play with fire

Хосок молча смотрит на полки с детским питанием, сжимая в руках таблетки от головной боли, пачку печенья и клубничный йогурт. Он стоит здесь уже несколько минут, совсем без движения. Одна из причин, почему он не хочет рожать, ㅡ цены на питание для детей. Они просто космические, а ведь ребенок ест достаточно много. Хосок боится не того, что ему ничего не останется, а того, что он и ребенка прокормить не сможет. Конечно, есть Тэхен, но просить у него деньги на еду для ребенка Чимина ㅡ слишком для омеги. Хотя старший продолжает уверять его, что все нормально; он готов помогать и заботиться о них обоих, обеспечивать и оберегать, делать все, что только может им двоим потребоваться. Но Хосок все равно чувствует терзающие изнутри чувства вины и собственной никчемности, будто Тэхену он приносит лишь беды. Тот изо всех сил старается, твердит, что все будет хорошо. Просто постоянно, при каждом удобном ㅡ и не очень ㅡ случае, и даже Хосок начинает верить ему. Или хотя бы пытается. Это самовнушение немного помогает. И придает сил. Омега почти оправился от травм, хотя прошло пару недель, может, чуть больше. Тэхен настоял на полном осмотре, включающем рентген и МРТ, и омега вынужден был согласиться. Благо ничего, кроме сильных ушибов, врачи не обнаружили. Было еще кое-что, из-за чего Хосок отдал все свои карманные деньги, выданные Тэхеном, врачу, чтобы тот ему не рассказывал, а сам хену соврал, что из-за беременности усилился аппетит, ㅡ трещина на нижнем левом ребре. Хосок ни в коем случае не должен позволять Тэхену узнать об этом; тем более ㅡ врач сказал, что она незаметная и скоро зарастет. А в остальном вроде как ничего страшного. Если не учитывать, что каждый вечер сковывает дичайшая боль ㅡ сердце по-прежнему рвется к Чимину. Тэхен уверен, что это скоро пройдет, Хосок забудет, но тот даже не надеется. Слишком глубокий след остался от этого альфы, неизгладимый. Хосок без него жизни не представляет, хотя понимает, что теперь уже придется, ведь Чимину он больше не нужен. В его глазах он стал предателем и продажной шлюхой, ㅡ не более ㅡ а ведь альфа даже не знает, что его любимый ㅡ да, любовь всей жизни ㅡ под сердцем с треснутым ребром носит их общего ребенка, их маленькое чудо. Хосок тряхнул головой, собираясь идти к кассе. Об этом точно сейчас надо думать меньше. Любая мысль, даже случайно мелькнувшая, вызывает внутри сильное волнение, покалывание и противную дрожь, сковывает низ живота и сознание. От этого надо избавляться, если Хосок хочет родить здорового ребенка. И он пытается. Правда, пытается. Но так просто любовь всей жизни не отпустить. По пути омега захватил бутылку спрайта, хотя предпочел бы вина. Жаль, что не продадут, да и нельзя в его положении. Тем не менее, газировка ㅡ уже что-то. На выходные он отпросился у Тэхена переночевать на своей собственной квартире, аргументируя это тем, что там пахнет Чимином, а ему бы хотелось подышать им, вдохнуть его напоследок, собрать нужные вещи, ну, и одному побыть хочется, обдумать и переосмыслить все. Тэхен после недолгих уговоров согласился, но при условии, что Хосок будет отписывать ему каждые два часа за исключением ночей, что все хорошо, и сразу позвонит, если что-то случится или пойдет не так. Омега вынужден был поддаться условиям и признать, что это еще не очень жестоко. Так что сегодня после школы он сразу пошел в магазин рядом с домом, решив купить немного еды, и, не теряя времени, отправиться в свою бывшую квартиру, где предстоит провести последние выходные ㅡ Тэхен уговорил на переезд. Уже почти подойдя к кассе, омега подумал, что бутылки газировки, пачки печенья, йогурта и уж тем более таблеток от головной боли на двухдневное питание не хватит. И с протяжным выдохом Хосок сбросил все это в корзину рядом с кассами, вновь уходя вглубь рядов с продуктами