том, что ни одно из его созданий не могло стать хозяином во снах мальчишки. Пришлось аккуратно отступить, ибо все незнакомое может оказаться хорошо подготовленной ловушкой. Все равно он уже заканчивал создание нового инструмента.        Ищейки получились на загляденье, спасибо старательно подобранному материалу - одного близнеца скармливаем Ловцу и пляшущим в тенетах его Кошмарам. После этого протягиваем от плачущей и кричащей души тонкую связующую нить, сшивая ее с душой второго близнеца. Это очень просто, ведь их души и так родственны дальше некуда, а тут еще и мастерство старика, усиленное родной мастерской.        Шаг за шагом, из принесенных в жертву вырастало то, чему даже имени дать не выйдет. Они пойдут к тому месту, где люди того человека, что считает себя покровителем старика, едва не погубили юного Ланорского. Они пойдут оттуда, расходясь широким фронтом ища любые следы работы с Грезой, ища любые зацепки. Кем бы ни был его враг, он должен будет так или иначе показать свое мастерство, оставить свое касание в душах тех, кто был рядом с ним.        И тогда ищейки встанут на след.        Тогда они приведут к нему старика.        И тогда старик возьмет свое.        В этом кабинете царил уютный полумрак, разгоняемый двумя магическими светильниками, чьи лучи открывали вид на богатое убранство и вычурную мебель, составляющую местный интерьер. Чего лучи света не могли осветить, так это огромного числа всевозможных зачарований, превративших помещение в укрепленный бункер, пусть и на магической подпитке.        Хозяин кабинета производил отнюдь не самое незабываемое впечатление, будучи внешне обычным аристократом с печатью благородности на холеном лице. Куда больше внимания привлекали глаза, напоминающие два холодных змеиных буркала, искать в которых человеческое тепло было столь же рационально, как смысл жизни в конском навозе.        Хозяин кабинета молча перелистывал множество заваливших стол документов. Разные формы листов, разные почерки, разные чернила, разное все - этакий художественный беспорядок. Если не знать о том, что именно на этих листах написано, если не знать, кто именно сидит за этим столом, кому принадлежат холодные змеиные очи.        Смерть Силая подкосила множество планов, только чудом не коснувшись самого хозяина кабинета. Целый штат из Видящих, поддержка и оплата услуг которых стоила баснословных средств, позволил ему быстро и своевременно среагировать на угрозу. Да, напрямик его и Красную Петлю не связывало ровным счетом ничего, ведь отряд людоловов был целиком на совести Силая, но вот если копнуть поглубже, могли бы появиться странные вопросы и подозрения. Эльфы опасны именно тем, что умеют и любят заглядывать в корень проблемы, не соглашаясь с подсунутыми версиями и не принимая никаких взяток. Пришлось реагировать резко и на грани фола, оборвав несколько весьма перспективных проектов.        Пусть гибель шестого советника не нанесла прямого урона его позициям, но из-за спины этого склочного ростовщика, мнящего себя голубой кровью, было куда проще проворачивать свои дела, не привлекая лишнего внимания. Теперь же придется искать и взращивать новую ширму для части своих дел, одновременно перераспределив потерявших прикрытие агентов по другим направлениям.        Все же профессионализм ушастых ублюдков нельзя недооценить - он едва успел устроить исчезновения парочке самых опасных свидетелей, способных указать на него лично. Уже позже прошла зачистка куда как менее опасных свидетелей, часть из которых даже удалось сохранить, повязав новыми долгами. Очень удачно, особенно на фоне остальных неудач, совершенно внезапно свалившихся на обитателя кабинета.        Взгляд упал на донесение одного из самых полезных его агентов, которого лишь с огромным трудом удалось вывести из-под загребущих лап тайной стражи и слуг Короны. Обладательница легендарного класса Рисующей Грядущее многократно окупила свое содержание и затраты на ее похищение. Собственно, у них выработались вполне деловые взаимоотношения - она работает на него одного, а его люди выполняют всевозможные прихоти вздорной девчонки. Тут еще не ясно, кто же из них двоих кого нашел и принудил к сотрудничеству.        