В полумраке Омеги

      Гаррус открывает глаза на резком вдохе. Он не может вспомнить, что в точности ему снилось, да и не особо хочет. Едва ли это было что-то приятное, учитывая тревожное послевкусие и колотящееся сердце.       Размяв со сна шею, турианец решает перво-наперво проверить оставленную на ночь компиляцию систем «Таникса» и удивлённо вскидывает надбровные пластины, едва активировав консоль.       — Джокер, — зовёт Вакариан пилота через интерком, — у нас внеплановая остановка двигателя?       — Нет, дружище, расслабься, мы на Омеге. Через пару часов вылетаем, — отзывается Джефф, и в динамике слышен шелест, из чего можно сделать вывод, что пилот чем-то подкрепляется.       Гаррус проверяет время на омнитуле.       — Дерьмо, — тихо ругается он, понимая, что проспал почти вдвое дольше, чем следует, и приходя попутно в замешательство от того, что никто его не разбудил. — У нас тут какая-то миссия?       Джефф отвечает не сразу и теперь уже совершенно точно жуёт.       — Нет, говорю же, расслабься. Мы пролетали мимо, и капитан решила затариться очередной партией дорогущего незаконного оружия. Похоже, «Цербер» отваливает неплохой гонорар, а ещё умники с четвёртой палубы опять хнычут, что им не хватает каких-то деталей. Цирк, да и только! Новый корабль, передовые технологии, а им всё не так да не там…       — Спасибо, Джокер, — благодарит турианец по окончании экспрессивной речи пилота.       Вакариан трёт ладонью глаза. Он в норме, лучше, чем в первые дни после операции, но длительный сон никогда не шёл ему на пользу – турианец чувствует себя разбито. Нужно сказать Шепард, чтобы заканчивала его щадить. Пусть грузит работой и десантными вылазками по полной. Отдых – не то, что ему сейчас поможет…       Возвращаясь из душа, Гаррус как раз встречает капитана у стола с кофеваркой. Однако изложить Шепард свои мысли сразу же не получается – на камбузе полно народу, время завтрака.       — Шепард, — кивает он на её улыбку и подходит к столу.       — Доброе утро, Гаррус. Как спалось? — спрашивает она.       — Спасибо, хорошо, но многовато, — пожимает плечом Вакариан.       — Наслаждайся, пока есть возможность, — усмехается Шепард.       Турианец замечает, что женщина выглядит встревоженной, насколько он может судить о человеческих эмоциях. Получается у него теперь это лучше, чем когда он только поступил на работу в СБЦ, но, если говорить конкретно о Шепард, так она выглядит всегда, когда перед ней встаёт серьёзная и сложная задача. Учитывая нынешнее положение дел – естественные переживания, но Гаррус совершенно уверен, что ещё вчера капитан не была так озадачена. Что-то произошло за те десять часов, что он спал.       — Ты как? — коротко спрашивает турианец, не найдя более подходящих слов для беседы в такой оживлённой атмосфере.       — В порядке, — чуть улыбнувшись, отвечает подруга и, забирая свою кружку, отходит в сторону, уступая место у кофеварки паре девушек из штурманской. — Вот, за покупками собираюсь.       Вакариан делает вид, что шарит взглядом по полкам в поисках своего декстро-пайка. На самом деле его одолевают сомнения, никак завтрака не касающиеся.       Будь такая возможность, Гаррус никогда бы в жизни больше не появлялся на Омеге. Ноги бы его не было на этом пропитанном грязью и кровью куске камня. Грёбаный полумрак, разгоняемый цветными фонарями и вывесками, ещё долго будет преследовать его в кошмарах. Он хотел сделать это место лучше – и облажался. Ему не искупить вины перед своим отрядом; он знает только, что отдаст дань их памяти, найдя Сидониса и прострелив ему голову. Но возвращаться сюда турианец, отдавая себе отчёт в собственной слабости, не хочет впредь. И сейчас возможность избавить себя от неприятной прогулки у него есть…       Однако единственный человек, ради которого Гаррус готов переступить через свои болезненные воспоминания о главной ошибке в жизни, стоит прямо перед ним. В её глазах что-то невысказанное, будто бы тоже причиняющее боль. Выбор становится очевиден.       — Компания нужна? — разводя мандибулы в улыбке, интересуется Гаррус.       — По факту – нет, но твоему обществу я рада всегда, — снова усмехается Шепард, и, отпив немного своего кофе, добавляет: — Другими словами, если есть желание пройтись и нет дел поважнее – встречаемся через пятнадцать минут у шлюза, идёт?       