23.17

22.58 Даже страшно представить, что некогда веселая с кривым зубом улыбка покинула лицо младшего из черепах. Это не было тем спокойствием, что присуще Лео во время медитации... да и вообще по жизни. Донни не выражал подобного, сконцентрировавшись на очередном проекте, половину которых так и не реализовал, по дурости отложив в угол стола зарисовки, что за ночь бесследно пропадали. Будто на утро гениальный мозговой центр мог вообще вспомнить об этом, раз даже такого нюанса как сон не мог запечатлеть и вывести на экран сознания. Или Рафаэль... Опустим. - Бл*дь,- сочно выругалась девушка, созерцая данную картину. Хозяин сидел неподвижно, безумно-пустым взглядом осматривая неоновую вывеску близ стоящего бара, чей свет прямо просился залить глаза. Она призывала мутанта подняться с кожаного кресла, подойти к стойке и закинуться стопкой-другой. Почему нет? Будто он недостаточно взрослый для этого? Кареглазая глухо кашлянула в кулак, стараясь привлечь внимание некогда балагура, но тот и не моргнул в ее сторону, продолжая, словно зомбированный, наблюдать за переливающимся цветом. Это раздражало. Складки на тонкой бледной коже образовались сами собой и без прикрас исказили лицо юной особы. Синие пряди колыхнулись от шагов, но тут же вновь замерли, как и их обладательница. Хозяин осмотрел фигуру, и там уж точно было за что зацепиться глазу. Микеланджело всегда был ценителем прекрасного и не мог не пропустить эти бедра, тогда еще, официантки в кабарэ. Их встреча пускай и была случайной, но не менее чем значимой для обоих. А что случилось потом, детской аудитории точно запрещено знать. Хотя зная сегодняшних «детей»… - На пороге ваши братья, - тонкий голосок долетел до ушей мутанта. - Вот как, - охрипший от долгого молчания бас резал слух не сколько прислужницы, сколько самого носителя. Он деловито поднялся, не желая и дальше нарабатывать геморрой, и размеренным шагом подошел к барной стойке, жажда наконец воплотить пятнадцатиминутную фантазию. Приятный, даже слегка усыпляющий бдительность звон соприкасающихся кромки стакана и горлышка бутылки заполнил комнату. Последовал чудный хмельной аромат дорогого виски, который старался одурманить Хозяина, щекоча нос изнутри. Тот как-то странно хохотнул, отчего по тонкой коже пробежал табун мурашек. Местами этот хохмач наводил испуг даже одним лишь взглядом, который умудрялся запускать так глубоко, куда приличные люди не лезли бы. Знал ли он о том воздействии на свою подчиненную? Рин лишь гадала. Но не отметить это про себя чисто физически не могла. Или не хотела. Глаза с опаской приметили второй стакан, что, по-видимому, присуждался ей. А зная, какое дикое пойло употребляет в основном Хозяин, надежда на здравый рассудок махала ручкой все интенсивнее, покидая бренное тело и удаляясь в далекое эротическое путешествие на четыре буквы. Стакан, звеня, скользнул к другому краю стеклянной столешницы, каким-то чудом не допуская сбегания янтарной жидкости за пределы хрустальных граней. В голове запечатлелся этот небрежный точный жест перед отпуском сосуда в добрый путь. Как всегда прекрасен. Ей как-то посчастливилось наблюдать тренировку Хозяина. Движения, пускай и являлись каждодневным алгоритмом, несли в себе скрытое послание, которое Рин так и не удалось прочитать за все те несколько часов пристального вычленения основополагающей среди кучи непонятно. Да и не ей оно было адресовано. Глупый подросток пускала слюнки при виде данной фигуры, пускай и держала все в себе. Что сказать… Подростковый максимализм на ряду с гормонами путал юную голову, заставляя взгляд то и дело цепляться за горы мышц. Рин и сама не поняла, как отвращение к зеленой чешуйчатой коже переросло в совершенно иное чувство, предела которому она явно не знала. - Присаживайся, время еще есть. Мутант монотонно поднес стакан к нижней губе, на которой красовался рваный шрам – подарок темперамента. Микеланджело доверился буйному брату, рассказал о своем плане. Как чертов нарик висел на его руке, с замиранием сердца и своей фирменной заставлял вникать в подробности и смаковать каждое произнесенное слово. Да только