Простуда

— Простудился, — непривычно хрипит Марк, застенчиво глядя в пол, — простите, ребят, сегодня без вокала. Грегр шипит что-то матерное себе под нос, и с трудом сдерживается, чтобы не надавать этому придурку по кудрявой голове. — Тебя звонить не учили? — наконец цедит он отряхивающемуся от снега вокалисту, — ну или, не знаю — отправлять сообщения в ВК? Марк неубедительно бормочет про одновременно разрядившийся, сломавшийся и потерявшийся телефон, пока Грегр гипнотизирует его открытую шею. Вокалиста Drug Flash хочется срочно завернуть в плед, усадить к камину и долго и нудно отпаивать чаем, но у Грегра вместо камина — обогреватель, вместо чая — остывший кофе из Старбакс, да и Марк кутается не в теплую шерстяную ткань, а в собственную, насквозь мокрую куртку. Грегра хватает только на то, чтобы назвать его придурком, и отвернуться к остальным участникам группы, просто чтобы не смотреть, как Марк пытается согреть дыханием отмороженные пальцы. А ещё Грегру хочется прогнать ощущение, что что-то здесь определенно не так, и заставить себя перестать замечать детали вроде той, что Марк, и без того болезненно чутко реагирующий на внимание, сегодня напряжён до предела, как натянутая струна, которая вот вот порвется, что движения у него по-птичьи дерганные и резкие, что во всех жестах сквозит неловкость и желание спрятаться от чужих взглядов. — Раз-два-три-четыре, — доносится, наконец, спасительный счёт от ударника. Грегр упирается взглядом в просто ну охренеть какой интересный гриф бас-гитары, и плевать, что он уже давно играет все партии, стоя на голове с закрытыми глазами. — «Ми-ми-соль-до», — думает Грегр на протяжении первых пятнадцати секунд песни. — «Ми-ми-соль-Марк, мать твою, сбиваешься», — думает Грегр на сорок девятой секунде. На пятьдесят третьей он сдается, и начинает думать одно слово, заменяющее ему счёт: «Марк-Марк-Марк-Марк…» На сто двадцать первой он всё-таки поднимает глаза на Марка, да так и остаётся смотреть, не отводя взгляда. Грегр вообще-то не сентиментальный, но у вокалиста болезненный румянец и затравленный взгляд, и это, черт побери, не нормально, а поэтому басист усиленно не слышит, как Марк мажет мимо ладов и ритма, путая остальных участников группы. Зато это отлично слышит соло-гитарист, обозначающий совместную игру Drug Flash ёмким словом «пиздец». — Это я налажал… — затравленно тянет Марк оглядываясь на остальных, — простите… Если бы Грегр был ударником, в Вано сейчас бы прилетела палочка, но Грегр — басист, а гитара слишком дорогая, чтобы крушить её о голову каждого на свете придурка. — Да ладно, — оптимистично фыркает Арс, — все косячим, это нормально. Да только Грегр видит, что не нормально нихрена, что не может их насквозь музыкальный вокалист так лажать на репетиции созданной им же группы, не может Марк настолько не слышать барабаны и бас, и путать местами куплет с припевом. Вокалисту хреново, и не только потому что он умудрился простудиться в самом начале зимы. Но это видит, похоже, только Грегр. После ещё пары подобных исполнений соло предлагает Марку пойти «отдохнуть, что ли, а то уже совсем…». Грегр почти предлагает Вано сходить нахуй, но зачем-то останавливает себя, сосредоточенно наблюдая за тем, как Марк пытается попасть в рукав куртки, и никак не может нащупать его. Грегр машинально помогает вокалисту, старательно игнорируя то, как отшатывается от его прикосновения не ожидавший помощи Марк. И в этот момент он внезапно каким-то шестым чувством понимает, что нужно делать. — Я покурить, — бросает он, на ходу заворачиваясь в куртку. — Но ведь ты не куришь, — напоминает Арс. — А вот сейчас взял и начал, — Грегр делает страшные глаза Вано, и почти бежит вслед за Марком на улицу. В