Августовские дожди

Пролог Сегодня на лесопилке Томас Такер поссорился с поставщиком из-за просроченной сдачи материалов и домой пришел в прескверном настроении. Раздраженно отмахнувшись на попытку Лоры обнять его, он устроился на диване с баночкой пива и пультом от телевизора. Расстегнув пуговицу на джинсах, давая животу свободно вывалиться наружу, он твердо намеревался расслабиться. — Отец? Мужчина сделал вид, что не расслышал его. — Отец! — Да, Господи Иисусе, ну чего тебе, Крейг? — вскинулся Томас. Крейг, обколотившись о проем двери, спокойно посмотрел его. Равнодушный, возмутительно безучастный к тяжелой работе отца, он частенько выводил мужчину из себя, и вот сейчас он опять почувствовал, как волна негодования начала биться внутри. — Дай деньги, а? Компьютер сдох, — сказал наконец Крейг. Томас поджал губы, отвел глаза в сторону и постарался медленно посчитать до десяти, как учил его терапевт в курсе контроля над гневом, куда он ходил вместе с женой. Он отпил немного пива, и ничего кроме глухого раздражения оно после себя не оставило. Энерго-сберегательная лампа тошнотворно желтым светом ложилась на нетерпеливое лицо парня, ожидавшего ответ папы. А потом, кое-что пораскинув в голове, он процедил сквозь зубы, пытаясь придать голосу покорность: — Пожалуйста. — Ты, избалованный отпрыск судьбы, думаешь, что с одним лишь «пожалуйста» ты можешь заявиться ко мне и требовать деньги? Чего молчишь, а? Проваливай отсюда! Я устал и хочу отдохнуть! По-твоему, с утра до вечера я не сгибаю спину, чтобы мой бездарный сын потом играл в свои тупые игры на своем новом компьютере?! — Я буду на нем не только играть, — возмутился Крейг, — но и учиться. Мужчина встал с дивана и приблизил к сыну свое красное, мясистое лицо: — Хочешь новый компьютер? Иди работай, недоносок! — затем он крикнул куда-то вверх, размахивая руками так бешено, что вылил практически все пиво: — Видишь, Лора, кого мы вырастили! Сосунка, который не ценит труд. В твои годы я в свободное время от школы горбатился на заводах и не смел докучать своего отца своими проблемами, потому что был в состоянии сам их решить! — Да чего ты так разорался! — крикнул Крейг и встал в защитную позу — скрестил руки на груди и расставил ноги. — Как я буду учиться, если у меня компьютера или ноутбука не будет? — Легко и просто! Я учился на твердые тройки, хотя у меня даже учебников не было. — Вот поэтому ты и учился на «твердые тройки», — буркнул Крейг. — Что сказал? — Говорю, что мы из разных времен, и нельзя их сравнивать. Томас устало провел ладонь по своим огненным волосам и плюхнулся обратно на диван, прекрасно понимая, что Крейг прав, но отступать от своей позиции он не собирался. — Денег я тебе не дам, но могу предложить вакантное место. — Но, пап! У нас же есть деньги! Тебе же выдавали премию в прошлом месяце! — вскрикнул Крейг, не понимая в чем собственно состояла проблема. — Я не требую новый компьютер с процессором, можно найти и хорошие ноутбуки за сносную цену. Томас покачал головой и решительно ответил: — Дело не в деньгах, сынок. Дело в твоем отношении к ним. Пора тебе повзрослеть, слишком долго ты сидел без дела. С этими словами он протянул Крейгу какую-то зеленую листовку. Парень прошелся по нему глазами и с укором уставился на отца. Срочно требуется официант в кофейне Твик Брос.! Иметь опыт работы в сфере обслуживания не обязательно, но желательно. Идем навстречу студентам и школьникам! — Этого не хватит на новый ноут. — Я же говорю: дело не в деньгах, — уже ласковее сказал Томас, успокоенный после выплеска негатива. — Если не хватит, то я тебе подкину. Главное, чтобы поработал, а не как дите маленькое требовал то, что тебе вздумается. — Ладно, отец. Я им позвоню. Работать не хотелось от слова совсем, и Крейг обреченным взглядом уставился на телефон, пытаясь найти другой выход из сложившийся ситуации, но пустой рабочий стол, на котором когда-то стоял его старенький миленький компьютер, наводил на него такое тягучее отчаяние, что он все-таки нажал на кнопку вызова. Понедельник — Будешь принимать заказы, зал у нас маленький. Не потеряешься. Я готовлю кофе. Работаем с 9 до 17. Потом нас на вечернюю смену заменяет отец с Роджером. Понял? — объяснил ему скрипучий, надломленный голос. Крейг кивнул. Твик пристально посмотрел на него своими огромными впавшими глазами, а затем быстро показал ему, что где находится. В общем-то объяснять тут не надо многое: помещение представляло собой небольшой деревянный квадрат, стилизованное под старину. Крейг удовлетворенно осмотрелся. Уютная атмосфера, аромат свежих кофейных зерен, со стен на Крейга глядели аккуратные картины вышивки всякой растительности, и теплота от горячей воды в баллонах приятно окутывала тело в такой ужасный дождливый день. Неплохое место, непыльная работа, но его беспокоило лишь одно — Твик. Твик был странным, вот и все. Но не только странным, но и агрессивным. Такер был далек от школьных сплетен, но и до него доходила эта история, в котором Твик с разбитой бутылкой пошел на какого-то человека в заправочной. Тонкий и ломаный, как линия, он истощал не самую дружелюбную ауру, смотрел всегда с подвохом, косо, точно готовый к атаке. Бывало, что его нога не вступала в школу месяцами, из-за чего собственно он так и не смог влиться в школьный коллектив. Одним словом, крайне нестабильный и неизученный тип. Крейгу не улыбалось провести оставшуюся половину лета с ним бок о бок. — Жители Южного Парка! Те, у кого еще нет зонтика, пусть мчатся в город, потому что дожди будут идти целую неделю! — прорычало радио. — Вот же дрянь, — выругался Твик. — Что, нет зонтика? Твик бросил в него колючий взгляд, и Крейг заручился больше не открывать рот без необходимости. Снаружи капал проливной дождь. Никто в такую погоду выходить на улицу не собирался, и зал был практически пустым. Крейг клевал носом под шум воды и тихий стук пальцев Твика, который почему-то не нервировал, а наоборот, расслаблял, и