***
Роуз просто… Рей определенно не стоило рассказывать куда она идет, и, в первую очередь, с кем именно она встречается. Так что она перетерпит, пока Роуз просто… – Через. Мой. Труп. – Роуз, – цокает она языком, – думаю, ты преувеличиваешь. – Он республиканец. – Независимый кандидат, – на автомате исправляет Рей. – Могу поспорить, в душе он республиканец. Он работает на администрацию республиканцев. Господи! Он… Рей, ты в курсе, что закон Соло называется так, потому что он его разработал? Он такая сволочь – у меня нет и шанса вернуть долги за учебу, пока гигантские корпорации получают снижения по налоговым ставкам. И это его гребаная вина. – Ты же знаешь, закон был значительно изменён по требованию сената. В худшую сторону. – И все же! Рей, он член этой администрации. В любом случае, он урод. Не он ли довёл ту журналистку до слез, сказав, что тупизна ее вопроса не может быть преувеличена? Не он? Рей не уверена, что слышала об этом. Она пожимает плечами, размышляя, не будет ли лишним дополнительный слой туши для ресниц. Возможно. – Он был вежлив со мной. И он… – другой, – милый. – Он… Как это милый? Он похож на снежного человека. С родинками! Ты так избирательна, и вдруг променяла По на этого парня. – Может, я тащусь от родинок. Гримаса отвращения на лице Роуз заставляет Рей расхохотаться. – Не могу поверить, что ты поступаешь так со мной. С собой. С миром. Рей чмокает подругу в щеку, тянется к своей сумочке на кровати, открывает, чтобы проверить… ага. Небольшой внутренний карманчик, который она обнаружила не сразу. Рей надеется, срок годности ещё не вышел, ведь это было давно. Так давно. Очень давно. Она думает о Бене, как его губы слегка приоткрылись, когда она протянула ему кофе, как он уставился, пока она вбивала его номер в свой мобильный, а после записала свое имя в его телефоне. По позвоночнику пробегают мурашки. – Рей, если тебя держат в заложниках, моргни дважды. – Не жди меня, ладно? – Рей! Клянусь богом, если ты не будешь дома через час, я сдам этого психа полиции. – Не забудь выключить фонарь на крыльце. Спокойной ночи! Роуз кричит ещё что-то – нечто со словами «оповещение» или «похищение» – пока Рей выбегает из дома. Она делает глубокий вдох, ступив на тротуар. Запах жасмина, более интенсивный в эту теплую летнюю ночь, заполняет легкие и очищает голову. Махнув таксисту, она улыбается.***
Встретимся внутри пишет она ему, пока он ведёт машину, но ее ещё нет на месте, когда он приезжает. Местечко – не такой уж и притон, как он ожидал, и Бен немного успокаивается. Это, очевидно, заведение, где она часто бывает, а Бен и так проводит ночи без сна, одолеваемый мыслями о внешнеторговом балансе, ставке подоходного налога и государственном долге. Он бы не хотел расширять этот список воображаемыми сценами отвратительного места, в котором Рей окружена отвратительными людьми. Он заказывает два крафтовых пива и находит свободный столик, снимает солнечные очки – вынужденная мера, из-за которой в одиннадцать вечера он выглядит полным идиотом – и без энтузиазма наблюдает за паршивой партией в бильярд, когда появляется Рей. Бен замечает это только потому, что один из игроков поворачивается в сторону входа, а после жестом указывает другу сделать то же самое с таким нахальным видом, который мужчинам их лет – мужчинам всех лет – не подобает принимать. Они пожирают глазами молодую девушку в летнем шелковом платье, которая смахивала бы на Рей, если бы она распустила волосы, и обула туфли на каблуках, нанесла немного макияжа и… Рей. Бен разрывается. Одна его часть поднимается, машет Рей, привлекая внимание, и цепляется за ее взгляд, пока она пробирается между столиками прямо к нему. Другая же – думает о мужике у бильярдного стола, злится и заставляет челюсти сжиматься. Прошло немало времени с тех пор, как он надирал кому-то зад, но все же это было не очень