sei la mia aria

— …у меня от него аж мурашки побежали — вот настолько он был какой-то странный, — заканчивает свой рассказ Юнги об очередном госте, посетивший норэбан, в котором они работают. Тэхен заканчивает прихорашиваться перед зеркалом, и подходит к шкафу, дабы выбрать наряд на сегодняшний день. Глаза бегают от благородного белого цвета рубашки с V-образным вырезом, к синей шелковой, верхние три пуговицы которой можно просто расстегнуть; впрочем, они шибко ничем друг от друга не отличаются, но у белой есть рюши, которые ему нравятся, поэтому он забирает ее с плечиков и переодевается. — Ви, ты сегодня какой-то грустный. Что-то случилось? — Нет, я просто не хочу сегодня работать. Голова болит, — разносится по комнате мягкий бархат голоса. — Ну, Чимин-хен не позволит отдыхать, — уже понуро говорит Юнги, который и сам работать не в силах который день подряд: уж слишком много гостей в последнее время, которым ну очень сильно нравится его спаивать. — Пф, просто нужно хорошо попросить, — подмигивает в углу сидящий Джисон, густо крася глаза черной подводкой. Тэхен фыркает. — Ну да, главной шлюхе-то не впервой «просить» выходной день, — тихо говорит Юнги и наконец видит на лице лучшего друга улыбку. Тэхену девятнадцать, и он сирота. Шесть лет назад он сбежал из детдома, так как над ним всячески начали издеваться сверстники, называя его девчонкой и унижая не столько физически, сколько морально, — а это бывает куда тяжелее. Само собой, улица встретила его не с распростертыми объятиями: он знал, что мир жесток, а иначе бы не жил в детдоме буквально с рождения. Найти работу в тринадцать лет крайне невозможно — это надо было бы ждать еще год, но судьба подкинула ему шанс на выживание: через месяц, который он выдержал с трудом на украденные у директора деньги, его заметила женщина средних лет, по имени Элли. Она иностранка и, как позже оказалось, работала здесь нелегально, имея свой клуб. Тэхен на ее предложение поработать на кухне мойщиком, согласился даже не думая — жить-то хотелось, так и вцепился зубами за эту работу даже не взирая на то, что она может быть для него нелегкой. Он мыл полы, посуду — все, что нужно было. Два месяца пришлось жить в самом клубе, в раздевалке для персонала, но он не жаловался, потому что под рукой было все, что нужно: диван, на котором он спал, кухня со всем нужным, еда, которую Элли позволяла ему брать. Платила женщина немного, но Тэхену было достаточно: так как у него все было, он не тратил деньги и бережно складывал их в самодельный мешочек, который прятал в вырезанном кармане своего рюкзака — единственное, что он взял с детдома. Но через два года года клуб накрыла эмиграционная служба. Тэхен, благодаря бармену, сумел сбежать, но еще бы минуты две, и он снова оказался бы в детдоме. С собой у него было достаточно денег, чтобы снять комнату на месяц и нормально питаться, хотя в этом он ограничивал себя по максимуму, чтобы экономить, ведь мало ли что. Возраст у него был уже был подходящий, чтобы найти нормальную для подростка работу, и в итоге он устроился на заправку. Три месяца там, четыре официантом, полгода еще на одной заправке, два месяца отдыха, ведь было уже невмоготу, и последней его работой стала автомойка, где проработал он почти год, ибо ну очень сильно приглянулся ее владельцу. Сначала Тэхен хотел сбежать, когда узнал о симпатии к себе, ведь это было для него ненормально, но Минджу заявил, что и пальцем его не тронет, и даже не посмотрит как-то не так, если того не захочет сам мальчик. Самому Минджу было двадцать девять, разве что выглядел чуть старше; не с обложки журнала, но и не страшный — смотря на него, вовсе не хотелось сморщиться или отвернуться: он был самый нормальный, в меру симпатичный. Тэхен решил на том не заморачиваться и просто работал, изредка получая от Минджу подарки, от которых изначально отказывался, но когда мужчина говорил: «Просто прими это, и не бери в голову», он действительно просто принимал и не думал. В начале лета в жизни Тэхена произошли новые изменения. На автомойку заехала ауди, из которой вышел невероятно красивый мужчина в деловом сером костюме: его взгляд был остр, как бритва, и он резал насквозь. Тэхен ему был по плечо, но из-за внешнего вида, казалось, будто по пояс, потому что выглядел тот статно, будто сам президент, и возвышался над ним, словно гора. Его машине не нужна была чистка, однако самому ему, видно, нужен был Минджу, который при виде мужчины побледнел и посерел одновременно. Они разговаривали в кабинете, и единственное, что Тэхен краем уха случайно услышал, мимо проходя в раздевалку, это: «Что ты можешь мне предложить вместо своего долга, Минджу?». Тэхену не был интересен разговор, просто потому что это не его дело, и он скрылся в комнате, переодеваясь в свою одежду. Попрощавшись с работниками, он вышел на улицу, но остановился, когда услышал свое имя и позади увидел Минджу, что звал его к себе. Тэхен, ничего