в какой-то момент и дождь, и стуки в сознании парня слились в одну размеренную музыку. От сладких грез его вырвал громкий звук сообщения в телефоне, так некрасиво нарушивший чарующую тишину. Ред: привет, завтра у меня не получится. родители запарили. давай послезавтра? Крейг: ага В среду свидание с Ред. И не то, чтобы она заставляла его терять голову и нести ее на руках, просто ее рыжая головка красиво переливалась под солнцепёком, когда она в чирлидерской форме, совершала свои нескончаемые салюты. И так уж получилось, что когда Клайд и Токен начали докапываться до него со своими отношениями, Такеру казалось, что у всех вокруг любовь головного мозга, и поэтому надо бы ему тоже с кем-то сблизиться. Как у многих в этом городе, большинство его поступков зависели не от его желания, а из-за здешних провинциальных законов выживания. Становиться жертвой лживых сплетен — хуже изоляции и ровно травле. Стук пальцев прекратился, и на его место пришло нечто более тяжелое. Крейг ошалело уставился на Твика, медленно бьющегося головой о стойку. С ужасающей мелодичностью и упорством он все опускал свой лоб на поверхность дерева, и только спустя долгих, вязких пяти минут Такер решился осторожно спросить: — Чувак, ты в порядке? Твик резко выпрямился, кивнув, но его болезненно широко раскрытые глаза говорили о другом. Такеру казалось, что он витал не в этой реальности. Колокольчик известил о приходе клиента, и Крейг, поправив свой новенький, немного сжавший в плечах фирменный фартук, пошел работать. Он ненавидел кофе, особенно пойло Твиков, которое всегда оставляло после себя свой вечный помойный привкус. Но во время обеда Твик подал ему стаканчик. «За счет заведения», процедил ему он, глядя с нескрываемой враждебностью. Крейг отпил глоток и искривился так сильно, что на лбу у него выступили полоски морщин. Остальное он вылил в куст. Он решил спустить вниз в подсобку, чтобы выпить чистой воды из баллона, и увидел Твика, спешно сующего себе что-то в рот. Оба они замерли. В их молчании звякнули маленькие пилюльки в белоснежной баночке, которую Твик быстро сунул в нижний ящик, а сам с видом гордого, но раненого солдата ушел вверх. Рабочий день для Крейга закончился в унылом безмолвии, мокрой челкой из-за дождя и непонятной смеси страха и любопытства. Вторник Опоздав на шесть минут, Крейг встретил в кофейне уткнувшего лицом в стойку Твика, которого, похоже, он прервал за своим излюбленным делом в виде селф-харма. Крейг поприветствовал его и получил в ответ ничего. День тек медленно и скучно. За окном все дул пронизывающий ветер, как бомба медленного действия, тикали на стене часы, и Крейга опять начало клонить ко сну. Он оглянулся и увидел Твика, спешно жевавшего бутерброд. «И когда мы начнем работать, а не бездельничать?» — тоскливо подумал он. Крейг обратил свой взор на окно, и долго вычерчивал непонятные символы на стекле, предварительно распарив его своим дыхание. В голову лезли слова отца о его избалованности. А был ли он действительно дитем? Искалеченным заботой и любовью матери ребенком? И если так и есть, то неужели вот это достойное его перевоспитание? Он оглянулся, чтобы посмотреть на притихшего Твика, и ему внезапно стало так тоскливо от своих скучных и ленивых каникул, и от того, каким он иногда бывал тщеславным дураком. Как гром среди ясного неба, объявилась громкая компания молодых людей, заказавшие самые дорогие и сложные напитки. Крейг объявил их Твику, и на его застывшем лице мелькнуло тусклое подобие интереса. Оставив после себя пустые стаканчики и рассыпанную соль, клиенты после получасовой шумной и бессмысленной, по мнению Такера, дискуссии про новенькое кино наконец-то покинули их. — Крейг! Иди сюда, — крикнул из туалета Твик. — Что такое? — появился Такер и тотчас схватился за нос из-за безобразной, гадкой вони говна. — Убери это, — со всей серьезностью сказал ему Твик и указал на сортир, открывавший поистине омерзительное зрелище. Крейг от возмущения аж дар речи потерял, но сразу же обрел: — Сам убери! — Я твой босс, ты должен меня слушаться. — Мой босс — твой отец, а не ты. Мы с тобой коллеги, и оба работаем на него. — Я это убирать не стану! — отрезал Твик. — Я тоже! — воскликнул Крейг. — Может мы найдем их и заставим их убрать за собой? — Ты чокнулся, что ли? — Я чокнулся? Да это ты чокнутый, посмотри на себя! — вскинулся Крейг и сразу же прикусил язык. Но слово не воробей, и Твик покраснел, злобно затрясся его острый подбородок. — Да… Да, я чокнутый! Псих! Идиот! Так вы меня называете в школе, да? — Я не хотел, Твик, успокойся! Никто тебя так не называет, — солгал он. Но Твика уже нельзя было остановить. Крепко стиснув свои волосы в кулак, он грозился вырвать их со скальпом, и какое-то неестественное неистовство затянулось в его зеленых дымчатых глазах. Крейгу было больно на это смотреть. — Как ты смеешь так со мной разговаривать! Я знаю, что вы все смотрите на меня сверху! Я тебя уволю! Ты уволен! Теперь настала очередь Крейга злиться. — Да, кто ты такой, чтобы меня увольнять? Мы на равных условиях. И знаешь, что? Да ты, похоже, действительно отбитый раз устроил такую драму из-за одного слова. Правда глаза режет, чудила? В следующую секунду Крейг уже лежал на полу, пока Твик, сев ему на живот, пытался своими длинными тщедушными пальцами, как вермишели, добраться до его шеи. Крейг спихнул его с себя и получил тяжелую оплеуху, на что он ответил ударом в нос. Взаимное истязание продолжалось еще минут двадцать и завершилось саднящими костяшками и разочарованием: обоих облепил липкий стыд за столь первобытное поведение. Крейг уныло плелся домой и проклинал противный моросящий дождь. А дома его поджидал отец, чтобы с удовлетворенной харей посмотреть на усталое лицо сына и с видом первоклассного воспитателя пить свое пиво. Его он тоже проклинал. — Фу, ты что работаешь? Это же последний месяц лета, дружище. Да еще с этим шизофреником. — Спасибо за