и волоча ее за собой. Он добрал несколько овощей, выбрал самую дешевую лапшу и маленькую коробку чая в пакетиках. Любимого, с бергамотом. По его подсчетам остатков карманных денег должно было хватить, а если нет, то и без йогурта будет не так страшно. Но омега все же оставил его на прилавке, чтобы не опозориться в случае чего на кассе, и, сжав в кулаке потрепанные купюры, пошел обратно, еще раз мысленно все просчитывая. Хосок поднял глаза, оглядывая не очень длинную очередь перед собой, и чуть было не выронил из рук деньги, прикрывая ладонью широко раскрытый в удивлении рот. У кассы стоял он. Чимин, как обычно, взял две пачки сигарет с ментолом, ㅡ омега мог прочитать это по его губам ㅡ и сейчас он заплатит немного больше, чем нужно, заявляя, что сдачи не надо. Он всегда так делал, будучи с Хосоком или без него. В омежьем сердце просыпается теплое чувство ностальгии и желание вернуть былые времена, когда он смотрит, как альфа поправляет отросшие пепельные волосы. Забрав сигареты, он должен будет уйти, не оборачиваясь и раскрывая по пути одну из пачек; остановиться у самого входа, выругавшись себе под нос, когда клейкая ниточка прилипнет к пальцу; выбросить целлофан в урну и закурить прямо у двери магазина, сделав всего полшага на улицу. Хосок знает все до мелочей. Если бы они были вместе, омега бы смотрел неотрывно, как обычно, а Чимин, бросив на него короткий взгляд, прошептал мягко, но со свойственной ему грубостью: «тебе нельзя». Но не в этот раз. Вообще больше ни в какой другой. Хосок сделал большую ошибку, позволив себе посмотреть на него в последний миг. Надо было увести взгляд, не притягивая тем самым альфий, начать уже, наконец, забывать его и отдаляться. Но ведь это так сложно. Становится тогда, когда Чимин замечает его. Впервые он берет сдачу, впервые убирает обе пачки сигарет в задний карман и впервые краем глаза оглядывает прилавки, замечая омегу. Хосок удивленно охает и устремляет глаза в пол, поджимая губы и морщась до ярких звездочек. Надеется, что показалось, что Чимин не видел. Но он видел. И очень хорошо. ㅡ Хо, ㅡ буквально через секунду раздается рядом, и Хосок все же роняет корзинку с продуктами, крупно вздрагивая на месте. Чимин ловит на лету, у самого пола, и аккуратно ставит, двигаясь медленно и плавно. Хосок так и стоит, зажмурившись и сжав пальцы в кулаки; он думает, что все ему кажется, что еще чуть-чуть, и видение рассосется. Но Чимин подает голос, то ли протягивая к омеге руку, то ли отдергивая ее. ㅡ Мы можем поговорить? ㅡ он спрашивает с вложенной в слова нежностью, что у него получается так нелепо, так глупо и смешно, но это так греет Хосоку сердце, что хочется разрыдаться ему в плечо. ㅡ Я... не хочу я... н-не знаю, ㅡ что-то промямлил себе под нос омега дрожащим голосом, причиняющим Чимину дикую боль. Может, вида он не подает, но внутри тоже рушится, как и омега сейчас. Медленно, постепенно, мучительно. ㅡ Позволь, ㅡ Чимин поднял с пола корзину и поставил ее на ленту на кассе, готовясь в любой момент ловить еле стоявшего рядом омегу, держа одну руку у него за спиной, но не смея коснуться. Альфа оплатил все продукты, упаковал в пакет и вышел вместе с омегой на улицу, не отнимая от него руки на всякий случай и держа в другой покупки. Хосок по старой привычке смотрел на Чимина широко раскрытыми глазами, пока они выходили на улицу. Вроде все то же самое, все как всегда, но не то. Нет сигареты у него меж зубов, но есть их запах; нет ноток алкоголя и хмеля, которые тоже были практически постоянно, но зато есть дорогой одеколон со смешанным ароматом. А еще новая пара сережек. Тех же самых колец, но чуть толще и ярче по цвету. Хосок свою, что служила кольцом, потерял в ту роковую ночь, наверное, где-то в прихожей, где Чимин нанес первый удар. Вспоминания вызывают леденящий ужас и крупную дрожь, по