Тем не менее, даже она сейчас не смогла дать ответ на его вопросы. Та, чьей специализацией было изображение настоящих паутин из схематически показанных взаимосвязей, та, кто могла по цвету носков определить биографию никогда не виденного ею человека, прислала всего лишь одну простую картинку. Это вызывало ярость, ибо времени и сил она потратила много, причем его, нанимателя сил! Чего только стоила коллекция настоящего эльфийского фарфора, которую пришлось покупать с аукциона за бешеные деньги. А она всего-то выпила одну чашу травяного отвара, после чего разбила необычайно крепкий материал в настоящее крошево.        И ладно бы!        Он и не такие выкрутасы с ее стороны терпел, благо она всегда давала нужные результаты. Ее схемы и паутины позволяли лавировать между чужими интересами, оставаясь практически не замеченным остальными игроками. Но сейчас она прислала лишь одну бумажку, на которой углем нарисован примитивный рисунок.        Здесь все, что я смогла увидеть. Найди это, пока оно не нашло нас самих.        Лист дорогой бумаги, покрытый обычным древесным углем из камина, отчего видно лишь черное полотно. И по центру этой черноты - выцветший, словно кто-то пальцами пытался оттереть уголь, овал в форме лица. И длинная кровавая линия, проходящая сквозь получившуюся рожу очередного монстра в пародии на улыбку.        Как-то многовато в последнее время в его жизни оных монстров. Сначала чертов старик, запросивший непомерно большое количество рабов с очень уж хитрыми особенностями. Пришлось опять работать через третьи руки, отчего плата росла соответственно. Теперь еще и эта непонятная тварь, каким-то образом связанная с эльфами и покойным Силаем.        Со вздохом он отложил очередной доклад, после чего взял в руки лист с рисунком и прислонил его к зажигательному амулету, начав наблюдать за тем, как медленно загорается бумага. Амулет подвесил сжигаемое в воздухе, отчего постепенно покрываемое пламенем лицо словно бы ехидно склонилось набок, внимательно наблюдая за человеком.        Привидится же чушь!        Помянув про себя нескольких темных богов и их отродий, человек встал из-за стола и покинул кабинет - почему-то ему в этот миг стало слишком неуютно. Да и слова пророчицы все стояли перед глазами - до этого дня она никогда не позволяла себе такой фамильярности, как никогда и не обращалась напрямую к своему нанимателю.        Слишком непонятно, а значит и опасно.        В какой-то миг, идущему по коридору мужчине показалось, что догорающее лицо с кровавой улыбкой повернулось вслед уходящему человеку, смотря ему в спину и насмешливо улыбаясь. Он даже почти услышал визгливый смешок, где-то на самой границе между выдумкой и реальностью. Невыносимо захотелось обернуться, но он был выше подобных мелочных и низменных страхов.        Когда он вернулся обратно в кабинет, от листка с мерзким лицом остался только пепел и небольшой огарок, кусочек не сгоревшей бумаги, оставшийся вследствие сбоя в работе бытового амулета. Подняв рассыпающийся в руках обгорелый кусочек бумаги, человек смог различить все еще просматриваемые слова:        ...пока оно не нашло нас...        Совсем не изысканно выругавшись, пусть и приглушено, сквозь зубы, он молча растер клочок в руках, превратив его в такой же пепел, как и остальной "портрет". Тихий звон колокольчика был мгновенно воспринят за приказ вышколенной прислугой. Появившаяся спустя жалкий миг горничная получила спокойный и властный приказ:        - Амулет начал сбоить. Заменить немедленно.        Новый, целиком исправный амулет принесли спустя несколько минут, тут же проверив его на незадокументированные сюрпризы всеми сканерами и установив на место прежнего. Спустя еще минуту хозяин кабинета вновь остался один.        