Remember?..

— Помнишь?.. Помнишь, как ты ярко, весело и светло смеялся, даже от самой глупой шутки, хоть знал, что я не умею шутить? Помнишь, как ты победил Люкс в очередном глупом споре, а после протянул руку, говоря: «Дай пять!», но я и не знал, что это значит? Помнишь, когда я искренне, не думая сказал: «Твоя улыбка прекрасна», а ты смущённо отвёл взгляд, хотя это была чистая правда? А помнишь, когда мне было грустно — ты приобнял меня, смотря ввысь, в небо, говоря что-то вдохновляющее, глупое, но столь значимое.? Ты говорил: «Ты всегда будешь самой яркой звездой на небе, Ангст…» А я помню. — Ангст! Смотри, звезда упала! Быстрее, загадывай желание. — Показывая пальцем в чистый небосвод восклицал Звёздный скелет, ещё подросток. Уголки губ были приподняты, создавая лучезарную улыбку на его лице, чьи черты так похожи на отца. А его зрачки блестели, словно два ярких солнышка в кромешной тьме.

Пожалуйста… Пожалуйста, не отнимайте моё солнышко… — Вижу. — Улыбаясь, совершенно спокойно, сдерженно говорил второй скелет. Он был почти полной противоположностью звёздному — чёрные кости, один единственный зрачок, сияющий так ярко на лунном свете. Ангст усидчивый, не громкий, не спешил с расспросами. — А что ты загадал, Ангст? — Повернул голову к своему кузену Стар, с нетерпением дожидаясь ответа от собеседника, сверкая глазами-звёздами. — Но если я скажу — оно не сбудется. — Со снесходительной доброй улыбкой отрезал Темнокостный, на что сын Мечтателя немного надулся. Звёзды, какое привычное выражение лица…

— Я желаю, чтобы…       Тёплый дом, приятная обстановка — всё в пастельных тонах, а на многих вещах красовался символ объединённого вместе Солнца и Месяца. Под белым бархатным пледом, облокотившись спиной о невероятно мягкую подушку, опустив взгляд, на диване сидел Темнокостный скелет, одет был привычно по-домашнему, на ногах тапочки. И его зрачок сиял так ярко… Его взгляд был направлен не куда-то в пустоту, не был полон мрачных мыслей, болезненных воспоминаний, боли. Он просто смотрел на свой личный маленький, яркий ураганчик счастья, который находился в дрёме, близко, который никуда не исчезнет. Тело неподвижно лежало на спине на диване, а вот голова была на коленях Ангста, скорее всего так сын Дрёмы и заснул. Всякий раз, как он нежно поглаживал Старкросса по щеке, скулам, медленно переходя к черепу, лбу, то его уголки губ поднимались, создавая такую знакомую улыбку… Такую теплую, добрую, искреннею, прекрасную улыбку. Она была сравнима только со светом яркой звёзды на небе, ничем больше. — Ты мне так дорог… — почти с такой же улыбкой говорит сын Кошмара, заглядывая в лицо своего, только своего принца на белоснежном коне. Жаль, коня не было… Был кот. Кот, по имени «Флафф». Ну, в прочем, сойдёт. В ответ на фразу Ангста, послышалось сопение и бормотание. Проснулся. Звезда немного приоткрыл свои глаза, поднял, руку, положил на скулу склонившегося над ним, издал простой смешок, а душа уже бешено колотиться. Трепещет. Поёт. — Ты самая яркая звезда на небе, Ангст…       — Ты мне врал… Стар, Солнышко. Вернись! Этот дивный сон он не забудет никогда. Никогда не будет вспоминать так больно его, а не с прежним утраченным теплом под холодными остатками рёбер. Все могло бы быть не так, а совершенно иначе. Если бы Ангст только… Если бы противостоял отцу, он обязательно уберёг бы свое солнышко от вечной темноты. Он опоздал. Он никогда не забудет эту боль, никогда. Отчаянный загробный вой пронзил тишину этого места, даже сверчки перестали стрекотать на миг. Больно. Боль давила на изнутри, прожигая прямо в самой душе Ангста огромную невосполнимую дыру. — Старкросс… — Всхлипывал снова и снова, битый час подряд Темнокостный, ударяя кулаками по слегка взрыхленной могильной земле. Он не мог отойти от надгробной плиты, где было четко выведено имя « Старкросс», как раз то, что так жалостно звал, нет, завывал Тёмный. Красивые цветы украшали камень. Те, что так любил Звёздный. Светлячки кружили вокруг «них двоих» в каком-то грустном танце, сверкая и зачастую садясь на могилу. Он не мог успокоиться, не мог принять то, что кодовое ребро кузена дало о себе знать. Он ведь знал, знал, что Стар такой же, как он, но ему труднее, так какого черта?! Кошмарный Сын дошел до такой степени отчаяния, что уже не так сильно бьётся в адской агонии боли утраты, только винит себя. Только себя и тихо плачет, стоя на коленях. Винит за то, что привязался к нему, за то, что не признался… — Стар… Я… — Утирая рукавом свои лиловые слезы, бормотал Ангст. Глаза не так быстро опустели, зрачок стал серым, хруст в ребрах стал не таким отчётливым. Боль не угасала, но оседала. А помнишь, как… Мы вместе смотрели на звёзды? И ты спросил, какое я загадал желание тогда? Тогда…я мысленно сказал: — «Я желаю, чтобы единственное Солнышко в этой тьме никогда не угасало… Стар, ты сильный. Ты сможешь. Я помогу.»       Но я понял. Понял, что желания никогда не сбываются. Они разбиваются о реальность с таким же хрустом, как рушатся мои ребра. Я… Я скучаю, Стар. Почему вы отобрали моё солнышко?..       А помнишь, как… тогда, в том парке, где мы постоянно гуляли, я хотел кое-что тебе сказать.? Тогда я почувствовал боль в рёбрах, но я не был уверен, что я правда это ощущаю. Я не знал, что это значит…

— Я люблю тебя, Старкросс.