поддержку, Клайд. Всегда знал, что могу положиться на тебя. С трубкой в правой руке и расческой в левой он стоял перед зеркалом, пытаясь привести в порядок свои волосы. Толстые некрасивые вены вздулись на его длинной широкой шее от бурлившей в нем желчи. — Давай без этого. Зато я зрю в корень, а не отлизываю тебе в зад, — засмеялся Донован в трубке. От его идиотского петушиного смеха у Крейга разболелась голова, и, измученно закатив глаза, он сбросил звонок и отбросил телефон в сторону. А говно все-таки убрал Роджер, помощник мистера Твика. Среда — Архг! Что заказываете, ребята? — перед их столиком стоял Твик в фартуке кофейни. Его ужасно худые коленки стукались друг об друга, руки не могли нормально взять ручку, а лицо его все дергалось. Они сделали свои заказы. — Первый раз принимаешь заказ? — спросил Токен. Он лишь судорожно кивнул и ушел. Твик вернулся с заказом спустя пять минут, и на это было отвратительно неудобно смотреть. Поднос в его трепещущих руках весь дрожал, и кофе, конечно, расплескалось, сам парень шел очень-очень медленно, впившись взглядом в стаканчики. Ребята сохраняли молчание, даже Клайд притих. И когда осталось совсем чуть-чуть, поднос вдруг выпал из его слабых рук, и капли горячего кофе попали им на одежду, а Крейгу с Токеном даже на лицо, так как они сидели впереди. Твик заплакал, а потом пришел его отец, мистер Твик. — Прошу прощения за это, мальчики, — даже не взглянув на своего плачущего сына, абсолютно спокойно сказал он. — Мы, конечно же, вернем вам деньги, не волнуйтесь. Ричард наконец-то обратил внимание на сына и равнодушно изрек: — О, Твик, ты чего? Не плачь. Выпей кофе, — он передал сыну стаканчик с напитком, который держал в руках. — Нет…нет…я не хочу… Парень закрыл лицо руками и попытался убежать, но отец вдруг схватил его за локоть и нежным голос настоял: — Выпей. Твик. Давай. — Ему мозгоправ нужен, а не кофе… — пробормотал Крейг, но взрослый его не услышал. Твик воскликнул свое любимое «АРГХ!» и все-таки взял кофе, отец отпустил его, и он убежал. — Никто не отказывается от нашего кофе, ведь он дарит деревенскую свежесть, как утро после грозы, вкус его мягок и нежен…нежен, как первый лучик солнца апрельским утром… Они вскоре забыли об этом случае и не обсуждали его, потому что ощущали, что притронулись к уродству другой жизни, их не касающейся, и Токен уговорил друзей больше не ходить к ним каждый раз после школы. Проснулся Крейг в отвратном настроении и в таком же отвратном настроении провел весь рабочий день, отпугивая и отталкивая клиентов своей угрюмой мрачностью и прожигающим взглядом. Да и Твик постоянно делал грозное кирпичное лицо. Под конец дня Крейгу пришла мысль, что причина малочисленных клиентов в кофейне — это не дожди, а их злобные рожи. Такер решился. Это грелось в нем с самого утра из-за того сна-воспоминания. В своей неизменной позе — развалившись на стуле и лбом отдраивая поверхность стойки — Твик убито лежал. Его костлявая спина, чьи позвонки проглядывали сквозь тонкую кожу и футболку, монотонно то поднималась, то опускалась, как слаженный механизм, работавший на заполненным кофе здешним кислородом. Крейг задумчивым взором осматривал его, и не мог понять, какого хрена он вчера так взбесился? Ведь, по правде говоря, Твик — больное существо с искаженной психикой и с целым букетом заболеваний, физических и ментальных. Такер представил в своей голову такую картину: маленький одиннадцатилетний Твик Твик, с желтым сеном на голове, одиноко сидит в подсобке кофейни, по выходным работавший на полную смену, вокруг которого в беспорядке разбросались разноцветные таблетки неизвестного предназначения. Без друзей в школе и, скорее всего, вне ее, зато с придурошными родителями, вынуждавшие пить его их паскудное кофе, не дававший ничего, кроме зависимости. Да и что это за имя такое — Твик? Назвать человека его же фамилией — в этом уже сквозило какой-то заброшенностью, забытой личностью; его родителям было настолько плевать, что они даже не удостоились придумать нормальное имя для сына. В общем, Крейг Такер намеревался извиниться за вчерашнее, и даже если он все равно черта с два убрал бы то дерьмо, получилась гнусная ситуация, в котором он пошел с кулаками на человека, будучи намного сильнее его. Хоть раз в жизни не будь мудилой. Он раздраженно стряхнул с глаз влажные дождевые капли и натянул на себя капюшон. — Ты, что ходишь без зонтика? — услышал Крейг сзади. Такер обернулся и увидел Твика, закрывающего ключом двери заведения. Обычно они не дожидались мистера Твика, ведь он частенько опаздывал. — Ага. Не люблю зонты. Твик встал рядом, и Такер заметил, что зонта у него с собой тоже нет, и совсем глупо, как-то понимающе ему ухмыльнулся. — Походу, — сказал он, — мы оба тупые романтики. Твик молчал и не спешил уходить, видимо, ожидая извинений. Нескончаемые напряженные взгляды в его сторону, напрягающая молчаливость и отрешенность, Крейг, сидящий за одним из столиков, углубленный в тяжелые думы, — Твик не мог этого не замечать, и потому послушно ждал, когда он решится. — Твик, извини, — наконец-то сказал он. Твик удивленно вскинул брови, сквозь толщу дождевых капель немигающе всматриваясь в его серьезное смуглое лицо. Он ожидал дальнейшей части речи, но его не последовало, и они так и продолжали пялиться друг на друга, мокрые под ливнем. И Твик улыбнулся. Любой проходящий мимо человек, пожалуй, назвал бы то, что проскользнуло по его лицу, оскалом, но его клыкоподобные зубы показались Крейгу милыми. — Знаешь, это прозвучало намного искреннее, чем если бы ты тут сочинил целую поэму. Хочешь курить? Крейг согласился, хотя курить не любил, и впускал в себя дым только ради поддержания репутации. По-идиотски? Да. Но такие стандарты царили в этом захолустье, а Такер не ощущал себя революционером, чтобы что-то менять. Они все-таки додумались встать под ветки высокого дерева, росшего рядом с кофейней, чтобы спрятаться от водного потока. Дождевой