Две половинки одного лета

У Мэтта в лёгких лето. Оно стучится изнутри, раскрывая свои рассветы и закаты, и стаканчики с бабл-ти, и полуспелую малину. Мэтт дышит, а где-то в районе грудной клетки трепещут яблоневые цветы, стрекочет велосипедное колесо и светит луна, яркая, полная, жёлтая, как поджаренный хлебушек по утрам. Когда он говорит об этом родителям, они записывают его к врачу. Ну и зря. Он не болен. Он просто влюбился. В окошко напротив. В нём, в этом самом окошке, ему каждый день машет Стефан, с волосами тёмными, как ночь без фонарей, а в его улыбке как будто собран весь звёздный свет. Они иногда кричат друг другу через улицу какие-то глупости, хохочут на весь квартал, но чаще — переписываются, когда на часах уже давно за полночь, и скоро рассвет, тот самый, что у Мэтта в лёгких. Клавиши ноутбука стучат слишком громко, прорезают сонную тишину комнаты, могут разбудить родителей, но Мэтту всё равно. Они со Стефаном как герои «Вам письмо» — никогда не виделись вживую, единственное их общение — это сообщения в соцсети, так уж сложилось. Стефан слишком занят, у него нет выходных, а у Мэтта свободного времени столько, что некуда девать. Он мечтает о том, что вот, когда-нибудь… «Когда-нибудь» наступает когда-нибудь, рано или поздно, но всё лучше, чем никогда. Их встреча слегка окрашена в серое, грустное — Стефана уволили с работы, и теперь у него столько же свободного времени, сколько и у Мэтта. Они тратят его вместе, не размениваясь на мелочи, а только на самое главное, на свою жизнь, на «целиком», а не на «по отдельности». В реальности Стефан ещё лучше, чем в сети, и это не может не радовать Мэтта, который боялся обмана и разочарования, шанс встретить того самого выпадает раз в несколько десятков людей, он проверял, он знает. Стефан не собирается уходить ещё очень долго — как в прямом, так и в переносном смысле — и никакая бытовуха, что разбавляет вечно солнечное лето в их отношениях, этого не изменит. Настоящие рыцари не убивают драконов, чтобы спасти принцессу, а пылесосят комнату, чтобы помочь с уборкой. Мэтт зовёт его итальянцем — из-за фамилии — и притворно обижается, когда Стефан отвечает ему китом-полосатиком; у Джованни такой тембр, что грех серенады не петь, но он всё время отказывается, а только пародирует пение, то повышая, то понижая голос. У Мэтта в лёгких лето, а ещё оно покалывает тёплым дождём в кончиках пальцев, искрится в радужке спелой вишней, и ему вторит светлая ночь в улыбке Стефана, мягкий ветер в его речи и запах цветов на коже.