брат не оценил. Посчитал его чокнутым, съехавшим с катушек после смерти отца. И не придумал более гуманного способа как отрезвить заклинившего братишку мощным хуком одной правой, что заставила челюсть неприлично громко щелкнуть, а вкусовым рецепторам ощутить привкус железа. Говорить с гением о произошедшем не хотелось, а лидер воспринял бы его, как всегда, ребенком. Вечным младшим братишкой, за которым нужен глаз да глаз. Спасибо, что хоть жопу ему разрешили самому подтирать. Воспоминания катились неприличным потоком, стремглав проносясь перед глазами. Прошло достаточно лет с того момента, как он покинул родные стены коллектора. Удивительно, что спустившись туда однажды после долгого пребывания в «верхнем мире», они показались ему смертно-холодными, а запах забивал слизистые. Как-то чересчур быстро балагур отрекся от всего семейного и привитого чуть ли не с самого рождения. Жидкость заполнила ротовую полость, продолжила путь по глотке и обрела покой где-то в утробе, оставляя после себя жгучее тепло, которое хозяин еще долго готов был смаковать, если бы не вздох ассистентки, что скривилась, с непривычки обжигаясь об это тепло. Он не глядя кинул Рин упаковку «Bertie Botts». - Закусывай. Взгляд юной особы прошелся по разбросанным по столу бобам, а сознание пока не могло точно сообразить, что перед ней, пытаясь потушить пожар во рту. Каким нужно быть конченным самоубийцей, чтобы закусывать паленый вискарь подобной дрянью? Только Микеланджело был способен на такую формулу. Она взяла первую попавшуюся конфету, закидывая ту в рот, и через секунду его заполонил отвратительный вкус. Рецепторы сходили с ума, и вскоре к вкусу рвоты добавилось и ее истинное проявление. Очищение желудка - не самое приятное ощущение, а учитывая тот факт, что блевать ей приходилось лишь водой, оно еще больше убивало и без того обугленные рецепторы. Мутант, сквозь звуки страдающей на заднем фоне, наполнил свой сосуд еще раз. 23.17 Крепкая фигура крутилась на кресле, сверля глазами свой отбеленный потолок. Остановилась. Осмотрела небольшую трещину, которую так нагло пропустили ремонтники, и принялась крутиться дальше, оставив данный факт где-то на подкорке. Отчего-то в мозговом центре младшего возник излюбленный сценарий прошлого. Более того, отчетливая антифриза каждодневного утра в семействе Хамато, когда он, еще будучи носителем счастливой маски с оранжевым отсветом, стоял у плиты и кашеварил для своих братьев. Те, как обычно, заходили один за одним: Леонардо всегда первый, за ним Рафаэль с лицом великого мученика и последним Донателло, которого часто приходилось будить в лаборатории. Подобные воспоминания отразились на уродливом лице гримасой шутовской неприязни. Нет, он не был зол на зеленых братунь за их непонимание. Он был зол на себя. Скрывал свои настоящие эмоции и подлинные потуги. Поддакивал отцу и немногословному лидеру насчет того, что все их поступки лишь на благо общества. Но крайне недоумевал, почему родня не хотела воспользоваться шансом заполучить любовь публики, пускай и насильственным методом. Им бы хватило силы Рафаэля, стойкости Леонардо и непревзойденного гения Донателло. После разрыва пришлось сконцентрировать все в себе любимом, и вот сейчас где он?! Правильно! На самом верху, куда даже птицам не долететь! Шрэдер со своим вонючим кланом остался где-то в потемках, в тени его величия. Вонючий клан… Боже, как остроумно! Ну кто еще не признал в этом взбалмошном мутанте подлинного Хозяина?!.. А ведь он сам всего добился! Сам себе все подчинил! Нашел отбросов, которых растоптал город и его неутолимая жажда большего. Все ведь знают, что Нью-Йорк всегда был падким до людей: затягивал их, заставлял работать на себя, питался их энергией, а когда та кончалась – выбрасывал пустой сосуд в самые свои низы, подтираясь белой бумажкой и снова наяривая больше углеводов. Микеланджело же, со своим умением располагать к себе честной народ, представлялся перед ними в свете божьем с нимбом над головой, а под панцирем скрывал крылья. Еще пара манипуляций – и вот перед ним стайка учеников, готовых на все ради Хозяина. А если людей