* * *
…говорят, сон — хорошее лекарство. Тебе нездоровится уже давно, и в идеале твой сон надо бы стеречь, но этой обязанностью я иногда бессовестно пренебрегаю. Даже не думай меня осуждать! В этом гиблом месте одним сном не исцелиться никогда. Завтра на рассвете я ненадолго покину город и оставлю тебя на Сун Ланя. Хоть теперь от этого упертого барана будет толк. Может быть, явится даже Слепышка. Кстати, она теперь окончательно слепая и такая же немногословная, как твой друг. Не осуждай меня, слышишь, не вздумай! Кто знает, что бы ты сделал на моем месте! Теперь — кто знает. Ты полон сюрпризов, даоцзан, уж в этом я убедился: сегодня подарил конфету, а завтра, чего доброго, и мечом проткнешь. Я стараюсь, видят боги — стараюсь поладить с Сун Ланем изо всех сил. Но друг твой, враг мой, даже не пытается стараться в ответ. В общем, без тебя все летит в тартарары, но мы пока справляемся: я — говорю, что делать; Сун Лань — ничего не делает. Отличная командная работа…* * *
…вкуснее тех конфет, что ты мне дарил, я не ел ничего. — Сун Лань, подогрей воду и налей в корыто. Потом сходишь к реке и наберешь про запас еще. Сун Лань пока еще помнит, что тебе нужно искупаться, и хлопочет над корытом. Неуклюжий. Смешной. После смерти проблемы с памятью у него, а по концовке голова болит у меня. Сколько бы я не прибирался и сколько бы не чинил, хаос живет в полной гармонии с этим клоповником. Хотелось оставить порядок на время своего отсутствия, но стало только хуже: слои пыли нахожу теперь даже там, где ее быть не может, а Сун Лань рад стараться — приносит с улицы еще больше. Неудивительно, что ты совсем плох. Отвратительное место, здесь даже талисманы приходится обновлять: киноварь выцветает*. Хотя мне ты все равно не поверишь…* * *
…как назло, старые раны напоминают о себе именно сегодня. Наверное, грядут холода, но я так давно не слежу за временем, что прошлогодний снег стал для меня неожиданностью. Или снег был уже в этом году. Совсем обленился. Не хватает твоей дисциплины. Смеха твоего тоже не хватает. От замогильного безмолвия временами хочется блевать. Гиблое-гиблое место: как не туманы, так воет волком ветер; пару дней — недель? лет? — назад на соседней улице ни с того ни с сего обвалилась крыша чайной. Стояла себе чайная, никого не трогала, но какая-то неведомая сила решила, что хватит. Ох и грохот стоял, скажу я тебе! Так звучит разруха, Синчэнь. Ты же слышал?..* * *
…признаться, тихо здесь бывает не всегда. Сун Лань вот тарабанит ведрами так талантливо, что мертвого поднимет. Я и не думал, что немой человек может издавать столько шума! Да и не человек он уже давно, так — отжившая свое оболочка. Инструмент, весьма полезный: когда ноют давнишние переломы, с ведрами наперевес не особо побегаешь, а ему хоть бы хны. То человеческое, что изредка поднимает в нем голову, внимательно наблюдает, как я перед купанием снимаю с тебя одежду, — следит, чтобы я не причинил тебе еще больше вреда. А можно еще больше? Расскажи, Сун Лань, я с радостью послушаю! Защитник мне тут нашелся! — Выйди, Сун Лань. Но друг твой, враг мой, застывает у порога скорбным изваянием и выходить не спешит. — Я сказал: пошел вон. Синчэню нужно искупаться. Плевать. И так справимся…* * *
…как же крепко ты спишь — не докричаться. Страшно смотреть на такого тебя; страшно — нести до корыта и опускать в воду с головой. Посмейся надо мной как-нибудь на досуге. Здесь я бессилен и знаю об этом. Так смешно, что снова страшно…* * *