спине пробегается легкий холодок, хотя на улице довольно тепло. Хосока начинает трясти, что не остается без внимания Чимина, и тот легонько приобнимает его, ведя к припаркованному перед магазином лаферрари. Что альфа тут делает ㅡ неважно. Важно только, что он приехал, что у Хосока сердце дико колотится, к нему просится, и слезы накрапывают от обилия эмоций. Чимин вроде здесь, рядом ㅡ вот, идет с ним и держит крепко, не давая упасть. Но в то же время он так далеко от Хосока сейчас, а между ними ㅡ пропасть ненависти и предательства. Омежье тело снова схватила ноющая нега, а то место, откуда словно вырвали его часть, заново закровоточило, отдаваясь оглушающей каждую клеточку болью. Рядом с Чимином одновременно и страшно, и хорошо, и очень непонятно. Сейчас бы бежать от него, крича от ужаса и страха. Сейчас бы прижаться к нему всем телом и шептать слова любви, молить о прощении. ㅡ Малыш, ты как? ㅡ первым заговаривает Чимин, отставив покупки на бордюр и усадив омегу на капот лаферрари. Хосок молчит и уводит взгляд, теряясь в словах. Чимин сел перед ним на корточки, не осмеливаясь взять за руку, и поджал губы, нетерпеливо ожидая ответа. ㅡ Н-нормально, ㅡ все, что смог выдавить из себя Хосок. Он буквально рвется на части, одна из которых тянется к альфе, просит остаться с ним, а другая кричит во весь голос и умоляет бежать как можно дальше. Чимин тяжело выдохнул, резко вставая на ноги и прикуривая ту самую сигарету с ментолом. Хосок машинально вытянул вперед шею, вдыхая мятный аромат, смешанный с природным альфьим ㅡ деревом и одеколоном. Так непривычно, но так же вкусно, как и раньше. Альфа отошел на пару шагов, без желания отравлять юный организм никотином, и устремил взгляд на дорогу, где мчалась куча автомобилей на фоне вечерних сумерек. Они, как тысячи мыслей в голове Чимина ㅡ такие быстрые, неуловимые. А еще раздраженные: сигналят и кричат, хотят быть первыми, обгоняют друг друга и заметно нервничают, роятся в полнейшем беспорядке, постепенно сводя с ума. Альфа краем глаза поглядывает на любимого маленького мальчика, который настолько низок, что, сидя на капоте спорткара, его ноги все равно не достают до земли. Эта мысль вызывает улыбку. Возможно, потому, что Хосок, и правда, очень милый ребенок. А, возможно, потому, что накатывают следом другие воспоминания: как омежка вставал на носочки всегда, чтобы дотянуться до желанных губ, как Чимин наклонялся и целовал его до боли в спине, не желая прекращать, как Хосок чуть ли не запрыгивал на него, когда бежал через всю школьную парковку в любимые объятия. И все же, Чимин не всегда был такой сволочью. Временами у них были просто обычные, ванильные «встречашки» и свидания; они, как самая обыкновенная пара, гуляли в парке и ели мороженное. Но такое случалось крайне редко. Чимин не помнит, что чувствовал в такие моменты. Наверное, потому, что не чувствовал вообще ничего. Только лишь предвкушение предстоящей ночи. Зато помнит, что чувствовал, когда выбивал крики из омежьего тела, грубо и жестко двигался в нем, целовал жадно и дико перед глазами своих друзей в клубе, вкушал запахи его крови и естественной смазки, терзал зубами хрупкое тело наживую, не заботясь о том, больно ли ему. Тогда, в те моменты, он всегда чувствовал кайф и неземное наслаждение. Безмерное удовольствие, высший экстаз. Стоны-крики превращались в ласковую колыбельную, кровавые бутоны и следы зубов на теле ㅡ в самые яркие и изящные цветы; румянец на щеках от стыда ㅡ в профессиональный макияж дорогой шлюхи. Все Чимин воспринимал по-другому. По-своему, по-зверски. Сейчас же, делая очередную затяжку и вспоминая все это, ему хочется кричать. Кричать до срыва голоса, потом нанести себе восемь ножевых, а потом медленно и мучительно уходить, чтобы испытать все то, что он сотворил с Хосоком. Как он его ломал и