***
Обычный холодный день в конце января, в камине тихо потрескивали дрова, постепенно угасая, и оставаясь тлеть на раскаленном камне маленькими красноватыми угольками. Погода была на удивление паршивая, за окном рябили собравшиеся в неаккуратные лохмотья хлопья снега, не оставляя возможности увидеть даже кроны растущего прямо под окнами дерева, натужно скрипящего и приклоняющегося к земле от порывов ветра. Алекс только неделю как вернулся из Олбани, и сразу же был подселен к лучшему друг, чему тот, как и сам Гамильтон, был несказанно рад. С первых дней, конечно, возникали небольшие бытовые разногласия, но разрешались они, в основном, даже не успев завязаться. —Мой мальчик, половина третьего ночи, ты бьешь все рекорды! — с насмешкой известил Лоуренс. Джон уже и не надеялся лечь спать раньше четырех, он зябко пожал плечами, и перевернувшись на спину аккуратно приподнялся на локтях, опираясь на холодную стену за спиной. Алекс не посвящал Лоуренса в детали своей работы, да и тому было не слишком интересно, он сам занимался подобным, правда стоит ли говорить, что в значительно меньших объемах. Он и сам не особо хотел спать, было желание хоть ненадолго приклеиться взглядом к стене, погружаясь в собственные мысли, так что долгое время он не тревожил Гамильтона, но взглянув на часы, понял, что это уже чересчур. —Сам же и выгнал меня вчера пораньше, так что стоит разобраться и с этим — он указал верхней частью пера на кипу бумаг, подпирающих подсвечник, при этом даже, не глянув на парня. В чем-то он был прав, но Джона такое положение вещей не слишком то и устраивало. —Тебе действительно стоит поговорить с Вашингтоном о том, чтобы брать на себя меньше работы. — глубоко вздохнув, протянул Лоуренс Ответом был лишь тихий смешок. —Пока я со всем справляюсь, об этом и речи быть не может —Так перестань — не уступал Джон, он откинул одеяло и устроился на краю кровати, ближе к письменному столу, поджав колени под себя, и уже готовясь продолжить перепалку, — Я не шучу, Алекс, такими темпами ты скоро превратишься в живой труп. — Раньше твои комплименты звучали куда приятнее — словно обижено вздохнул Гамильтон, на секунду останавливаясь, но лишь для того, чтобы вновь мокнуть перо в чернила. Джон тряхнул головой, откидывая на спину копну волос цвета мокрой пшеницы, после чего слегка подался назад, упираясь руками в матрас и наконец, специально медленно, одна за одной, распрямил ноги и, окинув их оценивающим взглядом, опустил Гамильтону на колени. —Ты намекаешь на то, чтобы заняться чем-то более интересным? Лоуренс фыркнул, с презрением закатив глаза, ему стоило догадаться, что Александр не сможет удержаться и не отпустить одну из своих пошлых шуточек. Но все же Гамильтон прервался, он отложил перо, неосмотрительно повернув его пишущим концом как раз к выгоревшей бумаге, и изнеможенно откинуля на спинку стула. Джон же тем временем скрестил ноги, закинув одну на вторую дабы Александру было сложнее вернуться к работе. Гамильтон лишь окинул взглядом голени друга и замолчал. Сковывающая тишина продлилась около двадцати трех секунд, по крайней мере, именно столько ударов секундной стрелки насчитал Джон. Казалось бы, немного, но каждая проведенная в непривычной тишине секунда будто удивительным образом становилась длиннее и мучительнее предыдущей. —Знаешь, на самом деле, я не думаю, что это очень удобно — наконец заговорил Алекс, переводя взгляд на соседа — нам обоим, я имею в виду. —Я не перестану пока ты не согласишься лечь спать — противился Джон, надеясь, что Александр как можно быстрее согласится, ведь у самого уже затекли руки. Тот устало вздохнул. —Хорошо, твоя взяла — недолго думая, сдался Алекс. —Правда? — не поверил легкой победе Джон. —Да, только убери ноги — он приподнял его пятку, тем самым слегка сгибая ногу в колене, после чего аккуратно опустил на пол. Джон не сопротиалялся, да и, собственно, зачем? — Не то чтобы я был против, но видишь ли, иначе я не смогу подняться.***
И все же Гамильтон любил это место. На самом деле тесную комнату, в которую помещался весь мир, неуютные скрипящие кровати, и конечно же своего соседа. Он не раз, и не два задерживался за письменным столом чуть дольше лишь для того, чтобы отложив перо и закрыв чернильницу, хоть бегло пробежаться глазами по ровно сопящей фигуре в ночной рубашке. Порой он, не вставая со стула, наклонялся к кровати Джона, и, стараясь не касаться бледной кожи, убирал за ухо несколько упавших на лицо прядей. Только в такие моменты он казался ему по-настоящему красивым, в его силуэте не угадывался образ строгого, измученного войной солдата, глаза не блестели от усталости, и даже загрубевшее руки вместо того чтобы перезаряжать оружие, крепко сжимали подмятое под голову одеяло. Сейчас он казался скорее персонажем, украденным с картины одного известного художника, чье имя затерялось где-то в глубинах сознания Гамильтона. Алекс застыл, прислушиваясь к размеренному дыханию Джона, будто все еще сомневаясь, не притворяется ли вдруг тот. Для большей уверенности Гамильтон щелкнул пальцами перед носом у юноши. Реакции не последовало, ни одна мышца не дрогнула на лице Лоуренса. Александр облегченно вздохнул и на мгновение прикрыл глаза, в такие моменты ему хотелось аккуратно откинуть край одеяла и, не тревожа сон друга, устроиться на краю кровати, буквально цепляясь за простыни чтобы с грохотом не свалиться на пол, и не сменяя рубашки забыться сном, надеясь, что утром он каким-то чудом проснется в своей кровати. Гамильтон вздохнул еще раз, но теперь уже более обреченно, он отогнал от себя назойливые мысли и еле весомо провел ладонью по щеке Лоуренса, после чего наконец привстал и склонившись над ним, прикоснулся губами ко лбу, незаметно, всего на мгновение, он бы даже не догадался об этом. — Спокойной ночи, Джон - легкая улыбка, искаженная усталостью, озарила лицо Александра. И пусть он продолжает упрямиться, упрекая Гамильтона в слишком сбитом режиме дня, Джон Лоуренс никогда не узнает почему Алекс допоздна задерживается за работой.