Корейский дозор

Мой милый и добрый ангел, к тебе пришел твой грешный бес… Хоть ты и опечален, наслаждайся сгоранием демонов, с небес. Сынхен. Инкуб.

С Дэсоном отношения у нас не сложились. Я был молод и грезил работой в поле, хотел адреналина, приключений и как можно больше секса. Выпрашивал себе сильного напарника, просил, как ребенок, месяца два у папы Яна. Мечтал, чтобы был перевертыш или маг сильный - вот бы мы зажигали! Но, когда мне представили Кана с его светлой аурой, такой жизнерадостной, доброй, без грамма тяги к приключениям, - я разозлился. Даже руки ему не подал. Многозначительно посмотрел и ушел, хлопнув дверью. Больше всего тогда раздражала его улыбка. Понимая, что его ненавидят и что он мне мешает, он все равно улыбался искренне и каждый раз здоровался со мной, желая удачи. До посвящения в иные и Ночной дозор Кан работал фельдшером на скорой помощи и, когда нашел в себе силы иного, так же пошел по направлению, и выбрал целительство. Я, например, совсем не помню, почему решил стать инкубом, может, просто слишком непрошибаемый в те времена характер был, и я думал, что со всем справлюсь. Я помню, что был недоверчив и не подпускал напарника к себе. Не люблю, когда до меня дотрагиваются без спроса или моего желания, а Дэсон постоянно пытался коснуться руки или плеч, искал контакт. Это злило с каждым разом все больше. Помню, я был в депрессии и вообще переживал тяжелые времена, когда девочка после моего внушения на задании покончила с собой. Я настолько себя ненавидел, что закрывался в комнате и пил до беспамятства, желая "развоплотиться". Это особая смерть для иных - самоубийство в сумраке. Однажды меня, пьяным и потерянным, нашел Дэсон и убедил в том, что он нуждается во мне, и я совершаю ошибку, думая про развоплощение. Стыдно сказать, но я ревел, как младенец. Мне было жалко ту жизнь, которую мы потеряли. Дэсон будто чувствовал мою боль, понимающе слушал и не выпускал меня из объятий всю ночь. С того времени в моем сердце поселилось спокойствие и доверие к своему напарнику, которое росло и крепло с каждым разом. Видя его улыбку, я сам улыбался. Даже сам касался его руки и наблюдал, как он радуется этому. Дэсон женат на девушке, которую я никогда не видел, но он часто про нее говорил, практически постоянно. Когда я просил познакомить меня с его женой, его настроение, выражение лица и цвет ауры менялись, он находил самые разные причины этого не делать, и спустя какое-то время я перестал просить. Несмотря на это, наше доверие крепло с каждым днем. Его жена думала, что он по-прежнему работает в скорой помощи, что было хорошим оправданием нашего графика и ночных смен. Мы с Дэ быстро сработались, чувствуя друг друга. Теперь я радовался, когда он вновь и вновь касался моих рук, перебирал мои пальцы, а я, обнимая его, зарывался носом в его волосы. Потом… просто стало тяжело. Дело в том, что сущность инкубов - не только заставлять делать что-то против своей воли, но и доставлять сексуальное удовольствие. Это моя сущность, и это не есть плохо, как некоторые считают. А те, кто находятся рядом с инкубами долгое время, испытывают постоянно сексуальное перевозбуждение и некую зависимость от инкуба. Чтобы разрядить эффект - нужен сексуальный контакт. Это просто физиология, моя природа. Осознав, что он будет ненавидеть меня за это, я все же был уверен - это нужно нам обоим. В тот момент я больше думал о том, как сделать Дэсону приятно. Я навел на напарника чары, касаясь его губ. У него мягкие большие губы, всегда было интересно, какие они на вкус. Я облизывал их, прижимая тело напарника к себе, Дэ послушно велся, как и любая моя беспомощная жертва. В голове все еще мелькали мысли о том, что этого делать нельзя, о том, что будет стыдно и невыносимо жить с этим, но запах кожи Дэсона просто сводил с ума, и я с вожделением стягивал с него одежду. Когда мужчина касается другого мужчины - это что-то совсем иное, нежели заниматься любовью с девушкой. Бывает и больно, и приятно одновременно. Я помню, как мне не хватало воздуха, а он подо мной вздрагивал, что-то шепча своими губами, я не слышал, только и делал, что покрывал поцелуями его шею и спину вновь и вновь, хотел сделать все как можно нежнее и приятнее. Мы ускорялись, как единый механизм двигались и синхронно дышали. Это было замечательно. Никогда не забуду тот момент, когда перед оргазмом я спонтанно перешагнул в сумрак, цепляя Дэсона за собой. Он сопротивлялся. Сумрак жрал нашу энергию, которая струилась из