Он спокойно завершил работу над сводками и пошел в столовую, чтобы отужинать превосходной еды, приготовленной высокоуровневым поваром и его помощниками.        Ему удалось ни единым движением не подать виду, когда в скрипе всегда отлично смазываемой двери ему вновь почуялся визгливый смешок. Всего лишь плохо смазанная петля.        Не более.        - Вы погибли, сир. - Спокойно и с некоторым извинением в голосе произнес Бенедикт, вновь отводя лезвие шпаги обратно в ножны. - Снова проблема с переходом в защиту после выполненной связки.        Сигизмунд только кивнул, не желая тратить напрочь сбитое дыхание на расшаркивание, заодно проклиная тот день, когда его отец окончательно оправился от яда и принялся за обучение наследника. Вернее, проклинал он этот день исключительно в шутку, но все же удовольствия в его нынешнем положении было мало. Можно сказать, что и не было вовсе.        Бенедикт Ресси был сильнейшим воином в распоряжении отца, обладая при этом удивительными талантами наставника и учителя, благодаря чему все элитные части Ланорских проходили обучение у этого человека. Высокий и тощий, как жердь, он напоминал собою очень злую цаплю, зачем-то притворяющуюся человеком. Соломенного цвета волосы, всегда безупречно подстриженные и уложенные, того же цвета аккуратные усы и бородка, пронзительный взгляд кристально голубых глаз, острое и немного вытянутое лицо - он действительно походил на какого-то ученого мужа или звездочета, а не на воина.        Заблуждение, ставшее последним в жизни для очень многих недоброжелателей - с самого его детства находилось множество людей, желавших посмеяться над внешностью нескладного человека. Извиниться успевали отнюдь не все. Сорок первый уровень позволял стоять на равных с самыми прославленными бойцами столичной гвардии. Очень странным казалось то, что Бенедикт предпочел возможной карьере в столице службу далеко не самому могущественному роду в Меларете.        Изначальный класс дуэлянта, весьма характерный для аристократов, был удачно дополнен эпическим мастером клинка, превращая мужчину в настоящую мясорубку для любого противника. Возможно, его классы были не столь впечатляющи, особенно на фоне других представителей высшей аристократии, но это впечатление быстро проходило, когда Бенедикт вступал в бой. Не человек - машина уничтожения, неостановимая и непреодолимая.        Сигизмунд, например, только и мог, что получать удары, несмотря на эпический класс и гонор. Естественно, никто не ждал от юноши того, что он сможет на равных стоять против первого клинка всея дома. Просто само обучение у мастера клинка было именно таким - максимально жестким, останавливающимся на самой грани между травмой и истощением.        Навыки действительно росли невероятно быстро, особенно с учетом того, как тяжко шла учеба ранее. На самом деле поменялось не очень многое - просто Сигизмунд перестал ныть и бояться, перестал требовать невозможного, не желая при этом прикладывать малейших усилий. И дело действительно пошло, вот только Бенедикту приходилось не только доводить до грани несчастного ученика, но и терпеть злобный взгляд Шааль, которой унижения и мучения подзащитного доставляли ни с чем несравнимое "удовольствие".        Впрочем, кто-кто, а Бенедикт мог плевать на мнение Шааль с вершины замкового донжона, не опасаясь ее мести - случись между ними конфликт и чернокожей красоткой вытрут плац и все полы в округе, вероятно, даже не запыхавшись. Она это тоже понимала, отчего бесилась еще сильнее, пугая прислугу и дружинников бешеным своим видом.        - Еще один подход? - Он искренне старается, чтобы его голос не звучал обреченно, но, похоже, не добивается в этом успеха.        - Думаю, на сегодня достаточно. - Слова Бенедикта вселяют в него веру в будущее, даруя настоящее блаженство осознанием свободы. - Продолжим через два дня. Сейчас вашим суставам нужен отдых. Это, однако, не отменяет необходимости трехразовой разминки по часу на каждую. В качестве партнера для последней трети комплекса можете использовать вашу телохранительницу.        