Подержанный Бентли в угоне

Краснов просыпался тяжело, муторно, выбираясь как из топкого болота. Тело ломило и во рту стоял вкус старой тряпки. Глаза упорно продолжали смыкаться, поэтому пришлось сосредоточиться на звуках и запахах. Было тихо и тепло. Кажется, чирикали птицы и шелестела листва. Ни машин тебе, ни гула голосов. Странно. Пахло тоже странно. Не как дома, а как будто он был снова маленьким и приехал на лето в деревню к бабушке. Пахло деревом, куриным пером, кошками и старостью. И сигаретным дымом. Краснов чихнул и всё-таки проснулся. Белёный потолок обретал чёткость, расцветал паутинками трещинок и редкими точечками когда-то давно прихлопнутых комаров. Это действительно был деревенский домик. Над железной кроватью висел плюшевый ковёр с оленями. В ногах спал тощий рыжий кот. Рубашка и брюки висели на железной спинке. За окном прокукарекал петух. Это всё ещё было странно, потому что вчера утром Краснов никак не мог уехать на деревню к дедушке. Равно, как и к бабушке, потому что оба они давным-давно умерли, а деревня, где они жили, была снесена и на её месте построен комбинат. Краснов помнил, как он закрывал магазин, и шёл на остановку. Было уже темно, он спешил на последний автобус. А потом кто-то подкрался к нему со спины и зажал рот вонючим платком. Краснову раньше никогда не приходилось нюхать хлороформ, но, видимо, это оказался именно он, потому что почти сразу же свет померк и он провалился в это прошлое. Краснов поёрзал, переворачиваясь на бок, чтобы лицезреть своего похитителя. Тот сидел за столом у окна и глазел на своего пленника, стряхивая в блюдечко пепел с сигареты. На крепких руках синели татуировки. Даже на расстоянии Краснов мог прочитать набитое на крупных костяшках РОМА. Рома был широким, плотным и явно занимался каким-то спортом, вроде бокса или борьбы, потому что крупный нос был перебит, а левое ухо уродливо вывернуто и оттопырено немного больше правого. Рома был коротко стрижен под расчёску. Типичный гопник, хотя нет. Уже браток, потому что вместо спортивного костюма на нём был чёрный пропылённый костюм и белая рубашка, расстёгнутая и мятая, без всякого галстука. Он здесь один или где-нибудь на улице стоят ещё двое таких же «агентов»? — Проснулся? — хрипло спросил некто Рома, вдавливая окурок в блюдечко. Краснов снова вздрогнул и натянул сползшее одеяло до подбородка. На нём остались только майка и трусы. Зачем его раздели? Чтобы спалось лучше? Или обыскивали? Наверное, было совсем не важно, насколько угрожающе мог бы выглядеть его похититель, окажись он даже шестилетней девочкой. Факт оставался фактом — его похитили и привезли сюда, раздели и уложили в эту почти полную копию кровати из его детства. Зачем? Кому он понадобился? У Краснова была одна квартира в приличном районе, и он владел книжным магазином, в котором сам же и работал. Ни машины, ни дачи. Книжный бизнес не так суров, чтобы устранять конкурентов. Да и не приносил магазин такого дохода, чтобы кто-то позавидовал. Большая часть выручки шла от продажи школьных учебников и канцелярских принадлежностей. Выкуп? А кого тогда шантажировать, если у него не осталось живых родственников, разве что очень дальних, которых он никогда не видел. К тому же он не был женат и уже больше года ни с кем не встречался. Может, это ошибка? Может, его приняли за кого-то другого? — Зачем вы меня похитили? — всё-таки озвучил он этот самый очевидный в его положении вопрос. — А сам не догадываешься? — недоверчиво прищурился Рома. — Нет, — пожал плечами Краснов и поправил съехавшую с тощего плеча майку. Рома с досадой цыкнул, как будто ему было лень рассказывать, и всё же заговорил. — Помнишь, ты у своего магазина аварию видел? Водила парнишку сбил на пешеходе и уехал, а ты номера срисовал, лицо водителя, и собирался в суде свидетелем быть. Краснов нахмурился, потому что про этот суд уже почти забыл. Слушания постоянно то откладывались, то переносились, то прерывались. Тяжба растянулась на полгода и Краснову даже стало казаться, что его уже никогда не вызовут в суд.  — Помню. — Тебе деньги за молчание предлагали? — Предлагали, — ответил Краснов, потому что в самом начале ему действительно пару раз пытались в довольно грубой форме всучить неприлично пухлый конверт, в который он даже не заглядывал. Он бы в жизни его не взял. Водитель убил человека и должен был ответить за это по закону. В конце концов, из пяти свидетелей он последний не отказался от своих показаний. Наверное, их толщина конвертов не смутила. — А ты отказался, — утвердительно продолжил Рома. — Поэтому у моего начальника не осталось другого выбора, как тебя убрать. — Вы меня убьёте, — придушено догадался Краснов и внутренне похолодел. — Но, — хмыкнул Рома, без тени веселья. — Вёз черте куда, в постельку спать уложил, а утром в баньке попарю, молочком напою и у свинарника пристрелю. Заняться-то мне больше нечем. — Тогда… что? — Краснов совсем перестал понимать происходящее. Страх по-прежнему не отпускал. — Расклад был такой, Аркаша. Либо я тебе руки-ноги переломаю, и ты в больничке отлёживаешься, пока слушание идёт, но это палево, а у начальства и так головняк. Либо ты месяц отдыхаешь здесь, пока суд да дело, а потом возвращаешься, как с курорта и все обо всём забывают. Понятно? Вопросы есть? Если что-то не нравится, ещё можно переиграть, но я бы на твоём месте не трепыхался. Краснов не собирался трепыхаться, если дело действительно ограничится временным проживанием в сельской местности, но кое-что уточнить всё же стоило сразу. — А если я сбегу и уеду на попутке? Рома раскатисто заржал и хлопнул ручищей по столу. — Ну, попробуй. *** Позже Краснов понял, почему Рома был так уверен в невозможности побега. Деревня состояла из разваленной часовни и одной улицы в шесть домиков с оградами. В двух из них жили три глухие старушки, которые на всё кивали и повторяли «не знаю, милок» или «да, милок». Ни телефона, ни электричества в деревне не было, скорее всего, испокон веков. Сеть тоже не ловила, а потом телефон и вовсе разрядился. С одной стороны от деревни стеной стоял сосновый бор, с другой — простиралось бескрайнее поле, уходящее в горизонт, где паслись козы. Сколько Краснов ни бродил по окрестностям, ни одной дороги, по которой они могли бы приехать, не нашёл. Одна узенькая тропа уходила в лес, другая к озерцу. Рома мог спрятать свою машину где-нибудь в лесу, но слишком далеко в бурелом Краснов заходить остерегался. Было страшно заблудиться, к тому же без трости быстро уставала нога. А Рома только посмеиваясь, наблюдал за