Гори, звезда моя

Один из московских парков этим тёплым летним вечером был полон людей и люди эти с осуждением поглядывали на двух парней, что шли по аллее за руку, задорно переругивались и громко смеялись с полными нежности и любви глазами. Дима с Прохором часто гуляли здесь после того, как начали жить вместе, после того, как ещё тогда, в звёздном доме поняли, что все эти шуточные драки, оскорбления, мелкие ссоры, всё это не просто так. За этим что-то больше желания развлечься и скоротать время. Первое признание любви вышло хором и в суматохе очередной драки, они даже не услышали друг друга и себя, и поняли, что что-то сказали только после того, как заметили необычайно удивлённое выражение лица Дэна Петрова, который стоял рядом и по приколу снимал их на телефон. Не сразу, но парни примирились со своим естеством, и сейчас, гуляя по парку, даже не скрывают своей любви и своего счастья. Но даже неугасимое пламя их, казалось бы, вечного веселья, не может пылать бесконечно, всем рано или поздно выпадают проблемы и испытания. Так вышло и сейчас. Уже было довольно темно и не так уж прохладно, поэтому, когда Колдун отпустил руку Шаляпина, тот не удивился, понял, что его любимому наконец-то стало жарко или неудобно держать руку в одном положении, было это редко, но всё же. Но когда Прохор понял, что идёт в тишине и одиночестве, резко остановился и закатил глаза. — Колдун, опять эти твои шутки дурацкие... Выходи давай, я не собираюсь бегать и искать тебя между деревьями, в прошлый раз я так чуть все ноги не переломал об ветки и мусор, ничерта же не видно. — они сохранили свой характер и привычку называть друг друга как угодно, только не по именам, лучший признак того, что всё у них прекрасно и иначе не будет. Между тем, Дима не отзывался и его возлюбленному ничего не оставалось, как с усталым коротким воем отправиться на поиски своей пары, ворча под нос, что это ничерта не смешно и если Колдуна нет в этом районе, то домой поедет он один, подобные сцены случались не в первый раз, оба уже слишком к этому привыкли и по-настоящему друг на друга не злились, это было ни к чему. Обзор и вправду был скверный, Прохор уже хотел плюнуть на всё и поехать домой, оставляя любимого наедине с его вечным неуёмным детством, но вдруг услышал совсем рядом всего одно слово, сказанное очень тихо и жалобно: Проша... Это был голос Димы. И от осознания этого факта у Шаляпина всё похолодело внутри. Если тот назвал его по имени, тем более так, значит что-то случилось. Что-то страшное. Угадав, откуда был этот зов, Прохор побежал так быстро, как только смог и через минуту обо что-то споткнулся, чуть не упав. Услышав буквально у себя под ногами тяжёлый выдох и вновь своё имя, шатен понял, что нашёл то, что искал, быстро присел на корточки и одними руками нашарил согнутого, сидящего на земле Диму, который ещё и держался за голову, и вообще был крайне слаб и потерян. Такое у них было впервые, поэтому Шаляпин совершенно растерялся, но с испуганным шёпотом крепче ухватил Колдуна за плечи, не веря в происходящее, когда тот начал совсем оседать на землю: — Эй, Колдун, ты чего, держись, держись давай! Что с тобой, чёрт возьми?? — Я тебя не вижу.. Я ничего не вижу. Как по голове дали, так резко.. — Погоди секунду. Резко говоришь.. Ничего не болит? — Гениальный вопрос. — с огромным трудом брюнет выжал из себя привычную усмешку и едва сдержал кашель, состояние было весьма отвратительным. — Голова, как от удара, грудь.. Не внутри, снаружи. И что-то ещё, не пойму... — Сам такой умник, кто тебя просил отходить, как ты... — и тут Прохора как громом поразило. Он слышал этот удар и другие, слышал, как кто-то упал, но даже не думал, что это не драка очередных несостоявшихся собутыльников. Совесть подала свой тонкий приглушённый голос, но сейчас было не время для этого, нужно было действовать и как можно скорее. Единственный вариант, который приходил на ум — больница, ещё неизвестно, что ему повредили, раз так ухудшилось зрение, можно было вызвать скорую, но