Cure for the Enemy

#np Green Day - 21 Guns Тусклый луч света проникал в камеру через узкое зарешеченное окно. Эффекта от него не было никакого, потому что он больше сгущал мрак вокруг, чем давал возможность что-то увидеть. Где-то капала на каменный пол неизвестно как попавшая в это прибежище уныния вода. До сумасшествия отвратительный звук. Сначала на него не обращаешь внимания. Но когда вокруг тебя темнота и абсолютная тишина, волей-неволей начинаешь прислушиваться хоть к чему-нибудь. Со временем этот монотонный звук, прежде казавшийся благословением, оказывается карой. Он преследует тебя во сне и наяву, ты не можешь сбежать от него, потому что он везде. В этой тюрьме не нужны охранники: звук все делает за них. Все, что им остается, это смотреть на сумасшедших людей, скрючившихся на своих подстилках и зажимающих себе уши в тщетной попытке спрятаться от звука, да время от времени выносить окоченевшие трупы и утилизировать их. Просто удивительно, что в нашем 43 веке тюрьмы строят по примеру средневековых казематов. Впрочем, они только изнутри средневековые. Снаружи же это совершенно неприступная голая стена, без швов и зазоров. Никто никогда не сбегал отсюда. Впрочем, если судить по моим соседям, никто никогда и не пытался. Я был рад, что скоро уйду отсюда. Мой приговор был гораздо мягче, чем у этих бедолаг, лежащих на полу и отказывающихся от еды, лишь бы не отнимать ладоней от ушей. Я это понял за тот месяц, что провел здесь. Мне предстояло всего лишь умереть. Да, публично и, скорее всего, с насмешками и непристойными выкриками, но мне не надо было терпеть это отвратительное зловоние умирающих людей, давно испортившейся еды и фекалий. Не надо было слушать стоны давно оглохших людей, слышащих только настойчивые капли воды, рождаемые уже их воспаленным воображением. Определенно, Императорский Суд совершил огромную ошибку, подписав такой мягкий приговор. Вечерело. Тот луч света, пробивающийся через затемненный, непроницаемый охранный колпак, постепенно угасал, являя собой самое наглядное олицетворение моего будущего. Казнь должна была состояться на рассвете, и, могу сказать честно, я жаждал ее, как величайшего спасения. Мой путь с этой стороны реальности был завершен, я чувствовал это. И теперь мне, как пуле без цели, незачем было оставаться здесь. Неожиданно дверь в камеру отворилась. Вошедший охранник с выжидательным подозрением смотрел на меня, направив бластер, словно хотел, чтобы я попытался совершить побег, хоть немного разбавив их скучные будни этой выходкой. Конечно, они бы застрелили меня до того, как я успел бы сделать хотя бы пару шагов. Наверно, стоило этим воспользоваться, ведь быстрая смерть от выстрела гораздо предпочтительнее смерти от удушения и последующего висения в петле на Столбе Презрения. К тому же охранник был бы доволен, ведь ему скорее всего выписали бы грамоту, а, может, и медаль за предотвращение побега особо опасного преступника. Но к моему собственному удивлению под конец моей богатой на события жизни меня одолело любопытство. Мне было действительно интересно, с какой такой радости у меня посетители? Ответом мне послужил второй охранник, зашедший в камеру и ведущий перед собой молодого человека в наручниках. Недовольно переглянувшись со своим напарником, тот ввел код, и лазерная связь, соединяющие два браслета, исчезла. Буркнув что-то непонятное, охранники вышли из камеры, заперев ее, казалось бы, легким для взламывания замком. Куда там! Поверьте, большую часть моего месячного заключения я пытался взломать этот замок, что не привело ни к каким результатам. Поэтому я с равнодушным недоумением смотрел, как парень просчитывает возможности открытия двери и побега. Гораздо больше меня занимал другой вопрос. Какого черта его ко мне подселили? Такого никогда еще не было, ведь главной идеей этой тюрьмы была пытка одиночеством. Или это была своеобразная милость свыше: возможность поговорить перед смертью? Исповедь? Или попытка развязать мне язык перед смертью, вдруг я все расскажу этому парню? Ему было лет 19, не больше. И одет он был в стандартную тюремную робу того безнадежного серого цвета, вызывающего только желание поскорее уйти из жизни. Взгляд соскальзывал с черт его лица, не имея возможности зацепиться ни за что, кроме глаз, поразительно ясных, пронизанных пониманием собственной конечности, заставляющих невольно вздрагивать, когда их взгляд останавливался на вас. Он уже понял, что просто так не выбраться отсюда, поэтому просто сел у противоположной стены, обхватив колени руками. Спустя несколько минут он словно вспомнил, что не один в камере. А, может, почувствовал мой взгляд. Он резко поднял на меня взгляд полный подозрения. Усмехнувшись, я спокойно махнул ему рукой, а затем демонстративно отвернулся к окну, краем глаза заметив, как широко распахнулись. - Извините, - спустя несколько минут напряженного молчания начал он. - Вы - Рыжий Бен, да? Ну, конечно. Откуда ему знать, что я - всего лишь бежавший солдат-дезертир Бенджамин Эллингтон, предавший своего Императора, когда я известен по всем космическим просторам как пират Рыжий Бен? Совершенно неоткуда. - Боюсь, что ты прав. Я чем-то могу помочь? Взгляд его глаз ясно говорил мне, что никакой он не шпион правительства. В них сквозил такой восторг, что смог бы смутить любого. Конечно, мальчик не знал, что его ждет в будущем. За разговор со мной его подвергнут таким пыткам, что сохранить хоть остатки разума покажется счастьем. А, может, ему дадут сбежать и будут следить, куда он полетит, надеясь отыскать нашу тайную базу, а при неудаче просто уничтожат его, как отработанный материал. В любом случае он был обречен, и знал это. - Говорили, что Вас поймали, но я не верил в это. А оказалось, все правда. Как же это произошло? - Как тебя зовут? - Оливер, сэр. Оливер Стракс. - Это долгая история, Оливер. Думаю, сейчас не то время, чтобы рассказывать ее. - Но расскажите, как Вы стали пиратом! - его глаза горели жаждой узнать историю некогда прославленного пирата, а теперь просто обреченного на смерть заключенного. Я медленно отвернулся от собеседника и посмотрел сквозь решетку на небо. Солнце уже полностью скрылось за горизонтом, и небо было предоставлено первым звездам. - Что ж, хорошо. Что ты знаешь о разочаровании, мальчик? - Достаточно, сэр, - неожиданно стал замкнутым Оливер. - Тогда ты поймешь меня, - кивнул я скорее себе, чем ему. - Моя война началась со смерти. В тот момент я не знал, как дышать, не знал, как заставить свое тело действовать. Я был словно те руины старых храмов, что сейчас активно разрушаются Правительством. Мой мозг разъедало разочарование, ведь я так верил Императору. Я был готов умереть за него, а оказалось не за кого умирать. Я служил чудовищу, который мою верность оплатил разбитым вдребезги сердцем. И я ушел, стал пиратом, воевал с теми, за кого сражался еще недавно, чтобы сейчас, оказавшись на пороге смерти, понять, что ничего изменить не удалось. - Как это произошло? - повторил Стракс. Казалось, он повергнут в шок таким поворотом событий. Я невесело усмехнулся. - Как и все главные события в истории, все случилось из-за женщины.