давно. А эти мудаки явно напрашиваются. Его останавливает не весьма вероятный арест, или то, что служба безопасности пронюхает, что он улизнул, или то, что президент определённо вызовет его в овальный кабинет и произнесет что-то про бла-бла и связи с общественностью, а после уволит. Это даже не осознание того факта, что он видел эту девушку всего пару раз общей продолжительностью в десять минут, и она не оценит его трансформации в пещерного человека. Не-а. Его останавливает ее улыбка. – Привет, – говорит она обрадовано. И задыхаясь. Но не так сильно, как он. – Привет.***
– Извини, я так опоздала. Моя соседка… – она расплывчато жестикулирует, и Бен согласно кивает, хотя не имеет и малейшего понятия, касательно чего или кого Рей объясняется. Рей усаживается и старается не глазеть, хотя он посматривает на нее – исподтишка – так что она позволяет себе пару взглядов. Посмотри на себя, хочет сказать Рей. Только посмотри на себя. На нем синяя футболка и темные джинсы. И кроссовки. С ней в баре сидит Бен Соло, обутый в найки. Он даже не выглядит как Бен Соло. Или выглядит. Или нет. – Она в порядке? – Мм? – Твоя соседка. – О, да. Да. Она просто… – Рей пожимает плечами. – Ты долго добирался? Я даже не спросила, удобно ли тебе… – Недолго. И я за рулем, в любом случае. В этом напряжении весь он. Спокойный, угрюмый, с неясными темными эмоциями. Но опять же, то, как агрессивно он отвечал на вопросы в дни парламентских слушаний, показанных по CNN, вряд ли позволит когда-нибудь назвать его спокойным. Тем не менее. Тишина застывает в воздухе между ними – не неловкая, но тяжелая. Они изучают друг друга, начав с обычных вежливых взглядов, которые переходят к более свободным, блуждающим. Рей разглядывает его широкие плечи, его полные губы, то как приходят в движение его челюсть и горло, когда он пытается не смотреть на ее кожу, неприкрытую тканью платья. – Я рад, что ты пригласила меня, – говорит он едва различимо в шуме играющего по радио рока поздних девяностых. Что-то внутри Рей тает. – Я рада, что ты согласился.***
– Студентка, – Рей улавливает панику на его лице, потому быстро добавляет: – Выпускница. Инженерия. – Магистр или доктор? Она вздрагивает, пригубив пиво из бокала. – Доктор, ага. То, как она морщит свой нос – это очаровательно. Господи, он только что употребил слово «очаровательно». В своей голове. – Честно говоря, не знаю, о чем я думала, когда поступала. – Поэтому ты работаешь в кофейне? – О, я не работаю там. Работала в последний год учебы. Но я все еще дружу с владельцем, так что соглашаюсь подменить кого-то время от времени. Неофициально. Рей делает еще один глоток пива, и Бен может точно определить момент, когда до нее доходит, что она только что призналась в регулярном уклонении от уплаты налогов текущему секретарю казначейства США. – О. Он просто смотрит на нее, без эмоций. – В смысле… Этого почти не случалось. Он непроницаем. – Может, пару раз. Максимум. Тишина. – А вообще, знаешь? Они мне даже не платят. Это добровольно… Он старается удержать укоризненное выражение как можно дольше. Когда чувствует, что уголки губ начинают ползти вверх, пытается скрыть улыбку за бокалом пива, и терпит неудачу. Рей замечает. – Ты монстр! – смеется она. – Я уже приготовилась провести остаток своих дней в тюрьме, на пару с моим боссом. Она бросает в него арахисом. Он ловит и кладет орешек на стол. – Всего-то до трех лет. Со штрафом до 250 тысяч долларов. Она снова смотрит на арахис, и он быстро отодвигает тарелку орехов подальше от нее. – Кстати, это был твой фирменный запугивающий взгляд? – Ага. – Мм… И как, работает? – Каждый раз. – Ну, не в моем случае. Он поднимает одну бровь. – Похоже, что ненадолго сработало. – Может только ненадолго, – все еще улыбаясь она облокачивается на спинку стула и смотрит ему прямо в глаза, – но никогда снова.***