не подозревая, подошел. — Он? — спросил неизвестный, кивая на него. — Да… — Хорошо выглядит, — и от этой фразы у Тэхена на лбу холодный пот выступил. Он начал отступать назад. — Намджун? — Да, мистер Ким? Тэхен спиной натыкается на человека позади себя и, ничего не понимая, начинает оборачиваться то на него, то на других двух. — В мою машину его. Некий Намджун кивает, и Тэхен, прежде чем его схватили поперек живота, увидел, как тронулись губы Минджу, безмолвно говоря «прости». — Что? Нет! Отпустите меня! — он брыкался и пытался вырваться, но стальная хватка мужчины тщательно блокировала эту возможность. — Хен! Что происходит?! — последняя фраза, сказанная им, приглушается за закрывающейся дверью тонированной ауди, в которую его посадили. От того, что Тэхен перенервничал — он уснул, и когда проснулся — увидел себя в темном кабинете с зашторенными окнами, где за красным дубовым столом сидел тот самый статный мужчина, крутя в узловатых пальцах тонкую сигарету. — Куришь? — спрашивает он, и Тэхен отрицательно мотает головой, начав дрожать как осиновый лист. Мужчина усмехается: — Ну, скоро закуришь. Думаю, ты не будешь против. Он закуривает сигарету, выпуская облако горького дыма вверх и начинает говорить. — Минджу мне сильно задолжал. Эту автомойку помог ему открыть я, вложив немало своих средств, и он пообещал вернуть мне все до копейки неделю назад, в заранее указанное нами обоими число, но увы. Я узнал, что почти все заработанные им деньги он спускал на шлюх и другие развлечения, и дал ему неделю, чтобы он нашел нужную сумму, но, опять же, увы, — старший затушил недокуренную сигарету, встал со своего места и, подойдя к Тэхену сзади, положил на его дрогнувшие плечи свои ладони. — Когда я спросил, что он может предложить мне взамен, он сказал — тебя, — услышал Тэ прямо над ухом ядовитый шепот. — Я, кстати, Ким Сокджин, — отпрянув от мальчика, отходит он к мини-бару, где наливает себе в бокал красного вина. — Называй меня мистер Ким. Ты что-нибудь выпить хочешь? — Н-нет… — Твое дело. Впрочем, итак скоро ужинать пойдешь. — Что Вам от меня нужно? — задает интересующий его — Тэхена, вопрос. — Будешь на меня работать. Я имею немало норэбанов в Пусане и в Сеуле, и хочу устроить тебя в один из них, где не хватает мальчиков. Ничего сложного, на самом деле: тебя выбирает гость среди других твоих сверстников — кто-то может быть постарше, кто-то помладше — и ты составляешь ему или ей компанию на определенное время. Так как это «караоке-клуб», ты вместе с гостем должен петь, где-то танцевать, быть ему официантом, наливая алкоголь, ну и в целом обслуживая; если гость захочет — играть в разные игры. Из сложного только твоя стойкость к алкоголю, потому что пить его нужно в обязательном порядке. Не говорю, что много, но если пьет гость — пьешь и ты. Гость не пьет — ты можешь тоже не пить. Получать за свою работу ты будешь прилично, и тем, что Минджу отдал тебя мне, ты будешь исключительно только в плюсе. И да, ты не имеешь право отказаться, потому что теперь принадлежишь мне, — заканчивает свои пояснения, Сокджин, ставя на последнем предложении, что имеет важную значимость в этом разговоре, жирную точку. И судя по тому, как он смотрит на младшего — тот даже не имеет права и рта открыть, желая как-то возразить. Тэхен лишь кивает, понуро опустив голову. Он не глупый и понимает, что сейчас у него нет свободы слова. Ему лишь интересно одно: — Мужчины тоже приходят?.. — Конечно, всем хочется отдохнуть и повеселиться. Но ты хотел спросить вовсе не это. Да, не это. — Да, они могут лезть, могут предлагать, ровно как и женщины, но в основном ходят повеселиться. Есть одиночки, что приходят излить душу о неудавшейся жизни. Тебе нечего бояться. Каждый работает в меру своей испорченности. Как тебя зовут? — Тэх- — Нет, как тебя зовут здесь? — Я не понимаю… — Твое настоящее имя существует исключительно в паспорте. В клубе у тебя должно быть другое имя. — Я не знаю, что мне придумать. — У тебя есть любимое оружие, машина, я не знаю… может, любимый напиток? — Как-то мне дали попробовать виски — он мне понравился. — Хм, — пристально смотрит Сокджин на Тэ. — Твое новое имя — Ви. — Шу, твой вчерашний пришел, — постучавшись, заходит Чимин, скептически оглядев парня. — Мне конечно похер, но эта хрень тебе не идет, — кивнув на черно-белую полосатую рубашку Шуги, сказал он, и вышел из комнаты. — Вот мудак. — Не слушай его. Чимин-хен в своем репертуаре, — улыбается Ви. — Блять, не хочу я к нему идти. — Почему? — Потому что странный он, говорю же. Я сижу просто рядом с ним, обслуживаю, и при этом он ничего не хочет. Только и делает, что приходит сюда бухать виски, да с японскими уродами разговаривать. — Ну, у него видно деловые встречи здесь проходят. Может он, не знаю, переводчик. Тебе же лучше. Юнги хмыкает, но рубашку все же меняет, тут же выходя за дверь. Тэхен, решив отдохнуть, пока нет гостей, наливает себе чай с ромашкой и