потугами своего пленника и совсем не мешал. Только предостерегал бродить по лесу. — Ты бы здесь один не шароёбился, — посоветовал Рома, когда нагнал Краснова на одной из живописных полянок. — Тут волки бродят, медведи. Было бы ружьё, можно было бы белок пострелять, а так… Темнеет уже. Пошли. Вроде не врал, иначе зачем старушки запирали всю живность на ночь по сараям? Краснов всё ещё не верил. Ему казалось, что где-то здесь Рома припрятал внедорожник и просто боится, что пленник уедет и поминай, как звали. А потом он и сам увидел на полянке здоровенного медведя. Хорошо, что сам медведь, увлечённо поедавший какую-то падаль, самого Краснова не увидел. А на следующую ночь он слышал эти протяжные волчьи завывания и пообещал, что больше в этот лес ни за что не сунется, пусть там хоть под каждой корягой припарковано по внедорожнику. *** Именно после встречи с медведем, которая произошла на пятый день, Краснов потерял надежду. Утром он ушёл на озеро и сел на берегу, глядя на водную гладь. Ему было плохо и тошно. Его душила несправедливость собственного положения. Ни секунды больше не хотелось оставаться в этом месте и видеть хмурую физиономию своего похитителя. Рома ему не нравился. Хуже того, он его пугал. Было в нём что-то такое, от чего в голове дрожал тревожный звоночек. Опасность. Этот человек опасен. Краснов вспомнил, почему Рома казался ему таким знакомым. За пару дней до похищения он видел его в своём магазине. В тот раз Мариночка взяла больничный, и Краснову самому пришлось стоять на кассе. Этот Рома больше часа околачивался по магазину, пялился через зазоры в книжных полках. Потом встал у стенда с популярной литературой, который был ближе к кассе и таращился чуть ли не в упор, как будто Краснов был какой-то знаменитостью или забыл смыть зубную пасту с лица. Помаявшись ещё какое-то время, он всё-таки бросил на прилавок первую попавшуюся книгу, кажется, это был Карнеги, после чего расплатился мятой пятисотенной, не взял сдачу и наконец-то ушёл. Уже тогда Краснову это показалось странным. Он ещё ожидал, что здоровяк выхватит пистолет и потребует выручку. Но Рома только буравил его стрёмным взглядом. Что в тот раз, что теперь, это толкало не на самые радостные мысли. Зачем он всё время пялился? Не то раздевал, не то расчленял в мыслях. И как-то не хотелось узнавать, что именно. Поэтому Краснов убирался из дома с утра пораньше, на ходу съедая кусок козьего сыра, и возвращался на закате, сразу же падая от усталости на скрипучую койку. За эти три дня Краснов уже облазил все окрестности, насколько позволяли ноги и собственная смелость. Пути к бегству не было, или же ему не хватало сил, чтобы дойти до какой-нибудь секретной тропы, которая могла вывести его к цивилизации. Теперь он просто не знал, чем себя занять. Безделье злило. Рома, который всё время был занят какими-то столярными работами на благо местного населения — злил. Его барское спокойствие злило. Его способность — находить его в этой глуши за любым кустом, злила больше всего. А если Краснову понадобиться бежать от него? Да он и не сможет долго бегать. Но и спрятаться при случае тоже не выйдет. Нигде нельзя было отдохнуть больше часа, чтобы в это же место не припёрся Рома, чтобы так или иначе не попытаться составить компанию или позвать в дом под предлогом перекуса. Гладь озера казалась спокойной и безмолвной, но даже здесь тревога не отпускала. Вдалеке блеяли козы, а за спиной слышались шаги Ромы, который снова его нашёл. — Чо не плаваешь? Жара. Я думал, ты купаться ушёл. Рома раздевался, бросая одежду рядом с хмурым Красновым. Последними скинул плавки и с разбегу бросился в воду, поднимая тучи брызг. Был соблазн убраться прямо сейчас, но он ещё минут пять смотрел, как Рома нарезает круги, загребая мощными ручищами, как переливаются на них чернильные татуировки. Сильный, выносливый, здоровый. Не то, что он. Краснов с силой сглотнул ком в горле и вернулся в деревню. В доме было прохладно, в тишине тикали заводные часы и глупая муха билась в стекло. Он скинул ботинки и в одежде улёгся на застеленную кровать. Потревоженный кот с недовольным мявом перепрыгнул на круглый коврик, куда падало больше солнца. Краснов уже засыпал, когда с улицы послышались шаги. — Не спи на закате. Бабки говорят, голова болеть будет. Краснов отвернулся лицом к стене и уставился на плюшевый ворс ковра, пытаясь, как в детстве, увидеть в закорючках узора какую-нибудь рожицу. — Чо ушёл-то? Там на озере прохлада. Вода что надо. Плавать не умеешь или из-за ноги? — Просто, не хотел. — Да, хотел! Не отмазывайся. Все хотят купаться в жару. Я бы тебя придержал, если что. Не утонул бы. Я ж за тебя отвечаю. Краснов снова промолчал, слушая, как Рома за спиной гремел посудой и что-то хрипло напевал. Не то из блатного, не то из мультика про Бременских музыкантов. — Эй! Есть будешь? Я там яиц сварил. Вкрутую. В смятку не люблю — сопли эти… И куру зажарил. Ну, чо будешь? — Ничего не буду. — Ты злой, потому что голодный. Я когда не поем, тоже убить кого-нибудь хочу. И ещё когда не высплюсь. Иди за стол, доходяга. Потом спать будешь. — Не хочу. Просто оставь меня в покое! Я… Краснов испугался своей вспышки и замолчал, ожидая реакции. Рома только хмыкнул и, судя по звукам, сел ужинать. Солнце продолжало медленно садиться. Жара спадала. Краснов всё-таки заснул, и как предрекали чёртовы бабки, на утро встал с больной головой. Как будто и не спал. Хотя, когда он вообще спал здесь нормально? Разве что в день приезда, пока был без сознания. Пока Рома колол дрова во дворе, Краснов утащил из-под полотенца кусок ещё тёплой курицы и уже почти дошёл до калитки, когда его грозно окликнули. — Эй! Далеко собрался? Краснов замер и вжав голову в плечи, обернулся. — В поле. А что? Теперь нельзя? — Да не. Тебе всё можно. Я тебе палку сделал. Ты ж еле ноги волочишь. Рома протягивал ему почти белую трость, из ещё свежей древесины. Навершие было в форме грубо обструганной головы какой-то зубастой твари, не то волка, не то кабана, не то медведя. — У меня есть палка. Вернее была. Обломанная ветка, которую он подобрал в лесу на второй день бродяжничества. Она была слишком длинной, корявой и рука от неё уже вся покрылась мозолями. — Чо ты, как этот… Возьми, не ломайся. Твою корягу я ещё вчера на дрова порубил. Подходить слишком близко не хотелось, но Рома, как специально не захотел просто кинуть чёртову трость, а вынудил подойти чуть ли не вплотную. — Нравится? Краснов разглядывал набалдашник в форме всё ещё неизвестной зубастой зверушки, а Рома ухмыляясь разглядывал