шум был такой сильный, что казалось, что весь мир сейчас утопал в воде, что наконец-то наступил долгожданный мировой потоп, и Земля судорожно пыталась вырвать для себя такой сладкий последний вдох. Курили они без слов. Крейг наблюдал за тем, как Твик пускал в воздух серые облака дыма, как остервенело он вдыхал в легкие никотин, медленно убивавшие в нем живые клетки. Он был из тех, кто легко и исступленно впадал новые зависимости. Это случилось неосознанно, но Такер очень сильно, до нетерпения захотел, чтобы сейчас Твик что-нибудь сказал, не от чувства неловкости — его не было — а просто так. Он хотел, чтобы Твик раскрыл ему свои секреты, как их раскрывают перед близкими друзьями. По дороге на свидание он пришел к выводу, что после Твик Твика голова разрывалась так же сильно, как если бы он потратил несколько напряженных часов, пытаясь разгадать сложный ребус. — Если тебе неинтересно, зачем ты вообще пришел? Ред была волевой, харизматичной девушкой, ведущей черлидершей, воистину пламенной — в прямом и переносном смысле. Но самое главное — она была прямолинейней и терпеть не могла ложь. И сидеть, лезть из кожи вон перед этим угрюмым бревном, которого именуют Крейгом Такером, она не горела желанием. Крейг взаправду считал ее хорошей девушкой, но смотря на ее кроваво-красные губы, прекрасно смотревшиеся на бледном, точно мраморном лице, в сознание мелькала только кровоточащая ранка из тонкого, крючковатого носа одного психованного блондина. — Да ты, похоже, педик! Крейг резко выбросило из грез, и он потрясенно глядел вслед стройной спине Ред, покинувшей кафе. Домой он прибыл в подвешенном состоянии. Да ты, похоже, педик! Эти грубые слова тяжело подействовали на Крейга. И не совсем из-за того, что она ушла… Педик? Он? Это бред, думал он, да ни в жизни! Эта глупая стерва! Да что она вообще может знать? В буднях Крейга наступил тот самый момент, стабильно посещавший его раз в две недели, когда он на полном серьезе считал всех окружающих тупыми, безобразно недалекими, обезъянообразными, ограниченного ума простофилями, и только он и был самым продвинутым, познавшим всю суть их бессмысленного, пустого бытия, человеком с большой буквы Ч, непонятым гением, одним из миллиона. Одним словом, с уровнем злобы и раздражения у него поднимался и уровень высокомерия и самозащиты посредством унижения других. Но если от чужаков можно сбежать, оттолкнуть их от своей жизни и просто на просто облить помоями, то от Внутреннего Я так просто не отделаться. И день Крейга закончился так же, как и начался: еще одним болезненным воспоминанием из прошлого. — Блять! Говно! Хуй! Маленький Крейг еще не знал, что за чувство в нем раскрывалось, но оно было сильным, всепоглощающим и таким сладким. Разливаясь по всему туловищу, начиная с грудной клетки до живота, она создавала томительную тягу к этому странному мальчику с растрепанными каштановыми волосами и дергающимися бровями. Они дружили примерно полгода, но, когда, повинуясь неудержимой жажде, оба они неумело и по-детски, да к тому же больно стукнулись зубами, ребята осознали свою ошибку и начали отдаляться. А потом тот мальчик со своей семьей переехал в другой город, подальше от ущербной жизни в Южном парке. Крейг не плакал, немножко грустил, но не унывал, а, наоборот, всеми фибрами души пытался выбросить его образ из своей памяти, и все-таки на несколько процентов ему это удалось. Странные у нас были отношения, думал десятилетний Крейг, и только, постепенно взрослея, он все глубже проникался настоящим ужасом от тех прошедших дней. Четверг Утром Крейгу вдруг взбрело в голову прийти раньше обычного, и он, повинуясь этому неожиданному порыву, поспешно выпил свой чай, засунул в рот бутерброд, брезгливо отказался от зонтика, заботливо предложенного мамой, и добрался до Твик Брос. На часах стояло 8:30. Он открыл двери своим запасным ключом и оказался в темном зале, еще прохладном и мертвом. Включил везде, где необходимо свет и целенаправленно направился в подсобку, шагая почему-то тихо, аккуратно, словно стыдливый воришка. «Тодзекамил», «Инфлоритол», «Тибисол»*… Крейг вертел в руках беленькие упаковки лекарств, и их названия ничего ему не говорили, кроме того, что «Tod» с немецкого означает «Смерть», но он благоразумно решил, что вряд ли это как-то взаимосвязано. Таблетки с самого его рождения вселяли ему неприятные эмоции, если даже не премерзкие: тошнотворно стерилизованные, гладкие, маленькие, как рыбьи глазки, Бог знает, что они могли с тобой сделать — оживить или омертвить. Сверху раздались тяжелые шаги громоздких ботинок Твика, нелепо смотрящихся на его тощих ногах. Баночки были осторожно поставлены по своим местам. — Ты чего так рано приперся? — подозрительно нахмурив брови, спросил Твик вместо приветствия. — Да просто не рассчитал время, — пожал плечами Крейг. Твик докапываться не стал и равнодушно кивнул, быстро потеряв интерес. На Такера снова нахлынула проклятая ностальгия, и он вспомнил, каким мнительным бывал Твик в детстве, надоедливым орущим маленьким истеричным зверьком. Он даже, можно сказать, был своего рода звездой, такой шумный, что игнорировать просто невозможно. Что же сделало его таким? Гугл прекрасно ответил на этот вопрос: Тодзекамил — средство растительного происхождения. Оказывает антидепрессивное и анксиолитическое действие. Показания: невротические реакции, сопровождающиеся раздражительностью, бессонницей, тревогой, страхом, головной болью; депрессивные состояния легкой и средней тяжести. Инфлоритол — антидепрессант. Показания: депрессивные состояния различного генеза. Тибисол — антидепрессант. Снимают возбудимость, лечат бессонницу, обладают спазмолитическим и успокаивающим действием. Час от часу не легче, подумал Крейг. Твик начал биться головой сильнее. Сначала Крейг посчитал, что это не его дело, но потом стойка под его ударами стала трястись, а сам Твик еще и опасно схватился за волосы. — Эй, ну все достаточно! — вскрикнул