собирал, сжигал и склеивал из пепла, кромсал на части и тщательно пережевывал каждую. И как омега все это время безмерно любил. Не отдавая себе отчета в том, что творит, кому отдает себя, свое тело и свою душу, что получит взамен, и какие будут последствия. Он просто любил. В любые моменты: прекрасные и тяжелые. Хосок сжался на капоте феррари в маленький клубочек, обнимая себя за пока еще впалый живот и внутренне плача: с Чимином нельзя. Если даже они помирятся, что маловероятно, он снова начнет свои адские издевки, Хосок больше чем уверен. Он, может, и не против, ㅡ привык уже ㅡ но тогда умрет их ребенок, маленькая частичка Чимина внутри омеги. От альфы надо бежать. Как можно скорее. Забыть про него, стереть из жизни раз и навсегда, сжечь все воспоминания. От одной такой мысли Хосоку хочется выть. Это кажется невозможным. Как можно забыть и избавиться от того, кого любишь всем сердцем, как? Нанести собственноручно себе еще один глубокий ножевой, вогнав лезвие по рукоять и провернув несколько раз, образовывая зияющую кровоточащую дыру, которая будет заживать несколько лет, а то и на протяжении всей жизни. Но сейчас, ни о чем другом, кроме ребенка, не думая, Хосок делает это. Наступает на горло своим чувствам, своим принципам и желаниям; все потому, что любовь к другому человеку перевешивает любовь к Чимину. Любовь к человеку, пол которого Хосок пока не знает, которого он ни разу не видел, но за эту неделю успел так сильно полюбить. К собственному ребенку, к своему маленькому чуду, хранящему частичку Чимина. Хосок решил, что раз его собственное существование бесполезно, тогда он посвятит свою жизнь малышу. Отдаст все, что имеет и что сможет заработать, от себя будет отрывать части и его раны латать при необходимости, свое сердце вырежет и ему вручит, если у того замерзнут пальцы. Пойдет на все, как раньше шел ради Чимина. Но этот малыш теперь единственный, кого Хосок любит больше, чем альфу. Теперь единственный, ради кого он пойдет на такие жертвы. Чимин докурил сигарету, выбрасывая окурок себе под ноги и растаптывая, чтобы больше не горел. Хосок приковал к нему взгляд, просчитывая каждое действие: вот он снова поднял бычок, отошел к остановке рядом с парковкой и выбросил его, потер пальцы, чтобы отряхнуть от придорожной пыли, и, не торопясь, пошел к нему, смотря под ноги. Все, как было раньше. Все так, как больше не будет никогда. Альфа несмело подошел к нему, поднимая глаза и встречаясь с омежьим взглядом, где читались лишь испуг, ненависть и что-то такое, чего Чимин понять не мог. Что-то, возможно, что Хосок хотел бы утаить и не рассказывать. ㅡ Малыш, ㅡ с искренней лаской, так же, как в тот день, когда сделал предложение, позвал альфа и потянулся кончиками пальцев к руке Хосока, сжимающей край легкой кофточки, но отпрянул, почему-то боясь дотронуться, ㅡ нам очень нужно поговорить, пожалуйста, ㅡ каждое слово для Чимина, словно мина. Он старается как можно осторожнее, мягче, чему помогает звук голоса, данный природой, но противоречит его натура. Глаза все также холодны. В них есть тепло, но ничтожно мало. ㅡ Не думаю, что стоит, ㅡ коротко ответил Хосок, не скрывая дрожи в голосе. После, словно по команде, затряслось и тело, обдаваемое дуновением летнего вечернего ветра. Красные пряди поверхностно коснулись лица, скрывая боязливый взгляд, из которого тут же покатилась слеза, пойманная Чимином у подбородка. Он сделал это, не задумываясь, машинально, по привычке. И снова резко отнял руку, как от огня, вдохнув воздуха. ㅡ Хосок, прошу. Позволь проводить тебя. Всего несколько минут, один разговор, пожалуйста, ㅡ альфа отвернулся вбок и зажмурил глаза до боли, чтобы не видеть того, что видел. Не Хосока, сидящего на капоте его авто ㅡ Хосока того, какой был он в тот день: измотанного, побитого, плюющего кровью и очень