Звук солнца

Сьюзен очнулась от своих мыслей, чувствуя в руке холодную тяжесть стали. Ножницы. Девушка посмотрела вниз. Клочья изрезанного платья укрывали ноги как палые листья. Положив ножницы на комод, она села, поджав ноги. Тонкие стрелки избороздили чулки как шрамы. Сьюзен с отвращением стянула их и бросила к платью, уже валявшемуся на полу. Сколько себя помнила, она ненавидела свою внешность: ненавидела за то, что за пухлыми губами и густой волной волос никто не видел ее острого ума, ненавидела за то, что никто не видел, что за кукольными глазами прячется живая уставшая душа. Никто, кроме ее братьев и сестры. И все же Люси так искренне хотела видеть ее красивой, хотела, чтобы ее сестра носила самые лучшие платья и улыбалась как когда-то в Кэр-Паравале, словно одно это могло вернуть их домой. И Сьюзен улыбалась и носила платья ради нее. Девушка вновь взяла ножницы и повертела их в руках. Острое железо приятно холодило разгоряченную кожу. Она обещала Люси, что больше не будет, что теперь значат все эти клятвы и кто заставит ее их держать? Трое. Она опознала всех троих. Во рту еще стоял лекарственный привкус морга и колкие слова патологоанатома. Держа сигарету пинцетом он неторопливо рассказывал о своих безмолвных пациентах, пока полисмен записывал его слова в протокол. Зубы застучали о стеклянный стакан воды, но большая часть пролилась по подбородку. Девушка сглотнула, чувствуя ледяная вода течет по ее горлу, чтобы ночью пролиться горячими слезами. — Ну же возьми себя в руки, что ты можешь сделать? — спросила она у себя и сама удивилась, каким чужим показался ей собственный голос. Поправив сбившиеся на бок волосы, девушка поднялась с места и посмотрела в зеркало. Что она может сделать? Да ничего она не может. Звонок телефона растревожил из без того неспокойные мысли. После секундного колебания, Сьюзен все же сняла трубку и прислонила ее к уху, другой рукой ища пачку сигарет. — Да, это Сьюзен Пэвенси, с кем я говорю? Хорошо, поняла, я приеду, завтра в час вас устроит? В квартире Эдмунда царил настоящий бардак. Сьюзен прошлась по комнате под пристальным взглядом квартирной хозяйки. Учебники по медицине валялись вперемежку фантастическими романами в мягких обложках и фантиками от жвачки. После встречи с Белой колдуньей сладкое Эдмунд не признавал. Из-под кровати кокетливо высовывались носки ботинок, которые выглядели так, будто кто-то их долго и упорно жевал. Эдмунд всегда был тем еще неряхой. Сьюзен улыбнулась и закрыла рукой лицо. Когда хозяйка подошла ближе, девушка торопливо поправила рукава пальто, чтобы ненароком не показать порезы на руках. — Вы осмотритесь тут, а я пока чайку сварю что ли… Женщина подняла руку, чтобы похлопать Сьюзен по плечу. Бедная девочка, в одночасье потерять всех. Славный был юноша, хоть и неряха, да еще и так и норовил притащить в дом какого-нибудь бродячего пса несмотря на все ее запреты. От ее приближения Сьюзен ссутулилась еще больше. Рука повисла в воздухе, и женщина торопливо убрала ее, чтобы не тревожить гостью еще больше. — Хорошо, — с запозданием ответила Сьюзен, но дверь уже закрылась. От окна тянуло холодом, и девушка поплотнее запахнула пальто. На подоконнике лежало еще несколько книг. Сьюзен взяла томик Жюля Верна в потертом тканевом переплете и открыла на первой попавшейся странице. Что-то упало к ногам. Девушка присела и подняла самодельную закладку. Казалось, что нарисованный на ней лев чуть светился в осенних сумерках. Под кроватью что-то заскреблось. Нарния… кто знает, где может оказаться следующая дверь. Не смея надеяться, Сьюзен торопливо опустилась на колени и встретилась взглядом с внимательными черными глазами, глядевшими на нее из темноты. — Солнце, не бойся иди ко мне. — приговаривала она, протягивая руку. Царапая ногтями по полу, щенок выбрался из-под кровати и ткнулся холодным носом девушке в ладонь в поисках еды. Сьюзен осторожно взяла его на руки и уткнулась носом в пыльную шерсть. Словно забытая игрушка, которая еще не знает, что ее хозяин ушел навсегда. От щенка пахло летом, чем-то теплым и сладким, как перезрелые яблоки в саду дяди Дигори. Женщина закончила разливать чай по трем чашкам и постучала пальцами по столешнице. Легкий дымок, поднимавшийся над хрупким фарфором, пах травами и ушедшим летом ее юности. На одной из чашек был тонкий скол, не зная о нем, можно было порезать губы, и женщина всегда пила из нее сама. Скол появился в тот день, когда пришла похоронка. Война отняла ее сына, как и у множества других матерей. Это было чудовищно, но она знала, что это может произойти, знала, на что он идет и почему. Сейчас ему было бы как старшему брату Пэвенси, который заходил иногда в гости и с готовностью чинил сломанное радио или протекший кран, пока младший подавал инструменты и рассказывал, что интересного показывают в кино. Такие веселые мальчики. Женщина вздохнула и, немного подумав, добавила в чай несколько капель валерьянки. Скоро придет еще один ее сын, тот еще обормот, и этот обормот без ума от Сьюзен. Он так просил ее позвонить старшей Пэвенси, что в конце концов мать сдалась. Пути Господни неисповедимы, а девушка, спору нет, на диво хороша собой. Лестница заскрипела под тяжестью шагов. — А вот и чай. — сказала хозяйка, неловко поднимаясь с места. Девушка мотнула головой. — Простите, я должна идти. — Может быть, останетесь хоть ненадолго? — Мне правда пора. Женщина поджала губы. Странная это была девушка, все время обнимала себя руками, словно боялась, что развалится на части, да и полновата что-то в талии, и как она этого раньше этого не заметила? Небось, ждет ребенка. Впрочем, это не ее дело, молодежь нынче распущенная пошла, а девушка она красивая. Даже слишком, на ее скромный вкус. — Ну, как знаешь, дорогая. Когда женщина отвернулась, из пальто на мгновение показалась мохнатая лапа и тут же скрылась обратно. Сьюзен еще раз извинилась за доставленные неудобства и быстрым шагом покинула дом.