Крейг и подскочил к нему, чтобы остановить. Сопротивление на удивление не было сильным, и Твик, покорившись, буквально упал в его руки, чуть было не смяв Крейга с вертикального положения. Такер схватил его за подмышки и помог сесть на стул. Глаза Твика были закрыты, и он безвольно развалился по стулу, как безжизненный мясной мешок. — Алле, здравствуйте, с Твиком что-то не то! Ему надо что-то дать? Или вызвать скорую? — немного с паническими нотками сообщил Крейг Ричарду через телефон. — Скорую? — мужчина звучал абсолютно спокойным. — О, давай без этого. Ненавижу больницы, и Твик тоже. Никакой скорой, ни в коем случае! Я сейчас приду и разберусь. Как хорошо, что сейчас обед. — А с Твиком что делать до вашего прихода? — Налей ему нашего кофе. Крейг тупо посмотрел на трубку, и в голове все-таки пронеслась разумная мысль, что лучше бы он сразу позвонил врачам. Застывшая радушная полуулыбка на губах и бездонные, как мрак во Вселенной, темные глаза — так можно было описать мистера Твика. Это были его две неизменные особенности, которые не сходили с его лица, даже когда перед ним чуть ли не подыхал его собственный сын. — Что такое, Твик? Что болит? — спросил Ричард с теплой интонацией. — Скоро обед закончится. Надо взять себя в руки. — Голова сейчас просто взорвется, не могу…не могу… — Ты дал ему кофе? — спросил Крейга мужчина. — Эм, нет. Я быстренько сбегал в аптеку и купил обезболивающие. И еще одно из успокоительных дал. Мистер Твик недовольно цокнул языком. — Ему надо просто выпить кофе. Да, сынок? — Э, я не…хочу…— промямлил Твик. — Как это не хочешь? — искренне удивился Ричард. — У тебя сейчас стресс, хороший кофе тебя успокоит. Крейг не мог больше этого терпеть. Он вдруг проникся ядовитой ненавистью к этому монстру, надевшего маску самаритянина, его пышущим здоровьем телу, омерзительно вежливому и лицемерно нежному голосу. — Сэр, извините, конечно, но вашему сыну нужен квалифицированный врач. Он довольно сильно ударился головой, да и вообще само такое поведение — ненормально, и его надо показать неврологу. Или психиатру. — Психиатр? — ужаснулись оба представителя семейства Твик. — Ну да. В этом нет ничего постыдного… — Так, хватит, — твердо произнес отец. — Никаких больниц, никаких мозгоправов. Твик, немедленно вставай и готовься к клиентам. Ты же знаешь, я не люблю, когда ты начинаешь свои штучки во время работы, вот дома можешь сколько угодно вредить себе. Его сын затравленно приподнял брови, но спорить не стал и лишь кротко кивнул. Крейг изумленно уставился на него: на его размякшие руки, которые позавчера сжимались в кулаки, запуганное и несчастное лицо, которое легко цепенело и своей мрачной нелюдимостью могло испугать не только ребенка, но и взрослого, и этот жалкий детский лепет перед своим отцом, который никто не воспринял всерьез, но как холодно и весомо он звучал в первый его рабочий день! Что этот ублюдок творит со своим сыном? — Вот и прекрасно, хорошей работы, — улыбнулся Ричард и ушел. Крейг ущипнул себя в руку, чтобы проверить не попал ли он в странный сон, но правда оказалось страшнее: это была самая настоящая отбитая на всю голову реальность. — Латте среднего размера и капучино с собой, — объявил Крейг Твику. Тот кивнул, но выглядел мертвецки бледным и чуть-чуть качнулся в сторону. — Твик, эй Твик, все в порядке? Они встретились глазами, и Твик рассмотрел в них то, что ненавидел всей своей душой, — жалость. Он вмиг распрямился, остервенело сжал зубы, и от его взгляда хотелось укутаться в одеяло. — Да, что ты пристал ко мне?! Отвали, понятно? Со мной все великолепно, просто слегка плохо стало, но теперь я чувствую себя хорошо, и твое лживое сочувствие мне не нужно! Я нормален! Как и ты! Как и все другие люди! — неожиданно заорал он ему в лицо, а потом взялся за стаканы. Те два клиента посчитали, что их напитки получились чересчур горькими. Ветер проникал так глубоко, что доставал аж до костей. Крейг съежился, натянул свой капюшон и готовился выйти на улицу. — Крейг? — Твик легонько постучал по плечу Такера. Тот повернулся к нему и взглядом спросил, что ему понадобилось. — Я хотел…извиниться, — Твик смутился, его бледные щеки впервые за их партнерство оживились румянцем. — Ты пытался помочь, а я как обычно повел себя как говнюк. В общем, вот прими! С этими словами он протянул ему маленький стаканчик кофе. Крейг умилился его извинениями и давно простил, но на жидкость посмотрел скептически, давая понять, что пить его он не хочет. — Попробуй! — настаивал Твик. — Я и без него на тебя не злюсь… — Я сделал его по собственному методу. Я правда пытался! Ну как он мог отказать, когда этот бедный чудила Твик Твик смотрел на него своими просящими забитыми глазами и говорил, что сделал ради него нечто особенное? Человек-загадка, неизведанный экспонат, такой уникальный, что хочется сдувать с него пылинки. Крейг отпил глоток, и о чудо, он не выплюнул его тотчас же! — На самом деле, отлично! Намного лучше, чем-то, что вы делаете здесь. Без обид, конечно. — Ага… Я тоже терпеть не могу наше кофе, хотя сам его и готовлю, — криво ухмыльнулся Твик. — Тогда почему бы не готовить людям это? Я уверен, твое творение понравится им намного больше, чем раннее. — Мой отец был против. И этим было все сказано. Крейг от злости выпил все залпом, не оставив ни капельки. Напиток прожигал нёбо и раздражал плохие десна и эмаль своим жаром, но он остался доволен, о чем не помедлил сообщить Твику. Тот благодарно одарил его маленькой улыбкой своих тонких губ. — Слушай, — серьезно начал Такер, — раз уж у нас пока есть время, пока этот старый хрен не придет, можно с тобой откровенно поговорить? Твик поразмыслил и сказал, что можно. — Ты ведь согласишься с тем, что твой отец конченый скот? Твик кивнул. — Но почему тогда ты все еще его терпишь? Дай ему отпор! — Это не так просто, — зажмурился в тревоге Твик. — Ты не поймешь… Когда он смотрит на меня, вглядывается в мое лицо, я словно