Мы не выбираем тех, кого любим

Стеклянный ангел на тонкой серебристой нитке тихонько позвякивает, соприкасаясь с другими рождественскими игрушкам, висящими над окном. Бриенна чуть ежится от сквозняка. Это самый странный ее день рождения за то время, что она помнит. Когда-то, лет в 14, она ждала совершеннолетия, потом перестала. И уж тем более не думала об этом празднике последние недели. Ангел округляет щеки, выдувая неслышный рождественский марш в свою крошечную трубу. Перед глазами другая фигурка — из истершегося мрамора, молитвенно сложившая пухлые, с ямочками на локтях руки. Кафедральный собор святых Петра и Павла. Это были самые странные похороны, на которых она присутствовала. Трое мужчин — Тайвин, Джейме и Тирион в одинаково черных костюмах сидели молча в первом ряду огромной церкви. Лилии, украшающие крышку закрытого гроба, бросали тень на портрет невозможно красивой золотоволосой женщины на нем. Они сидели молча — ни слова сочувствия друг другу, ни кивка поддержки, ни рукопожатия. Церковь шелестела черным шелком платьев многочисленного ланнистерского клана, хотя Тирион и сказал ей потом, что пришли далеко не все. Иногда только прорывались всхлипывания с того места, где сидела тетя Дженна. И именно ее подходили неловко утешать присутствующие, не этих троих. Бриенна тоже сидела в черном, сразу за Джейме, во втором ряду, и видела, что ее разглядывают, перешептываясь. Собственно, это было неудивительно. Прощальная речь была на удивление краткой, священник явно чувствовал себя не в своей тарелке. На словах «покойся с Господом» Бриенна коснулась сзади плеча Джейме. Потому что ей показалось, что она услышала его выдох. Он благодарно сжал ее пальцы. Расследование еще продолжалось, хотя обвиняемой больше не было. В последнюю неделю перед Рождеством события, происходящие вокруг нее, закрутились в один огромный клубок с множеством разномастных нитей, так, что она даже не знала, за какую потянуть. С немыслимым скандалом с вожделенного поста спикера Палаты представителей в Конгрессе был снят Петир Бейлиш. Новостные ленты самых крупных федеральных изданий вышли с кричащими разоблачающими заголовками: несовершеннолетняя старшая дочь Кейтилин Старк, находящаяся под опекой своей тетки, заявила о сексуальных домогательствах со стороны своего несостоявшегося дяди. Девочку проверили на детекторе лжи, и еще до окончания расследования Бейлиш был взят под домашний арест. Шуму добавили и другие публикации — о вовлечении Бейлишем в занятия проституцией двух уроженок Северной Каролины, которые дали признательные показания. Источник этих публикаций Бриенна хорошо знала. В тот день, когда статьи вышли, она впервые за долгое время заметила, как стало чуть светлее лицо Тайвина Ланнистера, с момента похорон дочери словно подернутое серой дымкой. Он тоже был вынужден после всего произошедшего досрочно оставить пост сенатора и сосредоточился на управлении бизнесом. Джейме, до этого отказывавшийся иметь дело с Casterly Corporation, помогал ему. Неожиданно, но занятие нашлось и для Тириона — именно он с молчаливого согласия отца и брата взял под свой контроль раздел баратеоновского наследства, защищая интересы своих племянников. Единственный оставшийся в живых брат покойного Роберта Баратеона, Станнис, вдруг подал в суд иск, оспаривающий законность представленного ранее завещания. Делами опеки над детьми занимался сам Тайвин. Пока двоих младших на рождественские каникулы забрала тетя Дженна, Джоффри был отправлен в Лос-Анджелес, там же планировал отмечать Рождество и старший Ланнистер. … Из столовой плывет медовый запах пирога. Бетани, как всегда, хлопочет, стараясь к сегодняшнему вечеру приготовить на несколько блюд больше обычного. Бриенна напросилась ей помогать, потому что при всей ее нелюбви к готовке, безделье в ожидании Джейме было еще мучительнее. Впрочем, ее помощь заключалась только в толчении миндаля в самой настоящей медной ступке, что у нее получилось мастерски. Они с Джейме договорились, что этот день проведут только вдвоем. С утра она поздравила Тириона, который на свой День рождения улетел в Лос-Анджелес. «И не один», — как обмолвился Джейме с каким-то нечитаемым выражением лица. Впрочем, подарок от Тириона она тоже получила, утром. И от неожиданности чуть не выронила из рук корзину с затейливо украшенной собачьей переноской внутри: глазами-пуговками на нее смотрел терьер. Смотрела. Девочка с абсолютно белой шерсткой. Записка гласила, что у подарка уже есть имя, но что, она, конечно, может придумать свое. «Ну, пусть остается Дени», — заморачиваться с выбором имен не хотелось. Пейн воспринял конкурентку с настороженной ревностью. Бриенна еще раз вздыхает, зажигает настенное бра в гостиной и устраивается с ногами на диване. Рядом с закладкой внутри валяется томик Джейн Остин. С тех пор, как она уронила его на пол в Дьюи-Бич, в ту первую ночь, когда Джейме поднялся к ней в комнату, отношения мистера Дарси и Элизабет так и не сдвинулись с сорок пятой