Правила

      Это неудобно поначалу. Не потому что Тони на голову выше него, и не потому что предательски дрожат коленки. И даже не потому что свет в коридоре безумно-обличающе-яркий, и в ушах пульсирует тишина. А потому что всё, о чем думает Лукас, - это что кожа под пальцами скользко-горячая. И губы чуть соленые и влажные. И чужие мокрые волосы касаются лица. Ответа нет, и ему кажется, что с каждым тихим выдохом грудная клетка сдавливает легкие сильнее. ***       Он не думал, что так получится. Что это вообще произойдет, потому что это совершенно не правильно, не так, как нужно, и уж точно не как представлял он себе сам. Он правда не хотел переходить границу. Нарушать неписаные правила их маленькой игры, которые они оговаривали ранее, в просторном кабинете светловолосого немца, пока Лукас валялся на ковролине, изучая мраморные трещинки на потолке и темные лучики в глазах своего собеседника. И теперь, когда эти глаза морозят его долгим пронзительным взглядом, больше всего на свете он хочет... Сделать так еще раз. И, может быть, потом плакать и биться в истерике или прятаться в углу самой темной комнаты, надеясь, что наказание за преступление не найдет слишком быстро.       Сколько раз он представлял, как это должно случиться? Много. Десятки, сотни, десятки сотен раз. Но ни одной из сладких полуночных мечт не было суждено сбыться. Потому что Тони, черт бы его побрал, играет только по правилам, а Лукас, такой идиот, мальчишка и бунтарь, слишком сходит с ума, слишком любит ходить по краю, и эта болезнь не лечится. Ведь так больно принадлежать человеку, который не принимает этого.       Тони прижимает его к стене, тяжело дышащего, раскрасневшегося после тренировки, и без лишних слов целует глубоко и уверенно, позволяя послушно выгнуться в своих руках, прижимаясь ближе.       Тони притягивает его к себе за плечи, чтобы уместиться под один зонтик, он так близко, что от запаха дорогого парфюма легко кружится голова. Или это все внимательный взгляд из-под светлых ресниц? Тони наклоняется и ласково накрывает его губы своими.       Заднее сиденье командного автобуса. Лукас почти задыхается от поцелуев, таких жарких, что можно расплавиться, пока спереди все добросовестно спят - или очень хорошо претворяются.       Тони подхватывает его под бедра, и спину обжигает холодом плитка на стене в душевой, пока язык скользит по гладкой коже, собирая следы золотистых капель, заставляя Лукаса кусать тонкие губы, чтобы не издать ни звука.       Темнота и пустой звук льющейся воды в ванной, пока реальность наполняет легкие разочарованием. Этого никогда не будет. Это всего лишь твоя фантазия, Васкес. И это не по правилам.       А в правилах черным по белому просто прописан контракт: Лукас Васкес принадлежит голубым глазам. Совершенно беспомощно и бесповоротно. Принадлежит светлой челке и аккуратно выстриженным вискам, принадлежит бессменным бело-голубым бутсам и татуировкам на руках. Принадлежит его редкому смеху. Легкой улыбке краешком тонких губ. Лукас готов плакать, когда тот улыбается. От счастья, конечно же. Тони можно целовать в макушку. Прыгать на спину, пытаться защекотать, разыгрывать, засыпать на его плече в автобусе. Кость приносить, ходить на задних лапках - что там еще делают преданные собаки? Потому что именно так себя чувствует бедный испанец. Как чертов преданный песель, который привязан к хозяино до смерти, даже если тот не отвечает ему взаимностью. Зато это по правилам, наверное. Точно по правилам.       И Лукасу больно. И Лукасу душно, и хочется вырваться прочь, куда-то, где можно не сглатывать ком в горле, глядя, как любимый человек просто облизывает губы. Или куда-то, где быстрое "я люблю тебя" не вызывает испуганного взмаха светлых ресниц, или куда-то, где чертов Тони Кроос не проводит черту из своих глупых правил, которые запрещают испанцу жить тем, что ему дороже жизни, или куда-то...       ...куда-то, где можно целовать свою любовь в коридоре после игры, прижав к стене всем своим весом, пусть не таким уж большим. Цепляясь пальцами за обнаженные плечи, поднявшись на мысочки из-за разницы в росте, просто целовать самые желанные в мире губы, не думая о том, что в послематчевой шумихе вот-вот кто-то должен пробежать, увидеть, начать разговоры. Забить на все правила. Забить на все мысли. В груди слишком давит. Руки слишком горячие. Не важно, что будет потом. Ответа нет, и ему кажется, что с каждым тихим выдохом грудная клетка сдавливает легкие сильнее.       На губах солоноватый привкус. Тони не отталкивает его. Тони смотрит взглядом, который может убить смертельным холодом. Лукас сжимается. Прячет огонь глубоко под ребра. Пальцы дрожат от напряжения. Он не знает, куда бежать, потому что за преступлением наказание следует всегда. Он не знает, куда бежать, потому что он преступник, и он сам решил, что эта секунда счастья правда стоит того.       Он не знает, куда бежать. Но самые верные собаки покидают дом только тогда, когда чувствуют приближение смерти.