У Гарруса нет желания. От слова совсем. Но ему хочется удостовериться, что у подруги действительно всё в порядке. И в назначенное время он ждёт её у выхода с корабля.       Они идут плечом к плечу по коридору, ведущему из дока к центральной площади и рынкам. Вакариан старается поменьше скашивать глаза на Шепард. Но любопытство, к которому примешивается что-то ещё, кажущееся нездоровым, берут верх – он нет-нет да посматривает на капитана.       На Шепард одежда, в которой он прежде её не видел. Это не форма, в какой она ходит на борту «Нормандии», не армейский комбинезон. Тёмно-синие штаны, полностью повторяющие силуэт тела, такой же облегающий верх чёрного цвета – вроде это зовётся майкой, сверху чёрная куртка из материала, похожего на кожу. Только обувь мало чем отличается от той, в которой капитан ходит обычно. Турианец подозревает, что это повседневная одежда землян. Ей идёт. Не меньше того откровенного платья, в котором Шепард недавно выпало отправиться под прикрытием на Бекенштейн.       Мысленный вопрос, с каких пор он так хорошо разбирается в том, что идёт человеческой женщине из одежды, а что нет, озадачивает Гарруса и тут же смущает. Но Шепард вовремя увлекает его на верхний рынок Омеги, и появляется возможность переключиться.       Они заглядывают в несколько магазинов, оформляют поставку пары новейших модов на штурмовые винтовки, мощный дробовик для Грюнта, усилители щитов для брони, а также необходимые инженерам детали для улучшения работы предохранителей двигателя. Весь процесс занимает минут сорок, не больше. С последнего визита капитана «Нормандии» на Омегу многие здешние торговцы прониклись либо страхом, либо уважением и весьма охотно дают скидки.       — Нам нужно что-то ещё? Если нечто особенное – могу подсказать, у кого достать, самый отборный товар здесь, как правило, не лежит на полках, — уточняет Гаррус.       Но Шепард качает головой, посмеиваясь.       — Достаточно уже того, что мы и так закупаемся на чёрном рынке этой галактики, каковым Омега по сути является, не находишь? Нет, правда, спасибо, но пока всё необходимое у нас есть для работы. Если что, скажу. Я бы только…       Шепард, не договорив, смотрит в сторону, словно задумавшись, но прежде чем турианец задает вопрос, продолжает:       — Слушай, Гаррус, а ты не в курсе, тут где-то можно перекусить без риска скончаться от отравления или какой-нибудь заразы? — вдруг спрашивает капитан с некой долей неловкости.       Вакариан, не удержавшись, разводит мандибулы в недоумении, а Шепард меж тем заводит руку назад, ероша волосы на затылке.       — Пустые капризы, понимаю. После покупки припасов на Цитадели Гарднер готовит более чем сносно, но он, похоже, ярый сторонник здорового питания. И не то чтобы я возражала, просто до ужаса хочется съесть чего-то, не состоящего наполовину из овощей и тофу.       До Гарруса внезапно доходит, в чём дело. Его капитан, не отличающаяся робостью вообще ни в чём, оказывается, больше всего стесняется своих абсолютно простых человеческих желаний.       — Шепард, ты фастфуда хочешь? — стараясь задушить малейшие признаки усмешки в голосе, спрашивает турианец.       У женщины слегка округляются глаза, и она тут же их отводит, якобы сильно заинтересовавшись воплями батарианского проповедника справа от них.       — Не знала, что и у вас существует такое понятие, — замечает она.       — У нас не существует, — всё-таки тихо усмехается Вакариан, — но я не первый год с людьми вожусь, немного в курсе дела. Пойдём.       Гаррус кивает на ближайший проулок, и Шепард, улыбнувшись, следует за ним.       — На самом деле, вопреки расхожему мнению, на Омеге вероятность отравиться местной уличной едой невысока, — рассказывает Вакариан, пока они идут к пункту назначения через близлежащий квартал.       — Ария дерёт втридорога за несоблюдение санитарных норм? — скептически приподнимая бровь, интересуется Шепард.       — Нет, просто каждый владелец забегаловки понимает, что у любого клиента тут есть оружие и нет ни единого закона, запрещающего пристрелить того, кто виноват в твоих выворачивающихся наизнанку кишках, — многозначительно тянет Гаррус, и подруга негромко смеётся.       Добравшись до небольшой кафешки, где ребята из отряда Архангела частенько брали еду на всю компанию, ввиду того, что тут присутствует и декстро-меню, Гаррус и Шепард закупаются всяческой малополезной едой на двоих.       — Есть идеи, куда с этим можно отправиться? — спрашивает капитан, приподнимая в руках свой увесистый пакет и огромный стакан шипящей ледяной коричневой жижи, ласково именуемой «колой».       — Тут недалеко есть одно место, но придется проявить немного ловкости, — сообщает Гаррус, указывая своими припасами на пожарную лестницу сбоку близлежащего здания. Шепард смотрит на него с ухмылкой и вызовом…       — Знаешь, когда я в последний раз по крышам лазала, Гаррус? — задумчиво тянет женщина, потроша пакет с едой и извлекая на свет несколько коробок разом. — По меньшей мере лет двадцать назад. Если, конечно, не учитывать те случаи, когда я пыталась занять удачную позицию для стрельбы.       Вакариан наблюдает за тем, как подруга выставляет обед на поверхность небольшого парапета, который они заняли для своих нехитрых посиделок, и делает то же самое со своей едой. Он гадает, настало ли подходящее время для вопроса, ради которого он с ней сюда отправился. Шепард выглядит сейчас вполне спокойной, расслабленной, если можно так выразиться, и вроде как довольной. Стоит ли соваться со своими домыслами? Мало ли что могло её с утра обеспокоить? Да хоть любимый гель для душа окончился…       Пока Гаррус ведёт внутренний спор с самим собой, капитан принимается за съестное.       — Главное нам коробки не перепутать, — между делом замечает она, — а то отравления точно не избежать.       — Мои с синим логотипом, Шепард, смотри, производители предусмотрели подобную вероятность.       Гаррус указывает на одну из своих коробочек с чем-то под гордым названием «мясные шарики» — натурального мяса, что лево-, что правоаминокислотного, на Омеге не водится, это известно всем.       — М, это они молодцы. Хотя, подозреваю, просто опасаются сами перепутать продукты и получить пулю вместо чаевых.       Шепард усмехается, но в этот раз невесело, и Гаррусу кажется, что её лицо снова приобретает тот же задумчиво-тревожный вид, что и с утра за завтраком. Аппетита особого он не чувствует, то ли от некоторого внутреннего волнения, то ли в принципе, но турианец закидывает в себя те самые шарики, неизвестно на что похожие. Хотя бы они терпимы на вкус.       У его собратьев нет таких предпочтений, но люди любят есть в компании. К тому же Вакариан давно выяснил, что совместный перекус у них располагает к беседе. Шепард присасывается к трубочке своего непомерно большого стакана и смотрит на простирающийся перед ними вид – уровни Омеги с проносящимися вдалеке аэрокарами отсюда видны как на ладони. Гаррусу момент кажется удачным.       — Шепард, — тихо обращается он, и капитан переводит взгляд на его лицо. — Хотел у тебя спросить… Как ты? На самом деле, Шепард. Я не хочу лезть к тебе в душу, но тут нет лишних ушей с глазами, и…       Гаррус не договаривает. И потому, что не знает, чего добавить, и оттого, как Шепард, опустив глаза, аккуратно ставит напиток на парапет. Капитан молчит несколько секунд, прежде чем поднимает на друга отсутствующий взгляд. В грудной клетке турианца неприятно сжимается. Он почти уверен, что она сейчас резко и непреклонно оборвёт этот разговор, что он ступает на запретную территорию.       Шепард нельзя назвать скрытной особой, но жалоб от неё Вакариан не слышит никогда. С чего он решает, будто вправе ожидать откровений о личном? Да, они друзья. Теперь куда ближе, чем два года назад, капитан сама не раз в этом признаётся за последнее время. Что касается Гарруса – он всё чаще старается не думать о том, насколько позволительно так сильно дорожить подругой.       Можно ли так болезненно, как переживал он, ощущать потерю того, с кем связывают только дружеские чувства?.. Можно ли до перехваченного дыхания радоваться тому, что она сейчас сидит напротив, снова живая, настоящая, и почти не верить этой минуте?.. И до отчаяния хотеть дотронуться, просто убедиться, что это правда.       Впрочем, к делу это сейчас не относится, напоминает себе Гаррус. Он морально готовится к ответу Шепард как к тяжёлой атаке. И женщина до бесконечности его удивляет, вдруг дёрнув плечом и фыркнув.       — Даже не знаю, как это описать, Гаррус, — ровным голосом отвечает она, но взгляд её бегает по окружающему пространству, словно в поисках подходящих слов. — Я на самом деле в порядке, в прямом смысле, просто… Да чёрт, как бы выразиться?       