усаживается на диван. Он давно привык к работе, и да, как говорил Сокджин — сложность ее заключается в стойкости к алкоголю, но забыл упомянуть, что гости бывают настолько привередливы ко многим вещам, что приходится просто сидеть и выслушивать их нытье: то освещение не очень, то фрукты кому-то кажутся несвежими, хотя Чимин заказывает каждый день все новое, то какой-то редкой песни в караоке нет (интересно, почему, если она редкая?). Тэхен умеет таких успокаивать, хотя по-началу приходилось слишком тяжко. С женщинами интереснее, чем с мужчинами — вывел он для себя вердикт. Приходят абсолютно разных возрастов, и каждая склонна к веселью больше, нежели чем сильный пол: они придумывают разные игры, большинство не пытается строить из себя не пойми кого, как это делают все толстосумы с ролексами на запястьях и молодые парни, желающие поэкспериментировать со своей ориентацией. С последним Тэхену повезло больше, в том плане, что к нему никто не лезет сосаться, хоть и видно, что очень хотят: для этого у них больше есть Джисон — потенциальный гей в их клубе и главная шлюха, как прозвал его Юнги, Аарон, Джексон и Мино, которые просто работают в меру своей испорченности, не являясь при этом даже бисексуалами. У Тэхена же просто есть защита от всего подобного — это Чимин, менеджер клуба. Так же как и с Юнги, они просто хорошо сдружились, и несмотря на крайне большую разницу в возрасте, являются друг другу чуть ли не лучшими друзьями. Чимину тридцать, он прилично накаченный кореец, родившийся в Лос Анджелесе, носит пирсинг на губе, в носу, на брови и на ушах, у него ярко голубые волосы и татуировка на пояснице, которую видела лишь его жена и Тэхен; последнему является опорой, каменной стеной и почти что отцом, которого у него никогда не было. На самом деле, сейчас Тэхену не на что жаловаться, потому что у него под боком есть все, что нужно: родные люди, которые когда-то были чужими, крыша над головой, во что одеться, чем питаться, и деньги. Разве может что-то это изменить? Стук в дверь заставляет парня оторваться от инстаграма, и он поднимает взгляд. — Ребята, чойс*, — говорит Чимин и уходит. Ребята тяжко вздыхают, начиная второпях одеваться, а Тэхен уже готовый просто выходит наружу, ожидая всех. — Твою мать, народ, неужели нельзя быть сразу одетыми?! Ви, — окликает его Чимин, — сейчас гости важные и, не знаю, кто тебя выберет, а тебя точно кто-то выберет, то сразу предупреждаю, среди них есть неравнодушный к мальчикам, и если попадешь к нему, то в этот раз моя защита тебе не поможет… Он персона не из обычных, и перечить ему — это последнее, что хочется каждому из нас. Ничего страшного не будет, он просто… может только лапать и лезть целоваться: сам знаешь, что чего-то большего мы не позволяем. — Не страшно, хен, — улыбается Ви. — Ты и так постоянно меня защищаешь. — И дальше готов, но в этот раз не выйдет, — Чимин зачесывает рукой спадающие на глаза волосы и ловит жадный взгляд Джисона, который вылизывает его с ног до головы. — Как он меня заебал. Тэхен издает смешок. — Он сегодня кое о чем проболтался. — Сука. О чем? — Что если хотим выходной — нужно тебя хорошо попросить. У вас что-то было? — Просто раз позволил ему подавиться своим размером. Нет, ну, а что? Я слегка выпил тогда, а неожиданный стояк опускаться не желал. Взаимопомощь, скажем так. — Чонха знает? — выгибает Тэхен бровь, хотя и так знает ответ. — Я че по-твоему, дебил, чтобы о таком говорить своей жене? Да и, камон, это же не трах. «Еще бы это был трах…», — думает Тэхен. На самом деле, если бы Чонха узнала, он уверен, — она бы от Чимина и мокрого места не оставила, и плевать, что это просто ничем не обязывающий минет ее мужу от обычной шлюхи клуба. Когда все парни выходят из комнаты — Чимин подходит к караоке-комнате под номером девять и открывает дверь, впуская семь человек. Они, поклонившись гостям, здороваются, и Тэхен замечает сидящего рядом с одним человеком Шугу, что сидит тише воды ниже травы, и еще троих гостей, среди которых двое — китайские толстосумы. Последние слету выбирают, ой, не удивительно, Джисона с внешностью ребенка и характером суки, и Джексона, который, кажется, больше всех сегодня не желал работать из-за вчерашней попойки с молодой дамой-одиночкой. Остался один гость, и он, что странно, даже не смотрит на них, и в этот момент Тэхен думает, что он точно не тот гей, о котором говорил Чимин, однако, когда раздается тихое «третий слева» со стороны гостя — Чимин сочувствующе мотает головой и просит Ви присесть, что тот и делает, несколько раз мысленно перекрестившись. Он правда немного боится. Чимин уводит остальных парней, и в комнату заходит официант, закатывая тележку с закусками и алкоголем: выбор гостей пал на виски с колой и егерь с энергетиком, и вот последнее для Тэхена — это самое страшное, потому что наутро ему становится слишком плохо от этого ядерного напитка; он лишь надеется, что гость не заставит его пить это.