слабого. Такого, которого Чимин добился сам. ㅡ Ты донесешь мой пакет? ㅡ так наивно и по-детски спросил он, теребя маленькие пальчики, и бросил на альфу взгляд с какой-то надеждой, словно не верил, что Чимин сделает, что он просит. Такой простой, с такими нелепыми просьбами. Но такой, как всегда, осторожный. Совсем еще малыш, ничего толком не знает о большом мире. Малыш с огромным черным пятном, с дырой в груди, которую Чимин тщательно вытачивал мучительные два года. ㅡ Конечно, ㅡ и испортил совсем юного мальчика. Альфа протянул ему руку, помогая слезть с капота, которую тот сразу же принял, привычно для себя опираясь на того, кому доверял. И доверяет. До сих пор, даже после всего случившегося. Наивный, глупый ребенок принимает помощь того, кто сотворил с ним такое, берет за руку, идет рядом, ничего не боясь, смотрит ему в глаза и разговаривает с ним без малейшей мысли о том, что может произойти после. Чимину за Хосока страшно. Зная себя, он может сорваться, сделать все, что только взбредет ему в голову, но при этом никак не подорвет доверие этого чуда никогда. Хосок находит в Чимине того, кому может верить. Без вопросов выйти среди ночи из квартиры и ехать с ним, не спросив куда, придти в указанное место и ждать несколько часов, танцевать для него на барной стойке, как шлюха, перед сотней других альф в клубе и пить огромные дозы алкоголя, если Чимин пожелает, «чтобы сегодня ты стал моим чертенком». Хосок никогда не задумывался, делать что-то или нет, если этого просил Чимин. Слепо верил ему, смотрел с неподдельным восхищением и любовью постоянно, двадцать четыре на семь. Как Чимин пьет и обжимает других омег, как вдыхает приправленный наркотиком кальян и взглядом заставляет его тоже, как водит машину, пребывая изрядно под градусом, как смотрит на него в ответ во все эти моменты. Тоже с восхищением, но другим. Нездоровым, психически неуравновешенным, полным азарта и глупой ярой страсти. Стеклянными безумными глазами. Своим фирменным взглядом. Тем, чем так и привлек глупую овечку, полюбившую льва. Хосок доверяет ему с самых первых встреч. Когда Чимин предстал перед ним волшебником, забравшим боль. В тот день выдалась тяжелая и очень сильная ссора с Тэхеном, так и оставшаяся единственной. Хосоку было невероятно больно и обидно, что хен не понял его и его желаний. Тогда он впервые заявил, что ему нравится один альфа из окружения Тэхена, но тот был категорически против любых отношений, а узнав о короткой переписке, пришел в неподдельную ярость. Конечно, Хосок понял потом, что был неправ, ведь Тэхен просто пытался огородить его от плохого человека, ㅡ тот альфа оказался настоящим подонком ㅡ но конкретно в тот момент ему показалось, что хен просто-напросто ревнует. А симпатия ㅡ вещь такая сложная, подростковая ㅡ вдвойне. И Хосока было не переубедить ㅡ слово за слово, и скандал. Омега помнит, что было просто чертовски обидно. А Тэхен в таких случаях заглушал все алкоголем. Вот и Хосок решил пойти развеяться. По велению судьбы первым попавшимся клубом оказался «N2O», куда он вошел не свой, загнанный и напуганный, уже тысячу раз пожалевший, что сунулся не в свою сферу. Но стало поздно что-либо делать, когда компания здоровых альф зажала его в угол, возле туалетов, куда и шел Чимин. Тот был изрядно подвыпившим, с расстегнутой на несколько пуговиц рубашкой, обтянутой тонким кожаным ремнем, что подчеркивал стройную талию. Альфа омег всегда любил, а, увидев такую «мышку», не мог отказать себе в удовольствии поразвлечься. Он разогнал всех, имея немалое влияние на земле, и пригласил Хосока выпить, одаривая теплой улыбкой. С того момента все и началось; омега согласился, не раздумывая. Первоначальный план Чимина напоить и жестко трахнуть «мышонка» провалился на глазах, когда он заговорил с Хосоком. Тот оказался таким милым, умным и