***

Эдмунд не находил в себе сил признаться в этом остальным, но даже в этой истинной Нарнии ему было неспокойно на душе. Щенок по кличке Принц, прозванный так в честь Каспиана, только-только научился ему доверять, а теперь он мог снова оказаться на улице. Было и еще кое-что, что не давало ему покоя. Сьюзен. Юноша хорошо помнил, каково это — быть предателем. Остальные думали, что он не знал, почему Аслан оказался на каменном столе, но он знал. Знал всегда. Да, он был виноват, но в чем же заключалось предательство Сьюзен? В том, что она пыталась полюбить мир, в который их снова и снова заставляли вернуться? В том, что ей нравились красивые платья и музыка, от которой так и хочется пуститься в пляс? Какой же вздор. Где-то вдали мелькнула знакомая золотая грива. Эдмунд ускорил шаг и нагнал льва. — Здравствуй, сын Адама, ты искал меня? — спросил Аслан. Эдмунд посмотрел прямо ему в глаза. Это было все равно, что смотреть на солнце, но взгляда он не отвел. — Со Сьюзен поступили несправедливо, она должна была вернуться с нами, Нарния и ее дом тоже. — И домом она останется. История Сьюзен в том мире еще не окончена. — Правда? Что с ней произойдет? Она вернется? Лев мягко засмеялся и тряхнул гривой. — Каждому я рассказываю только его историю. Не бойся за своего щенка, сегодня у него появился новый дом, хотя твоя сестра выбрала ему другое имя. — Правда? Какое? — просиял Эдмунд. — Аслан.