Hallowed be thy grave

Апокалипсис не пощадил ничего и никого. Всё было разрушено и искорёжено. Мостовые, дороги, тротуары, выщербленные осколками, были покрыты пылью, жирным налётом гари и завалены мусором. Тела живых существ сгорели или иссохли от жара, оставив в воздухе неприметный аромат горького тлена. Остались только крысы. Эти твари копошились стаями, доедая то, что сочли для себя съедобным. Локи никогда не представлял себе, как будет выглядеть конец света. Каким он его встретит. Он смотрел на себя в оплавленную витрину. Длинные чёрные волосы, спутанные от пота и копоти, осунувшееся серое лицо. Грязные провалы вместо скул. Лафейсон дотронулся пальцами до отражения, рассечённого трещинами. Он походил на труп недельной давности. Когда всё и случилось. Это был конец всего. Девять миров взорвались в хаосе, боги и великаны, люди и звери, всё погибло, как и предначертано Рагнарёком. Локи пошёл дальше. Двигался он уже с трудом. Под сапогами хрустели осколки. На пути ему попалась практически уцелевшая автомастерская. Новые и старые автомобили, лишь слегка присыпанные жирным пеплом «Фиаты», «БМВ», «Фольксвагены», ожидали своих хозяев. Локи встал как вкопанный. Откуда-то доносился шум прибоя. Запахло морем. Зеленоглазый лжец прислонился к осыпавшейся стене. Хватило бы сил добрести до воды. Лафейсон не помнил, как очутился здесь. Мидгард тогда ещё пылал. Огонь касался рук бога, согревая его. Потом пламя утихло, и он бесцельно бродил в руинах. Где-то вдалеке ласково шелестело море. Локи облизал сухие губы. Ему хотелось к воде. К медлительному, размеренному плеску изумрудных волн, перекатывающих с вкусным постукиванием гладкие камушки, к горячему золотистому песку, из которого торчат перламутровые хвостики, чёрные и белые бока ракушек. К огромному солнцу. Ноги сами несли его, как и в последние дни, туда, куда надо. Лафейсон ничего не понимал. Он знал, что это конец, но каким-то ещё чудом держался за рамки окружавшего его мира. Он задышал глубже, когда ноги провалились в песок между клочков травы. Лафейсон остановился. Он увидел море. Сейчас оно было злым и серым. Ветер подымал на нём высокие волны. Волны несли к берегу и выбрасывали на песок хлам цивилизации и части дохлых морских обитателей. Пахло просолившейся гнилью. Локи пошёл вдоль берега, внимательно глядя себе под ноги. Волны омывали с его сапог пыль. Вонючий, но тёплый ветер трепал волосы на его голове. Солнце клочьями мелькало сквозь застилавший небо дым. Лафейсон наткнулся взглядом на розовый перламутровый хвостик, и нагнулся поднять ракушку. Он зашатался и осел на песок. Привалившись к валуну, он потянулся расстегнуть у шеи ворот камзола. Откинул голову на камень и закрыл глаза. Тяжёлый шум прибоя усилил ощущение полного одиночества. Лафейсон сжал в кулаке ракушку, цепляясь за уплывающее сознание. — Теперь тебе не нужно ничего больше, — услышал он знакомый голос. Рядом с ним на песок сел ещё кто-то. Локи повернул голову в его сторону. Зелёные, глубоко посаженные круглые глаза внимательно изучали его. — Ты всегда меня боялся. А теперь нет. — Я и сейчас боюсь тебя, — ответил Локи. — Просто я устал. Лафейсон посмотрел вдаль. Его двойник придвинулся ближе и положил руку ему на плечо. — Не хочу оставлять тебя одного. Локи обречённо повернулся к нему. Длинные волосы двойника мягко касались его лица. — Мне страшно, — признался он. Двойник наклонился, целуя Локи. — Для этого я здесь, — прошептал он ему в губы. Лафейсон обхватил двойника за шею, приподнялся, впиваясь губами в тонкие, острые от шершавых корок губы. Шаря по знакомому телу руками, извлекая из доспехов и одежды, Локи со стоном упал навзничь. — У меня осталось мало сил, — сказал и посмотрел с вызовом. — Больше ничего не нужно делать. Просто закрой глаза, бог. Локи смежил веки. Пока его раздевали, тело наполнилось желанием, плоть внизу живота приятно напряглась. Он раздвинул ноги, двигая бёдрами вверх, прикасаясь к паху двойника. Под спиной ощущалась натянутая ткань плаща, мелкие песчинки кололи обнажённую кожу между лопаток. Двойник раздвинул ему губы и прошёлся языком между зубов. Локи застонал. — Глубже, — недовольно произнёс он. Язык проник в него глубоко, надавливая на его язык, толкаясь и кружа во рту. Член встал, до боли прилип к животу. Анус запульсировал. Локи вытянулся, забросил ноги на крепкую поясницу и надавил, вжимая двойника в себя пахом. Крепкий пенис ворвался внутрь него, распирая стенки. Лафейсон подвинулся ещё ближе, насадившись до упора. Двойник двигался в нём быстро. От глубоких толчков тело содрогалось, озноб бежал по оголённой коже, по которой гулял прохладный ветер, разбрызгивая мёртвую воду из моря. Лафейсон заметался на песке, спутывая волосы ещё сильнее. Песок набился ему в ухо, прилип к потной ложбинке вдоль позвоночника. Толчки внутри его тела стали быстрее. Член казался раскалённым. От его скольжения саднило и пекло. Наслаждение рождалось мучительно долго, нехотя. Двойник входил в раж, наваливаясь на Лафейсона всем телом. Локи хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Под закрытыми веками запульсировали голубым сосуды. Будто грозовые корни, уходящие вниз, в бесконечность. Он увидел внутри себя сердцевину, ещё пылавшую огнём. Локи завыл. Его тело билось в сладких судорогах. Внутри всё сжалось и расслабилось. Семя влилось в него, растекаясь теплом внутри. Локи почувствовал щиплющую боль в сжатом кулаке. Повернув вбок голову, он открыл глаза и разжал пальцы. Он раздавил сжатую в кулаке ракушку, острые осколки впились до крови в мякоть ладони. Лафейсон улыбнулся. Он сделал вдох и затих. Мёртвая зыбь разгладила поверхность моря. Двойник встал. Набросив на себя плащ, он пританцовывая двинулся босиком вдоль берега, собирая выброшенные штормом корни, ветви и доски на костёр для бога, попутно выискивая на песке перламутр витиеватых ракушек.