первую секунду улица ослепляет басиста, и у Грегра уходит несколько секунд, чтобы привыкнуть к новому освещению. Вокалиста он замечает почти сразу же. Тот сидит на скамейке, как нахохлившийся воробей, и даже не пытается спрятаться от мокрого снега. — Совсем пиздец? — Грегр почти что вручает себе Оскар за самый, блять, своевременный вопрос. — Да нет, — неумело врёт Марк, поворачиваясь на голос, и всё ещё пряча глаза, — все нормально. — А по-моему — нет, — просвещает его Грегр, глядя на то, как от напряжения белеют стиснутые руки вокалиста. — Ты же вроде, покурить хотел? — напоминает Марк, в судорожной попытке перевести тему, — чего же не куришь? — Вот прям сейчас взял и завязал, — бросает Грегр, присаживаясь на скамейку рядом и стараясь не обращать внимания на то, как сразу же промокают от снега штаны. Марк почти неслышно смеётся, но смех тонет в приступе надсадного кашля. Пока вокалист пытается отдышаться, Грегр не успевает себя остановить, и осторожно, боясь спугнуть, ведет ладонью по горячему лбу Марка. — У тебя температура, высокая, очень, — Грегр ловит взгляд вокалиста, — а ты по улице шляешься без шапки и шарфа. Какого хрена ты дома не отлежался, а, Марк? Марк снова опускает глаза, и гипнотизирует снег под ногами, но не спешит убирать руку Грегра с собственного лба — льнет к нему, как бездомный кот, которого неожиданно погладили. — Ну, что молчишь? — Грегр отводит кудряшки со лба Марка, и, чуть задев ушную раковину, удобно устраивает ладонь на открытой шее, чувствуя, как дрожит пульс под его пальцами. — Меня Даша выгнала из квартиры, — выпаливает Марк, торопясь и глотая буквы, — вещи отправились в увлекательный полет с балкона, а телефон этого не выдержал. Квартиру уже второй день не могу найти — бомжую вот, как видишь, простудился ещё… Грегр отстраненно думает о том, сколько у него уже не было девушки, и что скоро надо будет идти оплачивать квартиру. — А у друзей перекантоваться, пока ищешь не додумался? — интересуется басист. — Да какие у меня тут, в Москве, друзья? — сокрушённо машет рукой Марк, — я же из Старого Оскола год как — все там… — А у группы? — Грегр ведёт большим пальцем по линии челюсти. — Мы же только на репетициях видимся, — вокалист снова закашливается. — А у меня? — Грегр слегка встряхивает Марка, заставляя смотреть на себя, — у меня ты спросил? — А ты пустишь? — он недоверчиво смотрит на Грегра, будто тот сейчас рассмеётся и крикнет ему в лицо «ха, повелся?». — Пущу, — Грегр неохотно прячет руку в карман, игнорируя то, как сразу же съеживается Марк, — ну что, пошли? — Куда? — вокалист поднимается со скамейки вслед за резко вскочившим Грегором. — За Фендером, естественно, — пожимает плечами басист, — к тому же, надо ребят убедить в том, что я курю, а не просто свалил непонятно куда. Марк звонко чихает, и прижимает к груди свою гитару, упакованную лучше, чем её владелец. Грегр первым ныряет в темноту репетиционного подвала и почти без угрызений совести, врет группе о пиздец-важных-и-блядски-сложных-делах. Вокалиста, отставшего на лестнице, он находит возле обогревателя, который тот обнимает всеми конечностями, и совершенно не собирается отпускать. Сам Марк сейчас, наверняка, такой же температуры, как этот агрегат, и Грегр, наплевав на то, что до метро идти всего минут десять, а от метро до дома — не больше пятнадцати, вызывает такси. «Машина будет на месте через 6 минут», — рапортует приложение. Грегр присаживается рядом с Марком, и долбаных шесть минут смотрит на то, как тот постепенно согревается. Конечно — не до конца, конечно, он ещё мелко дрожит — лёгкая, насквозь промокшая куртка вряд ли несёт в себе много тепла, но всё-таки он уже чуть меньше трясется, и его начинает медленно, но верно