WITCHCRAFT — ORIGINAL GOD

Тем временем, пока Генри — официант — расставляет бутылки и закуски, Тэхен решает обратить внимание на человека, сидящего рядом с собой: цвета темного шоколада густые, слегка подкрученные длинные волосы, доходящие до середины шеи, деловой черный костюм, отдающим блеском, рукава пиджака закатаны до локтя, оголяя правую руку, покрытую рукавом татуировки и показывая ролексы на левой, рядом с ремешком которых хорошо видно глубокий шрам будто от лезвия ножа. Когда мужчина, которому на вид лет тридцать пять, не больше, поворачивается лицом — Тэхен сразу сбрасывает лет пять-семь, потому что лишь темноватая щетина придает зрелости. У него слегка пухлые покусанные губы, темные брови и глаза цветом морского дна, немного крупный, но не портящий его красоту нос, смугловатая кожа, чуть блестящая от пота, потому что сам Тэхен чувствует, что в комнате излишне душно. Или ему жарко от острого, будто стрела, взгляда, что обращен на него? — Включи кондиционер, — говорит ему мужчина, будто читает мысли, и Тэхен, словно в трансе, поднимается дивана. Он включает шестнадцать градусов, которые все равно кажутся не такими прохладными, и садится обратно, ежась от этого взгляда. — Имя, возраст? — Ви, мне девятнадцать. А ваше? — Можешь звать Джеем. — А лет, если не секрет? — Не секрет. Тридцать семь. — Довольно молодо выглядите, — удивляется Тэхен. — Что будете пить? — Можно на «ты», раз уж выгляжу молодо. Виски со льдом. Тэхен не думал, что с этим человеком ему будет интересно, но ему интересно даже более чем. Они разговаривают на разные темы касающиеся искусства и живописи, играют компанией в пару игр, пьют на спор, и в момент, когда Тэхен чуть давится шотом соджу, что пошла не в то горло — Джей спокойно хлопает его по спине, протягивая салфетку, но руку не убирает, наоборот, — она соскальзывает с плеча к талии, и мужчина его чуть приобнимает, придвинув ближе к себе. Не убирая ладони, он увлекается разговором со своим другом и китайцами на их языке, видно обсуждая что-то личное, касающееся работы. Ви и Шуге, как друзьям, оставалось лишь перекидываться взглядами и сидеть смирно, продолжая обслуживать гостей, а вот Джисону и Джексону, кажется, было все равно — они громко разговаривали друг с другом, не взирая на то, что так, как бы, вести себя нельзя. Через три часа гости решают закончить веселье за неимением свободного времени и уходят, оставив парням хорошие чаевые. — Я вернусь, и ты сядешь ко мне, даже если я промолчу о своем выборе, — шепчет Джей Тэхену в ухо, после нежно поцеловав в его край. И свое обещание мужчина сдерживает, каждый раз приходя то один, то с друзьями, и Тэхен, не думая, сразу садится к нему, принимая легкие объятия, которые никак почему-то ему не противны. Тэхен не знает, что это, как это может быть, но ему с Джеем комфортно так, будто они знакомы слишком давно: так он себя чувствует только тогда, когда рядом находятся Юнги или Чимин. Ему нравится редкая, но искренняя улыбка этого мужчины, когда он делает что-то смешное или красиво исполняет песню (что делает очень часто, лишь бы чувствовать эту странную теплоту на душе). Когда Джей приходит в четвертый раз, он называет свое настоящее имя — Чон Чонгук, тогда и Ви открывает ему свое. Тэхен, засыпая, на вкус пробует чужое имя, кажущееся родным, вспоминает теплые прикосновения рук и губ к своей коже. Чонгук себе что-то большее не позволяет, чем неимоверно радует, но в какой-то момент Тэхен хочет проводить с ним больше времени, чувствовать больше касаний, и почему так — ему непонятно от слова совсем.

Kaleo — Way Down We Go

Когда Чонгук выкупает ему выходной и зовет в ресторан — Тэхен охотно соглашается, не замечая осуждающего и, наверное, в большей степени, переживающего взгляда Чимина. Когда Чонгук, сидя в своей машине, глубоко с языком целует Тэхена в губы, он даже не подозревает о том, что это первый, настоящий поцелуй младшего за девятнадцать лет. Когда Чонгук признается, что не хочет больше видеться в клубе — все у Тэхена внутри холодеет, покрывается слоем льда и трескается, но когда говорит, что ему нужно видеть его каждый день у себя дома — лед тает, а вместо него в душе пожар желания остаться с этим мужчиной и действительно все бросить. Чонгук приходит к Ким Сокджину — своему старому знакомому с новостью о том, что хочет забрать мальчишку под свое крыло, но получает отказ. — Поясни. — Он приносит слишком большую прибыль. Почему я должен отдавать тебе его? — Тэхен согласен. — Что ж, раз он сказал тебе свое имя, видно, это так. Но Чонгук, он, скажем, лучший товар на моей полке, а терять такой, знаешь ли… — Сколько? — Ты серьезно хочешь его купить? — Если только так я смогу его забрать, то да. Сокджин улыбается ядовито, и говорит, что ему нужно подумать. Сегодня Чонгук уходит ни с чем.

* * *

Holly Stell — above the vaulted sky (prod. by style free)

— Ты сегодня задумчивый, — шепчет Тэхен, головой лежа на плече мужчины и покручивая между указательным и большим пальцев пуговицу на чужой рубашке. Они в тишине наедине сидят в комнате, на столе стоит виски со льдом для старшего, маленькая пицца и бутылка колы для Тэ. Чонгук кладет ладонь на его макушку, мягко массажируя кожу головы и, пропуская пряди сквозь пальцы, словно воду, отвечает: — Все в порядке. — Я вижу, что нет. — Какой проницательный. Во мне тоже есть такая черта, только поэтому я не хочу озвучивать свои мысли вслух, потому что твоим ответом на мой вопрос может быть ложь, а я это пойму. И мне это не понравится. — А ты попробуй. — Я хочу выкупить тебя у Сокджина, чтобы вместе уехать из этого города. Что думаешь об этом? Тэхен принимает сидячее положение и не веря смотрит на мужчину. Взгляд его кажется вовсе не теплым, а тело пробивает легкая дрожь. Как так — выкупить? — Я что, похож на вещь? — Конечно нет, но иначе он не хочет тебя отпускать. Ты слишком ценный, — «товар» — не озвучивает, — в этом клубе. — Это неправильно и странно… — Тэхен, — резко поворачивает его к себе за плечо, Чонгук, — ты со мной быть хочешь? — Хочу, — честно отвечает. — Значит, разговор окончен. Тэхен кивает.