она может ехать три часа, лучше всего доехать на своей машине. План был идеален, но оставалась всего одна проблема. Машина стояла в сотне метров от парка, точно у их дома, Дима очень любит долго ходить пешком и сегодня упёрся, что обязательно надо до парка дойти переулками и машина не нужна совершенно, что Легенда просто слишком ленива и не любит гулять. Очень хотелось сейчас как следует обругать Колдуна за такую упёртость не ко времени, но сейчас для этого был явно не лучший момент, поэтому Проша лишь покачал головой и решил, что доведёт любимое несчастье до машины, а потом отвезёт в больницу, ну, хотя бы попробует это сделать. — Дима, эй, ты живой хоть? — он подозрительно притих и парень действительно испугался, сам не заметил, как с его губ в кои то веки сорвалось это имя, а не фамилия или очередное обзывательство, ответом было тихое и чуть насмешливое мычание, ещё пытался делать вид, что всё не так страшно, чтобы звать его по имени. — Хорошо. Я тебя подниму и мы пойдём к машине, ты можешь идти? — Надеюсь... Ты же меня не дотянешь, если я упаду. — Только попробуй снова назвать меня хилой щепкой, ещё и сам тебе добавлю, не посмотрю, что уже побитый. — Прохор как-то вымученно усмехнулся, пытаясь скрыть свой страх и сел поближе к Колдуну, закидывая его руку на своё плечо. — Пойдём отсюда, пока те уроды сюда не вернулись и я не закопал их за тебя. В этот раз Дима только кивнул и они вместе начали медленно подниматься. Вот теперь он понял, что болит у него много чего и ноги слушаться категорически отказываются, но не собирался позволять этой действительно хилой Легенде тянуть его на себе, пытался сам держаться, но пока это было невозможно. Молодые люди поднялись и пошли, хотя, это было громко сказано, скорее поползли, как улитки, потому что Шаляпину действительно оказалось не так уж и легко одновременно быстро перебирать ногами и вести своего парня, тот еле двигал ногами и вообще казалось, что ещё пара метров и его совсем выключит. — Чего ж ты здоровый такой, и кто сказал, что ты худой? Пусть твои поклонницы тебя сначала на руки поднимут, а потом уже распинаются, как мало ты весишь. — Прохор фыркал и снова скалился, но уже больше для самоуспокоения, ну и для того, чтобы Дима не расслаблялся, если он отключится, парень действительно его не дотащит и придётся вызывать скорую, а она никогда не приезжает вовремя. Юноша только натянуто ухмылялся и пытался держаться, но тоже выбивался из сил, которых и так было мало, они оба очень устали. Шаляпин скоро понял, что идея была глупая, они не доберутся так, остаётся только вызвать такси. До больницы на такси... Так точно никто больше не делал. Но сейчас не время удивляться, от движений Колдуну было только хуже, ещё на выходе из парка, в свете фонарей Прохор заметил, какой он бледный, как истоптана его футболка, во что превратились брюки, после такого только выбросить. Странно, но лицо не тронули совершенно. Неизвестно, какова была мотивация, но пока это не так важно. Через пару метров он аккуратно усадил парня около стены какой-то многоэтажки, набрал номер такси, которым часто пользовался, пока не получил права, назвал адрес и, получив ответ, что машина будет через три минуты, привычно холодно поблагодарил диспетчера и убрал телефон. Какие-то минуты. Всё будет хорошо, иначе быть не может, не может так глупо разбиться их счастье, которое прожило уже три года, не может всё закончиться вот так, после избиения, на какой-то улице, адрес уже стёрся из памяти, да и не нужен он был. Отвлёк Шаляпина резкий звук автомобильного сигнала и голос из машины, в темноте было не разобрать марку: — Вы машину заказывали? — голос таксиста был немного усталым и безразличным, видимо, сегодня у него был тяжёлый день и смена уже заканчивается, хочется поскорее разобраться с последними клиентами и ехать домой, но соблюсти все порядки было необходимо. — Да, мы. — он хотел снова поднять Колдуна на ноги, но потом понял, что уже сам может споткнуться, а его ронять никак нельзя, единственное, что