Внимательно выслушав еще несколько рекомендаций своего наставника, Сигизмунд кивает и молча уходит с площадки. Он бы потратил время на благодарность и банальную вежливость, но мастеру на эти расшаркивания плевать. Он уже мчится в сторону подошедших воинов, готовясь начать новую тренировку - график его работы расписан крайне плотно и место для Сигизмунда там нашлось только волей отца его. Кого-то другого, в том числе и самого Сигизмунда, он бы послал сразу же, пусть и в своей фирменной манере - максимально вежливой, но оплеванным себя чувствуешь несмотря ни на что.        Таков он был, Бенедикт Ресси - одинаково равнодушно встречающий похвалу, угрозу, признание в любви и вызов на дуэль. Иногда Сигизмунду казалось, что даже начни на него пикировать разъяренный дракон, то мастер клинка встретит его точно таким же равнодушным выражением лица и спокойным взглядом. Говорят, некоторым людям еще при рождении прикрепили к лицу улыбку, которая потом никогда не исчезает уже до самой смерти. Глядя на Бенедикта, поневоле догадываешься, у кого эту прикрепленную улыбку отобрали перед прикреплением.        Кивнув Шааль, пошедшей следом за ним, Сигизмунд направил свои стопы в родные хоромы, превратившиеся, за последние месяцы, в помесь свалки и библиотеки. Отец, говоря об обучении, подразумевал отнюдь не одну боевую мощь - мозги юноше приходилось напрягать ничуть не меньше. Сейчас, однако, у него нарисовалась пара дней отдыха, потратить которые можно было по своему усмотрению. Лично он больше всего хотел как следует выспаться, ибо времени на нормальный сон не оставалось. Нормальным же сном Сигизмунд, наконец-то получивший возможность высыпаться без кошмаров, считал хотя бы десять часов и еще парочку из них на медленное пробуждение и валяние в постели. С учетом графика - несбыточная мечта наивного идиота.        Он прекрасно понимал, что от него отстанут в тот же миг, когда он потребует снизить нагрузку, как и всегда отставали. Но не мог, да и не желал заставить себя вновь признать поражение, вновь начать бояться, пусть теперь не темноты и запертых дверей, а стопок свитков, книг и тренировочных клинков. Придурь, несомненно, но из разряда придурей полезных и даже правильных, как бы странно это сочетание ни звучало.        Войдя в комнату, он тут же сбросил с себя тяжелый нагрудник, следом за ним пошли и остальные детали доспехов, которые теперь тоже приходилось носить - Бенедикт однажды наглядно доказал пользу средне-легкой брони, принимая каждый его удар на оную броню. Не блокируя, не сдвигаясь в сторону, лишь подставляя под клинок нужный участок заколдованных стальных пластин. Показательный пример вдохновил юношу в достаточной мере, чтобы согласиться на освоение еще и этого навыка. Пока что ношение средней брони едва перешагнуло ученический ранг, но даже с ним неудобство уменьшилось весьма ощутимо. Достигнет навык хотя бы двадцати единиц, и доспехи станут ощущаться как обычная одежда. До того уровня, какой демонстрировал мэтр Ресси, несомненно, очень далеко, но задел хороший. Говорят, однажды этот монстр в людском обличии сумел таким же образом спокойным шагом пройти сотню шагов, разделяющую его и три десятка стреляющих в человеческую мишень лучников, не получив при этом ни единой царапины. Вроде бы и сказка, очередная солдатская байка, но тогда, будучи не в состоянии нанести нормальный удар, он в эту байку все же поверил.        Следом за латами полетела и остальная одежда. Поначалу он еще стеснялся Шааль, хоть и понимал глупость подобного стеснения, но после тех нескольких раз, когда ей пришлось буквально раздевать его, пока он валялся бревном, не в силах шевелить даже бровями, стеснение закономерно прошло. Обнажившись, наследник благородного дома сходу залез в приготовленную специально для него массивную ванну с травами. Сами травы тоже были крайне дороги, но зело полезны - полное восстановление сил и заживление всех неизбежных микротравм позволяло проходить сквозь адские тренировки, не оставшись при этом калекой.        