Это, наверное, здорово

В детстве маленький Антоша не придавал значения времени. Ему казалось, что время — это все равно что длинная конфета-тянучка — долгое и нескончаемое. Но в классе восьмом-девятом он буквально на себе ощутил его скоротечность. Каникулы будто с каждым годом становились все короче и короче. Время до единого государственного экзамена тоже летело неимоверно быстро. Особенно ярко это выражалось на уроках любимого преподавателя и по совместительству классрука — Арсения Сергеевича. Сам учитель души не чаял в очаровательном мальчишке с торчащими ушками и большими зелеными глазами. Попов считал Антона хорошим парнем, ведь он активно работал на уроках, не болтался со своими одноклассниками по подъездам с сигаретой в зубах и не давал повода на него ругаться. Вот только с каждым месяцем его взгляд становился настолько пронзительным, что не давал Арсению спокойно вести уроки. Попов постоянно сбивался и нервно поправлял челку пятерней, словно это он подросток, а не Антон. Но потом опять что-то резко изменилось. Теперь же он часто отвлекался на снегопад за окном, а его глаза перестали быть такими яркими, какими были раньше. Вместо рубашек он стал носить футболки, а на запястья нацепил какие-то кожаные браслеты. С учеником явно что-то происходило, но Арсений не знал, как ему можно помочь. А Антон просто влюбился. Да так, что воображение сводило его с ума. Постоянно вырисовывало в голове парнишки такие ситуации, в которых объект его симпатии был самым настоящим героем, ну или просто божьим одуванчиком. И все было бы хорошо, если бы он не влюбился именно в Арсения Сергеевича. Его любимый преподаватель был невероятно красив. Черные, как смоль волосы, яркие голубые глаза и бледно-розовые губы. А какое у него тело! Он постоянно носил белые приталенные рубашки и черные обтягивающие брюки, что идеально сидели на его фигуре. «Ну и как тут не влюбиться, когда твой препод — ебучий Аполлон?!» — мысленно возмущался Антон, мечтая об Арсении. Он уже миллион раз успел проклясть эти уродские мечтания, которые навряд ли сбудутся. И это осознание заставляло вновь и вновь тонуть в слезах, разрывая тишину своей комнаты жалобными всхлипами. *** Антон стоял рядом с Арсением около театра, ожидая всех остальных одноклассников. Они опаздывали на целых десять минут, а паренек уже успел замерзнуть в своей толстовке. Вроде конец апреля, а на улице по утрам все еще холодно. Преподаватель стоял совсем рядом, буквально в метре от Антона и постоянно оглядывался, высматривая остальных учеников. Шастун же тихонечко топтался на одном месте и наслаждался обществом учителя. Арсений иногда кидал на ученика обеспокоенные взгляды, когда тот заглядывался на пролетающих птиц. — Антош, что с тобой происходит? — На свой страх и риск спросил Попов, волнуясь о том, что мальчик сбежит от его пытливых глаз. — Ничего особенного, не беспокойтесь. Арсений Сергеевич, я просто… — Антон правда пытался выдавить такое важное для себя признание, но когда преподаватель заметил преданно-любовный взгляд своего ученика, пораженно прошептал «не произноси, не стоит» и скрылся на пороге театра. –…смертельно влюблен в вас. «Наивный, о чем ты вообще думал? Чего ты ожидал? Что он кинется к тебе в объятия? Или что он спокойно это примет? Вот придурок. Хорошо же общались, а ты все испортил. Как всегда.» А Арсений просто испугался. Испугался чувств мальчишки к себе и своих к нему. Испугался ответственности. Испугался боли, которую легко может принести ему. Уже принес. «Вот я дурак. Надо было остаться рядом. Теперь он наверняка думает, что противен мне.» — Арсений замер на месте, понимая, что нужно вернуться. Он прекрасно слышал то, что прошептал себе под нос зеленоглазый мальчишка. И от этого он приходил в ужас. Ведь он не может дать Антону то, что тот хотел получить. По крайней мере сейчас. Может быть потом, если самому мальчику все еще захочется видеть Попова рядом с собой. Арсений решил всё-таки быть мужчиной и вышел из здания театра. Его одиннадцатиклассники резвились на ближайшей детской площадке, ожидая своего