его. Взгляд был настолько материальным, что он чувствовал его кожей. — Да, — кивнул Краснов, чтобы отвязаться, и вышел за калитку. — На неё опираться надо! — крикнул в след Рома. — Она крепкая! Дуб. Не сломается… *** Оставаться наедине с собой было ещё хуже, чем под присмотром похитителя. В голову лезли пессимистические размышления, о бренности бытия, своей никчёмности и прочей фигне. Краснова могла бы отвлечь хорошая книга, или хоть какая-то, даже пыльный талмуд научного коммунизма, он бы и его читал, но во всей деревне удалось найти только антикварный молитвенник, который старушки наотрез отказались дать почитать. — Всё бегаешь от меня. Не бзди, не укушу, — повторял Рома, выглядя при этом как злой клюквенный русский из американского боевика. Разве что, без акцента. Краснов ему не верил. Он откуда-то точно знал, что Рома ни сегодня так завтра прижмёт его к стенке и всё-таки укусит. Краснову было тридцать шесть и он давно не верил в человеческий альтруизм. Рома его хотел. В библейском смысле, если угодно. Это наверняка было написано где-то среди его сизых татуировок. Читалось в его жутких глазах. Краснов даже ждал этого момента, в каком-то самоубийственно порыве был готов сам лечь под него, чтобы уже избавиться от этого изматывающего ожидания. Останавливало только то, что Рома действительно мог оказаться именно настолько тупым бараном, чтобы взять его без самой минимальной подготовки, насильно и болезненно. Это вытягивало силы и не давало спокойно спать по ночам. Краснов и так плохо спал без таблеток, а теперь по пол ночи прислушивался к каждому шороху. И слышал за стенкой в соседней комнате, как Рома ворочался, как пыхтел, и как ритмично скрипела под ним сетка. И только, когда скрипы прекращались и сменялись громкими похрапываниями, сам незаметно проваливался в тяжёлый беспокойный сон. Несколько раз он просыпался среди ночи, задыхаясь от боли, а над ним кошмарной тенью нависал Рома с кружкой воды. Наверное, тогда Краснов выглядел настолько жалко, что даже этому здоровяку было не по себе, и он настойчиво предлагал какую-то чушь. — Может, тебе колыбельную спеть? Или самогону принести? Я найду. А может, со мной ляжешь? — Не надо. Ничего не надо. Я сам. Теперь всё нормально. Иди, спи, — торопливо отказывался Краснов и до рассвета притворялся спящим, чувствуя спиной взгляд Ромы, который, конечно же, никуда не ушёл, и остался сидеть у его кровати. В другое время он бы даже подивился такому вниманию. Краснов не считал себя особенно красивым. Когда-то в молодости, до армии, его называли даже смазливым, но именно армия довольно жестоко наделила его истинными украшениями мужчины. Теперь его лицо не спасали ни очки, ни тональник. Недельная щетина неравномерно покрывала щёки и подбородок. Русые волосы висели грязными сосульками. Хотелось помыться, но горячей воды опять же не было, и все гигиенические процедуры Краснова ограничивались умыванием холодной водой и полосканием рта. А в полдень здешние боги услышали его молитвы, но выполнили желание Краснова весьма своеобразно. С востока налетела тяжёлая туча, и всё поле разом накрыло сплошной стеной ливня. Краснов похромал домой. Хвалёная трость всё равно не спасла. По дороге он пару раз поскользнулся на мокрой траве и окончательно извозился. Трясясь от холода, он ввалился в сени и на ходу стал сдирать промокшую одежду. Завидев его, Рома тут же подскочил, закутал в одеяло дрожащее тело и уложил в постель. — Грейся, давай. Чай будешь? Краснов кивнул и высунул из одеяльного кокона руку. — Сейчас закончит лить, и в баню пойдём, — прогудел он, передавая кружку с дымящим чаем. — Я растопил. Прогреешься, как надо. — Т-т-т-ты первый иди, — всё ещё не попадая зуб на зуб выпалил Краснов, и, обжигаясь отхлебнул чая. Вкуса почти не почувствовал, но пахло травами. — Ты хоть раз в бане-то мылся? Вместе пойдём. — М-м! — замотал головой Краснов. — Нет! — Да чо ты как девка мнёшься? Чего морозишься? — Т-т-ты хочешь меня трахнуть. — Хочу, — согласился Рома и Краснов обмер от его прямолинейности. — А ты? Хочешь? — Я… я? Нет, конечно! — выпалил он. — Ну и всё, — развёл руками Рома. — Дождь закончился. Пошли. — Ты… — Пошли, давай. — Подожди… — Что ещё? Вместо ответа Краснов вынул из глазницы стеклянный протез и бросил в кружку с недопитым чаем. — Теперь всё. Пошли. *** В бане было предсказуемо жарко. Краснов остервенело тёр кожу соломенным мочалом и старался не поворачиваться к Роме спиной. После холодного ливня, адский жар парной казался раем. Горячей воды было ещё много, и Краснов позволил себе роскошь и пару раз окатил себя из тазика просто так. — Ложись на полки, — нарушил идиллию Рома. — Я тебя веничком дубовым отхлестаю. — Не хочу, — отмахнулся Краснов, надеясь, что это снова сработает. — Давай. Те понравится. — Я не думаю, что… — Ложись, давай, а то я тебя сам уложу, не встанешь. Краснов бросил мочало в таз и неохотно подчинился. Рома бил хлёстко, но на самом деле не больно. По спине, по заду и голеням. Чередовал с поглаживаниями тем же веником и снова хлестал. После чего окатил из ведра разомлевшее тело и велел перевернуться. Краснов успел расслабиться и действительно начать получать удовольствие, потому совсем не ожидал того, что последует за этим. Рома ударил пару раз веником по груди, немного пощекотал мокрыми листьями по животу, а потом на чуть привставший член легла горячая рука. — Нормально всё. Лежи, — тихо прохрипел Рома на попытку подняться, и подвигал сжатым кулаком по стволу. — Хочешь, отсосу? Нужно было отказаться, но расслабленный мозг не хотел сопротивляться и Краснов молча кивнул. — Ты только не придирайся. Я раньше не это… Рома пробубнил что-то неразборчивое и нагнулся к паху. Было заметно, что он в этом новичок. Начал торопливо, неловко задел зубами, потом попытался взять сразу до горла и закашлялся. Потом вроде приноровился, двигал сжатыми губами и языком по стволу и, помогая себе рукой, довёл до финала. После чего сплюнул на мокрые доски и утёр рот. Краснов ожидал, что от него потребуют ответной услуги, но её не последовало, а сам он предложить не решился. — Там моя бритва лежит на окошечке, — сказал Рома, прежде чем уйти. — Если не брезгуешь, бери. *** — Рома? Тебя же Рома зовут? — Чо надо? Звучало довольно странно, потому что они лежали в одной кровати и Рома крепко прижимался к нему сзади и держал поперёк живота. Краснов этого не планировал, но после бани Рома сказал, что так ему будет спокойней. Краснов чувствовал, что на этот раз может отказаться, но не стал. — Почему ты… Краснов так и не смог