Названия нет, расходимся.

      Билли возвращается домой поздней ночью. От него несёт водкой и дешёвым табаком, благодаря чему подобным спектром ароматов пропитывается вся гостиная. Он на ходу сбрасывает голубую джинсовку и плетётся до кухни, заглядывая в аккуратненький белый холодильник. Харгроув пошатывается, как неваляшка, всеми силами пытаясь удержать координацию, о чём повествует и соответствующее выражение лица. — Опять насвинячился? — Макс (мелкая сучка) Мэйфилд появляется слишком неожиданно и резко, прямо говоря, застаёт братца врасплох. У того из рук чуть было не выпала стеклянная бутылка молока, но он вовремя спохватился и предотвратил действие, что, вероятно, повлекло бы за собой бурное негодование со стороны приёмной матери и новенькие синяки с ссадинами на теле Билли в подарок от папаши. — Съебись отсюда, ребёнок, — кратко ответил парень на риторический вопрос сестрички, всё-таки, делая глоток из бутылки и успешно, то есть, без происшествий, убирая её обратно в холодильник, дверца которого, в ту же секунду, тихонько закрывается.       Рыжеволосая негодующе глядит на сводного брата. — Ах, ребёнок, да? — Мэйфилд, судя по взгляду, метающему молнии направо и налево, очень сильно злится. Она перекрывает русоволосому путь из кухни, уперевшись руками в его грудь. Парень тяжело дышит и дыхание его точно не означает ничего хорошего, — Когда ты целовал меня вчера и трогал, мыслей о том, что я ребёнок, почему-то, не возникало. Ведь не возникало, Билли? — его сучка-сестрица, имеющая за плечами жизненный опыт стажем в ровно шестнадцать лет, сейчас выглядит совершенно не по годам умной женщиной, а голос её звучит соблазнительно тихо.       Единственное, чего сейчас хотелось парню — провалиться сквозь землю. Лишь бы не видеть её сияющих бирюзой глаз, лишь бы не слышать её откровенный шёпот. — Макс, дай мне пройти.       А ведь сейчас Харгроув впервые назвал сестру по имени. — Ты ведь совсем не этого хочешь, — её тоненькие пальчики соскальзывают ниже и останавливаются на стальной бляхе ремня. Она видит смятение во взгляде брата, что заставляет её губы мгновенно расплыться в тёплой улыбке, — Не могу поверить.. Я смутила Билли Харгроува. Расскажи я об этом хоть кому-то, мне бы ни за что не поверили, — она спешно расстёгивает молнию на ширинке его джинсов и стаскивает ремень, брат перехватывает её руку прежде, чем она успевает сделать последнее движение к точке невозврата. — Родители, — напоминает Билли, дабы отрезвить без того трезвую сестру, возбуждённую до предела. — Если не хочешь их разбудить, советую быть потише, — девчонка встаёт на носочки и одной рукой тянется к его шее, заставляя наклониться ближе. Рыжеволосая хищно облизывает собственные губы, после чего оставляет два коротких поцелуя на устах брата. Парень моментально трезвеет, когда чувствует, как ладонь сестры обхватывает его естество и начинает выполнить неумелые движения вверх-вниз.       Билли больше не хочет останавливаться.       Билли рывком поднимает сестру и усаживает на стол, заставляя раздвинуть ноги и обхватить его торс. Он осторожно, но с особым напором, целует Макс в приоткрытые только для него губы и зарывается длинными пальцами в её спутанных рыжих волосах. Мэйфилд тихо стонет, извивается, старается быть как можно ближе к телу брата, но тот не торопится, он наслаждается каждой секундой, проведённой с этой бестией, бесповоротно и окончательно засевшей в его голове, как психическое заболевание. Макс украла его сердце, а вместе с тем, пострадал и рассудок. — Максин, дорогая, это ты там в кухне? — голос матери обоих возвращает в реальность и брат с сестрой быстренько отлипают друг от друга, расположившись кто где, лишь бы не выдать того, что было минутами ранее.