Он просто валялся в воде, не в силах даже глаза открыть, чувствуя, как постепенно засыпает, когда его внимание привлек тихий шорох бросаемой на пол одежды. Естественно, этот шорох ему лишь позволили услышать, ведь Шааль могла быть неслышной словно тень. Пусть его навыки и подросли, но отнюдь не настолько, чтобы уловить присутствие опытной убийцы, если она сама того не пожелает.        Прислуга в замке была вышколена на совесть - никто даже единого шепотка не пустил (в его присутствии), но ванну поставили двухместную, да и воды налили ровно столько, чтобы залезть в нее могли сразу двое.        - У меня едва хватит сил на твои ласки, Шааль. - Сказал он, не открывая глаз. - Я чувствую себя подобно... даже не знаю кому.        Его слова ничуть не смутили женщину, чье обнаженное тело тут же прижалось к его груди, вызвав лишь усталый вздох. Сил на ответные действия действительно не было, если не заливать себя зельями, что тоже не прибавит здоровья измотанному организму.        - Моих ласк хватит на нас двоих, юный лорд. - Покорно, но с едва различимой насмешкой прошептали ему прямо в ухо, снова не добившись никакой реакции. - Только позвольте вашей глупой служанке взять на себя эту задачу.        Она всегда так говорила с ним, с самого первого дня. Поначалу он даже искренне верил в эти ее показные покорность и самоуничижения, пока не поумнел. Ее когда-то готовили и обучали именно как соблазнительницу, и это было заметно, особенно если знать, куда и на что смотреть. Парень был полностью уверен в том, что именно он командует в их взаимоотношениях. А ведь именно ее намеки, брошенные вскользь фразы и прочие, едва различимые, жесты отворачивали его от самых безрассудных и глупых решений, на которые его детский мозг был богат.        Когда она решила взяться за его обучение в интимных аспектах, он тоже далеко не сразу понял, что готов плясать под ее дудку в любой момент, лишь бы вновь прикоснуться к ее черной коже, увидеть ее обнаженное тело и услышать ее покорный шепот. Это было почти невозможным, но он действительно не мог найти в себе достаточно силы, чтобы отдать твердый приказ и получить то, чего желал. Насмешливый наклон головы, едва заметные касания к рукам и плечам, когда она спрашивала, уверен ли он в своем выборе, и вот он уже не идет пробовать на вкус пыльцу фей, а остается с ней и ее жарким телом. Она даже умудрялась таким образом заставлять его обучаться хотя бы базовым основам владения оружием, которым он так боялся порезаться (да и самого оружия он тоже боялся). Каждый урок был равен очередной награде, хотя он имел полное право просто потребовать от нее всего, чего желал. Но никогда не требовал.        Теперь, когда навеянный убитой тварью мутный туман, окутывающий разум и лишающий воли давно исчез, он видел это, словно наяву. Например, еще одним очевидным выводом стало понимание того, что она намеренно старалась ставить его на грань, чтобы он взбесился и поставил ее на место. Но тут же прекратила, когда он впал в еще большую зависимость от ее улыбки и слов. Злиться на нее за эти годы, когда она дергала его за ниточки (скорее уж за один конкретный канат, если говорить пошлыми аналогиями) он даже не думал, четко разделяя себя того и себя нового. Тот прошлый Сигизмунд не смог бы выжить в том бою, но все же нашел в себе силы перековать самого себя в того, кем он является сейчас.        Ему в этот момент действительно хотелось взять Шааль, разукрасив ее темное тело белоснежными пятнами, - почему-то это зрелище заводило невероятно, чем она беззастенчиво пользовалась, - но тренировка от Бенедикта была подобрана слишком точно. Он еще мог ходить и даже думать, но не более того.        - Серьезно, Шааль, я совсем не против, но действительно не имею сил. - Кто-то бы устыдился говорить такое напрямик, но уж не с ней ему испытывать стыд. - Лучше дай мне выбраться из воды и дойти до кровати.        - Если вы действительно не против, то ваша личная черноногая пейзанка может сделать вам массаж? - Тут же последовал ответ. - Если, конечно же, юный лорд того пожелает.        Вот тут он все же почувствовал, как краснеют кончики ушей, несмотря на все свое самообладание. Чего уж там, он действительно когда-то так считал, далеко не сразу поняв, что эта самая "черноногая дура" на самом деле не просто очередная нянечка, которые скверный характер Сигизмунда просто не выдерживали, а та, кто она есть на самом деле. После она очень часто отыгрывалась на нем в своей излюбленной показушно-покорной манере, раз за разом сокрушаясь тому, что, оказывается, ее благородный господин неистово хочет жалкую простолюдинку. В который раз он отметил, что лишь чувство долга и абсолютная верность не позволили этой бестии заставить его умолять об очередной порции удовольствия.        - Не напоминай, пожалуйста. - Только и процедил Сигизмунд, начиная подыматься из воды, не обращая внимание на едва ли не лежащую верхом на нем Шааль.        Вроде бы секунду тому назад она удерживала его на месте, надежно сковывая в кажущемся таким нежным плену, а вот сейчас она сама помогает ему занять стоячее положение и дойти до постели. Великая сила сокрыта в ее гибком теле, о чем слишком многие, включая его самого, забывают. Для врагов такая забывчивость, обычно, фатальна, для него - всего лишь очередное напоминание о собственной невнимательности.        Тогда, когда он впервые понял, насколько сильно Шааль контролировала его, насколько покорным могла сделать, он не выдержал и спросил, пусть и опасался ее реакции. К удивлению его, она не огорчилась, а совершенно искренне, - это он мог сказать, спасибо взятому классу, - улыбнулась, будто получила прекраснейший подарок за всю ее жизнь.        Она без утайки и, чего уж обманывать самого себя, без малейшего пиетета перед его гордостью разъяснила, что, как, зачем и каким образом она делала, заодно подсказав, к чему могла привести подобная игра, если бы она решилась "приручить" его до конца.        - Понимаете, юный лорд, меня ведь изначально именно для этого и готовили. - Говорила она тогда. - Послушная рабыня для кого-то одного, и ядовитая змея для кого-то другого. С ростом уровней и характеристик закаляется и воля. Едва ли мне бы удалось действительно приручить кого-то сильного. Потому мною и занимались с таким старанием. Мне не давали расти в уровнях, заставляя развивать навыки... Я плохо помню те дни, предпочитая их вообще забыть, но даже имеющихся фрагментов хватало для понимания. Ваш отец стал для меня всем миром именно из-за того, что не видел во мне женщину. Он меня не выпнул на смерть в саванны, так как ему понравилась моя игра на флейте, и нет, вы совсем не о той флейте подумали, юный лорд. Тогда, когда он не приказал мне раздвинуть ноги, а просто дал жить и думать теми остатками мозгов, которые еще не были заменены установками дрессировщика рабов, он спас мою личность от окончательного распада.        Тихие и несколько грустные слова были лишь маской, под которой пряталась застарелая боль, ненависть и нескончаемый океан страха, страха надежно похороненного и забытого, но так никуда и не исчезнувшего. Страха, который стал частью самой сути его служанки, любовницы и, пожалуй, верного друга.        - Уже позже он использовал мои изначальные умения, подкладывая меня под нескольких ублюдков. И нет, вы опять ошиблись, я совершенно нормально воспринимаю подобное. Сложно объяснить, но после всех обработок я не могу относиться к своему телу иначе, чем как к еще одному инструменту. Будто бы кинжал, только не режущий, а ласкающий. Возвращаясь к лорду Фредерику... он дал мне выбрать мои классы, а я намеренно взяла те варианты, что были максимально далеки от "сладких" веток, несмотря на то, что среди тех вариантов была даже парочка эпических.        