Бен просто стоит, покачиваясь на каблуках, очаровательно – ладно, сексуально – двигает челюстью по привычке. Он, даже после многочасового рассматривания ее рта, очевидно, не собирается ее целовать, идиот. Так что Рей берет дело в свои руки. Первый раз за вечер она благодарна обуви на каблуках – он такой высокий, что ему точно пришлось бы неловко наклоняться. — Это неразумно, – за секунду до соприкосновения их губ произносит Бен голосом, звучащим намного глубже, чем минутой раньше. Ее губы прижимаются к его, но ответного давления не чувствуется, и на секунду Рей думает, что Бен не поцеловал ее не из-за нервозности. Может, он просто не хочет. Она отстраняется на минимальное расстояние в поисках его глаз. И тогда застывает на мгновение, длинное и полное, пока они делят разряженный воздух и миллион невысказанных вопросов между собой. Когда он склоняется для поцелуя, обе его руки касаются ее шеи, а широкое бедро скользит между ее ног, прижимая к стене здания прямо у входа в бар. *** – Я отвезу тебя домой. – Нет, спасибо. – Лучше вызвать тебе такси? Спрашивать такое глупо, она ведь изначально не села бы к нему в машину. – Нет, – отвечает она спокойно и мягко. Руки Бена сжимаются на руле до побелевших костяшек. Это не к добру, хочется ему сказать. И ещё много слов в придачу. – Ты уверена? Она кивает с улыбкой, и Бен покорно заводит двигатель. *** – Ты… ах… ты часто таким занимаешься? Ее рука небрежно лежит на его животе вот уже… десять минут, как минимум, хотя, то, что ее пальцы находятся так близко к его… о, да. Это определённо подорвало его ощущение времени. Он с неохотой перестаёт покусывать ее шею и отклоняется, оставляя легкий поцелуй на ключице. Ее взгляд ясен, в то время как его – абсолютно затуманен. Ему приходится прочистить горло. – Что? – Я спросила, ты часто это делаешь? Он не до конца понимает, что она подразумевает под «этим». Этим может быть что угодно. Ты часто занимаешься сексом? Приводишь к себе девушек? После первого свидания? Даже если они не позволили тебе заплатить за пиво? Вы сидите на диване полностью одетые и целуетесь больше часа, словно какие-то подростки? Чувствуешь, что влюбился с первого взгляда? Это неважно, потому как ответ на каждый вопрос будет один и тот же. – Нет. – Хорошо. Значит, ты не бабник, так? Первый раз за вечер, и за все их короткое знакомство вообще, она выглядит как угодно, но определенно не абсолютно уверенной. И вот почему слова срываются с его языка. – Я не мог перестать думать о тебе, – говорит он и сразу сожалеет об этом. Слова повисают в пространстве, а смысл их окрашивает воздух чём-то пьянящим, сладкими, таким необходимым. Возможно, немного пугающим. Не похоже, что она против. Не то, чтобы он мог точно определить, ведь она льнет к нему и целует в висок, лица не видно. Бен обдумывает, как сильно он облажался, когда она склоняется ближе, подносит свои губы к его уху и шепчет мягко и чувственно. – Ты снился мне три дня назад. Мы бродили вдоль реки Гудзон, и я поскользнулась на мокрых камнях. А ты поймал меня за талию, до того, как я смогла упасть. Ее рот у его ушной раковины заставляет весь мир сдвинутся с земной оси, а член до боли затвердеть. – Ты был таким тёплым и твёрдым. Мне не хотелось просыпаться.***
Он легко скользит в нее, потому что она такая мокрая, какой никогда ещё не была. Все ещё тесно, слишком тесно для первых толчков, несмотря на то, что он подготовил ее. Сперва своим ртом, долгими, наслаждающимися движениями, от которых она потеряла способность видеть, а сердце зашлось в безумном ритме, –не кончай, напоминал он, не сейчас. А после продолжил своими пальцами, целуя ее глубоко, создавая внутри пространство для себя. Они используют ее одинокий презерватив, потому что у него их нет, ни единого во всей этой огромной дорогой пустой квартире, которая заставляет сердце Рей сжиматься. Его выражение лица, пока