становлюсь куклой в его руках. Что-то есть в его глазах…нечто такое, что просто заставляет терять волю и дар речи. Он… Он…чудовище из моих детских кошмаров, и мне все еще кажется, что, если я попытаюсь убежать, он меня съест. — Ты прекрасно осознаешь, что это детские страхи. Тебе уже семнадцать. — Вот именно. Уже семнадцать. Закончив школу, я смоюсь и забуду про него. Но он вроде хочет передать мне свой бизнес… — Нет, Твик, лучше смойся, — перебил его Крейг. — Постараюсь. — И, может быть, еще постараешься заехать в больницу? И что это было вообще? Твик на мгновение замешкался. — Это нечто вроде приступа. Не знаю. Иногда мне так плохо, так невыносимо, что хочется просто размолотить себе голову. — Это нездорово, — покачал головой Крейг. — И без тебя знаю, — огрызнулся Твик. — Врачам не хочешь показаться? — Нет, — уверенно заявил Твик. — Не выношу их. Сказав это, он указал пальцем за плечо Крейга, где в их сторону шел долговязый Роджер. Ребята попрощались и разошлись. Пятница Его прекрасное прослушивание Joy Division, когда под их музыку подходило все: и настроение, и погода, и мысли, прервало чье-то сообщение. Клайд: че тухнешь, да?))) Наушники со звоном, как бусинки, были отшвырнуты злой рукой на стол. Крейг: прекрасно себе тух, пока ты не прервал меня Клайд: блондинчик рядом? Крейг: рядом. если ты не забыл, я с ним работаю Клайд: я забыл Такер благополучно проигнорировал это сообщение и снова включил музыку. Он обвел взглядом зал: ни одной души, даже Твик что-то забыл в подсобке. Он подумал, что ему надо почаще заходить сюда во время учебного года, такие уединенные места прекрасно вписались бы его в унылые будни, а еще тут можно заказать обычный черный чай с лимоном. И Твика почаще видеть… Почему бы нет? Клайд: не игнорируй меня аа! мне скучно!!! Палец Крейга прошелся по экрану для разблокировки, чтобы потом снова заблокировать его. Клайд: хочешь узнать почему твик тогда напал на того парня в заправочной? я тут пошпионил и кое-что узнал Секундное замешательство, и ответ был отправлен: Крейг: почему же? Клайд: он назвал твика «гомосеком» Клайд: а он взбесился. интересно почему??? :\\\ Клайд: некоторые правда верят что твик по той стороне Клайд: но я блин никак не могу представить себе его занимающегося сексом ни с парнем ни с девкой. это же так странно согласись? Клайд: КрЕЙГГ Клайд: отвечай твою мать. для кого я так старался? Крейг: твою энергию в правильное бы русло Клайд: /набирает сообщение…/ Пока его телефон снова не оказался под бомбардировкой Клайда, Крейг быстренько засунул его в черный список. Жестковато, но вечером он его оттуда вытащит. Клайд, это пухлое, улыбчивое, резвое существо, добродушное, но временами такое гиперактивное и назойливое, что у несколько интровертного Такера он начинал вызывать царапающее раздражение. Однако Крейг действительно дорожил им, ведь именно Донован не позволил ему сгинуть в четырех стенах своей комнаты и помог вполне неплохо социализоваться. Но, впрочем, дружба с Клайдом волновало его сейчас меньше всего. «Гомосек»! Он исподтишка взглянул на вернувшегося Твика. Тот маленькими глотками пил свой кофе и увлеченно читал что-то в своем смартфоне. А Крейг все глядел и глядел, и ему казалось, что никогда еще более он не чувствовал с ним такую тесную связь, никогда еще не смел видеть Твика по-другому, в таком свете. Дожди не переставали лить, и лишь изредка позволяли людям глотнуть влажный воздухом под безоблачным, но мрачным небом. Где-то вдалеке заревел гром: он раздался как взорвавшаяся бомба и пронесся своим воем по всему Южному парку. Твик испуганно поднял взгляд в потолок, словно гром чуть что ударит по их крыше. И это движение головы, порывистое и жаждущее спасения, большие, как полный месяц, боязливые глаза, ломаные брови, страдальчески поднятые вверх, — все это вдруг донесло до ноздрей Крейга аромат прошлого. Твик был удивительно похож своим поведением на того паренька с Туретта, чье имя удалось забыть, но это лицо, эти манеры, эти жесты, такие жертвенные, такие трагические! Разве можно их выкинуть из памяти? Теперь уж Крейг испугался. Он спешно отвернулся от Твика и явственно ощущал, как жаркая кровь ударила ему в лицо. Весь рабочий день Такер терялся, путал заказы, спотыкался, и немудрено, что вынудил из Твика недовольные, но любопытные взгляды. Ред звонила, чтобы извиниться, но голос ее доносился до Крейга как-то отстраненно, словно из сна. Вроде они договорились снова встретиться, вроде бы она дала ему новый шанс, и, если честно, он так и не понял, почему он согласился, и почему она согласилась, ведь оба они чувствовали, что дороги их никогда не сойдутся. — Может быть, походим? — спросил неожиданно Крейг после того, как Твик закрыл двери кофейни. Твик позвенел задумчиво ключами и кивнул. — Когда этот чертовый дождь прекратится? — сетовал Крейг. — А мне нравится. Не люблю лето и солнце. Я плохо переношу жару. — У меня свидание с Ред будет, — зачем-то уведомил его Такер. — А у тебя кто-нибудь на примете есть? Твик вдруг засмеялся, и смех его был далек от красоты: тихий, какой-то надломленный, и нельзя было точно сказать от веселья ли или от боли вызваны эти звуки, зато Крейг знал, что лицо блондина озарилась улыбкой искренне. — Я похож на человека в активном поиске? — иронично спросил он. У Крейга сложилось впечатление, что он смеялся не над ним, а над самим собой. — Ты похож на человека, который достоин здоровых и крепких отношений. — Ты мне льстишь. — Это ты себя принижаешь! Зачем так говорить про себя? — рассердился Такер. — Да никого у меня нет на примете. Уже давно я не влюблялся, — признался Твик. Он краем глаза изучал Крейга и корил себя за то, что голос его прозвучал как-то неуверенно. Они дошли до перекрестка, когда надо было расходиться, иначе кому-то придется идти дольше обычного. Они попрощались, и невысказанные слова замерли в воздухе, так и не успев выйти в этот мир. Крейгу чудилось, что он видит их наяву, и один