пришло в голову, это попросить помощи. — Извините, можете мне помочь посадить его? Для таксистов такое не в первой, этот лишь спокойно кивнул, вышел из машины и вместе с Прохором помог Диме подняться и сесть на заднее сиденье, Легенда пристроилась рядом и закрыла дверь, попросив довезти как можно скорее до ближайшей травматологии, водитель на это лишь хмыкнул и кивнул, но по взгляду его было видно, что он считает, что Дима просто напился и поэтому такой, уже совсем никакой. Увидев этот взгляд и крепко сжимая руку любимого, почти обнимая его, парень всё понял. Кем бы ни были эти люди, они хотели выставить их обоих в дурном свете перед прессой, поэтому и не тронули лицо, чтобы эта ситуация больше всего походила на банальный перепой, наверняка откуда-то успели появиться эти вездесущие фотографы и заснять, как Прохор вёл его к выходу из парка. Вдвойне блистательно, ведь как раз от прессы они все эти годы старательно скрывали свои отношения, не хотели лишнего шума и ажиотажа. Но пока всё это было совсем неважно, главное сейчас добраться до больницы и полностью оценить последствия нападения, они кажутся всё страшнее, потому что легче Колдуну не становится, он всё больше напрягается, всё чаще дышит, уже ничего не понимая и прижимаясь к Шаляпину, как к защите и спасению, а юноша не знает, что делать, только гладит свою любимую катастрофу по расстрёпанным чёрным волосам и шепчет всего три слова, которые приходят на ум: — Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо... Таксист неодобрительно косится на них и качает головой, но они уже на месте, водитель получил сумму в два раза больше нужной, чтобы не было желания зазря открыть рот об увиденном и машина скрылась за поворотом, подняв тучу пыли. Время не ждало, с трудом Прохор довёл свою пару до входа, там их встретил дежурный врач: — Здравствуйте, нам нужно... — Извините, пьяных мы не принимаем. — доктор, бегло оглядев Диму, подумал то же, что и таксист, что и все подумают, увидев завтрашние газеты и это уже немыслимо раздражало Шаляпина, поэтому он усадил любимого на кушетку с успокаивающим шёпотом и, убедившись, что пока он может хотя бы сидеть, подошёл совсем близко к врачу, буквально вплотную и по его взгляду было видно, что сейчас будет выяснение отношений. — Какой же вы врач, если не можете отличить пьяного от избитого, если отказываетесь помогать хоть кому-то? Вы давали клятву Гиппократа, вы не имеете права... — Боря, что тут происходит? — заведующий отделением несколько задержался на работе и уже собирался уходить, но его привлекли звуки зачатков ругани, захотелось разобраться в чём дело. — Василий Егорович, тут вот, какого-то пьяницу привели, а мы же не принимаем... — молодой доктор осёкся от одного выразительного взгляда Прохора, которому очень хотелось испепелить эту челядь за такие слова, никто не смел обзывать парней, кроме их самих. — Кто вам сказал такую глупость, Борис? Кажется, вы недостаточно хорошо знаете правила нашей больницы. — быстро поняв, кому здесь нужна помощь, доктор окинул беглым взглядом бледного, как полотно Диму, который уже, кажется, был без сознания, подошёл к нему, привёл в себя, разглядел руки в синяках и, подняв майку, покачал головой и опустил всё обратно, там было, чего испугаться слабонервному человеку. — И с чего вы взяли, что этот парень пьян? Он лишь покалечен, а значит, нуждается в нашей помощи. Вам ещё многому нужно научиться, чтобы стать настоящим врачом. Он обернулся к Прохору, который был уже куда более спокоен, и внимательно посмотрел на него, понял, что в первую очередь говорить надо с ним. — Молодой человек, как мне к вам обращаться? — Прохор, просто Прохор. — он говорил это абсолютно спокойно, но внутри практически ликовал: их не узнали, хоть здесь можно не бояться налёта прессы, не думать, что эти люди что-то кому-то скажут о том, кто они. — Прохор, вы понимаете, что ваш друг точно задержится у нас до утра, возможно даже дольше? — Понимаю. — он на секунду опустил глаза, но потом тихонько вздохнул и