она раскатывает презерватив на нем подзабытым движением, невероятно. Это льстит. Рей ожидает некоторой неловкости, и она присутствует, – постой, можно я… Вот так? Господи, боже, да, вот так. – Но его член восхитительно растягивает изнутри давно не использованные мышцы, а щетина божественно царапает чувствительную грудь, и эти стоны, и рычания, и полуулыбки, и развратные влажные звуки сводят Рей с ума. – Так хорошо? – спрашивает он в миллионный раз, вбиваясь все глубже и глубже, и она в миллионный раз шепчет в ответ: – Пожалуйста. Пожалуйста. Проходит всего несколько минут, но она понимает, что уже близко – так близко – а они ведь не перепробовали ещё и половины, ещё и десятой части того, на что она рассчитывала. Она чувствует, как сокращается на нем, смутно надеясь, что он никогда не прознает об этой разочаровывающей мысли в ее голове. Она кончает, когда он прижимает оба ее запястья над головой, а звук его голоса становится ниже, обещая никогда ее не отпускать.***
– Можно мне в душ? Нет. Нет, если после ты собираешься уйти. Он пытается скрыть своё разочарование. – Конечно. Бен осознаёт, что сейчас лето, да и термостат в комнате регулирует температуру, и холодно быть не должно. Тем не менее, мороз пробегает по его коже, когда она отстраняется от него. Она сидит на краю кровати с минуту, подняв руки вверх и изящно выгнув спину. Ее шея, ее спина, острые углубления ямочек на пояснице – все в ней будто создано в соответствии с его собственными ожиданиями. Он действительно не собирался, и не по собственной воле его руки поднимаются к ее груди и обхватывают сзади. Ее кисти скользят ниже, и на мгновение он думает, что она стряхнет его с себя, – пространство, он должен дать ей пространство, – но их пальцы переплетаются, пока она смотрит вниз. Это продолжается недолго, и она встает, потянувшись снова. Без намека на застенчивость из-за собственной наготы она легко проскальзывает в сторону ванной комнаты. Ее зад. Господи, ее зад. Он бы… – У тебя есть кондиционер? – Кон… Что? – Для волос. – А… нет. Нет, не думаю. Она наклоняется, чтобы поднять что-то – свои трусики, синий клочок ткани, которые он дрожащими руками снял не так давно, – и кладет их сверху на его комод. Бен, возможно, хотел бы, чтобы она забыла их там. – Можешь присоединиться, если хочешь. Сэкономим немного воды. – Она улыбается, поглядывая через плечо. – Но это не обязательно. Я знаю, как вы, ребята, ненавидите окружающую среду и все такое.***
– Медленнее. Бен игнорирует горячую воду, ударяющуюся о его спину, согласно рычит, впиваясь пальцами в ее бедра, пока скользит глубже. Она хочет, чтобы он трахнул ее медленно, и он сделает это. Он может. Начнет со следующего толчка. Или после него. Или… Как ни странно, она смеется, накрывая его руку своей. Ее лоб упирается в запястье, прижатое к плитке, и это идеальная позиция для него чтобы… – Это… ах… действительно здорово, но если мы притормозим, то… Это продлится намного дольше, имеет в виду она. Чего Бену тоже хочется. Но еще ему хочется… – Я пытаюсь. – Господи. Она невероятна. – Я правда пытаюсь. Ему не следует кончать в неё. У них кончились презервативы, хотя они все равно не потрудились бы захватить один с собой в душ. Забавно, как он справлялся так долго без секса? Боже. Годами? Но сейчас быть внутри неё кажется единственно желанным способом существования. Ему не следует кончать в нее, но она сказала, что все в порядке, а Бен не настолько силён. От предыдущего оргазма, который накрыл его лавиной после продолжительного балансирования на краю, словно он готовился умереть, его нейроны все еще гудят хором. А может, это от того, что рядом Рей. – Я никуда не денусь, ты можешь притормозить. Она разворачивается в талии и поднимает голову, чтобы он поцеловал её сладкие от воды губы. – Я никуда не уйду, – повторяет она, а он не смеет ей верить.***
