Convolvulus

— И что нам с этим делать? — выдыхает Володя и нервно постукивает кончиками пальцев по стеклянной поверхности, издавая тем самым единственный звук в ординаторской. — Смириться, — Егоршин, словно и не сомневается, встаёт уверенно, поправляет ворот рубашки и смотрит холодно, отчего, кажется, даже руки начинают дрожать. Калинин отстраняется резко, будто его ударили, и непонимающе смотрит в сторону невролога. — Ты должен меня понять, — продолжает Руслан, пытаясь как-то аргументировать свой резкий ответ, — для меня карьера всегда будет на первом месте, несмотря на какие-то там... — он запинается, понимая, что наговорил лишнего и прячет руки в карман в знак самоуверенности. — Какие-то там... — усмехается Володя, откидываясь на стуле и бесцельно смотря в пустоту. В голове бардак и сам Калинин даже не понимает чего он сейчас хочет. Хотя очень отчетливо ему хочется проехаться кулаком по эгоистичной мордашке Руслана. И это желание даже могло превратиться в реальность, если бы в Володе было бы хоть чуть-чуть силы и лень бы отошла на задний план. Но сейчас единственное, что он может сделать, это смотреть, как Егоршин молча удаляется из ординаторской, начиная сомневаться в своём, возможно, слишком поспешном, решении. Да, Руслан, скорее всего, поторопился с ответом, чувствуя, как к самому горлу начинает поступать неприятное чувство, давящее на лёгкие и не дающее нормально вдохнуть. А Володя ходит весь такой, сверкает, улыбается, как будто специально показывает новый засос, который явно не принадлежал Егоршину. Ревность. И Руслан в полной мере осознает, насколько это ужасное чувство, не дающее мыслить разумно, и лишь разогревает места для более разрушающего ощущения. Невыносимой ярости. От неё у Егоршина уже начинают недобро проблёскивать глаза, и зубы в скором времени могут превратиться в пыль. Калинин не обращает внимания на все эти взгляды и будто специально поглаживает новый фиолетовый цветок, мечтательно закатывая глаза и вспоминая, видимо, что-то приятное, но невероятно скабрезное. Руслан пытается успокоиться, но амбивалентность по отношению к Володе, видимо, уже пригрелась и не хочет уходить. Егоршину хочется одновременно проехаться кулаком по смазливой мордашке Калинина и одновременно прижаться к нему и никогда больше не отпускать. Но второе желание быстро улетучивается, когда Руслан вспоминает свои же слова: — «Карьера для меня всегда будет на первом месте» Его передёргивает и он сжимает кулаки, опустив голову вниз и выдыхает слишком громко, привлекая этим внимание Володи, который что-то сосредоточенно рисует. Резкие движения его руки по бумаге действуют успокаивающе на Егоршина, и тот наконец осознаёт. Ему до Калинина не должно быть никакого дела. Пускай хоть весь покроется этими фиолетовыми цветками, Руслану должно быть плевать. Или стараться хотя бы делать вид, что ему плевать. Невролог как можно небрежней откидывается на стуле и сладко потягивается, будто после долгого сна, повторяя про себя, словно заклинание. Плевать. Все равно. Фиолетово. Но вся эта напыщенная сдержанность и равнодушие летят к чертям, когда Володя, невинно трёт шею и неспециально оттягивает футболку слегка вниз. Этого достаточно, чтобы Егоршин разглядел ещё один засос, в этот раз на ключице. Зависть. Именно это испытывает Руслан, понимая, как же все-таки повезло тому человеку, кто их оставил. Он даже вздыхает как-то огорчённо, пробегаясь взглядом по стеклянной поверхности стола. А какого черта какой-то там человек оставляет метки на Володе? Этот вопрос возникает сам собой, занимая все пространство в голове и порождая другое чувство, уже испытываемое сегодня. Ярость. Она накрывает Егоршина с головой и тот бессильно барахтается в ней, не пытаясь выбраться. Это чувство придаёт слепой уверенности и невероятное желание действовать. И невролог, поддавшись течению этой глубоководной реки, встаёт, по-собственнически хватает Калинина за запястье и уверенно тянет за собой, сам не понимая, куда вообще идёт. Они оба оказываются в туалете, заскочив в первую попавшуюся кабинку. Руслан уже по какой-то странной привычке прижимает Володю к хлипкой стене, пока тот в безобидном жесте поднимает руки вверх и улыбается с прищуром разглядывая эмоции на лице Егоршина, которые сейчас были в избытке. Невролог стоит пару секунд, не двигаясь, а потом оттягивает футболку Калинина вниз и строго спрашивает: — Это что? — Ты про засосы? — Калинин решает притвориться дурачком и тянет ткань ещё чуть ниже, — Я думал, ты знаешь как это называется. — Не придуривайся! — зло шипит Руслан сквозь зубы и ещё сильнее вжимает Володю