клонить в сон. Машина прибывает, и басист осторожно поднимает на ноги Марка, который, кажется, уже почти уснул. Вокалист шатается как пьяный, и, наверное, если бы не Грегр, он бы давно уже грохнулся на холодный пол. На улице всё ещё идёт мокрый снег, и Марк прижимается к Грегру чуть плотнее, чем надо, чтобы удержать равновесие. В такси Марк вваливается неловко, едва не придавив собой гитару, которую Грегр едва успевает выдернуть из-под него. После такой потери Марк мог бы вполне впасть в депрессию, а этого Грегру сейчас хотелось бы меньше всего. Басист по привычке захлопывает заднюю дверь, и собирается сесть на переднее, но в последний момент останавливается и просто, обойдя машину с другой стороны, усаживается рядом с Марком. Тот долго пытается устроиться в уголке, и все время ёрзает. Грегр как раз увлекается рассматриванием однообразных пейзажей за окном, когда Марк, отчаявшись устроить голову на подголовнике, кладет голову ему на плечо, щекоча кудряшками шею. — Ты ведь не возражаешь, Гриш? — он на секунду приоткрывает глаза, и встречается взглядом с Грегорм. Басист качает головой. Он вдруг вспоминает, что Гришей его сто пятьдесят лет никто не называл: Грегр, Грег, Григорий — если уж надо официально, а Гриша как-то не прижилось. Он машинально приобнимает Марка за плечо, чтобы тот не сползал на скользком сидении, и вдруг, чувствуя себя последней сволочью, начинает по-идиотски улыбаться во весь рот. И вот в этот самый момент машина резко тормозит. Грегр, естественно, по-рокерски непристегнутый, не успевает толком среагировать, и хорошенько, до крови из носа, прикладывается о подголовник водительского кресла. — Ты как, в порядке? — Марк, отделавшийся лёгким испугом, осторожно отнимает руки Грегра от лица, и касается его носа своими ледяными пальцами, — так больно? А так? Не больно. И так не больно. И даже так — нет. Грегр чувствует себя грёбаным Терминатором, когда его быстро немеющего носа касаются холодными пальцами, когда смотрят с расстояния в сантиметров тридцать глазами оленьими. Басисту до зубного скрежета хочется перехватить тонкие пальцы вокалиста, переплести их со своими, коснуться побелевших от напряжения костяшек губами, увидеть ответное желание в карих глазах, дёрнуть на себя, жарко выдохнуть в рот, мешая собственное дыхание с горячим воздухом изо рта больного… — Грег, мы приехали, кажется — Марк отстраняется, чтобы выглянуть в окно. Басист мычит что-то неразборчивое, но утвердительное и вылезает из машины. Не спеша выпускать Марка, он зачерпывает горсть снега, прикладывает её к лицу, и не удерживается от соблазна залепить самому себе звонкую пощечину. — Пиздец, приплыли, — бормочет он, открывая Марку дверь. На пятый этаж хрущевки они поднимаются в узком, заплеванном лифте, и Грегр начинает рассказывать о вечной войне между мамочками и велосипедистами за место в этом чуде-юде советской технике. Марк держит глаза широко открытыми, смеётся в нужных местах, но невооружённым взглядом видно, что ему неинтересно. — Твою ж за ногу, — вдруг хлопает себя по лбу Марк, — я вещи в камере хранения на вокзале оставил… Грегр вспоминает, что у вокалиста температура, и ему вообще титанических усилий стоит просто сохранять равновесие. Грегра до сих пор мучает вопрос, каким образом Марк умудрился добраться до репетиционной базы, и играть там. — Да ладно, потом съездим за твоими вещами, — Грегр для убедительности хлопает по входной двери, — не разворачиваться же сейчас… Он щёлкает ключом в замке, и открывает дверь в квартиру-студию. — Иди в ванную — раздевайся, — он чуть подталкивает замершего на пороге Марка, — а я тебе сейчас что-нибудь теплое найду. Он бы многое отдал, лишь бы не произносить вторую часть фразы, или даже