* * *

Сокджин ответ еще не дал, хоть и прошла почти неделя, за которую Чонгук появлялся в клубе всего два раза, из которых сидел всего по часу. Тэхен начинает думать, что становится ему неинтересен, что тяга пропадает, да только у самого парня все становится сильнее: он засыпает и просыпается с мыслями о человеке с большой татуировкой змеи в красных розах и с длинными кудрявыми волосами, которые, как оказалось, у него от природы такие, ровно как и у самого Тэхена. Он думает, что нашел своего человека, своего соулмейта, с которым не страшно идти нога в ногу в будущее, и соврет, если скажет, что не видит в нем Чонгука. Еще как видит. Время близится к полуночи, и Ви начинает засыпать. По воскресеньям гости обычно не приходят, потому что это семейный день, поэтому все ребята уже уснули: кто-то спит в обнимку с другим, а кто-то Юнги — одной частью тела на диване, другой на полу, а вдобавок к этому по-смешному открыт рот. Тэхен видит эту картину краем открытого глаза и тихо смеется, тут же расслабившись. В этот момент тихо приоткрывается дверь и он видит Чимина, что зовет к себе рукой. Накинув на плечи плед, Тэ выходит из комнаты и подходит к рессепшену, где сидит менеджер, попивая любимый макиато с карамелью. — Одевайся и иди на улицу. Тебе выкупили выходной. — Кто? Чимин тяжело поднимает глаза и смотрит на младшего, как на идиота. — А, понял. Прости. — Тэхен, — резко окликает его Чимин, когда младший отходит на пару шагов. — Прошу, будь осторожен. Он тебе нравится, я понимаю и вижу, но не будь легкомысленным. Тэхен подходит к старшему и крепко его обнимает, шепча: — Все хорошо, правда. Я буду осторожен.

Adam Gontier — Wicked Game

Через несколько минут он выходит из клуба и видит уже хорошо знакомую машину, стоящую недалеко от входа. Открыв дверь, он садится на первое сидение и чувствует насыщенный запах курева и алкоголя, которые вызывают у него рвотный рефлекс. Мужчина на водительском выглядит напряженным. — Куда мы едем? — Куда хочешь? — Просто отдохнуть хочу. — Тогда закажем пиццу и у меня посидим, да? Тэхен, улыбнувшись, кивает, и в этот момент чувствует горячие губы на своих. В квартире Чона он был всего раз, и то, проездом, боясь оставаться на ночь, хоть мужчина и не давал поводов в нем сомневаться. Внутри свежо и чисто, приятно пахнет морским бризом, что неимоверно расслабляет. Тэхен снимает обувь и проходит на кухню вслед за старшим, смотря на его широкие плечи, которые обтягивает белая футболка. — Кто первый в душ? — А… у меня с собой сменной нет. — Мое что-нибудь наденешь, я не настолько крупный, — улыбается Чонгук. — Тогда я первый. Чонгук дает ему самые маленькие по размеру спортивные штаны и боксеры с футболкой, и пока тот принимает душ — заказывает его любимую пиццу с грибами и сыром. За время отсутствия младшего, он о многом успевает подумать: о Тэхене, о том, через что придется пройти, если они окажутся вместе, и о небольшом нюансе, который сильно его тревожит, но сказать об этом вслух не осмелится. Когда он узнал о том, что Тэхен — сирота, и каким образом им стал, Чонгуку не терпелось найти биологических родителей, зачем только — сам не знал. Вот только когда нашел, понял, что лучше бы это оставалось в тайне. Когда парень выходит из душа — туда заходит Чонгук, прежде сказав, что тот может за это время поесть и найти в спальне фильм. Только Тэхен и пиццу не хотел, и фильм смотреть не было желания. Он ложится под пуховое белое одеяло, вдыхая приятный аромат кондиционера для белья и легкие нотки любимого парфюма Чона. Ему нравится смотреть в окно на ночной город, полыхающий яркими огоньками разных цветов, нравится лежать в постели мужчины, в которого он, кажется, влюблен, и от этого факта в душе чистый рай. Словом, сейчас он кайфует. Повернув голову на шум открывающейся двери, Тэхен видит зашедшего в комнату Чонгука… с полотенцем на бедрах. Тело старшего для его возраста слишком впечатляет, и он просто не может не закусить губу. — Почему ты ничего не ел? — он открывает комод, ища нижнее белье, и, найдя его, надевает под полотенце, вероятно, не желая как-то смущать младшего. — Если честно, я не особо голоден, прости. — Ничего. Тогда надо будет убрать в холодильник. Тебя не смутит то, что я лягу в боксерах? — Что? Н-нет, конечно нет, — прячет Тэхен взгляд, выдавая себя с потрохами. Чонгук смеется, ложась под одеяло. — Могу тебя поцеловать? — Зачем спрашиваешь?