вновь поднял их, уже полные одновременно надежды и уверенности. — Пусть он будет здесь сколько нужно, только помогите ему. — Мы сделаем всё, что в наших силах. Сейчас вы можете ехать домой, до утра мы вряд ли сможем точно что-то вам сказать. — Если вы позволите, я останусь здесь. Так всем будет спокойнее. — Прохор был очень упорен и вновь собирался до последнего стоять на своём, но доктор как-то неожиданно быстро сдался. — Что ж, как хотите. У нас есть свободные палаты, мы определим его в одну из них, а утром проведём необходимые обследования. — Нет, Василий Егорович. Вы обследуете его сейчас и сейчас попробуете помочь. Не волнуйтесь, я оплачу всё то время, на которое вы из-за этого задержитесь на работе. — немного подумав, он вспомнил о своих давних подозрениях и решил, что надо пользоваться возможностью, поэтому, уже гораздо тише, добавил. — И обследуйте его со всех сторон, пожалуйста. Заведующий сначала сомневался, но потом жажда денег победила и они вдвоём за несколько минут погрузили Диму на каталку, теперь всем троим предстояло долгое путешествие по коридорам и кабинетам. На утро Колдун открыл глаза в какой-то палате и плохо помнил окончание прошлого вечера, поэтому, не заметив капельницу, благодаря которой уже было немного больше сил, попытался хоть сесть, но его остановил Прохор, который чуть задремал, но сразу проснулся, когда услышал какое-то движение. — Лежи спокойно, ещё капельницу сломаешь. Как ты, получше? — голос его был сонный, движения немного заторможенные, как и ход мыслей, но на губах на секунду мелькнула усталая улыбка, радовало, что по цвету Дима больше не напоминает простыню, а глаза у него такие голубые, такие... Живые. — Да, кажется. Проша, я.. — он уже смотрел в потолок и только поэтому не заметил, как Шаляпин на секунду потерял контроль, закрыв глаза и уши, слишком страшно было понимать, что случилось этой ночью, что выяснилось на этом обследовании и что их обоих ждёт впереди, что нескоро ещё любимый привычно назовёт его Легендой или хотя бы по фамилии. — Я помню, как мы добирались до такси, до больницы.. Но как так вышло, что со мной произошло? — В парке тебя избили. И они за это поплатятся... Ты же помнишь, как мы там гуляли? — Помню. Вот козлы, я выберусь отсюда, найду их и... — Дима снова потянулся вперёд, но в этот раз Прохор хорошо прижал его к койке за плечи, крепко удерживая на месте. — Осади, герой. Расскажи мне лучше одну вещь. — тон Легенды не предвещал ровным счётом ничего хорошего, парень понимал, что ему могло стать известно и уже мысленно попрощался с жизнью. — Какого чёрта ты молчал, что у тебя проблемы с сердцем, что тебе нервничать вообще нельзя? Ты правда думал, что я так и не узнаю об этом? — Это явно не укладывалось в мой образ. — пока он ничего больше не сказал, сил было не так много, как хотелось бы, но понимал, что из-за этих побоев ещё и нездоровое сердце решило вновь дать о себе знать, поэтому прошлым вечером его так и подкосило, и видел, что любимые, почти изумрудные глаза метают гром и молнии, так что, помолчать пока разумнее всего. — Ты дурак? Нет, скажи мне, Колдун, ты что, правда дурак последний или просто так хорошо притворяешься?! — нервы начинали сдавать и Прохор немного повысил голос, но тут же осадил себя, вспомнил, что сам говорил меньше минуты назад, Диме нельзя нервничать, нельзя его раздражать, особенно сейчас, пока он так слаб. — Ты правда думал, что я уйду от тебя, если узнаю, что ты нездоров? Хорошего же ты обо мне мнения. Ты может слепым меня считал? Думал, я не вижу, какой ты бледный сидишь на кухне после наших ссор, как после каждого отчётного концерта или нашей номинации ты вроде бы тайком хлебал воду с корвалолом, не слышал, как по утрам ты в ванной как бы умываешься, а на самом деле под шум воды тихо материшься на своё состояние и отсчитываешь, сколько таблеток надо выпить, чтобы и сегодня ничем себя не выдать, как бьётся твоё сердце, когда я обнимаю тебя после наших ссор? Ты правда думаешь, что я влюбился в тот хамоватый образ, который