сформулировать свой вопрос. Почему какой-то Рома, который выглядел, как бандит и являлся бандитом, напрямую заявил, что будь он согласен, трахнул бы его, а потом сделал ему свой первый в жизни минет? Краснов всё ещё был с пустой глазницей и понятия не имел, почему ради него кто-то решил сменить ориентацию. — Рожай быстрее, Аркаша. Я засыпаю. — Почему ты так ко мне относишься? — Как? — Ты знаешь. — Если те отсос не зашёл, то… — Зачем ты вообще отсасывал мне? — выпалил Краснов, потому что как оказалось, Рома не понимал намёков и вопросов издалека. — Приятное хотел сделать. Ты вздрюченный постоянно. Бесишь своей рожей угрюмой. Мне когда подруги отсасывали, помогало. Думал, расслабишься… — Я всё равно не понимаю. — Слушай, если тебе ещё охота, я могу… Рома заворочался, отползая в ноги и давая Краснову лечь на спину. — Рома, ты не можешь на самом деле… ох… Но Рома мог. *** Утро начиналось не с кофе. Да и какое кофе в забытом богом посёлке? Роман уже уверенно двигал головой над его пахом, поглаживая бёдра и живот. Поглядывал, если долго не слышал от Краснова стонов и принимался вылизывать и мять яички. Несмотря на все эти нежности и заботу, Краснова не отпускало проклятое чувство опасности. Это был всё тот же Рома, бандит, бывший зэк, охранник олигарха Петрова, который угрожал сжечь Краснова вместе с магазином. Лицо Ромы было всё так же бедно на мимику, на его руке, прямо сейчас двигающейся по его члену, всё так же синими расплывчатыми буквами было наколото короткое имя. Эта опасность возбуждала, иначе он не допустил бы всего этого ещё в первый раз, но вместе с тем Краснов живо представлял, как посередине процесса Рома отстраняется, чтобы ни с того ни с сего ударить его под дых. Как будто в мозгу мог щёлкнуть невидимый переключатель и Рома в одночасье мог поступить сообразно своей внешности. Каждый раз, после того, как он уходил прополоскать рот, Краснов думал об этом несоответствии внешнего и внутреннего и ничего не понимал. — Ты так сильно хочешь, чтобы я позволил себя трахнуть? — спросил он, когда от этих размышлений начала ехать крыша. Он уже был готов принять и такую догадку, почему его похититель уже неделю по два-три раза в день балует его минетами. Может, ему попался первый в истории бандит, которому требовалось согласие на секс. В конце концов, тут не было дружков, перед которыми было бы зашкварно подкатывать к другому мужику. Ещё и принимающей стороной. Роман продолжал сосредоточенно строгать ножом какую-то деревянную зверушку и только мотнул головой. Мол, ничего странного. — Тогда зачем? — не отставал Краснов, потому что не замечал, чтобы Рому это особенно возбуждало. По вечерам он после этого дрочил, и утром, но среди бела дня он просто отрабатывал, — главное не произносить этого вслух при похитителе, — как проститутка, и шёл дальше заниматься своими делами: рубил дрова, строгал черенки для вил, чинил крышу у курятника. Как будто это было нормально. Самое подозрительное, что он ничего не просил за это. Хотя Краснов предлагал. — Забей. Если не нравится, приставать не буду, но ты вроде это… не против. Хотя на вкус это пиздец. Если б ещё глотал, наверное, помер бы. Краснов прыснул от смеха. — Так не делай. Тебя же никто не заставляет. — Может, заставляет, — буркнул Рома. — Кто? Бабки, козы? Или тут ещё кто-то есть? — Я сказал, забей. — Хорошо, если тебе так нравится делать мне приятно, может, ты мне и в жопу дашь? Рома сжал губы в нитку и со звоном бросил на стол нож и недорезанную фигурку. Краснова буквально подбросило от этого звука. Он вскочил из-за стола и попятился от медленно идущего на него громилы. — Я пошутил, Рома! Прости! Я просто… н-не подумал! Ты же… только не… Огромная рука сдавила горло, а вторая накрыла половину лица. — Пожалуйста, не надо… Рома всё-таки прижал его к стенке. Физиономия у него была перекошена от злости. Краснов ожидал, что его всё-таки ударят и зажмурился, но… Целовался Рома лучше, чем отсасывал. Хватка на горле ослабла. Когда он отстранился, лицо у него стало задумчивым и даже приятным. Рома погладил щеку и очертил пальцами самый заметный шрам, который тянулся от верхней губы до пустой глазницы. С утра Краснов ещё не успел вставить протез. Большой палец обвёл бровь и, погладив скулу, снова вернулся к припухшей губе и подрагивающему подбородку. — Я бы тебе сердце своё вынул, — хрипло и страшно сказал Рома. — Хочешь? Краснов замер и всё ещё не дышал, боясь в любой момент встретить удар. Даже после поцелуя. Вдруг он просто придумал его себе от страха? Собственное сердце колотилось так, что грозило вот-вот выскочить наружу. Что чёрт подери, творилось в голове у этого Ромы? Что творилось у самого Краснова? — Оставь, — выдохнул он, растерявшись. *** Когда на трости набралось две дюжины зарубок, Рома принёс ему книгу. — За сараем нашёл. Страницы, вроде на месте, только отсырела совсем. Краснов, как великое сокровище осторожно взял в руки изогнувшуюся волной книгу, некогда твёрдая обложка, которой успела обрасти мхом и лишайником. Страницы внутри не пострадали только благодаря тому, что края бумаги пропитались чем-то жирным. — Это учебник географии за девятый класс, — сообщил Краснов, отлепив от обложки титульный лист. Что-то подобное он и подозревал, пролистывая иллюстрации и фрагменты карт со значками параграфов. — Не твой? — Хуй знает. Когда я в школу пошёл, родаки в город переехали. Меня сюда даже на каникулы не привозили. — Эх, был бы это учебник по литературе, или хотя бы истории, — посетовал Краснов, отчищая с обложки пучки лишайника. — Ну, ты хотел книгу. Я нашёл. Молитвенник я бы и сам наверное почитал, но бабушка его куда-то заныкала и не сознаётся. В дурочку играет… — Надо же. Ты верующий? — Но. — И это твоя бабушка? — Ага. — И ты целовался со мной перед ней. — Она хуёво видит. — То есть, ты верующий и мы живём в доме твоей бабушки? — Есть такое. — А это не противоречит тому, что… — Что я с мужиком сосусь? Не. Не противоречит. Этим вечером Краснов читал учебник, который оказалось намного интереснее, когда по нему не нужно было готовиться к уроку и зубрить названия столиц, гор и рек. Все вечера до этого Краснов проводил преимущественно в объятиях своего похитителя. После Романовой вспышки не то злости, не то ещё бог весть чего, Краснов всё же взял себя в руки и объяснил, что хочет хоть какой-то взаимности. — Выражаясь, на понятном тебе языке, иначе это ёбаный пиздец! — выпалил он. — Так тебе, как в бабском кино что ли надо? — не понял Рома. — Мне надо? Да мне подрочить проще, чем понять что тебе надо! — Не