Asyrion — Daymoon

Улыбнувшись, мужчина придвигается ближе и, положив ладонь на чужую щеку, обхватывает нижнюю губу Тэхена своими, слегка посасывая. Целомудренный поцелуй превращается в глубокий, полный страсти, из-за которой у младшего колени подгибаются, а живот внизу сводит от некого предвкушения. Он чувствует горячую ладонь на холодной от прохладного душа талии и тело пробивает дрожь от контраста разных температур; слышит чужое тяжелое дыхание из-за возбуждения, когда Чонгук на секунду отрывается от его желанных губ; кожа пошла рябью мурашек, когда ладонь с талии сползла чуть ниже, ложась поверх штанов на ягодицу, а красные от поцелуев губы опустились на шею, выцеловывая каждый сантиметр. Тэхену жарко, несмотря на включенный кондиционер, он возбужден и даже не отрицает, что ему до покалывания в кончиках пальцев приятны действия его мужчины. Да, его. Но Чонгук резко отрывается от манящего тела и зачесывает мокрые волосы назад, дыша как-то загнанно. — В чем дело? — спрашивает Тэхен, явно не ожидая подобного. — Нельзя, я не смогу потом остановиться. Тэхен сглатывает. Ему приятно осознание того, что Чонгук о нем беспокоится, что не делает необдуманных действий и может вовремя остановиться, вот только разве Тэхен пытался его остановить? — Если бы я не хотел — я бы сказал нет, — шепчет он, придвинувшись. И чтобы убедить его в серьезности своих слов, он просовывает руку под одеяло, скользя ею по торсу старшего, двигаясь к паху и прикусывает губу. Чонгук перехватывает его руку и резко нависает сверху, пристально смотря в глаза. — Ты точно не пожалеешь? Я не хочу быть причиной твоих слез. — Я хочу, чтобы ты был причиной потери моей девственности, Чон Чонгук, — смеясь, отвечает он, и целует, обхватив чужую шею руками. Если бы Тэхену еще месяца три назад сказали, что он влюбится в мужчину, что старше его на восемнадцать лет и позволит ему лишить себя невинности — он бы посмеялся коротко, сказав краткое «чушь», и отвернулся. Оно и неудивительно. Но он нисколько не жалеет о том, что тот сейчас покрывает его шею мелкими поцелуями и снимает эту мешающуюся футболку, чтобы продолжить свой путь по телу. Удобно сев меж его ног, которые Тэ инстинктивно пытается свести, Чонгук кладет ладони на его талию и дует на вставший от возбуждения сосок, обхватывая его губами. Сказать, что Тэхена кроет — ничего не сказать. У него нет в этом опыта, но он даже и немного не представлял, что может быть так хорошо. Он скулит, как потерянный щенок, ерзает на кровати и не знает куда себя деть, потому что, черт возьми, этот мужчина знает, что делать и как довести до исступления. Тот спускается ниже, ведя влажную дорожку к краю спортивок, и когда их снимает — Тэхен чуть дергается, сглотнув. Он действительно этого хочет? Да. Боится? Несомненно. Чонгук целует его в губы развязно, глубоко, полностью уйдя в процесс, теснее прижимается давно колом вставшим членом к его и имитирует толчки, чтобы заранее показать, как это будет. У Тэхена внутри жар расползается от этих действий, и особенно от нынешнего, потому что до одури приятно. Мужчина от него чуть отодвигается, к ящику рядом с кроватью тянется и достает оттуда зеленый бутылек с желеобразной жидкостью внутри: только потом до Тэ доходит, что это смазка. Чонгук хватается за резинку его боксеров, начав стягивать, но его останавливают. — Ты передумал? — Нет, просто… ты же не бросишь меня? Не поступишь, как мои родители? Родители… Чонгук сглатывает незаметно. — Даже если мир начнет рушиться — твоя рука всегда будет в моей. — Тогда я готов. Ноющее чувство внутри себя Чонгук подавляет, заткнув его желанием сделать мальчишку своим. Он снимает чужие боксеры и замечает, что Тэхен начинает краснеть, и от этого становится весело; тот, завидев его веселье, бубнит под нос, что это вовсе не смешно, хотя и сам бы с собой поспорил, оказавшись на месте старшего. «Сначала будет неприятно, но тебе нужно расслабиться», — шепчет Чон ему на ухо, и выдавливает смазку на пальцы, разогревая ее. Тэхен чувствует приятный запах яблока с корицей, облизывается, смотря старшему глаза в глаза и резко жмурится, когда в анус входит один палец: это не больно, но слегка неприятно и до безумия кажется странным. Чонгук наклоняется поцеловать, облизывает нижнюю и чуть покусывает, стараясь младшего как-то отвлечь: не то чтобы он понимал, каково это — находится с чем-то в анусе, так как никогда не был снизу, но из-за этой узости, что туго обволакивает палец, можно догадаться, что не шибко приятно. Он им двигать начинает и Тэхен глухо стонет ему в поцелуй, вплетая руку в его волосы. Когда к первому добавляется второй и Чонгук