Шепард умолкает на пару мгновений, но собирается с духом, снова смотрит в глаза другу и продолжает:       — Видишь ли, я совершенно не чувствую себя погибшей и воскреснувшей. И я чувствую себя всецело и абсолютно собой. Но именно это меня и напрягает. Потому что все, абсолютно все и каждый считают своим долгом мне напомнить, что я умерла. Что меня не было два года. Что я по кусочкам собрана «Цербером» и непонятно каким образом вернулась к жизни. Что я наполовину чёртов киборг. Миранда даже поделилась секретиком – она очень хотела поставить мне в мозг чип для контроля над моим разумом. Призрак меня от этой участи уберёг, следуя каким-то своим, одному ему известным и понятным целям. Мне говорят, что я – это уже не вполне я. Малютка Келли регулярно пытается наковырять во мне психологическую травму от всего этого, а я каждый раз вынуждена её расстраивать, не обнаруживая таковой.       Шепард переводит дыхание, а Гаррус ждёт, не решаясь вставить сейчас ни слова.       — И вот в чём штука, Гаррус. Все они правы. Я должна все это понимать и чувствовать, но я не чувствую нихрена! Понимаешь?! Я не помню, как погибла над Алкерой. Да толком осознать ничего не успела – едва кислород кончился, я потеряла сознание, и что с моим телом происходило дальше, знаю только по отчетам «Цербера» о том, в каком состоянии они меня получили.       Последнюю фразу Шепард произносит глухо, снова опускает глаза. Руки у Вакариана буквально зудят от желания коснуться её, поддержать хотя бы молча. Но он не имеет не малейшего понятия, как она сейчас на это отреагирует.       — Я очнулась на операционном столе проекта «Лазарь» в абсолютной уверенности, что это госпиталь ВКС Альянса, что меня откачали после случившегося, что прошло не больше нескольких дней. И к данной минуте мои ощущения никак не поменялись, хотя я знаю правду. У меня в голове не укладывается, что меня просто не было в живых столько времени… — голос капитана надламывается, но она продолжает: — И ещё, знаешь, у меня такое чувство, что всем хочется, чтобы я испытывала вину и угрызения совести за то, что снова жива. А я и их не испытываю, Гаррус. Все военные должны быть готовы отдать жизнь по приказу, и я была готова, а если нужно, готова и сейчас, но… Господи боже, я любила и люблю эту жизнь! Я хочу жить, я, чтоб мне, эгоистке долбаной, провалиться, безмерно рада от понимания, что у меня появился второй шанс! Веришь, класть, абсолютно класть, что я обязана террористической организации возможностью снова быть со всеми вами, обнять маму и сожрать вот этот вот чизбургер! Но это же просто кошмар как неправильно, не так ли?!       Гаррус, набирая побольше воздуха в лёгкие, пытается начать:       — Шепард, послушай…       — Дерьмо, Гаррус, прости, — приподнимает ладони Шепард, призывая его остановиться. — Не хотела на тебя всё это вываливать, просто до точки кипения дошла…       Женщина глубоко вдыхает, прикрывая глаза, и турианцу кажется, что пальцы, которыми она в привычном жесте заправляет волосы за уши, слегка дрожат.       — Ты просил честного ответа, я сказала как есть. Вот теперь и скажи, в порядке ли я? Должна ли действительно раскаиваться в том, что могу прожить эту жизнь заново и до конца?       Шепард поднимает на Гарруса взгляд, и он впервые видит в нём боль и обиду – чувства, которым, казалось, нет места ни в её сильной душе, ни в ясности глаз. И этого взгляда турианец просто не выдерживает.       Он небрежно сгребает стоящие между ними коробки. Ощущая недоумение женщины, и едва в пространстве перед ним не оказывается преград, Гаррус опускает ладони подруге на плечи, притягивает её к себе.       — Только не передо мной, Шепард, — отвечает на её вопрос Вакариан, осторожно обнимая, проверяя границы дозволенного, — только не передо мной.       Шепард долю мгновения внимательно заглядывает другу в глаза, а затем он чувствует её пальцы на своем воротнике через слой гражданской одежды и лёгкое отрывистое дыхание у шеи.       — Сообщи мне «Цербер» два года назад, что решились вернуть тебя из мёртвых, отправился бы лично Миранде скальпель подавать. Без тебя в этой галактике было чертовски тихо и скучно жить, Шепард. А если серьёзно… — Гаррус аккуратно касается кончиков волос на затылке женщины, — не было ни дня, чтобы я не сожалел о том, что ушёл с «Нормандии» так рано и не оказался там, рядом с тобой, когда было необходимо. Мне тоже всё равно, что это была инициатива Призрака. Ты снова здесь, не имеет никакого значения, как. Ведь ты – это ты, и когда будет нужно, сукин сын сам пожалеет о своём решении.       