не хватало – растаптывал дистанционно и вновь являлся Святым. Его план работал безотказно и это ли не может не радовать? Может. Еще как может. Однако сколько бы наемников не стояло в тени его Величия - всегда не хватало. Он упускал самую важную деталь и знал об этом. Каждый прожитый день он не мог не воссоздавать в памяти образы. Грань-то родная, да вот плоскости разные. Но о пересечении, к гадалке не ходи - лишь сотню-другую зря просадишь, грезил. Деревянная дверь слетела с петель и впечаталась в одну из колонн громадного помещения. Бетонное основание не пострадало, что не скажешь о щепках, умудрившихся накрыть и его. - Что-то вы не особо торопитесь, как я погляжу. Глаза сузились, осматривая три вошедшие фигуры, что не особо отличались от него самого. Саи блеснули в трехпалой руке, проворачиваясь на все триста шестьдесят, заставляя вникнуть в отражение горячего железа. Потускневшие веснушки россыпью покрывали щеки мутанта. Ранее они создавали образ милого няшки, а сейчас, вперемешку с несколькими шрамами, слишком ядовитым цветом глаз и расширенными зрачками, доводили до лихорадочного озноба. Лицо любителя японской культуры слегка вытянулось, а руки сжали рукояти мечей. Его размеренный шаг приблизил мечника к младшему, при этом с опаской смотря на него и заслоняя оставшихся братьев. - Микеланджело, прекрати этот балаган. - Как всегда холодно, Лео, - весельчак театрально изобразил дрожь, обнимая себя руками, насколько позволял объем мышц и размер пластрона. - Так и не научился… Шепот услышали все, и примесь сумасшествия в голосе брата можно было расслышать и без специального оборудования, коим, как и ранее, был увешан находящийся в помещении ученый. - Майки, пожалуйста, давай вернемся? Тон мягкотелого умника сейчас резал больнее ножа. Голубые кристаллы воткнулись в шест Бо, а после слегка исказились. Майки... Давно слух не пьянило это прозвище. Когда последний раз он слышал его? Лет семь назад? - Донни... - протяжно улыбнулся шут, вставая с кресла. Братья напряглись, сканируя каждое движение черепахи. Мастер шеста Бо нервно сглотнул, замечая на стене подвешенные как трофеи головы: главный враг – Шрэдер, его дочь – Караи, предводитель Лиловых – Хан, все, что осталось от черного ученика Гарварда – Бакстер (чей мозг был просто прибит гвоздем), пара каких-то менее известных бандюганов, что либо травили народ наркотой, либо поставляли вышеперечисленным и Ему оружие. Сквозь легкую пелену и удушливый ком в горле, взгляд зацепился за два знакомых лица: Кейси и Эйприл Джонс. Сердце пропустило пару ударов, затарабанило в грудь по-новой и заставило кровь в висках звенящим потоком пронестись стремглав. Да, мутант был влюблен в эту рыжую несносницу. Она всегда умудрялась поддержать в нужный момент, будто ментально связывалась с ним после смерти отца, когда не находилась в поле зрения. Знала, когда нужно смолчать, прикусывая язык до красных пятен, а когда излить в уши самый чистый поток слезных эмоций, будоражащий разум и действующий как пинок по мягкому месту. После ухода младшего брата даже этот неугасаемый огонек добродушия стал гаснуть, а не позволить ему потухнуть помог другой. Было ли ему обидно? До дрожи в коленях! Каждый раз, видя, как бледные щеки покрываются румянцем при легком касании рук или мимолетном скрещении глаз, устремленных друг на друга, хотелось убиться об стену. Да так мощно, со всей скорости, только чтобы глазные яблоки из глазниц проникли внутрь и скрылись там на веки вечные. - Ты выглядишь слишком дохлым. Старшие тебя не кормят? Позволь подать тебе угощение... В трехпалых руках оказалась открытая коробка с пиццей, чей аромат перебивал животный вкус свежей плоти. Женская голова с синими волосами украшала излюбленное лакомство, в краях коробки собралась багровая жидкость, стекая на пол. Зрачки ранее живой поклонницы закатились настолько, что с такого ракурса можно было рассмотреть собственный мозг. Губы были сомкнуты, отливая синевато-фиолетовым цветом в свете неонового огня. Он даже рвотные остатки стер с краешка губ. Что сказать - забота. - Чего стоим, как не родные? Налетай, пока не остыла!