из них поразил его своим откровенным и скандально громким содержанием. Ты гей? Он проворно шел по улицам, и все, что попадалось ему по дороге, казалось ему насмешливым, злым, словно весь мир называл его неудачником, позорником, неудавшимся педиком. Но в Крейге буравила не ярость, а тревога. Суббота Утро встретило его головной болью и тихим рассветом. Он никак мог понять, какого дьявола он встал в такую рань, но увидев из окна солнечные лучи, выглядывавшие из горизонта и осветившие, как показалось его только что пробужденному сознанию, не только природу, но и душу тех, кому посчастливилось засечь столь чудесное явление, заснуть он более не мог. Любое существо, человек ли, насекомое ли, пробуждалось, и у Крейга было такое ощущение, словно он застал рождения ребенка, ведь это и было пробуждением жизни, когда сам мир благосклонно даровал им, двуногим хрупким созданиям, день, который они потратят в своих мелких посредственных заботах. И Такеру, перед всей необъятностью Вселенной, вдруг стали противны его жалкие проблемы, и ему захотелось сегодня сделать нечто более значительное. Прямо из окна он видел издали эти волнистые лесные кромки, и остроконечные верхушки гор, словно клыки зверя, с ожиданием новой катастрофы смотрели на Южный парк. Как он мог не замечать этих гор? Нет, он видел их, по вечерам, когда хотелось подышать свежим воздухом, они никогда не покидали своих излюбленных мест, но это была такая поверхностная, такая ничтожная доля того, что он действительно видел, что ему даже стало стыдно. А сейчас они под покрывалом ленивого утреннего синева вдруг встали перед ним во всей своей красе, и Крейг всем своим телом ощутил, как мало он замечал, каким слепым, мелким человеком он был. Эти ужасные, поражающих воображение, монументальные чудища! А ведь они стояли прямо под его носом! Как он мог не видеть такой всеобъемлющей красоты здешних суровых лесов? Он пережил те редкие, но сильные мгновения, когда его ненависть к Южному парку заменялось тихим уважением. И впервые за последние дни он почувствовал, как сильно он все-таки соскучился по жарким, летным дням. Великодушной природа пребывала недолго, и уже скоро небо укрыло тяжелыми тучами, но дожди были маленькими, неуверенными, какими-то боязливыми. Не было сомнений: солнцу надоело сиять позади закрытых штор, и он бунтовал, требовал свободы своим могущественным жалам. Скоро дожди закончатся, и в последний раз люди будут наслаждаться поистине летним зноем, а потом их будут ждать только тусклые заунывные песни осенних ветров. С Крейгом происходило такое и раньше, но он все никак не мог зацепиться за эти чувства, он проводил по этим волнам пальцами, но не был способен погрузиться полностью. Однако сейчас грудь его легко дышала, и весь день не покидало возвышенное, но несколько печальное состояние. И Твик казался ему почему-то прелестнее, чем когда-либо, и вместо шизонутого, нелюдимого чудака он стал видеть в нем парня с большими молящими глазами, непонятого, нелюбимого собственными родителями. — Дождь прекратился, — произнес Твик, когда они снова прогуливались вместе. — Но это ненадолго. — Разве это не классно? — спросил Крейг. — Я же говорил, я не люблю жару. — Это потому что ты вечно в плохом настроении. Твик равнодушно пожал плечами. — Может быть. Это уже трудновато вывести из меня. — Хочешь устроим пикник? — неожиданно предложил Такер. Твик недоуменно посмотрел на него, пытаясь прочесть в его глазах издевку. Они остановились. — Серьезно? — спросил Твик, хотя прекрасно знал, что шуткой тут и не пахло. — Конечно. Нечто решительное и вопрошающее было написано на лице Такера, и в глазах мелькали искры игривого, мечтательного настроения. — Ну, давай. Делать нечего все равно. Джинсы промокли из-за влажной травы, и кажется, они были единственными идиотами, которые захотели в дождливый сезон устроить себе пикник. Парк Южного парка очаровывал тем, что люди в нем гуляли очень редко, и потому природа в какой-то мере осталась в своем чистом, диком виде, и казалось, что они сидели не в парке, а в самом настоящем лесу, и это особенно сильно ощущалось из-за колыханий деревьев, по ветвям которых бегали белки и бурундуки, а еще земляниками, малинами, а иногда и грибочками, попадавшими на их пути. Они сидели на своих куртках, а рядом лежали всякие продукты: пирожки, шоколадки и фрукты. Твик упоенно жевал банан, он уже съел вторую шутку. Он любил бананы, он сказал, что добавляет их везде, где можно, и Крейг вдруг осознал, что узнал кое-что личное, персональное, абсолютно бесполезное, но такое драгоценное, что улыбка невольно расползалась по его лицу. С каждым новым фактом Твик становился как будто живее для него, заполняющим пространство, настоящим телом, а не полупрозрачной тенью, каким его привыкли видеть остальные. — Мне кажется, людям необходимо выскребать из своих загруженных графиком время, чтобы провести его на природе, — воодушевленно начал Крейг. — И не чтобы просто потрещать со своими дружками или заняться чем-то другим, даже чтением, а чтобы просто сидеть и созерцать. Созерцать! Похоже, я понял сейчас, чего мне не хватало в своих буднях. Знаешь, сегодня утром я вдруг повзрослел. Это ли не чудо? — Ты начал говорить, как поэт. — Тебе это не нравится? — Да, нет. Заливаешь ты красиво, — незлобно усмехнулся Твик. — А, впрочем, я с тобой поспорю. Природа… Разве это не просто красивое словечко для всяких любителей романтики? Оно уже утратило свое первозданное значение. Людям не нужна природа. Да и что она даст? В чем смысл просто сидеть посреди деревьев, ничем не занимаясь, а просто глазея на окрестности? — Это освобождение, очищение, встреча со своим домом. Все люди — дети природы, и все мы так или иначе связаны с каждым деревом в лесу, каждый цветок в поле с материнской тревогой провожает нас в искусственный мир людей, и каждая капля океана является нашим дальним родственником, ведь созданы мы одним творцом. Твик ничего не ответил. Он