нас во время секса. Кан вцепился в край стола пальцами и, царапая скатерть ногтями, издавая при этом безнадежные стоны, увядал в первом слое, как в зыбучих песках. Я не останавливался, с наслаждением двигаясь внутри него, хватал крепче за бедра, входил как можно глубже, но поздно понял, что сознание Дэ отключается. Эмоции высасывались, сумрак забирал их. Эйфория и боль притуплялись, все казалось ватным, будто в кабинете у стоматолога ввели слишком много анестезии. Было холодно, и приглушенная тишина давила на виски. Дэсон закрыл глаза; в тот момент я испугался, что он больше никогда их не откроет. Свет перед глазами, как вспышка радуги, хлопушкой ударила в лицо. Ощущения волной перекатились по моему телу и заставили содрогнуться в последнем толчке. Я вытолкнул из сумрака напарника, он упал на стол, в то время как я сам беспомощно навалился сверху. Мы тяжело и громко дышали. Только потом Дэсон осознал, открывая глаза, что возвращение из сумрака на моменте, когда он кончил, вернуло его с таким спектром ощущений в реальный мир, что он не сразу их переварил. Это словно вакуум - сначала сумрак забирает все твои эмоции, а потом, когда ты выходишь из него, волны ощущений, как цунами, наплывают и топят тебя беспощадно. Безумство творилось и у меня в голове, по коже бегали мурашки. Я ласково целовал его вдоль позвонков и извинялся за этот экстремальный и опасный прием. Мне сказали, что я просто невыносимый… И удивительный. Кан все забыл. А я помнил и хотел рассказать ему, но слова не могли сорваться с губ, ни одного звука. Только рука нерешительно, вместо слов, скользила в его брюки и двигалась там, делая ему приятно. Так я заглаживал чувство вины несколько раз, так я надеялся, что он догадается о том, что я сделал. Он не догадался, он мне верил. Между нами укрепилось не совсем правильное понятие: стояк друга - твой стояк, сделай ему доброе дело… Я больше не стал предпринимать попыток сознаться, я просто слишком труслив для этого, боюсь потерять его дружбу. Хотя, я обманываю себя, я ее потерял уже тогда. Все усугубилось недавним вечером. Дэсон весь день был каким-то задумчивым, и, читая книгу у меня дома, выглядел отстраненнее обычного. Я изучал научную литературу, мне порой нравилось читать эдакие необычные вещи обычных людей и вычислять там следы иных и их вмешательство в историю человечества. Мы с напарником часто проводили вечера вместе, он говорил, что дома ему не дают расслабиться и заставляют все время помогать в бытовых делах. В полной тишине и, возможно, гармонии, я услышал почти признание: - Занимаясь любовью с девушкой, я произнес твое имя. Я медленно повернулся к Дэсону, пытаясь заглянуть ему в глаза и прочитать в них слово "шутка" или "не обращай внимания", но Кан был серьезен как никогда и, кажется, даже опечален. Я глубоко вдохнул и почему-то от неловкости рассмеялся. Это его обидело. - Хен, она истерику закатила, а тебе смешно?! - Чего ты хотел, мы слишком много времени проводим вместе… - Я тебя ограничиваю?! – спросил Дэсон. Явно попахивало ссорой. Я закатил глаза. - Ты мне не парень, чтобы ограничивать, хочу - сижу дома, хочу - иду бухаю. - Так вот и вали! - Так и свалю! – скорее назло ему, чем по собственному желанию, я таки встал с дивана, вышел из дома и весь вечер провел в каком-то клубе с выпивкой, а еще кажется хотел кого-то потрахать, но заснул раньше. Кому я что доказывал? Наутро он найдет меня пьяным в зефирку и будет очень сердит, но эту историю вы уже слышали. В дозоре тоже все были в курсе, что мы делаем с Дэсоном. Подобных тайн там нет. Да и все понимали, что рядом с инкубом - это необходимость, нежели желание. Больше всего знали в аналитическом отделе, именно они круглосуточно следили за сотрудниками, обеспечивая им алиби. Когда только Кан поступил на службу, начальник этого отдела Ким Сонгю отговаривал его идти работать в дипломатический отдел. В качестве аргументов привел что-то про линии на ладони, что слишком плохо для него это закончится. Что сказать, все может быть. Но упрямый Дэсон твердил о том, как верит в себя, как сам поменяет ход событий, если надо будет. Есть на свете много путей, дорог, и где свернуть - выбор каждого. Когда мы с Дэсоном были в аналитическом отделе вдвоем, этот Сонгю снова задал ему тот же самый вопрос, пожимая руку. Я видел, как уверен был Кан в своем ответе, мне тогда стало стыдно за свое вранье еще больше. Нужно все-таки рассказать ему правду - это минимум, который я могу сделать для своего напарника…