…чего я уже давно не боюсь, так это твоей наготы. Подумать только, под своей монашеской робой даоцзан Сяо Синчэнь такой же человек, как и все. Ну и открытие, обхохочешься! Забавный ты, Синчэнь: наивный до зубовного скрежета, но стоит лишь моргнуть — и душа твоя у меня в кармане рядом с дареными тобой конфетами, а глазами твоими смотрит мертвец. Значит, так работает магия Баошань-саньжэнь: один взгляд — и заплутать в тебе можно окончательно? Даже если плутать остается только пальцам в твоих бесконечных волосах? Или… Терять себя в росчерках старых ран? Знать, что половину из них оставил я? Знать: одна не затянется уже никогда…* * *
…бывает, смотрюсь в тебя, как в зеркало, — и где чье отражение, не понимаю. Твой шрам — мой шрам, твои мозоли — мои. Их у нас почти поровну; мы могли увечить друг друга тысячами способов, но последний удар, в самое сердце, все равно остался за тобой. Неужели не учили тебя, даоцзан, что от удара в сердце не всегда умирают?..* * *
…а потом я познал суть ревности. Вечерами, подобными этому; в канун холодов, когда ломит кости и старые раны болят давно забытой болью; когда взбесившийся ветер норовит сбить с ног, день похож на миг, а ночь — на год: тогда друг твой, враг мой, черной стеллой на фоне грязного неба стоит у нашего окна, и его искаженному разуму недоступны даже два заветных слога. Я говорю: — Сун Лань, пошел вон. Тишина говорит: — Сун Ланя нет дома. Сам туда иди. И понимаю: нет власти не то что над ним, даже над собой — нет. В блеклом свете свечи, в плену теплой воды и пены от мыльного корня ты такой — все-таки — неземной, что касаться тебя — благодать, которой не заслужил простой босяк из Куйчжоу. Но верно: я всего лишь босяк и нет для меня ничего святого. Он смотрит — я приникаю к твоим губам. Он не смотрит — и мне не надо: догорает свеча, но нырять в темноту следом за тобой совсем не страшно…* * *
…два заветных слога — ключ от сердца еще живого. Ревность. Рев-ность. Ревность — это когда ночь и Сун Ланя уже нет, но он все равно есть; когда после купания ты пахнешь чем-то кроме тлена и пыли; когда он будто вырастает из-под земли и смотрит, как я — не он — помогаю тебе одеться: вот что такое ревность. На вкус она как прокушенный в гневе язык, на ощупь — пощечина больше для унижения, чем для боли. У нее равнодушный взгляд твоих ясных глаз, а найти на нее управу еще только предстоит. Как-то с этим жить — предстоит…* * *
…отныне в нашем доме гостям не рады. Отныне наш дом, трухлявый и пыльный, посещают только сквозняки и один ревнивый покойник, да и тот бодается взглядом с ревнивцем еще живым, но на большее не способен. К счастью. И сквозняк душит пламя свечи тоже к счастью. Во что тебе одеться, я найду и без света. Белое хорошо видно в темноте. Тебя — всегда видно в темноте. Даже полностью нагим ты не выглядишь вульгарно. Вульгарно здесь выглядит только один всем известный босяк, для которого нет ничего святого. Это равноценный обмен, и даже не спорь! Я направлял твою руку на ночной охоте, ты направляешь мою руку теперь. Потому что носить твою душу в кармане — это близость куда крепче телесной. Потому что, как бы тебе ни хотелось, от удара в сердце не всегда умирают. Потому что мое увечное сердце все равно приводит мои дрожащие руки прямо под полы твоей монашеской рясы — промеж твоих плотно сжатых бедер, туда, где тебя не касался никто. Или некто под нашим окном?..* * *
…на рассвете я ненадолго отлучусь. Придумал, что подарю тебе, когда поправишься. Думаю, господин Чан будет не против. Все равно после смерти глаза людям ни к чему…