Шепард в его руках тихо усмехается, смыкает ладони на его спине, сама делает их объятия теснее и крепче. Гаррус позволяет себе скользнуть пальцами в мягкие пряди волос подруги.       Восхитительное ощущение становится открытием. Он никогда прежде не касался её волос – уникальной особенности выходцев с Земли. Шелковистая тёплая мягкость и приятный запах, до боли знакомый и ни на что не похожий одновременно. Вакариан помнит этот запах с той первой встречи на Цитадели. И помнит, как учуял его несколько недель назад, здесь, на Омеге, сквозь царившую вокруг него вонь гари и крови, почти поверив, что это предсмертные галлюцинации.       В турианском обществе не принято обсуждать такие физиологические особенности своего вида, как острое обоняние, и тот факт, что окружающих живых существ они знают в том числе и по запаху. Тем более Гаррус не собирается смущать подобными откровениями Шепард. Едва ли она сочтёт за комплимент признание в том, что пахнет для него так сладко, и турианец с трудом сейчас подавляет желание уткнуться носом в её макушку, а затем глубоко-глубоко вдохнуть…       — Знаешь, я давно хочу поблагодарить тебя, Гаррус, — тихо, но с улыбкой говорит Шепард, немного отстранившись. — Не только за то, что сейчас мне нос вытираешь, так сказать. Не знаю, чем именно заслужила у судьбы твою дружбу… Прости, красноречие отказывает мне, когда дело касается личных разговоров, но ты правда очень дорог мне. Я счастлива, что нашла тебя снова. Ух, вот…       Шепард чуть хмурит брови, выскальзывая из объятий Гарруса, но задерживает свои ладони в его, сосредоточенно наблюдая, как переплетаются их пальцы. Контраст между их руками больше не поражает турианца, как прежде. Скорее… завораживает?..       — Едва ли мне нужно описывать, как я обрадовался нашей встрече, обстоятельства ты помнишь, — усмехается Гаррус, мягко оглаживая когтем тонкую человеческую кожу. — Я тоже, знаешь, не большой умелец говорить красиво… Ты вытащила меня из персонального ада, Шепард, — тише и серьёзнее добавляет он, — спасла мне жизнь дважды. Меньшее, чем я могу тебя отблагодарить – помочь надрать зады Коллекционерам. И это вовсе не ты должна судьбе за нашу дружбу. В общем… Как бы там ни было, я с тобой. До конца.       У Шепард невероятные глаза. Дело не в их оттенке – это вообще не касается чего-то материального. Гаррус видит в них своё отражение. И, духи, он никогда не был любителем таких приторных высказываний, но тот, кого он видит в глазах женщины напротив, гораздо лучше того, кем Вакариан считает себя сам. Это и сбивает с толку, и вместе с тем заставляет нечто глубоко внутри заходиться немым восторгом.       Шепард смотрит на друга непокорно, очевидно, желая возразить, но едва она придумывает подходящий ответ, их внимание привлекают громкие крики откуда-то снизу, у здания, на крыше которого они сидят. Капитан и турианец, не сговариваясь, выглядывают за парапет, посмотреть, с чем придётся иметь дело. Руки обоих тянутся к оружию.       Но внизу оказывается шайка подростков, весь криминал занятий которых составляет лишь вероятность того, что они разобьют мячом чьё-то окно. Две человеческие девчонки, парнишка, такие же мелкие турианец и батарианец, все не старше десяти-тринадцати лет, покрикивая друг на друга, пасуют видавший виды спортивный снаряд.       Тут же из парадной двери здания выбегает немолодая азари и требует на повышенных тонах, чтобы маленькие бездельники убирались со своими игрищами вон. Нарушители спокойствия, пару раз огрызнувшись, всё-таки убегают в противоположную сторону улицы, прихватив свой мяч и принесённый с собою шум.       Вся картина умиротворяет своей обыденностью. И кажется сейчас жизнеутверждающей настолько, что позавидуют любые социальные ролики с пропагандой дружбы рас и мира в галактике.       Шепард и Гаррус доедают свой обед за куда более лёгким разговором обо всякой ерунде и возвращаются на «Нормандию» как раз к назначенному времени отбытия с Омеги. Они больше не говорят на тему личных тревог капитана, но в её взгляде уже не появляется та беспокойная задумчивость.       Зато Вакариан улавливает в глазах подруги молчаливую благодарность, от которой у него приятно теплеет в груди. А со временем к этой благодарности примешивается что-то ещё, невыразимое, будто зовущее, заставляющее натягиваться нервы в предвкушении непонятно чего…       В следующий раз полумрак Омеги снится Гаррусу вовсе не в кошмаре.