ори, Аркаша, — Рома поморщился и для острастки плеснул в лицо холодной водой из ковшика. И Краснову тоже. — Пошли в койку. Будем по-твоему делать. Теперь это больше напоминало занятия любовью. Роман целовал долго и старательно, от подбородка до пупка и ниже. Вылизывал шрамы на лице и следы от швов на груди и животе. Гладил здоровыми ручищами и сжимал не до боли, а именно настолько, чтобы перехватило дыхание от нежности. Краснов гладил бугристые от мышц лопатки и плечи Ромы и тоже порывался тронуть твёрдые ключицы или звезду анархии над крошечным соском, но Рома редко давался. Тут же отнимал руки от себя и целовал костяшки, гладил языком ямку ладони и запястье, всасывал пальцы, хулигански поглядывая в глаза. Краснов сразу понимал, что за этим последует и заранее цеплялся руками в простыню, чтобы не насадить этот услужливый рот до основания. На глубине Рома всё ещё задыхался и начинал захлёбываться кашлем. После Рома сплёвывал в посудину у кровати и они снова целовались. Поцелуи выходили горячими, шершавыми и со стойким привкусом железа. Не потому что дело доходило до прокушенных губ или языка. Напротив, Рома всегда целовал ласково и медленно, почти вдумчиво, как будто мысленно повторял методичку по поцелуям. Привкус давали железные зубы Ромы. Откуда они у него такие Краснов не спрашивал. Может, в драке выбили, а может, слишком сильно любил чифирь, кто знает? У Краснова самого почти все зубы были заменены на металлокерамику, поэтому он как-то не заморачивался. Утром за чаем обещал после возвращения дать Роме визитку своего дантиста. В деревне не было уличного освещения, поэтому за окнами стояла непроглядная темень. Безлуние, а в пасмурные дни не было видно даже звёзд. При лучине читать долго Краснов всё же не смог. Рома уже дремал и едва слышно посапывал. — Уже дочитал? — спросил он, когда Краснов затушил щепу и забрался к нему под одеяло. — Нет. Глаза устали. Он и так один у меня… Рома довольно подгрёб Краснова в медвежьи объятия и уткнулся носом в ключицу. — Рома? — М? — А ты правда через неделю отвезёшь меня домой? — Правда. — Живым? — Ну, а нахуя мне обратно жмура везти? Я тебе уже сто раз говорил… Звучало логично и всё же… — Рома? — Ты потрахаться хочешь или к чему трепешься? — Скажи, мы больше никогда не увидим друг друга? — Ага. Такая Юнона и Авось. — Ты эту рок-оперы знаешь? — Меня мать мелким водила как-то. Пели красиво, танцевали нудно. Концовка не понравилась. Поэтому, я к тебе через пару дней загляну, если ты на меня ментам не заявишь. — Не заявлю. — Не обещай. Краснов помолчал. До сих пор он не думал о том, что будет после того, как он вернётся домой. Ему казалось, что Ромины ухаживания прекратятся, как только они покинут эту глухомань и на этом всё. Всё что произошло в деревне, останется в деревне. Но, как оказалось, Рома планировал продолжить отношения. С ним? Да в лучшем случае через год он сбежит от такого доходяги, только и видели. Или ему нужно нечто другое? — А хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю? Если тебя так пробило в другие ворота, — задумчиво предложил Краснов. — Я уже давненько не заглядывал в клуб, но симпатичные парни там наверняка есть. Всегда были. Многим нравятся такие нежные здоровяки. — И нахуя мне вся эта петушня? — А я, по-твоему, кто? — внутренне напрягся Краснов. — А сам ты? — Не кипишуй, Аркаша, я не отмазываюсь. Ты меня вот ваще не так понял. Ещё бы малолетку мне снял, папа. Нахер мне ещё с кем-то мутить, если я уже тебя выбрал? Ножки у тебя зачётные, тоненькие. И стонешь, как надо. Хорошо мне с тобой, понимаешь? — А тебя не смущает, что я… вот такой? — Какой? — Калека, — решил ограничиться Краснов одним словом, чтобы не перечислять полный перечень своих увечий. — Нет. Ты, типа как подержанный Бентли. А Бентли — это Бентли, Аркаша. — Я что, машина? — Не прикидывайся. Ты понял, что я сказал. *** За пару дней до отъезда, когда учебник географии был прочитан и перечитан, Рома заявил, что хочет, чтобы Краснов его трахнул. — Что бы всё, как у серьёзных гомиков. — Ты шутишь? — с сомнением переспросил Краснов. Роман выглядел совершенно серьёзным и готовым ко всему новому. Всю предыдущую неделю он допрашивал Краснова о тонкостях этого пидорского дела. Решался. Краснов несколько раз предлагал сделать наоборот и не в деревенской избушке, а на городской квартире Краснова. Рома отмахивался, и говорил, что во-первых не вытерпит ждать до дома, а на Красновскую жопу отказывался посягать, объясняя тем, что обязательно накосячит, а до ближайшего населённого пункта с больницей ехать весь день и всю ночь. В чём-то Краснов не мог с ним не согласиться. Доверять новичку собственный тыл было страшновато. К тому же в деревенской глуши ему что-то не попадалось ни одной аптеки или ларька, где можно было бы купить хотя бы презервативы, не говоря уже о смазке. — А как иначе-то? — хмыкнул Рома и вытащил из внутреннего кармана уже до безобразия измятого от стирок пиджака нетронутую коробку кондомов. В смазке. Краснов оглядел упаковку и с подозрением уставился на Рому. — Ты заранее планировал расстаться с анальной девственностью или из твоего волшебного кармана при случае можно достать святой грааль? — Ты чо думаешь, я ваще за здоровьем не слежу? — даже обиделся он. — Я без резинки ни к одной тёлке не сунусь. А то… ну знаешь. Либо сам подхватишь, либо она пузо подхватит… Так ты это или тебе моя жопа не нравится? — Рома, бля… Вечером Рома снова растопил баню. Они хорошенько попарились и Краснов не отказал себе в удовольствии самому отхлестать его веником. В домик оба вбежали горячими и распаренными, уже на пороге сбросили ботинки и завалились в постель. Краснов лёг на широкую Ромину грудь и теперь сам гладил и мял мускулистые бока и плечи, не давая любовнику перехватить инициативу. В конце концов, кто сегодня правит парадом? Именно. — Ну, не передумал? — спросил Краснов. — Я бы выпил для храбрости. — Нет уж. Всё-таки пришлось встать, чтобы зажечь пару масляных ламп и найти в этой темноте упаковку с резинками. Краснов нервничал и хихикал, ковыляя в темноте, как будто ему было снова семнадцать, и он остался с ночёвкой у друга. — Ты там долго ещё? — Погоди, я тут романтику создаю. — Иди уже. Нахер мне иллюминация эта? — Мне нужно видеть, что я делаю. — Было бы что видеть, — проворчал Рома. — У тебя очень красивая спина. В картинках… Всё, готово, — Краснов затушил спичку и оглядел три лампы, расставленные на табуретке рядом с кроватью. Рома уже перевернулся на живот и нетерпеливо ёрзал ногами. — Точно этого хочешь? — в последний