разводит их на манер ножниц — парень дергается и, отстранившись, хнычет, потому что вот тут уже прям совсем неприятно и даже слегка больно. Тэхен жмурится до белых пятен перед глазами, чужие волосы в руке сжимает рефлекторно, когда внизу начинает чуть жечь и ртом хватает воздух, потому что немного тяжело. Он долго привыкает к этим странным ощущениям, плачет, когда Чонгук добавляет третий палец, сцеловывая с любимого лица слезы и стараясь заглушить теперь уже боль, и понимает, что первый раз дается ему довольно трудно. Мимолетом проносится мысль, что это просто из-за того, что он не готов, но, с другой стороны, а когда? Чонгук очень надеется, что младший не жалеет о своем решении; он правда старается сделать все мягко, идеально, но эти слезы почему-то говорят об обратном. Тэхен хорошо растянут, но он все еще боится заменять пальцы на член, который действительно будет во много крупнее и длиннее. Стоит ли вообще продолжать — не знает. Но неожиданно с губ младшего срывается бархатный, ласкающий слух насыщенный стон, и Тэхен в экстазе просит сделать так еще раз: Чонгук нашел простату. Он выполняет просьбу и теперь уже младший плачет от того, что дико приятно, настолько, что тот выгибается кошкой и стонет громко, раскрыв губы в букве «о». Он просит глубже, и Чонгуку это дает зеленый свет: он освобождается от своего нижнего белья и смазывает член смазкой, желая поскорее оказаться внутри его мальчика, потому что и самому больно, и просто хочется. — Малыш, расслабься как можно лучше, — говорит он, целуя Тэхена в губы и соединяя их языки в танце. Добавив больше смазки на сфинктер, Чонгук размазывает ее членом, слыша заглушенный стон младшего, и входит наполовину медленно, наблюдая за его реакцией. Тэхен стискивает зубы от боли, стараясь не сжиматься, что получается крайне трудно, чувствует, как член проникает глубже на всю немалую длину и замирает. Замирают оба. Чонгук дает время привыкнуть, целует его, одной рукой крутя между пальцев сосок и шаря ладонью по всему телу, шепчет приятные слова, медленно начиная двигаться. Тэхена распирает от многих вещей одновременно: от чужого размера, из-за которого все внизу жжет, от чувства заполненности внутри себя, от головокружения, появляющегося из-за толчков, от своего мужчины, что смотрит на него взглядом, наполненным нежностью, страстью и любовью, и все это граничит с тем фактом, что Чонгук — это дом, в котором уютно и тепло. Он медленно выходит, хватает небольшую подушку с края кровати и аккуратно поднимает Тэ под бедра, положив ее под ягодицы, чтобы было удобнее. — Чонгук, не медли, прошу… — Я не хочу сделать больно. — Я в порядке, правда. Чонгук не верит, судя по дрожащему телу под собой, но просьбу младшего не может не выполнить, если тому это правда нужно. Оперевшись одной рукой по правую сторону от его головы, а второй придерживая за талию, он входит снова и потихоньку ускоряет темп. Ему чертовски нравится, как член исчезает в мальчишке и появляется наружу, он заводится больше, распаляя и его и себя, стонет с ним в унисон и просто наслаждается. Обоим хорошо, оба не хотят останавливаться и, кажется, не остановятся еще долго. Чонгук оставляет на юном теле засосы, стараясь не тревожить шею, потому что знает, что на работе младшего это не допустимо; в опасной ее близости засасывает нежную кожу на ключицах, надеясь, что у Тэхена нет открытых рубашек (а если и есть, то носить их он будет только перед ним). Откровенно кроет младшего тогда, когда Чонгук задевает простату - в этот момент стены комнаты впитывают в себя настолько сладкий тягучий стон, что будет совсем не удивительно, если его услышат соседи, впрочем, они давно уже услышали и услышат еще многое, потому что ночь для этих двоих длинная. Чонгук, услышав то, что ласкает его уши, начинает втрахивать Тэ в постель, ударяя головкой точно в простату, лишь бы слышать эти стоны и дальше, и дольше. Младший, выгнувшись дугой, кончает себе и Чону на животы, позорно прикрывая глаза, потому что рано, потому что даже не притронулся к себе. — Малыш, посмотри на меня, — просит Чонгук, но тот мотает головой. — Детка, это абсолютно нормально. При слове «детка» Тэхен убирает руки от лица и улыбается. — Повтори… — Детка. — Мне так нравится больше. — Значит, будешь моей деткой, — говорит он и выходит из него, кладя ладонь на cвой член, но Тэхен резко садится и морщится от резкой боли в заднице и пояснице. — Я помогу… папочка, — томно шепчет он, и хоть никогда никому не дрочил, кроме себя — действует по обычному принципу. Чонгуку бы возразить, и суть не в дрочке, но не может этого сказать. — Мне можно так тебя называть?