немного передвинулся поближе к Крейгу: ему было тесно на самодельном одеяле из их курток. Крейг повернулся к Твику и увидел влагу на его щеках. Он взглянул вверх, в небо, ожидая встретить дождь, и понадобилось мгновение, чтобы понять, что это были дорожки слез. Твик опустил голову ему на плечо, почти не всхлипывая, но точно плача. Крейг ладонью провел по его колючим, жидким волосам, и ему понравилось проглаживать кончиками пальцев нежный неровный затылок. Разошлись они вечером. Твик уснул, и Крейгу было очень совестно будить его. Воскресенье Впервые зеленый чай был на вкус, как вонючий парфюм. Крейг недовольно цокнул и подумал, что тот кофе Твика собственного приготовления пришелся бы как раз под это умиротворенное утро. Погода все еще не радовала тех, кто отчаянно жаждал солнышка, чтобы устроить свой последний семейный поход летом, но на сей раз она была не по угрюмому дождливой, а необычайно мягкой. Под такой медленный, прощальный дождь хотелось гулять со своей любовью, стирать воду с ее щеки, чтобы затем оставить на ней свой поцелуй. Что ж, похоже, это был идеальный день для свидания с Ред, но не красные волосы он хотел сегодня гладить, и не подтянутое, женское тело чувствовать в своих объятиях. Но он сделал вид, что не замечает крепчающего скверного настроения. Дороги были пустынны, домишки, эти нищие, кривые домишки, почему-то вселяли в нем какое-то торжественное предчувствие и красивые кадры, но в которых не было Ред. Крейг приподнялся духом и пошел дальше. А там дальше его ждала наряженная девушка, томившаяся от сомнений и обиды, и когда они снова попытались дать друг другу шанс, они наконец-то осознали всю обреченность их отношений. От такого ожидаемого развала их надежд они даже посмеялись, и Ред, смывая тушь, совсем не женственно развалившись по креслу и широко расставив ноги, сказала ему: — Не знаю, кого ты любишь, но часики тикают, а день сегодня такой чудесный, что просто грех им не воспользоваться. — Спасибо, Ред, — искренне поблагодарил ее Крейг и ушел. Он шел и шел, целенаправленно и, возможно, никогда еще в жизни так решительно. Его высокая тень еле поспевала за ним по разбитому асфальту и сломанному тротуару. — Привет, погуляем? Твик вышел к нему в легком черном пальто и выглядел так элегантно, что Крейгу стало стыдно за свои оборванные джинсы и захотелось сорвать для него цветок из чьих-то клумб, как это вечно делают в черно-белых романтических фильмах. — Куда пойдем? И откуда такое неожиданное желание погулять? — Тебя все еще удивляют мои странные порывы? Пойдем, куда глаза глядят. — А ты оказался более сентиментальным, чем хотел казаться, — слегка прищурившись, заметил Твик. — У меня такое ощущение, что я воскрес. И вообще я пришел к выводу, что сентиментальность прекрасна, чудесна, и надо хоть изредка выводить ее на свет, а то цинизм не позволит наслаждаться красотами мира, которые есть даже в этом захолустье. — Боже, какой же ты ванилька! Это просто удивительно. Но знаешь, пусть ты и звучишь чрезмерно слащаво, есть в твоих речах разумный смысл. — Сочту это за комплимент, — улыбнулся Крейг. Они неторопливым шагом направились по улице, а вокруг их окружало нежно-красное небо в преддверии ошеломляющего заката. — Я вчера думал весь вечер, как раз после нашего пикника, и кое-что надумал. После выпуска я хочу уехать в другой город, куда-нибудь покрупнее, может быть, даже поступлю куда-нибудь, но вообще хочется сходить к хорошему психологу, но как-то страшновато, если честно. — Я поеду с тобой. Твик ощутимо пихнул локтем ему в бок. — Дурак! Не разбрасывайся словами. Крейг опустил свой взор на побледневшего Твика. — Нельзя просто так…обещать такие вещи… — А я обещаю, — спокойно заверил его Крейг. — Ты прав, у меня сегодня просто хорошее настроение, но даже если я буду рвать на себе волосы от злости, при первом же твоем зове я соберу манатки и побегу за тобой, куда захочешь. На горизонте засветились огни чьего-то дома, обвешенного всякими гирляндами, словно на улице Рождество. Музыка играла так громко, что Крейг мог даже расслышать слова песни. ‘Cause this is his body, this is his love — О, это же Флоренс! Мне нравится эта песня, — воскликнул Твик. Such selfish prayers and I can’t get enough — Не знал, что ты любишь песни про секс с религиозными отсылками, — засмеялся Крейг. — Зайдем? Но оба не хотели заходить в эту громкую, развратную коробку. Разве были они последними идиотами, чтобы пожертвовать теплым моросящим вечером в угоду неуютной, тесной комнаты? Они посчитали кощунством убить такую хрупкую и редкую в их жизни атмосферу некой романтики, милого настоящего и будущего, полного мечт и еле уловимых надежд. Этот дом, эта вечеринка — реальность, тошнотворная и саднящая раны. Но музыка, эта песня, словно старый полароид из бывшей, оставленной прошлом жизни звучала как мирная презренная забава для них обоих, людей, которые смогли достичь мастерство в фантазиях. I’m not here looking for absolution because I’ve myself found an old solution — Хотя они нам не нужны, чтобы насладиться музыкой, — сказал Крейг, хитро улыбаясь. — Может потанцуем здесь? — О, но… — Давай быстрее, Твик! Песня заканчивается! Совсем чуть-чуть. Танцор из меня никакой, но я буду стараться. Он схватил кисти обомлевшего Твика и закрутил вокруг своей оси, но тот, не ожидавший такой подлости, потерял равновесие и упал. Крейг успел подхватить его за талию. Песня закончилась, а на ее место включили совсем какую-то пропащую попсу, и ребята засмеялись над своей глупой выходкой. — Ты не дал мне сказать, что танцую я еще хуже, — шутливо сообщил ему Твик. — Ничего, еще будет время научиться. Твик улыбался, и кажется, что еще никогда так много он не давал миру услышать свой смех, а Крейг шел туда, куда указывало ему заходящееся солнце. Оно весело подмигивало, опускаясь все вниз и вниз, но оно еще обязательно встанет завтра, и трава утром будет такой сухой, словно никаких дождей и не было.