классного руководителя, но в упор не замечая его. Попов огляделся и нашел одиноко сидящего мальчика на лавочке. Он закрыл лицо своими ладошками, а его спина тихо содрогалась под натиском отчаяния. У Арсения сердце кровью обливалось, когда он видел такого Антона. Такого брошенного и никому не нужного. Хотя на самом деле он необходим Арсению, просто не знает этого. Раздаются тихие шаги рядом с Антоном, и к его голове прикасаются теплые пальцы, слегка поглаживая. Мальчик, даже не видя, кто перед ним, скидывает мокрой от слёз ладонью руку со своей головы. Арсений собрался с мыслями и заговорил. — Антош, я не хочу проблем ни себе, ни тебе, поэтому давай сразу всё проясним. Ты не думай, что я стану относиться к тебе хуже из-за этой ситуации. Всё будет так, как было до этого. По поводу чувств. Я не боюсь о том, что меня могут выкинуть к чертовой матери из этой школы из-за отношений с учеником. Я беспокоюсь лишь о тебе и твоем будущем. Правда. У меня была похожая ситуация, и я её разрешил так же, как собираюсь разрешить и эту. Я отказал десятикласснику, корректно объяснив, что отношения с учителем — это не то, что ему нужно. Сейчас он наверняка женился и завел детей, а о нелепой ситуации со мной уж и подавно забыл. — Вы сейчас просто-напросто хотите оттолкнуть меня, чтобы я не мешался под ногами. Хотя, как тут еще поступать? Не могу даже представить себя на вашем месте. Подходит какой-то левый неправильный мальчик с неправильной ориентацией и затирает мне что-то про чувства. Не удивительно, что я вам не нужен. — Антон, я не считаю тебя неправильным, а лишь пытаюсь тебя уберечь от этих чувств. Неправильным здесь станет только то, что я отвечу взаимностью на них. Правда будет лучше, если мы закроем эту тему и притворимся, что ничего не было. — Для кого лучше, Арсений Сергеевич? — мальчишка недоуменно взмахнул руками, но так же быстро положил их обратно на коленки и перевел мокрые глаза в небо. — Ладно, хорошо, я понял. Как скажете. Забудьте это всё. Оно правда нам не нужно. — Антон пытался казаться равнодушным и правда сдерживался, чтобы не прокричать, что ему нужны эти чувства и сам Арсений Сергеевич. Он поднялся с лавочки и ушёл к одноклассникам, не оборачиваясь на преподавателя. Хотя если бы обернулся, увидел бы глаза, полные боли и отчаяния. Арсению очень жаль, что он не может ответить мальчишке взаимностью. Два месяца Антон гнил от одиночества, медленно, но верно угасая без Арсения. Чувство, которое, по идее, должно угасать вместе с мальчишкой, напротив, только крепло. Антон успел напридумывать столько душераздирающих ситуаций, в которых у Арсения появилась новая пассия, с которой он, весь такой счастливый после выпускного, уезжает в закат и оставляет Антона одного на произвол судьбы, что у него, в конце концов, просто закончились слезы. Оставалось лишь «ждать от моря погоды», стараясь попутно не захлебнуться в нем. Два месяца Арсений бил себя по рукам от соблазна рассказать Антону о том, что не хочет держать дистанцию, что хочет быть с этим милым мальчишкой, которого на данный момент можно было назвать потухшим солнцем. Его глаза уже давно перестали сиять так, как ярко они сияли раньше. Арсений хотел бы вмиг закончить эту истощающую пытку для мальчика, прижать его к себе и целовать всё, до чего достанут его губы. Однако пока в документах он записан у Антона как классный руководитель, этого нельзя было допустить. Два месяца Антон и Арсений сходили с ума друг без друга. Было очень трудно выдержать такую муку — любить, но без возможности касаться и проявлять свои чувства. Сложно сказать, кому было больнее: Антону, который не знал о взаимности или Арсению, который не мог о ней рассказать. Два месяца прошло, за спиной Антона сданные экзамены, последний звонок и половина июня. Ему казалось, что после выпускного их с Арсением Сергеевичем окончательно перестанет что-то связывать и они разойдутся как в море корабли. Антон больше не сможет любоваться Арсением, пока тот не видит, и это его очень опечалило. — Антош, о чем ты постоянно думаешь? Иди гуляй, празднуй, ну