ты достойно держал на фабрике?! Так разочарую тебя, нет! Нет и нет! Ты мне понравился, я три года живу с тобой, с тобой, чёрт возьми, а не с твоими образами и я не хочу от тебя уходить, каким бы ты ни был! Да, Прохор накричал на него, хоть и совсем этого не хотел, а потом выдохнул и задумался о том, что сказал... Не было ничего удивительного в том, что Колдун так старательно от него всё скрывал. Да, Шаляпин всё видел и слышал, но разве он хоть раз это показал, хоть раз спросил Диму о чём-то, хоть раз предложил свою помощь, сказал, что вместе они со всем справятся и он готов принять этого взбалмошного ребёнка каким угодно, в болезни и в здравии? Конечно же нет. Считал, что это ни к чему, что Дима большой мальчик, что ему не нужна помощь, что он сам прекрасно со всем справится. И вот, справился. Сейчас этот большой мальчик лежит под капельницей, весь побитый, снова какой-то бледный и с полными страха и обиды глазами. Из-за него. Поймав себя на мысли, что он полнейший идиот, Шаляпин за одну секунду мысленно обругал себя раз сто и сам не понял, как оказался на полу, на коленях, ещё ближе к койке, ещё ближе к нему и в голове наббатом стучала всего одна мысль: надо его успокоить, успокоить как можно скорее, пока не стало ещё хуже, пока снова не стало больно. — Дима, Димочка, прости, это я, я полный дурак, идиот, как же я был слеп... — он бормотал это и уже обнимал Колдуна за плечи, крепко, как будто защищая и давая уверенность, что всё у них ещё будет. — Я должен был раньше тебе сказать обо всём, о своих догадках, я должен был о тебе заботиться, как я мог всё время тебя доводить, прости, прости меня... — Прохор, ну что ты... — голос его чуть дрогнул, он совсем не ожидал такого, в первый раз видел своего любимого вот таким и не знал, что теперь делать. — Я не злюсь на тебя, не кори себя так, не такой уж ты плохой. Мы оба виноваты в том, что я сейчас здесь. — Если бы я знал, что с тобой, я бы тебя уставшего никуда не пустил, пешком, переулками, ещё по парку час гуляли, Дима, ты жить не хочешь наверное... — у Шаляпина тоже немного дрожал голос, он действительно очень испугался, тоже нервничал, казалось, ещё немного и он заплачет, но пока парень держал себя в руках, точнее, конечно же, не только себя. — Вот прокапают тебя тут, на ноги поставят, вернёмся домой и всё, я с тебя глаз не спущу, ещё и переговорю с врачами, узнаю, какие лекарства тебе действительно нужны и пить будешь только их, а не всё подряд, травишься только этой кучей лекарств. Но рассказывал это всё парень уже больше самому себе, Дима уже устал и спокойно уснул в родных руках и под знакомый голос, и правильно, ему нужно как можно больше отдыхать теперь. Прохор нехотя отпустил его и вдруг вспомнил, за что ещё беспокоился вечером, наверняка и в интернете уже есть вагон новостей о вечерней прогулке. Открыв свою страницу и бегло оглядев ленту новостей, он увидел то, что и ожидал: фотография обложки журнала, на которой он ведёт Колдуна по улице, а сверху яркая, будто кричащая надпись "Куда скатываются бывшие фабриканты от недостатка славы, интервью с Прохором Шаляпиным 7-8 стр". Не желая знать, что написала жёлтая пресса в этом мнимом интервью, Шаляпин выключил телефон, убрал его в карман и решил об этом недоразумении Диме не говорить, сейчас точно не стоит так его волновать. Сколько бы он ни говорил, что ему плевать, что там о нём пишет эта жёлтая пресса, Прохор всё равно видел, как после очередной утки или попытки его опорочить, парень сидел, поджав губы и понемногу бледнея, он переживал, что о нём подумают и это было совершенно нормально. Но теперь это точно ни к чему, пока что Шаляпин только смотрел, как вновь медленно уходит бледность с любимого лица и устало качал головой, понимал, что трудности пока только начинаются... Прошла долгая мучительная неделя. Диме не становилось лучше, его сердце теперь отказывалось нормально работать, поэтому Шаляпин через день ночевал в его палате, на всякий случай, чтобы сразу известить врачей, если вдруг их