привлекательным, что у альфы родился план получше: сегодня просто трахнуть, нежно и тягуче, а потом влюбить в себя и показать свою истинную сторону, чтобы вкусить как можно больше боли вместе с красивым телом, чтобы сломать и разбить, растоптать и разорвать на части. А Хосок просто начал влюбляться. Чимин был обходителен и мил, прямо настоящий джентльмен. Его план работал на «отлично», но до определенного момента. В ту ночь они переспали, и альфа продолжил ухаживания, о которых Хосок успешно не разговаривал с Тэхеном даже после долгого, тягучего и сладостного примирения. Чимин влюбил его в себя по щелчку пальцев. Но вместе с тем влюбился сам. А после и полюбил. И это, пожалуй, был самый большой прокол в его жизни. Потому что сломать-то он сломал, но вот отпустить от себя, бросить, как хотел изначально, уже не смог. И страдал. Омега детально помнит первую встречу, первые взгляды и слова, первые касания, робкие и нежные, первый поцелуй, тоже боязливый, осторожный, первый секс, сладкий и тягучий. Помнит все, что было потом. Как Чимин писал каждый вечер и тайно воровал после школы, привозил домой четко к шести, высаживая у въезда в закрытый поселок, чтобы Тэхен даже случайно не увидел, и подолгу целовал, не желая отпускать мягкие губы из своих. Те прекрасные моменты теплятся в омежьем сердце и по сей день, когда было все так чертовски «ванильно», но так классно, как именно и хотел Хосок. Тогда он и начал верить Чимину. Тот альфа, что был из окружения Тэхена, казался просто ничем по сравнению с самим Пак Чимином ㅡ любовью всей хосоковой жизни. И пусть не такая, как у всех, пусть она стала жестокой и ужасной, даже временами невыносимой, но она была, есть и будет всегда. У обоих в сердцах. Маленьком, загнанном и потрепанном, и огромном, черном и глубоком, где теперь нет места, потому что все, абсолютно все заполнил этот невероятный малыш. ㅡ Хо, я... я не знаю, как начать... я хочу извиниться, ㅡ заговорил Чимин настолько тихо, что омеге пришлось напрячься, чтобы расслышать, что он говорит. Такие слова слышать от него непривычно, даже странно. Но, пожалуй, удивляться уже нечему. ㅡ Я все осознал, я понял, что творил с тобой, я... я уже признавался тебе, что люблю... так дай мне шанс, последний, честно, ㅡ альфа внезапно остановился, схватив Хосока за руку и развернув на себя, не спуская с него взгляда. ㅡ Неубедительно, ㅡ с плохо скрываемой дрожью в голосе ответил омега, поморщившись от нового порыва ветра. Чимин подумал, что неплохо было бы его согреть, но на нем самом надета только футболка. ㅡ Я понимаю, но, Хосок, блять, я не могу просто так отпустить. Ты меня тоже пойми, ты вставил нож мне в спину, но теперь я понимаю, что даже он не сравнится с тем, что сделал тебе я, ㅡ Чимину больно вспоминать о предательстве, просто чертовски. Но еще больнее вспоминать его последствия, отразившиеся на теле омеги, которые, он уверен, еще не полностью зажили. ㅡ Я знаю, что сделал, и жалею об этом, ㅡ отрезал Хосок, отдергивая руку от Чимина и продолжая идти. Альфа пошел следом, с трудом нагоняя резко ускорившийся темп. ㅡ Но так было нужно, я посчитал это правильным, ㅡ омега утер скатившиеся слезы, старательно скрывая их от старшего. ㅡ Мне больше интересны причины, ㅡ все-таки догнав юношу, Чимин резко развернул на себя за руку и притянул ближе, обняв поперек талии. ㅡ Скажи, ㅡ снова тот властный холодный голос, от которого омега уйти не в силах. Он вынуждает прогибаться, вставать на колени и повиноваться, ничего больше. Но не сейчас, не в этот раз. Не с его ребенком под сердцем. Тому Хосок не позволит подчиниться дьяволу. ㅡ А ты мне расскажи про свои! ㅡ внезапно громко вскрикнул он, начав биться и вырываться из крепкой хватки, ставшей только грубее. Чимин отбросил пакет с покупками на асфальт и схватил мальчика двумя руками, прижимая к себе дрожащее