– Ладно. Ты действительно ответил репортеру, указавшему, что в мире есть люди, которые не могут позволить себе свежие овощи, чтобы они ели пирожные? Бен с ужасом во взгляде оторвался от чистки яблока. – Нет. Его добродетель может вызывать сомнения, но даже у него есть свои пределы. – Интересно. У вас с Марией-Антуанеттой есть кое-что общее. Рей сидит на кухонной столешнице, одетая в его старую футболку гарвардского дискуссионного клуба, в которой он обычно спит. Я проголодалась, сказала она после душа, когда ее плоский живот заурчал, пока Бен оставлял на нем поцелуи. Он притворился оскорбленным из-за этого вторжения в процесс и отвел ее за руку на кухню. – Я не слышал такого. Откуда это? – Не могу вспомнить. Думаю, от одного из моих коллег – он вечно зависает в политических ветках на Реддите. Он качает головой. – Господи Исусе. То, как она смеется. Это должно быть вне закона. Бен подумает над написанием короткого законопректа. – Хорошо. Дальше. Ты действительно потратил двадцать тысяч долларов налогоплательщиков на стол для работы стоя? Бен отрезает дольку яблока и передает ей. – У меня даже нет такого стола. – О, хорошо. Потому что нет подтверждений, что они полезны для здоровья, представляешь? Он никогда еще не встречал никого, кто бы ел, как она. Словно наслаждается каждым отдельным кусочком. Он просто не может оторвать взгляд. – Окей. Еще один. Ты действительно довел ребенка до слез на встрече с избирателями? – Нет. Ну… Возможно. В… Огайо, кажется. Среди зрителей был ребенок, который плакал, пока я произносил речь. Эти два события могут быть связаны. Я произвожу подобный эффект на людей, я же говорил, – сухо добавляет он. – Значит, скорее всего, ты не нанимал киллера, чтобы убрать трех своих практикантов, у которых был на тебя компромат? – Ты имеешь в виду, чтобы поддержать мой безупречный публичный облик? Рей фыркает. – Это должно быть так странно. Не иметь личного пространства. Она проговаривает последнюю фразу с британским произношением, и Бен… Бен может слушать это вечно. Он хотел бы. – К этому привыкаешь, – врет он, предлагая ей еще один кусочек. – Тем не менее, – улыбается она благодарно, прежде чем откусить, – я бы умом тронулась, если бы люди могли узнать все обо мне из… не знаю. Со страницы на Википедии, где каждый может написать любую чушь. Ты заходила на мою? Он почти решается задать вопрос, но передумывает. Это ужасная идея. У него было несколько подобных разговоров, и ни один из них не закончился хорошо. Так что они просто сидят в тишине, пока она заканчивает жевать. Он вытирает руки кухонным полотенцем и становится напротив нее, не дотрагиваясь. Кисти лежат на столешнице, окружив ее бёдра. Это максимум пространства, которое он готов ей выделить на данный момент. – Хотя, неплохо иметь возможность нагуглить твой день рождения. Я всегда их путаю – мое слабое место. – Мой день рождения через семь месяцев, – произносит он осторожно. Это не скоро. – Прекрасно, – улыбается она. Вот так, без макияжа он может пересчитать каждую светлую веснушку на ее коже, проследить маленький бледный шрам, почти пересекающий внешний край ее левой брови. Бен поглощает ее всю. – По крайней мере, у меня есть время подумать над подарком. Его сердце пропускает удар. У него нет ничего взамен для этой девчонки. А она может потерять многое, просто находясь рядом с таким, как он. Просто существуя в его голове. – Это не… – Бен зажмуривается и глубоко вздыхает. Открывает глаза и пробует снова. – Я ничего не могу обещать… – Нет, тоже не то. Ещё один вдох. – С моей работой вся ситуация может быть… затруднительна. Он не знает, чего ждёт. От неё. – Все в порядке. Я понимаю, – ее кисть скользит по столу туда, где лежит рука Бена. Накрывает ее. Ее улыбка прекрасна как утреннее солнце за окном. – Пригласишь меня позавтракать? Если хочешь? Он хочет. Действительно хочет. – Да.