первую, чтобы Марк сам все понял и… «Всё однажды будет», — убеждает себя Грегр, — «только не спугни». Он ловит себя на том, что пялится в шкаф, капая кровью из разбитого носа на пол, уже секунд тридцать. Грегр вытаскивает из шкафа треники и огромную рубашку, которую он хранил специально для девушки, которая будет ходить в ней по квартире и загадочно улыбаться, вспоминая прошлую ночь. Марк, конечно, в ней утонет, но это ничего, на это и расчёт. Он ногой открывает дверь, вручает Марку стопку одежды, и выходит обратно, почти не залипнув на полоску обнаженной кожи, мелькнувшую перед взглядом когда он почти закрывал дверь. — Твою мать, — Грегр упирается лбом в стену, и пару раз для острастки тихонечко долбит в стену кулаком, — твою ж мать. Потому что ненормально, ненормально, мать твою, залипать на белоснежную кожу около самого ремня джинс, на секунду показавшуюся из-под водолазки, просто ненормально. Грегр прислоняется разбитым носом к холодной стене, и ловит невообразимый кайф. Кровь все ещё идёт, и на обоях остаются две красных точки. Он с трудом отлипает от стены и бредёт на кухню, где, по его воспоминаниям, должна быть аптечка. Дверь ванной хлопает, и Грегр на секунду отвлекается, чтобы взглянуть на Марка в его шмотье, и пару секунд просто изображает рыбку, выброшенную на сушу, открывая и закрывая рот. — Ну ты пиздец, конечно, — наконец комментирует Грегр, — из-под пятницы суббота… — Только этот с собой был, — Марк одергивает бордовый свитер с ебущимися оленями, накинутый поверх незаправленной рубашки, — не нравится? — Где ты его нашел? — интересуется басист, — я такой же хочу. Марк облегчённо выдыхает, и начинает описывать магазин, где он на этот самый свитер наткнулся. Только через пару минут объяснений Грегр, продолжающий поиски заветного ящичка с лекарствами, соображает, что магазин в Старом Осколе. — Ты ведь аптечку ищешь? — Марк садится на стул в уголке кухни, — если её, то она в ванной стоит. Грегр шипит что-то очень матерное, и бредёт в ванную. Попытки промыть нос самостоятельно успехом не увенчиваются — Грегр просто обливается розоватой водой, но так и не останавливает кровь. — У тебя перелома нет, — доносится от двери ванной, — просто ватой заткни — само перестанет. — Спасибо, — Грегр протягивает градусник куда-то за спину, — давай вали мерить температуру. Он ещё некоторое время возится с ватой, и вдруг слышит совершенно неподходящую Марку нецензурщину. Грегр, конечно, догадывается, кто же стал её причиной, но всё-таки не отказывает себе в удовольствии немного выждать и только затем заглянуть в комнату. Его терпение вознаграждается. Он удостаивается чести наблюдать, как у боящегося пошевелиться Марка на груди устраивается жирный серый котяра. Грегор прикладывает указательный палец к губам, и нарочно громко хлопает дверью, привлекая внимание шерстяного комка. — А кто это у нас тут ленивая жопа? — интересуется басист, — кто хозяина не встречает, а, педрила? Кот укоризненно смотрит сначала на хозяина, потом с сожалением — на Марка, поднимает хвост и со всех четырех лап мчится к Грегру. — Любовь всей моей жизни, — басист подхватывает довольную серую животинку, — я тебя ревную, чтоб ты знал. — Как её зовут? — Марк приподнимается на локтях, - любовь всей твоей жизни? — Его, — Грегр секунду борется с искушением сказать «Марк», — его зовут Марс. Марк хмыкает, и перекатывается набок, чтобы тоже почесать котяру за ухом. Тот, разомлевший от ласки, начинает мурчать на руках у Грегора, и басист, честно говоря, хочет к нему присоединиться. Электронный градусник фальшиво пищит, заставив музыкантов синхронно сморщиться. Грегр опускает Педрилу на пол, и забирает у Марка градусник. — Тридцать восемь и два, — Грегор смотрит