страницы. Она открывает книгу снова, сворачиваясь на диване, поджимая коленки к груди и устраивая локоть под щеку. Очень хочется, чтобы Джейме был рядом. Просто лежал бы, обнимая сзади, теплый, уютно пахнущий и знакомо посапывающий ей в плечо. Огонь в камине негромко потрескивает, убаюкивая. …Бриенна просыпается от прикосновения к щеке. Нежного, теплого: пальцы Джейме гладят кожу круговыми движениями, даря чувство защищенности и умиротворенности. Она, прищурившись — в комнате только свет от догорающего камина — встречается с ним глазами. — А где Бетани? — голос слегка подхрипывает со сна, ее совсем разморило. — Все сервировала и ушла, — Джейме улыбается, и знакомые любимые ямочки дрожат в уголках его губ. — Ага, — Бриенна зевает, не желая расставаться с уютом дивана и его рукой, которую сейчас прижимает к щеке своей ладонью. — Знаешь, что мне это сейчас напомнило? — вдруг спрашивает он, по-прежнему сидя на корточках возле софы. — Харренхолл. Ту ванну, после которой я валялся без сознания. Когда я очнулся, первое что увидел — твои глаза. Ты так смотрела… Как будто вытягивала меня взглядом из пустоты. И держала. Бриенна чувствует холодок в груди. Они впервые вспоминают об этом, и Джейме впервые об этом говорит — так, что у нее щемит сердце. Вместо ответа она просто целует его ладонь, закрыв глаза. Кажется, что все, случившееся с ними было сотню лет назад, в другой жизни. — Знаешь, я подумал, а мы ведь могли бы еще раз туда съездить, там красиво, ведь правда? — его голос раздается где-то над ухом. — В Харренхолл?! — она от неожиданности приподнимается на диване. — Да нет же, — он смеется. — Еще чего. В район Скалистых гор. Например, в Аспен. Там офигенный горнолыжный курорт. Ты умеешь кататься на сноуборде? — Неа, — она и снежок-то первый раз в руках слепила только здесь, в Вашингтоне. — А ты разве умеешь? — Немного. Я тебя научу. Идет? — Идет, — соглашается она. Сердце сворачивается теплым клубком, она чувствует этот живительный огонь внутри. Потому что он снова улыбается светло и беспечно, потому что в его глазах опять веселые пляшущие искорки. — Ну тогда послезавтра, — он целует ее в переносицу, потом в кончик носа, потом ниже, в подбородок. — Я уже купил билеты. С днем рождения, любовь моя! …От этого перехватывает дыхание. Каждый раз, когда он говорит «люблю», она чувствует этот скачок сердца к горлу. И может только коротко выдохнуть. Как сейчас. И уткнуться ему носом в шею. Он поддерживает ее обеими руками, прижимая к себе. Бриенна отстраняется, выпрямляя слегка затекшую ногу, чтобы идти за стол. Но Джейме, замешкавшись, достает из кармана брюк маленькую коробочку, блеснувшую чем-то алым. — А это подарок от моего отца. Красный плотный шелк и витиеватый вензель с переплетенными B и L. Бриенна чувствует, что ее горящие щеки сейчас, наверно, того же цвета, что и эта коробочка, кажущаяся такой маленькой на ее широкой ладони. На черном бархате внутри — кольцо. То, что оно винтажное, понимает даже она, абсолютно не разбирающаяся в украшениях. Тяжелый золотой ободок, украшенный большим квадратным изумрудом, вспыхивающим темно-зелеными искрами на свету. Способность говорить пропадает куда-то напрочь. — Я тебе не рассказывал, на чем мой прапрадед сделал состояние? — Джейме обнимает ее за плечи. — Изумрудные копи в Колумбии. С тех пор у всех женщин нашей семьи на черный день припрятана шкатулка с изумрудами. Или две, — это у тех, кто оказался предприимчивее. Если честно, я думал, что все украшения матери отец передал Серсее. Он ненадолго замолкает, но потом продолжает: — Но как видишь, нет. Странно, что я не помню этого кольца совсем. Мать часто надевала фамильные украшения, и на многих фотографиях она в них. Но… если оно тебе не нравится, ты можешь просто его отложить. Дар речи наконец, возвращается. — Джейме, оно же мне маленькое, — она говорит шепотом, жалобно. — Оно даже на мизинец не налезет, правда. Теперь щеки точно полыхают. — Не проблема, — тут же бодро отзывается он. — Размер можно изменить, подогнать. — Ой. Жалко трогать, — Бриенна вертит в руках изящный крошечный ободок. Надо думать, что в семейной истории Ланнистеров раньше не встречались женщины, чьи кулаки на ринге могли составить конкуренцию любому мужчине. — Ну… или можем положить пока в сейф, — нерешительно добавляет Джейме. — А у нас есть сейф? — уточняет Бриенна. — И не один. Знаешь, это то украшение, что передается по наследству. Отец мог подарить кольцо для того, чтобы мы это тоже потом передали… кому-то. Когда-нибудь. В комнате повисает молчание. Бриенна слушает их дыхание, и не решается поднять на него глаза. То, что он говорит сейчас, кажется настолько невероятным и в тоже время, настолько настоящим. Так, как будто она читает роман, но точно знает, что он был основан на реальной истории. — А ты не подумал, что у этой кого-то тоже могут быть пальцы не для таких изящных вещиц? — она взглядывает на него исподлобья, едва сдерживая улыбку. И в ответ слышит его счастливый смех.