же. Выпускной должен стать незабываемым, а как же он сделается таковым, если стоять истуканом и смотреть по сторонам? — казалось, что мать Антона готовилась к выпускному сына даже больше, чем он сам. Ему этот псевдо-праздник был даром не нужен, он вообще пришел на него только для того, чтобы попрощаться с любимым человеком. Это для мамки он переходит на новый этап в жизни, а для себя он находится на все том же дне, наедине с любовью к преподавателю. Он отыскал глазами ту самую макушку, обладатель которой поглядывал на часы и нервно теребил рукава пиджака. Антон опять неосознанно залип на Арсения, отмечая, насколько тому идут узкие брюки. Такой прекрасный, такой замечательный, и не твой. Антон усмехнулся своим мыслям, но резко растерялся, когда его взгляд подловили яркие глаза Попова. Яркие, но расстроенные. Однако мальчишка отвернулся, проигнорировав эмоции любимого. Он вдруг вспомнил, как увидел аватарку в социальной сети какой-то, видимо, подруги Арсения, которую он целовал в щеку. В районе сердца закололо, внутри разбушевалась такая ревность, что ему хотелось просто тихонечко сдохнуть в уголочке, но он был на уроке, прямо перед любимыми глазами. Пришлось продолжать спокойно сидеть, не подавая виду, однако Антон, сам того не понимая, уже другим взглядом глядел в любимые глаза. С отчаянием. С безнадежностью. С горечью. «И ведь ничего с этим не сделаешь.» — Антон надрывно выдохнул, шагая в сторону выхода из заведения крупного парка, где праздновали выпускной. На улице уже давно стемнело, пахло безысходностью. Шастун стянул свои лаковые туфли и наступил босыми ногами на свежую мягкую траву. Зелень нежно щекотала пятки, когда Антон топтался на месте, оглядываясь. Однако, плюнув на мнения других, улегся прямо на лужайку, раскинув руки. Звёзды. Как же они красивы. Очень похожи на созвездия родинок на теле Арсения Сергеевича, которые видны даже через белоснежную рубашку, которая по своему обыкновению обтягивает такое до безобразия прекрасное тело. Пока Антон размышлял, как бы лучше подступиться к преподавателю, Арсений, заметив, что его любимого ученика нет поблизости, пошел искать его на улице. И нашел. Его солнышко освещало своим присутствием редкие цветы на зеленой траве. С таким по-детски наивным взглядом наслаждалось созерцанием звезд. Подходя ближе к Антону, Арсений услышал, как тот шептал себе под нос обрывок какой-то песни: –…Ищу свою комету. Я тебя по секрету жду… — по телу Попова прошлись сотни мурашек. Он сделал вдох-выдох и зашелестел травой, создавая шум и привлекая к себе внимание. Мальчик вздрогнул от неожиданности и резко сел, бросая взгляд удивленно-испуганных глаз на преподавателя. —  А что это ты тут делаешь? — Арсений присаживается рядом с Антоном, ярко, но наигранно улыбаясь ему. К слову, улыбаться не хотелось от слова совсем. — Разве не видите, веселюсь, — Антон грустно усмехнулся и перевел взгляд на звездное небо. — Перестаньте так улыбаться, ощущение, что вы либо скалитесь, либо вас заставляют, — Преподаватель глубоко выдохнул и убрал вымученную улыбку. Она ни к чему. Потому что у него слишком умный мальчик. Он и так все понимает, можно не скрывать свои настоящие чувства и эмоции. Тишина. И только нежное дуновение ветра прерывает её. Она не была неловкой, она была уютной. Возможно, слишком уютной для тишины. —  Знаешь, Антоша я буду очень скучать по такому ученику, как ты. — Антон печально улыбнулся. — По ученику… Всего лишь ученику, — мальчику хотелось плакать от досады. Для Арсения Сергеевича он всего лишь какой-то ученик. Пелена слез в глазах, ком в горле, сотни несказанных слов и признаний в любви. Было бы неплохо высказать всё, что лежит на душе, всё, что он думает об Арсении. — Я сейчас скажу вам парочку слов. Забудьте их потом. Потому что вам всё равно это не нужно. Я, наверное, вас люблю. Несмотря на то, что вы мне сказали тогда, у театра. Не могу перестать думать о том, что могло бы быть, если бы мои чувства были взаимными. Ведь это, наверное, здорово, просыпаться каждое утро рядом с вами, чувствовать, как вы оставляете невесомый поцелуй на моей шее и идете готовить вкусный завтрак, тихонечко мурлыкая что-то себе под нос. Это, наверное, здорово, гулять с вами, крепко держаться за руки, игнорируя косые взгляды, носиться босиком по траве в парке и слушать ваш громкий смех в ответ на мои совсем детские поцелуи в ваши щеки и губы. Это, наверное, здорово, наблюдать за тем, как вы ревнуете, сжимаете кулаки до побеления костяшек и идете набивать морду тому мужчине, который посмел со мной флиртовать. А потом обнимаете меня, до хруста костей, показывая мне, насколько вы собственник.  