на градусник и недоверчиво его встряхивает, — может, сломался? — Не сломался, — хрипит Марк, — чувствую, что не сломался… Холодно у тебя в квартире. Он зябко поводит плечами и, подтянув колени к груди, полностью заворачивается в свитер. А Грегру жарко и в футболке, и не только потому что в доме отопление на максимум. — У тебя озноб, походу, — Грегр ещё раз встряхивает градусник, — у меня где-то нурофен валялся. Нурофен находится в ванной, рядом с аптечкой из которой, похоже, выпал при непосредственном содействии очень наглой серой морды, умывающейся на полу. Налив воды в кружку и захватив плед, Грегор возвращается в комнату. Марк, свернувшийся калачиком в уголке дивана, проглатывает таблетку, сморщившись от боли в горле. — Меня сейчас вырубит, — Марк виновато смотрит на Грегра, — ничего, если я тут… Басист молча кидает на парня плед, в который тот закутывается с явным облегчением. Грегр устраивается в кресле в обнимку с ноутбуком, и наблюдает, как Марк засыпает в импровизированном гнезде из пледа. Грегр не знает, сколько времени прошло, да и на работе сосредоточиться не выходит. Он знает лишь то, спит беспокойно, то и дело переворачиваясь с одного бока на другой, сворачивается в клубок, и что-то говорит своему невидимому окружению. В какой-то момент, который Грегр бессовестно пропускает, Марк заходится в истошном крике. В первую секунду басиста парализует, как во время сонного паралича, когда чувствуешь лишь первобытный ужас, но не можешь даже пошевелиться. Грегр встряхивает головой, прогоняя оцепенение, и, не зная, чем помочь, дёргает его за ворот свитера, вырывая из кошмара. Марк резко раскрывает глаза, и тяжело дышит, всё ещё напряжённый и испуганный, смотрит на Грегра, все ещё не отпустившего ворот. — Ты кричал, — басист нехотя разжимает руку, — у тебя бред, похоже… — Наверное, — Марк пытается успокоить дыхание, но выходит паршиво, — спасибо, что разбудил. Он вдруг тянется к Грегру, и доверчиво прижимается к нему всем телом, кладет голову на крепкое плечо басиста, смыкает руки на спине, и шепчет «спасибо-спасибо-спасибо…». Его прорывает, и он держится за Грегра, как за последнюю опору. Он сбивчиво рассказывает о том, как две ночи шатался по улицам просто чтобы не свалиться в снег и не замёрзнуть до смерти, как засыпал в каких-то забегаловках, как его едва не забрали в ментовку. Он шепчет, что Грегр — самый лучший человек на свете. А басист сидит, успокаивающе поглаживая его по спине, и ни единому слову не верит. Потому что просто не может быть таких людей, которые способны выгнать его Марка на улицу посреди зимы. Не бывает тех, кто не дал бы ему ночлега, кто бы не помог. Их просто не может быть. Но, видимо, они всё-таки существуют, потому что все это не во сне, и хрупкий юноша цепляется за его футболку в самой, что ни на есть, паршивой из реальностей. Марк вдруг вскидывает голову, и долгим, тягучим взглядом смотрит в глаза Грегру, а тот гонит от себя мысли, что вокалист сейчас полностью в его руках, и потом все можно будет свалить на бред. Грегр сильный, но далеко не железный, и он, отведя челку, на секунду касается губами раскаленного лба юноши. — У тебя температура ещё подскочила. — Да… Марк все так же смотрит на него широко открытыми глазами, высматривая что-то, пытаясь заглянуть в душу, а потом подаётся вперёд, и упирается шею горячими губами, мгновенно лишая Грегра способности дышать. — Эй, посмотри на меня, — басист слегка приподнимает его голову, заставляя вновь смотреть в глаза, а потом, придерживая за подбородок, тянется, чтобы по-взрослому, в губы, а не как два подростка на вписке. Но узкая ладонь Марка удерживает его. — Ты с ума сошел, — шепчет он, оставляя лёгкий поцелуй на щеке, — я же заразный…