новому пациенту станет хуже. Но сдвигов пока не было, ни положительных, ни отрицательных, только синяки и ушибы подживали, всякие следы этой драки ушли довольно быстро благодаря должному уходу врачей, но в остальном каждый новый день был как прошлый, Прохору казалось, что это его личный день сурка, личный круг ада с этим тихим и слабым "Проша" каждый день, с виноватым взглядом чуть поблекших глаз, цвета утреннего неба, с долгими, будто целебными объятиями после капельниц и с тихим скулежом в подушку, когда он один ночевал в такой пустой без любимого квартире. И вот, через эту неделю, очередным утром, после очередного тихого "Проша" его сорвало так, как не срывало давно: — Это невозможно, я так больше не могу! Проша, Проша, Проша, надоело! Дима, любимый, родной, я прошу тебя, я умоляю, назови меня хоть раз по фамилии, Легендой, обматери, пошли меня куда хочешь, только пусть тебе станет легче, пожалуйста! — Прохор стоял и кричал это, бурно размахивая руками, а потом сел на пол, обнял Диму... И тихо горько заплакал, уткнувшись в его грудь, но сказал ещё кое-что. — Гори, звезда моя... Гори, а то я сгорю от этой любви... И Колдун, сначала снова очень удивлённый, слабо усмехнулся, а глаза его стали более ясными. Они не говорили о любви после того, первого раза, оба немного боялись, откладывали самые главные слова и вот оно, первое осмысленное, не случайное признание... Конечно, они оба представляли себе этот момент немного не так, но что поделаешь, судьба — особа своенравная и у неё на всё и на всех свои планы. — Сам ты дурак... Я тоже тебя люблю, очень люблю. И я буду гореть для тебя, не давая сгореть нам обоим, обещаю. Эй, посмотри на меня... — он нежно приподнял голову Прохора и заглянул в его глаза с практически прежней усмешкой. — Скоро всё вернётся на круги своя. Верь в мою магию и всё получится. Шаляпин внимательно смотрел в эти прекрасные голубые глаза и, заметив в них пока лишь блёклую тень слишком знакомой искорки смеха, сам тихо засиял, понимая, лучшее уже ближе, чем казалось до этого. После этого разговора динамика стала постепенно улучшаться и буквально через пять дней парни вернулись в свой дом, конечно же, на такси, хоть Дима и пытался настоять на варианте прогулки, Прохор был непреклонен, от больницы идти надо не так уж и мало, а его любимому пока никак нельзя переутомляться, хотя бы неделю он последит, чтобы Колдун не искал себе пока новых приключений и исправно пил выписанные лекарства, ближайшая к дому аптека уже была раззорена минимум на пять упаковок нужных таблеток и капель, если Легенда что-то покупает, всегда делает это с запасом, о чём бы ни шла речь. Лишний раз радуясь, что в многоэтажке есть лифт, Прохор завёл туда Диму, набрал нужный седьмой этаж и тревожно покосился на прикрывшего глаза Колдуна, с непривычки в лифте немного укачало. Поездка длилась меньше минуты, но за это время Шаляпин снова основательно изучил свою пару: лёгкая бледность, немного усталый взгляд, руки со страшными следами от капельниц, от взгляда на них ещё долго будет пробирать холод, горечь и страх. Парня так же за руку вывели из лифта, Прохор начал рыться по карманам в поисках ключей и даже понять не успел, как Дима весьма по-хозяйски припёр его к стене подъезда, глядя немного устало, но благодарно, конечно, смолчать уже было невозможно. — Колдун, ты чего? Всё дома, ты устал, домой. И чего это ты меня к стене, у меня футболка из зелёной белой станет, сам её будешь мне стирать! — хороший настрой понемногу возвращался, хотелось снова ощутить, как всё было прежде, хоть ненадолго забыть наконец этот липкий противный страх, поэтому он опять игриво возмущался, а глаза его блистали тенью счастья. — Легенда, уймись и помолчи. Хоть сейчас просто заткнись... — и это был знак, что всё снова хорошо и дальше будет только лучше, и Шаляпин наконец-то облегчённо выдохнул и счастливо улыбнулся, и тут же Дима накрыл его губы своими, мягко, но немного требовательно, будто пытаясь ещё больше убедить, что наконец-то всё хорошо...