Это, наверное, здорово, быть с вами. Вот только у меня такое чувство, что мне никогда не испытать то, что я себе напридумывал. То, что теперь мучает меня и во сне, и в жизни. Мои мечты однажды окончательно убьют меня. Потому что им не суждено сбыться. Никогда. — всхлип мальчишки заставил Арсения вздрогнуть и понять, что если он ничего не предпримет, то Антон сдастся, уйдет и отпустит свою любовь. Уже практически своего Арсения. Навсегда. — Вы можете ненавидеть меня за всё, что я вам сейчас сказал, Арсений Сергеевич. Вы пытались убедить меня, что без вас мне будет лучше, но пока что мне только хуже. — Антон начал подниматься с мягкой травы, как вдруг его схватила рука Арсения и потянула на себя. Антон упал на коленки к преподавателю, а когда понял, что происходит, уже оказался в крепких объятиях любимого. — Извини меня, Антон, — прошептал Арсений, утыкаясь носом в ключицу мальчика. — Но за что вы извиняетесь, Арсений Сергеевич? — Шастун давно бы уж вырвался из объятий учителя. Просто потому что не хотел, чтобы снова было больно. Но сдался и поддался любимым рукам. Чтобы в воспоминаниях было то, чем он дорожил бы. — За то, что так долго врал тебе, — парень оторвался от макушки Арсения и недоуменно взглянул на него. — Хоть я и правда боялся сделать тебе больно, больше всего я опасался того, что ты забудешь меня так же быстро, как и влюбился. Прямо как тот парень, помнишь же, я тебе рассказывал. — Преподаватель положил голову на плечо мальчика, надеясь, что тот примет эти слова всерьез. — А вообще, ты мне всегда нравился. И сейчас. Очень-очень. В момент Антон понял, каким был дураком, когда думал, что дело в нем. В его внешности, в его характере или в его возрасте. Нет. Арсений просто боялся довериться. Боялся, что его бросят. Боялся стать ненужным. И Антон его в какой-то степени понимает. — Прости меня за боль, которую я принес тебе своим враньём. — Арсений взглянул в глаза Антона. А они сияют ярче тысяч звезд над их головами. Блестят радостью и любовью к одному-единственному человеку. Который робко тянется к губам любимого за долгожданным поцелуем. *** Небо и земля из-под ног выходят, и остается лишь один человек. Самый любимый и самый бесподобный. Тот, кто считался таким далеким, вдруг оказался ближе, чем можно было представить. Вот он, прямо тут, совсем рядышком, щебечет что-то о том, как сильно хотелось ему признаться во всем раньше. Что любит мальчишку всем сердцем. Что соврал о том, что так будет лучше, притворяться, что ничего нет. Лучше не стало, чувства не растворились и не превратились в одно сплошное безразличие. Стало лишь только больнее. «Мне кажется, мы не существуем.» — Вот глупый. Перестань думать, что вот это все вмиг рассыпется. Так же как твои мечты, после которых хотелось лишь самовыпилиться. Отбрось эти мысли. Теперь вы вместе. Теперь всё будет хорошо. «Тебя слишком мало.» — конечно, мало. Любви много не бывает. Обнимай это худое красивое тело, целуй это по-детски милое лицо и поддатливые губы. Пока ушастый мальчик рядом, пока не поздно что-то предпринимать. Ты ведь никогда не узнаешь, что после выпускного и вашего «прощания» он хотел умереть. Послать свою жизнь ко всем чертям и больше никогда не появляться в твоей. С дурацкой фразой «к чему эти дни, где нет нас двоих и не будет» он хотел уйти. И его было бы уже не вернуть. Но теперь вы вместе, а значит, всё будет хорошо. Они забывают о времени и это лишь к лучшему. Потому что… что может быть красочнее, чем их чувства? Правильно, ничего.