раз спросил Краснов, потому что всякое бывало. Иногда уже вроде и передумал, а сказать неудобно, потому что всё успело зайти слишком далеко. — Слово пацана. Краснов едва сдержал нервный смешок. В душе он порадовался, что Рома не слился. В последнее время мысль о том, чтобы ощутить членом узость этой крепкой задницы нравилась Краснову всё больше. Во время вечерних милостей, перед тем как Рома нырял под одеяло и брал в рот, Краснов с удовольствием сжимал его упругие ягодицы, гладил и мял, как бы не специально проводя пальцами по чуть поросшей волосами впадинке. Что бы ни являлось причиной Роминого желания оказаться снизу, Краснов чертовски его поддерживал в этом. Он снова приласкал напряжённую задницу своего похитителя и напоследок поцеловал в крестец. Рома нетерпеливо сопел, но помалкивал. Все его эмоции выражали ходуном ходившие под кожей мышцы спины, от чего татуировки на них будто оживали. Краснов надорвал упаковку, и надев скользкий чулок на пальцы, коснулся ложбинки. Часовня на спине Ромы замерла. Колокол больше не звенел. Череп не стучал зубами. Звёзды прекратили своё мерцание. — Спокойно, — Краснов погладил окаменевшую поясницу. — Всё хорошо. — Я, бля, не паникую, — глухо проговорил Рома. — Я тут мультики смотрю. Хватит там крестец мять. Продолжай. — Как скажешь. Рома стоически перенёс проникновение первого пальца и даже начал подавать задом навстречу, когда к первому присоединился второй. — Там внутри какая-то кнопка пидорская. Ты говорил, я забыл слово. Нажимай почаще. Бля! Вот здесь. Да-а… так, ага. У, с-с-ука-а, да-а! Краснову всегда нравился этап подготовки, иногда даже больше последующего процесса. Ощущение горячей глубины на пальцах, нетерпеливые стоны и содрогания чужого тела, всё это чертовски распаляло. Три пальца в гандоне уже свободно двигались в Роминой заднице, а он сам стоял почти на четвереньках, оставив зад, тёрся лицом о подушку, выл в неё и мёртвой хваткой держался за железные прутья кровати над головой. Здоровый, потный и послушный. — Давай уже, а? — чуть не плача попросил он. — Не могу больше, яйца счас лопнут. — Сейчас, мой хороший… сейчас… Краснов звонко поцеловал горячую ягодицу и вскрыл новую упаковку. Нетерпение подгоняло, но нужно было действовать осторожно. Рома снова замер, как мышь под веником, пока в него мягкими толчками медленно проникал теперь уже член. — Чёрт, я уже и забыл, как это сносит, — одними губами прошептал Краснов, придерживая Рому за бёдра, когда полностью оказался внутри. — Ты как? — Я сейчас… ёбаный пиздец. Лучше двигайся, — посоветовал он и чуть толкнулся задом вперёд и назад, и сам же от этого охнул. — Больно? — Ты, блядь, откуда такой заботливый вылез? Выеби меня уже, а! Я тут сдохну с твоим хером в жо… ох! Краснов качнул бёдрами сам, чуть осторожней, крепче придерживая Рому за поясницу, чтобы тот больше не самовольничал. Член ходил туго, но с каждым разом всё легче, поэтому Краснов постепенно ускорился. Звуки шлепков смешивались с хлюпаньем смазки, скрипом кровати, стонами Краснова и рычанием Ромы, который уже кончал. — Ты всё? — отупело спросил запыхавшийся Краснов, ощутив, как конвульсивно сжимается кольцо мышц вокруг члена. — А ты? — А я… я — нет. Мне ещё… — Давай, еби тогда, — разрешил Рома. — У меня ещё стоит. Зря что ли возился столько… Краснов не стал спорить. Голова вообще была сосредоточена только на желании кончить. Хотелось, как в той наивной песенке просто продолжать простые движения, только правую ногу сводила судорога, не замечать которую не помогало даже удовольствие. Краснов вышел, чтобы надеть другой презик, на первом оставалось маловато смазки, чтобы безболезненно скользить. — Перевернись пока. Я сейчас… Рома под громкий скрип сетки завалился на спину, раскинув руки и ноги. Огромный и разомлевший. Член красиво лежал наискось под пупком на испачканном спермой животе. — О, так лучше, — с удовольствием потянулся он. — Помоги мне… Рома поднял колени к себе и подобрал яйца в кулак, когда Краснов снова вставлял ему. — Как в первый, бля… красота моя, — хрипло охнул Рома, притягивая его к себе для поцелуя, и крепко обхватил коленями худые бока. Кровать скрипела на одной дребезжащей ноте, как дрянная скрипка. Не разрывая поцелуй, Краснов продолжал вбиваться в горячую задницу. На каждое движение внутри Рома охал, рычал и стонал прямо в губы Краснова, прикусывал язык и ударялся зубами. Глаза начали закатываться от подступающего оргазма. Краснов до боли вцепился зубами в солёное плечо и зажмурился. Рома снова охнул, вжался колючим виском в его шею. Прозвучало восторженное крещендо. Всё замерло. Рома мучительно выпрямлял ноги. Краснов непослушными руками избавился от презерватива, снова улёгся на любовника и сразу же вырубился. Светильники прогорели до самого утра. *** Утром Краснов проснулся поздно. Рома уже шумел на кухне. Снова пахло варёной курицей и мятным чаем. Тело приятно ломило, и он с удовольствием потянулся и замер от неприятной прострелившей всё тело боли в колене. Теперь это надолго. — Проснулся? Я думал ты до обеда будешь дрыхнуть. — А сколько сейчас? Рома глянул на браслет наручных часов. — Одиннадцать доходит. С добрым утром, средний класс. Есть хочешь? Я накрыл там. Завтрак был как нельзя кстати. Краснов как раз планировал сожрать лошадь. Или хотя бы козу. — Ты как после вчерашнего? — спросил он, вытирая пальцы после курицы. — Ничего не болит? — Не, — отмахнулся Рома, но всё же заметно покраснел. — Я думал, хуже получится. Ты со мной шибко ласковый был. Я думал, будешь драть, как суку. — Странные у тебя представления о сексе. Это же не изнасилование. Взаимное удовольствие, забота о партнёре… не слышал о таком поди никогда? — Иди ты. На зоне петушков обычно без заботы дерут. — Но мы же не на зоне. И ты вроде как… нравишься мне, хотя эта история с похищением меня всё ещё смущает. Магазин без присмотра. Хорошо, если Марина с больничного вышла… — Да ничего с твоим магазином не будет. — Хорошо бы, — вздохнул Краснов и снова дёрнулся от боли. — Чо это? Голова заболела? — заметил Рома. — Ногу перетрудил, — сознался Краснов. — Теперь сухожилия бунтуют… — А чо не сказал вчера? — Ну… — Тоже мне, забота о партнёре… — Не рассчитал силы. Я редко бываю в активе. — Бля, какой же ты дохлый. Пиздуй обратно в койку. Я тебе сча грелку устрою. — Я хотел перед отъездом до озера прогуляться. Порыбачить. — Поздняк метаться. В другой раз свожу тебя на рыбалку. Тут рыбы-то никакой. Я другое место знаю, вот там клёва. Увидишь. Краснов не стал спорить. Было приятно думать, что они с Ромой