Радость, тихая и спокойная, перемешанная с каменной преданностью к человеку, которому было почти что наплевать на нее. Она не могла этого не понимать, но преданности ее это не уменьшало. Просто потому, что его отец был единственным, кто дал инструменту право самой выбрать. Хоть что-то выбрать, но самой.        - Вы думаете категориями своего воспитания, это, кстати, прямая цитата одного книжника, что меня обследовал, но этот метод нельзя применить ко мне. Если вы попросите какую-то нормальную девушку, не важно, знатную или нет, лечь в постель к незнакомцу по вашему приказу, то это вызовет злость и обиду. Даже если она согласится, то стыд, обида и страх никуда не денутся. Я... ваша похотливая служанка просто не способна испытывать по подобному поводу плохие чувства. Да, я прожила достаточно долго, чтобы понять неправильность этого способа мышления, но тут ничего не поделать. Пришлось смириться и получать удовольствие от того, что мне еще доступно. Потому, юный лорд, не бойтесь нанести мне несмываемое оскорбление или дать ложные надежды, я давно уже плевать хотела на подобную чепуху.        Они долго тогда говорили, обсуждая мелкие детали и разбирая отдельные эпизоды. Шааль даже рада была объяснить ему, как именно ловила его в свои сети и как избежать подобного в будущем. Он не мог не признавать того факта, что подобные ухищрения были едва ли не единственным способом хоть как-то контролировать его истерический и непослушный характер, но некая доля детской обиды все равно присутствовала.        А еще Сигизмунд невольно испытывал легкую злость на отца, из-за того, что он даже сейчас считал его друга всего лишь инструментом. И куда большую злость на самого себя, потому как прекрасно понимал, что Шааль не может, физически не может, воспринять другого к себе отношения. Просто нет в ее голове того, что позволяет нормально жить.        Уже лежа в постели, куда его, уже почти спящего, уложила Шааль, он смог задать той давно мучавший его вопрос:        - Ты говорила, что с тобой работали... дрессировщики, верно? - Дождавшись вопросительного выражения лица вместе с осторожным кивком, он продолжил. - Неужели нельзя как-то убрать их воздействие?        Он многого ожидал от нее, но точно не веселого и даже издевательского смеха. Словно сморозил какую-то невозможную глупость и теперь над ним смеются всем высшим обществом.        - Ох, юный лорд! Да с чего вы взяли, что я хочу что-то менять? Моей изначальной личности уже десятки лет, как не осталось. Все, что я есть, мне дал ваш отец, все, что я знаю - это мое нынешнее состояние. Зачем мне хотеть вспоминать боль, слезы и смерть, когда я могу снова жить, пусть даже кто-то посчитает такую жизнь неправильной? Мое прошлое - это лишь прах и зола, оставшаяся после прошедшего по саванне огня. Я - это все то, что тогда не сгорело. И я действительно рада тому, что могу жить. А сейчас, раз уж у вас есть силы на задушевные разговоры и подобные глупости, перевернитесь-ка на живот, позволив глупой мне вдохнуть в ваши чресла еще немного сил.        Она справилась с последним пунктом на отлично, а спустя каких-то полчаса, после невероятно эффективного массажа, он вновь гладил ладонями ее черные и восхитительно упругие груди, напрочь позабыв обо всем, помимо ее тела. Уносясь на вершины и падая в самые глубокие бездны, он мог действительно считать себя почти счастливым. У него есть дом, есть верные ему люди, готовые идти за ним, есть красивая девушка, в чьих объятиях он сейчас находился. Он сумел перебороть свои кошмары, сумел обрести самого себя, чего многие люди куда могущественнее и богаче его никогда не смогли бы достичь.        Он то целовал, гладил и обнимал податливое и непокорное тело, то едва удерживал в себе разум, когда его самого связывали вязью поцелуев и ласк, лишая всякого желания сопротивляться.        Он наконец-то полной мерой наслаждался своей жизнью.        Только мелькала где-то в самой глубине его сознания мысль о том, что он, в некотором роде, точно такой же, как и она - остаток того, что не сгорело в огне.