в стену, которая уже жалобно скрипит, явно не выдерживая напора двух тел. Хирург усмехается и пожимает плечами, почему-то с некой скорбью в голосе произносит: — Ты сказал, что карьера для тебя на первом месте. Я мальчик умный и послушный, доставать не стал. — Послушный, значит? — настаёт очередь Егоршина усмехаться, — А если бы я сказал тебе поцеловать меня, что бы ты сделал? Калинин дергает плечом, стараясь чуть ослабить крепкую хватку собеседника, и тихо отвечает: — Поцеловал бы. — Ну так вперёд, — Руслан понятия не имеет, что руководит им в этот момент, но он почти ни о чем не жалеет, когда чувствует тепло чужих губ на своих губах. Володя двигается чуть ближе и, хватая невролога за ворот рубашки, слегка прикусывает верхнюю губу, наслаждаясь секундами такой близости. В голове приятная пустота, которая не даёт нормально мыслить, осознать тот факт, что что-то тут не так. Поцелуй длится буквально пару секунд, после чего Калинин, не поднимая взгляда, удаляется, провожаемый удовлетворённым взглядом Егоршина. Володе плохо. То недолгое злорадство над Русланом явно не стояло неприятного разговора в туалете. Но, хотя тот факт, что Егоршин ревнует, невероятно льстит, и Калинин уже начинает строить ещё какой-то план, как вывести невролога из себя. Хирург рассматривает ближайшие дома и не очень понимает, где он оказался. Но впереди уже мелькает ярко-желтая буква, и Володя ускоряет шаг, чувствуя неприятную пустоту в животе. Он проходит мимо остановки, и его взгляд цепляется за что-то смутно знакомое, что заставляет остановиться резко и вызвать пару недовольных цоканий позади. Но Калинин не замечает их, а лишь отходит поближе к стене здания и пытается понять, что привлекло его внимание. Ах, конечно, что же ещё. Знакомая чёрная кожанка мелькает буквально в пару метрах от хирурга. Кого-то ждёт, видимо. Но Володя даже не успевает подумать, как к остановке подъезжает автобус, из которого вываливает целая толпа людей, включая красивую, высокую девушку в красном пальто, которая сразу привлекла внимание Калинина. Егоршин, радостно улыбаясь, подбегает к ней и крепко обнимает, блаженно прикрывая глаза. Парочка, наконец, отрывается друг от друга, и они, о чем-то весело болтая, удаляются вверх по улице. Володя никогда не видел Руслана столь веселым и радостным, и это вызывает ужасное чувство. Ревность. Калинин сжимает зубы и рискует вскоре остаться без них. О «легком перекусе» уже не может быть речи. — И что за хрень вчера была? — Володя заходит в ординаторскую и с претензией обращается к уже сидящему здесь Егоршину. Тот никак не реагирует, ни капли не удивляясь, и с ледяным спокойствием допивает остывающий кофе. — Ты про что? — наконец удостаивает он своим вниманием Калинина, что невероятно раздражает второго. — На остановке! — с яростью в голосе уточняет Володя, находясь на пике от того, что бы не врезать Егоршину. — Следишь за мной? — Руслан удивленно приподнимает бровь и усмехается, опуская пустую чашку на стол и поправляя ворот рубашки, — Красивая она, правда? Калинин буквально закипает от гнева, его переполняет ревность, непонятно откуда взявшаяся. Но он всем видом старается показать, что такой ответ его не устраивает, и Егоршин быстро это понимает: — Я же тебе сказал, мне сейчас не до каких-то там... Он специально вновь обрывает на этом моменте, чтобы Володя сам все додумал. — Да! Но, видимо, это правило распространяется только на меня! — недовольно фыркает он и обиженно отворачивается, хотя разговор продолжать хочется. В этот момент в ординаторскую заходит Рихтер, который, внимательно осмотрев ребят и поняв, что оба из них в не самом лучшем состоянии, молча проходит в свой кабинет, напоследок бросив: — В семейные разборки я не вмешиваюсь. Хирург и невролог молчат ещё пару минут, но второй все-таки не выдерживает такой давящей тишины и, почти рыча от злости, бросает: — Сестра это моя! Не виделись, понимаешь ли, давно! Володя удивлённо выпучивает глаза и хочет уже было сказать что-то, но понимает, насколько же он глупо поступил, приходя к Руслану с такой претензией и ожидая чего-то другого, кроме грубости. Как раз вовремя в помещение залетает Ходасевич и, не обращая внимания на хмурые лица коллег, начинает что-то щебетать, пока двое врачей буравят друг друга изучающим взглядом. Руслан понимает, что он определённо где-то ошибся. Возможно, ещё очень давно, когда решил устроиться именно сюда и впервые заметил на себе изучающий взгляд нового коллеги. Возможно, совсем недавно, когда слишком поспешно вынес своё явно не совсем верное решение. Возможно, прямо сейчас, стоя здесь и с яростью