Нет.

— Д-да… Тэхен улыбается, взмахом головы откинув мокрую со лба челку и целует мужчину в губы, ведя ладонью по влажному от смазки члену вверх-вниз, не забывая уделять внимание головке; надрачивает то быстро, то замедляется, оттягивая крайнюю плоть. Ему бы хотелось помочь иначе, но он пока не готов: не все сразу. Чонгук кладет свою руку поверх его и, сжав член у основания и резко поведя вверх, со стоном кончает, брызнув спермой на тэхенову руку и глубоко целует. — Спасибо, детка. В душе продолжим? Укус в подбородок оказался положительным ответом, а пицца, увы, так и не отправилась в холодильник.

* * *

Hozier — Take me to church

Чонгук кидает две толстых пачки зеленых купюр на заваленный всяким, по его мнению, дерьмом стол, и скрещивает руки на груди. — Этого тебе хватит не только на новых мальчиков, но еще и на дополнительный клуб открыть. Где-нибудь в Чеджу там, не знаю, а то че Пусан, да Сеул. — Мне больше Чонан нравится, — откинувшись на спинку кресла, говорит Сокджин. — Смело, потому что там прибыли никакой. Город — дыра. — Надо знать, где открывать. — С сегодняшнего дня двери клуба для Тэхена должны быть закрыты, а твои руки никогда к нему не тянуться. Забудь это имя, — разворачивается Чонгук и идет к двери, но как только дотрагивается рукой до ручки, Сокджин говорит: — Мне вот интересно, когда он тебя папочкой называет, он знает, что для него это слово имеет два смысла? Чонгук вмиг напрягается, как струна гитары и холодеет, словно коркой льда покрываясь. — Откуда? — У меня свои источники. Каково это — натягивать собственного сына? Ой, только не оправдывайся тем, что изначально не знал. «Не знал, вообще-то», — думает Чон. — Смотри, как бы тебя не натянул, а то вполне могу. И выходит за дверь, громко ею хлопнув. Сокджин на это лишь плотоядно улыбается. Чонгук в действительности ни о чем не знал. Когда на одном из своих визитов в клуб они с Тэхеном разговаривали о личном, тот сказал о том, что сирота и единственное, для чего ему хотелось бы найти своих родителей, это для того, чтобы посмотреть им в глаза. Просто смотреть, даже ничего не спрашивать. Ему хотелось увидеть в них хоть что-нибудь: безмолвный ответ на свой поступок или хотя бы толику сожаления о содеянном. Чонгук решил, что хочет их найти. Единственное, что он знал, — это дату его рождения и город с больницей, где родился, и где его бросила мать: был повод посетить родной Пусан, где он сам родился и вырос. Благодаря связям он достал нужные документы, нашел информацию о родильнице и… впал в ступор. Ей оказалась его однокурсница с универа, которую он бросил, когда понял, что к женскому полу его совсем не тянет; можно даже сказать, что та связь была мимолетной, на пару не особо жарких разов. Чонгук знал, где она жила, и пускай прошло столько лет — он решил испытать удачу и поехал в тот дом. На пороге его встретила грозная дама за шестьдесят, которую он хорошо знал — это была ее мама, и не сказать, что она была рада его увидеть вновь. Сыльхе назвала его мудаком, не стесняясь в выражениях, и тут Чонгук понял, что дочурка точно в мать, потому как и сама была тем еще экспонатом. Почему мудак — он и так понял, потому не спрашивал, но узнать адрес Сомин было крайне важно. — Зачем она тебе? — Мне нужно у нее кое-что узнать. — Нечего тебе у нее узнавать. Бросил беременную деваху и потопал восвояси, так чего сейчас от нее хочешь? У нее семья и в своем браке счастлива, не вороши прош- — То есть — бросил беременную? — перебив и не веря смотрит на женщину Чон. — Чего глазками хлопаем? Хочешь сказать, что не знал об этом? Чонгук искренне и с замиранием сердца от этой новости начал рассказывать, что не знал, объяснил причину и изнутри начал паниковать. — Она прибежала домой в слезах, сказала, что была в больнице и узнала о беременности. Решила родить, но от ребенка отказаться, потому что одной растить тяжело, да и отец был против ребенка вне брака, — уже спокойнее она рассказывала, и Чонгук похолодел. Было не трудно догадаться, что ребенок от него, если только Сомин не побежала быстро по парням после потери девственности с ним. Чонгук не верит в это, хотя бы потому, что его она любила два года, и это было очевидно. — Не знаете, кого она родила? — Мальчика. Она дала ему имя, не знаю только, ходит ли он с ним сейчас. — Тэхен… — Да, это имя. Откуда ты знаешь? — Сомин как-то говорила, что хотела бы так называть сына, — врет он. Чонгук в полной прострации тогда вышел из дома, не зная куда себя деть. Ему откровенно хотелось заплакать или, более того, прыгнуть под поезд, потому что он осознал всю критичность ситуации и оттого не знал, что делать дальше. Лучший друг — Хосок, которому он позднее поведал обо всем, предложил просто молчать, если Чон не хочет потерять Тэхена. Конечно, то, что младший — его сын, которого он полюбил далеко не как сына, бьет поддых больно, да метко, но из-за того, что он правда не хочет его терять, — готов поиграть в молчанку до самого самого, хоть и знает, что тайное всегда становится явным. Он просто решил, что так будет лучше. Выйдя из клуба, Чон видит Тэхена, стоящего рядом с его машиной: тот разговаривает с Чимином и Юнги, наверняка обещая, что еще увидится с ними, вернувшись в город. Чонгук же ему этого обещать не может. Чимин руками всплескивает, как-то агрессивно разговаривает, и Чонгук бы подошел выяснить, в чем проблема, если бы не улыбающийся Тэхен, который просто резко обнимает своего хена и тот успокаивается. То, что он переживает и боится за своего хубэ, видно, и его понять можно. Юнги же вообще стоит мрачнее тучи, опустив взгляд на землю: он ранимый, по рассказам Тэхена, потому ему отпускать еще тяжелее. Чонгук достает мальборо и подкуривает, чувствуя, как оседает табачный дым в легких и при выдохе впитывается в одежду и волосы: опять Тэхен будет ворчать, что от него воняет. К нему подходит Хосок. — Ким Сокджина заткнуть. Не поймет — убрать: пусть червей кормит, — холодно говорит Чонгук, затягиваясь до жжения в горле и выпуская густой дым носом и ртом. Друг кивает. — Куда отправитесь? — Луизиана, Новый Орлеан, Даллас… не знаю. Дома решим. — В Новом Орлеане снимали его любимый сериал, разве нет? — Верно. Значит туда, — пожимает Чон плечами и, выкинув сигарету, идет к Тэхену. — Ну что, поехали? Тот немного поникает, но это лишь из-за друзей, которых оставлять трудно и от этого на душе паршиво. Он крепко обнимает Юнги и Чимина, стопроцентно обещая, что вернется их навестить, и кивает Чонгуку, что готов ехать. Садясь в машину, Тэхен чувствует, как в носу начинает щипать, а к горлу подкатывает ком истерики, потому что не понимает, почему нельзя остаться в этом городе, дабы он мог видеть родных ему людей как можно чаще, но Чонгук в этом разговоре был неприступен и просто сказал, что так нужно. Хотелось было закатить скандал, потому что он категорически не любит перемены в своей жизни, но и ссориться со старшим не было никакого желания, поэтому решили, что на пару месяцев полетят куда-нибудь отдохнуть, а потом уже и насчет постоянного жилья подумают. Тэхен смотрит на уходящих в клуб парней, когда Чон заводит мотор, потом на него, и думает, что все-таки не жалеет о своем решении, потому что любит, и ради этой любви готов пойти на риск.

мы не выбираем человека для хранения сердца — оно выбирает за нас.