ещё куда-то поедут вместе. Даже если это была только пустая болтовня. Краснов улёгся в свою постель, потому что она была чище той, где они прошлой ночью предавались греху под красным углом. — Ладно. Ты отдыхай, а я пока сборами займусь. Кой-чего доделать надо по мелочи, а завтра с утра выезжаем. — А когда освободишься? — Чо, без утреннего минета уже не живётся, а? — поддел Рома и подмигнул. — Да ну тебя. — Ладно, паскуда, заголяйся. Я знаю, что у тебя там стояк. — Да не надо. Я же… — начал было отказываться Краснов, но Рома уже встал на колени и задрал одеяло. В этот раз он почему-то не смотрел в глаза. Сопел, крепко сжимая губы на члене и ритмично двигал головой, без перерывов на облизывания и прочие ласки. Почти механически. Краснов всё равно кончил. Роман проглотил, поморщившись и утерев рот, вышел из дома. Краснов всё ещё не понимал этого человека. После его ухода, Краснов незаметно уснул и проспал до обеда. Боль в ноге отступила и лежать в безделье стало невозможно. Поэтому он тоже решил заняться хоть чем-то. Хотя бы перемыть посуду и прибраться. Всё-таки это был дом Роминой бабушки. Было как-то некрасиво оставлять после себя срач. Больше заняться было нечем. Краснов пытался читать учебник, но ловил себя на том, что просто пялился в параграф, а мысли ушли куда-то совсем далеко. Спустя месяц невольного сосуществования Краснов понял, что ему не хватает Ромы. Не то, чтобы он был интересным собеседником, но с ним было спокойно и легко. И чёртов синдром тут был не причём. Если бы Рома всё-таки подкатил к нему в магазине, он наверное так же боялся бы его до усрачки, но со временем бы, когда лучше узнал… Торчать в доме уже не было сил. Рома мог до самого заката чинить какой-нибудь сарай, поэтому Краснов решил его найти и чем-нибудь помочь. На крайний случай, составить компанию. Всё веселей. Обойдя всю улицу и не увидев ни на одном из дворов Рому, Краснов потоптался на развалинах часовни и решил поспрашивать старушек. Если и они не знают, может статься, что Рома уже давно на пути в родной город. Иначе, почему он выглядел таким виноватым? «А что если ему заказали меня именно убить, а он решил, как альтернативу — оставить меня здесь на веки вечные?» Страх холодком прокатился по загривку. На пути встретилась одна из старушек, гоня прутиком сбежавшую со двора курицу. — Здравствуйте, бабушка! Вы Рому не видели?! — как можно громче спросил он. — Нет, милок! Не знаю! — привычно ответила она. — Как у меня бутыль самогонки выпросил, не видала больше. А обещался загородку починить… Вот это уже немного обнадёживало. Краснов обошёл дворы более внимательно и в последнем разваленном доме нашёл его. Рома сидел на грязном полу, раскинув ноги, и пялился в стенку напротив. Белого мутного пойла оставалось на донышке. Закуски, если она вообще была, рядом не наблюдалось. — Эй? Рома? Ты что, надрался? — Я не Рома. Отстань… — А на руке у тебя… — Наколка? — Рома посмотрел на собственный кулак, будто тот ему не принадлежал. — Это от фамилии. Ромаш-шевский. Миха я. Не вспомнил? — Вообще-то нет. Мы что, были раньше с тобой знакомы? — Так мы ж… это. В одной части служили, ё-мана! Ну чо, не помнишь что ли, а? Аркаша! Этот разговор Краснову не нравился с самого начала, и то, куда он вдруг свернул, вызывало только тоску о прошлом. — И как всё это связано с твоим скотским состоянием? Пусть они просто вместе служили. Пусть всё на этом и закончится. Виноватые глаза Ромы. Не Ромы. Михаила. — Ты же умный, Аркаша. Красивый и умный. А я тупой урод. — Значит, это был ты. — Ага. — За что ты… Я не понимаю. Краснов не хотел понимать. Зачем он вообще спросил? — А чо понимать там? — Рома говорил совершенно трезвым голосом. Наверное, для того, чтобы упиться вусмерть, литровой бутылки ему было мало. — Нечего понимать, — повторил он. — Мне было проще избить тебя в говно, чем признать, что я пидор ебаный. Я думал, разукрашу тебя малеха, пар выпущу… это же твоя рожа смазливая виновата в том, что у меня стоит. И я тебя короче в душевой подловил… Пару раз в лицо двинул. Ты упал сразу. Наверное тогда я тебе глаз и выбил. Наверное, уйти надо было. Но ты стонал так… сладко, лежал на кафеле такой красивый, мать твою, ангел. Такая злоба взяла. Я схватил швабру и снова ударил. Не смог остановиться. Даже не запомнил, куда бил. Тока когда Васян за шиворот отволок, я очнулся. На следующий день допрашивали всех, но так… Васян промолчал. Я тоже. Прапор потом всем выдал нарядов так, что едва ходить могли месяц, а потом всё как обычно стало. Тока ты всё из лазарета не возвращался. Я спросить хотел у кого, да зассал. А потом кто-то пизданул, что тебя в гробу домой отправили. И я… как только на гражданку вышел, первого встречного мужичка… в морду дал, барсетку вынул. И в пивнушку пошёл поминать. Там меня и взяли. А тот мужик каким-то важным хером оказался. Меня на восемь лет и закрыли. За разбойное нападение. Но я же всё равно, вроде как за тебя сидел. — Ты сидел за грабёж, — медленно проговорил Краснов, чтобы не упасть до боли сжимая набалдашник трости. Ноги едва держали. — А когда за меня спрашивали — ты струсил и промолчал. — Верно, — мотнул головой Рома. — Это я свою совесть унять хотел. Ела и ела. Поедом. Потом вроде улеглось всё. Я после отсидки охранником устроился к этому олигарху, когда он ещё только поднимался… А потом мне командировочные выдали за свидетеля по делу. Я тебя не сразу узнал. Даже не поверил, что… Может, родственник, однофамилец там… Я как призрака увидел. Ты хромал. Я сначала подумал, что у тебя только колено, а потом когда ты вынул глаз, я… — Замолчи. — Аркаша, я… Рома стал медленно подниматься. Краснов испугался. Не того, что его станут бить. Это уже произошло. Нутро скрутило в тугой узел, а спина ощущалась болезненно открытой, будто ему вывернули рёбра. Он боялся, что Рома продолжит свою страшную исповедь. Не чуя под собой ног, он бросился прочь из дома. За околицей больная нога снова отказывалась сгибаться. Он всё равно ковылял, как старый дед, не глядя, куда идёт. Его душила злоба, хотелось врезать этому Ромашевскому, и одновременно было мерзко к нему прикасаться. Вдруг стало темно и холодно, хотя стоял полдень. Небо закрыли кроны деревьев. Он всё-таки упал в какие-то заросли, зацепившись ногой за подлесок. Над головой звенели комары. Кричали птицы. Краснов не думал подниматься. Так и лежал лицом на шершавом мхе, отупело разглядывая, как с травинок на веточки переползают всякие сикорашки. Муравей-разведчик отважно забрался на кончик носа и пополз через переносицу на лоб. Краснов не пошевелился, чтобы его согнать и даже не вздрогнул, заслышав хруст веток под ногами человека или зверя. Если он не будет шевелиться, может, его не найдут? — Ты чо там делаешь? Краснов разглядывал букашек. С травинки на травинку. Бесконечное копошение.  — Аркаш, ты живой? — Как ты всё время меня находишь? — Я за тобой присматриваю. Это же лес. Овраги, зверьё… Вдруг чо. Пойдём домой, а? Краснов промолчал, до скрипа сжимая свои керамические зубы, которые пришли на замену тем, что когда-то давно ему выбил Ромашевский. — Чо, так и будешь мордой в траве лежать? — Тебе-то какое дело? Ты своё уже получил. Или тебе мало? Так бери. Никто мешать не будет. Всем плевать. — Мне не плевать. Пойдём… Рома тронул его за плечо. — Я никуда с тобой не пойду. Отъебись от меня хоть раз в жизни! — провыл Краснов и вжался лицом в сырой мох, как в подушку. Спину согнуло дугой и затрясло от плача. — Аркаш, не говори так. Я бы пальцем тебя не тронул. Я тебя… — Я тебя ненавижу! Из-за тебя я не вылезал из больниц! Операция за операцией! Ты понятия не имеешь, сколько во мне железок, которые не дают мне развалиться! Я ни с кем не встречался дольше месяца, потому что никому не нужна такая развалина! Я до сих пор не слезаю с таблеток. Я только недавно перестал ходить к психологу, и тут появляешься… Зачем ты сказал, что это был ты? Я даже лица твоего не видел. Я был бы счастлив. Я тоже мог бы тебя любить, понимаешь? А ты… — Я всё просрал, да? Краснов кое-как поднялся и сел, отряхивая, прилипшие к щеке травинки, сор и заблудившихся в волосах букашек. Больше ничего не хотелось. Он не чувствовал ни злобы, ни сожаления. Он был опустошён. — Я уже ни в чём не уверен, Рома… Миша. — Зови Ромой, — глухо отозвался он и сел чуть поодаль на корягу. — Я привык уже. Что хочешь со мной делай. Ну, хочешь, я всё время буду этим… пассивом? — Ты думаешь, жопой можно заслужить прощение? — Ну… я бы простил. — Да тебе просто понравилось. Мне-то не ври. Правдолюб хуев, — ответил Краснов, сорвавшись на истеричный смешок и закрыл руками лицо. — Ну да. Но ты для этого слишком постарался. — Иди нахер. — Просто скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простил, — Рома подсел ближе. Огромный и угрожающий, но Краснов его больше не боялся. — Просто, — издевательски ответил он, глядя прямо в глаза, — построй машину времени. Вернись в прошлое и врежь себе по морде, чтобы всего этого не было. — Ну, чо ты… — брови Ромы болезненно изогнулись и не выдержав, опустил глаза. — Я же… Аркаша, я же тоже человек. Я вообще думал, что убил тебя. Мучился. Может, не как ты. Я, бля, даже сравнивать не буду, чо было с тобой и со мной, но… Но дай мне хоть один шанс. Я всё исправлю. Тока скажи… Пожалуйста, Аркаша. Ну… ну не молчи ты, а! Краснов не знал, что ему ответить. Он понятия не имел, как такое можно исправить и не хотел об этом думать. — А хочешь, топором мне по темечку или камнем… а? — Рома снова приблизился и выглядел, как двоечник, которого озарило внезапным решением на нерешаемую задачу. — Это не сложно. Раз и всё… Я тебе скажу, где оставил машину. Меня никто искать не будет, тело зверьё пожрёт. На тебя никто не подумает. Краснов поднялся и огляделся вокруг, стараясь не смотреть на Рому. — И где ты спрятал машину? — Аркаш?.. — Я устал. Я хочу домой. Я так устал. — Тогда нам в другую сторону. *** Вернуться в деревню всё-таки пришлось. Рома забрал из дома свои вещи и зашёл зачем-то к старушкам. Может, попрощаться, а может, за топором. Краснов забрал только пиджак и разряженный телефон. Трость пока что была ему необходима, но дома он собирался купить себе новую. К машине они шли через поле так долго, что снова разболелась нога, но Краснов упорно продолжал ковылять. Только вперёд. Отпуск закончился. Ему нужно в город. Поле оказалось не бескрайним. Оно заканчивалось оврагом, под которым стоял заброшенный сарай, где Рома и спрятал своего железного коня. За месяц машина успела запылиться и обрасти паутиной так, будто прошли годы. Внедорожник завёлся без проволочек, и они выехали на грунтовку, а через пару часов и на трассу. Машин почти не встречалось. Бесконечные поля иногда разбавлялись маленькими деревеньками и посёлками городского типа. Пару раз дорогу перегораживали задумчивые коровы. Они всё дальше отъезжали от забытого богом посёлка. И вместе с тем, всё дальше, за спиной оставались сомнения и обида. Краснов думал. Ещё недавно его раздирала злость на Рому. А теперь он почти с ностальгией вспоминал о том времени, когда Ромашевский был Ромой, его непутёвым похитителем и любовником. Действительно, пока он не знал, он был счастлив. Что поделать. Теперь он не мог стереть себе память, но не будет ли он ещё большим идиотом, если откажется от Ромы? За всё время, пока они были вдали от цивилизации, Рома заботился о нём, пытался исправиться. Он даже не подозревал, насколько сильно он успел полюбиться Краснову. Это не умаляло его вины, но оставляло надежду, что он действительно всё исправит. Давало надежду самому Краснову. — Рома, — позвал он, когда начало темнеть и дорогу осветили фары. — Чо? Пить хочешь? Там в мешке на заднем… — Нет. Останови машину. — Если ты надумал меня порешить, то надо было раньше. Теперь придётся искать какую-нить рощицу… — Мне отлить надо, придурок. — Поссать? Счас… Миша выехал на обочину в чистом поле и заглушил мотор. Мочиться, глядя на потрясающе красивый розовый закат в чём-то было даже приятно, чему не могли помешать изредка проезжавшие за спиной машины. — Рома. — М? — Я давно хотел у тебя спросить. Рома застегнул ширинку и странно посмотрел на Краснова. Тот тоже закончил и задумчиво смотрел на горизонт, опираясь на трость. — Чо? — Что за зверя ты вырезал на рукояти? — Так это… Дракон. Не понравился, да? — Нет. Напротив. Думаю, до ума довести. Лаком там покрыть, набойку поставить… У тебя нет знакомых мастеров? — Я и сам могу сделать. Если хочешь. — Хочу, только… А это никак не помешает твоей основной профессии? Работа на олигарха Петрова, наверное, отнимает кучу времени… — Аркаша, хорош вилять, — перебил Рома. — Если надо, чтобы я уволился, так и скажи. Я уволюсь. Я чо угодно сделаю. Только меня не возьмут никуда с судимостью, а сидеть у тя на шее я не буду. И так уже на хую сидел. Я не этот. Но, я уволюсь. И всё остальное тоже. Ты только не гони. Я же тебя люблю. Закат темнел, превращаясь из розового в фиолетовый. За спиной пронёсся очередной автомобиль, обдав дорожной пылью и лучами фар. Краснов поцеловал Рому в колючую щеку и похромал обратно к машине. — Я тоже, — шепнул он себе.

конец.