наблюдая за тем, как Володя подкатывает к очередной медсестричке и пытается, видимо, выпросить номерок. Она не особо сопротивляется лишь прикрывает рот ладошкой и тихонько хихикает, отворачиваясь в сторону и заметно краснея. А Калинин прям из шкуры вон лезет: и так встанет, и вот так руку положит, и улыбнётся так, что коленки подкашиваются и у самого Егоршина. Короче, делает всё то, что невероятно раздражает и откровенно бесит невролога, вдобавок ко всему заставляя и ревновать. Когда Володя слегка, якобы случайно, дотрагивается плеча девушки, почти невесомо проводя пальцами до ключицы и чуть ниже, Руслан не выдерживает. Он распахивает дверь ординаторской и неспешной походкой приближается к мирно болтающей парочке. Но Володя все-таки замечает приближение Егоршина, отчего становится страшно. Хирург весь съёживается и громко сглатывает, боясь даже пошевелиться и понимая - переборщил. Руслан хватает Калинина за плечо и улыбается наигранно мягко, уточняя в сторону не менее испуганной медсестры: — Я его заберу ненадолго? Та лишь кивает отрешенно и, опуская голову, пытается сделать вид, что ее невероятно интересуют бумаги на столе. Егоршин крепко держит Володю за предплечье и несильно, но довольно грубо толкает в сторону одной из свободных палат. Они заходят в неё и, заходя за угол, Руслан толкает Калинина в стену, выбивая из легких весь кислород и заставляя того согнуться пополам в попытках нормально вздохнуть. Невролог закрывает ближайшие к ним жалюзи и мгновенно начинает прижимать Володю, с вызовом смотря ему прямо в глаза. — Почему именно сюда? Из-за кровати? — хрипло усмехается Калинин, стараясь сделать как можно более невозмутимый вид, но страх начинает медленно расползаться под кожей. — Не надейся! — рявкает в ответ Егоршин и, пару раз сжав и разжав кулаки, продолжает: — Ты ведь это специально делаешь, чтобы я извинился? Он неожиданно отпускает Володю и тот с удивлением посматривает в сторону коллеги, не зная, что ответить. — Ну вот, хорошо, я извиняюсь, — пожимает Руслан плечами и отводит глаза в сторону, по привычке засовывая руки в карманы, — я ошибался и поспешил с решением. — И теперь? — слегка смелеет Калинин, с интересом наблюдая за поведением невролога и чувствуя невероятную удовлетворенность от того, что его план сработал. — И теперь не могу без тебя Володя улыбается солнечно и счастливо и хочет было броситься в объятья Егоршина, но тот мгновенно отталкивает его обратно в стену и, прижимая его всем телом, шепчет тихо на ухо: — Но ты мог заставить меня извиниться другим способом! В глазах у невролога странные эмоции: страх и немой интерес, вместе почему-то похожие больше на отчаяние. Он сначала пугается такой реакции, но затем улыбается расслабленно и сам наклоняет голову вбок, открывая доступ к шее. Это спускает все тормоза Руслана и тот, словно наконец получив долгожданную сладость, бросается вперёд и сразу же впивается зубами в нежную кожу, заставляя Володю зашипеть от боли. Егоршин на это никак не реагирует, а лишь с неким удовлетворением смотрит на своё творение - ярко красные следы от зубов. Но вдруг резко понимает - этого мало. Руслан склоняется к кадыку и, слегка касаясь губами кожи, проводит вверх до подбородка, вызывая у Калинина непонятное мычание. Невролог явно доволен тем, что хирург никак не сопротивляется, хотя ясно чувствуется, как ему хочется, что бы Егоршин хотя бы немного ускорился. Последний же специально медлит, с удовольствием смотря, как Володя с каждой новой секундой краснеет, смотрит так умоляюще и приоткрывает рот. Руслан делает одолжение и довольно резко целует Калинина. Тот блаженно стонет и полностью расслабляется, позволяя делать с собой все, что Егоршину будет угодно. Но невролог, видимо, все ещё в обиде, потому что поцелуй разрывается довольно быстро, превращаясь в какой-то слишком ласковый и невинный, что как-то не совпадает с образом вечно серьезного и резкого Руслана. Но это небольшая слабость сразу же компенсируется новым засосом, в районе скулы. А потом ещё одним. И ещё. Егоршин хочет оставить ещё хоть тысячу таких засосов, чтобы те шлю... слишком влюбчивые девушки наконец поняли, что Володя все-таки занят. И даже в голове бьется лишь одна мысль, которая будоражит мозг и пьянит рассудок: « Мой! Мой! Мой!» Руслан отрывается резко и дышит тяжело, от недостатка воздуха. Он невероятно доволен своей работой и улыбается хитро, с удовольствием наблюдая за реакцией Калинина. Тот все ещё прижат к стене и смотрит странно, непонятно даже с какой эмоцией, но шепчет так сладко, что все сразу становиться ясно: — Смирился? — Видимо, нет.