от слез и холода хрупкое тело. ㅡ З-зачем? Зачем ты делал то, что делал? Зачем?! ㅡ омега быстро обмяк, потеряв все силы, которых в последнее время стало катастрофически мало. Чимин поцеловал в макушку и практически оторвал от земли, крепко держа всю свою жизнь в руках, не находясь с ответом. ㅡ Прости, малыш, прости... Просто обещай, что подумаешь. Скажешь уйти ㅡ уйду, клянусь. Скажешь, что хочешь попробовать снова, ㅡ начнем сначала. Только подумай, не давай ответа сразу, прошу, ㅡ Чимин чуть отстранил от себя омегу, вытирая ему слезы большими пальцами. Тот сжал губы в тонкую линию и коротко кивнул, не переставая плакать. Сначала? Вернуть все былое, всю нежность и страсть, всю осторожность, все те ласковые отношения, тайные ночные прогулки, бесконечные беседы ни о чем, редкие поездки за город и любование дикой природой в объятиях закатного солнца? Все, чего Хосок так жаждет, все, чего желает больше всего на свете, Чимин хочет вернуть? Омега дрогнул и поморщился, когда они продолжили идти к нему на квартиру; меж высоких домов спального района гулял жуткий ветер, режущий мокрые щеки холодными кинжалами и прокрадывающийся под тонкую молочную кофточку, касаясь, словно кончиками ледяных пальцев, нежной кожи. Чимин, заметив мелкую дрожь у младшего, снова остановился, откладывая пакет и снимая с себя футболку, кутая в нее омегу. Он знает, что Хосок это любил и любит до сих пор. В футболках альфы он всегда тонул, будучи гораздо мельче и хлипче пропорциями. И сейчас белая ткань смогла укутать плечи и весь торс почти целиком, хоть немного, но согревая. Один такой жест подарил тепло. Чимин остался полураздетым, но ему ни капли не холодно и не стыдно, ведь главное сейчас, чтобы у Хосока все было нормально. Альфа протянул руку, предлагая свои объятия, и младший нырнул в них, не раздумывая, снова подставляя себя зверю, без страха быть укушенным. До подъезда они дошли молча. Хосок все слушал биение чужого, но такого родного сердца, прислонившись ухом к теплой медовой коже, жаждя коснуться рукой, провести по торсу и вызвать мурашки на красивом теле, после поцеловать, оставив постепенно краснеющую метку, и плавно спуститься губами вниз, чтобы потом долго слушать высокие мягкие стоны невероятного голоса Чимина, окунуться с ним в удовольствие с головой, подпустить его к себе на минимальное расстояние, чтобы ни миллиметра между обнаженными телами. Повторить их самый первый раз, какой Хосок помнит до мельчайших деталей. Как жаль, что невозможно. Чимин подал руку, помогая подняться по невысоким ступенькам к подъездной двери, и отдал пакет, решив, что подниматься не будет. От одной мысли, что он окажется с Хосоком в лифте, у двери его квартиры, внутри нее, пробирает страх ㅡ не выдержит. Не выдержит лифта, в котором однажды они оставили на зеркале трещину омежьей спиной, не выдержит двери, об которую он его облокачивал, беря на руки под бедра, не выдержит квартиры, в которой они исследовали все поверхности своими телами, каждый пол, стол, диван, кровать, душ, ванну, стены, окна ㅡ все, на что можно было прилечь или опереться. Повсюду запахи, повсюду воспоминания. Даже тут, у подъезда, Чимину не по себе. Здесь он встречал Хосока, подолгу целовал, перекидывал через плечо и уносил, сажал в машину и однажды даже почти разложил на этих перилах, когда внезапно началась течка, но омеге удалось образумить и довести его до квартиры. Альфа потер виски и тряхнул головой, пытаясь выгнать навязчивые образы из головы, и перевел взгляд на словно чего-то ожидающего омегу. ㅡ Я подумаю, обещаю, ㅡ первым сказал тот, делая один шаг Чимину навстречу, и встал почти вплотную, вскинув вверх голову, чтобы видеть лицо альфы. ㅡ Спасибо, ㅡ Чимин осторожно обнял поперек талии и убрал красные пряди волос омеге за эльфийское ушко, улыбаясь уголками губ. Он медленно наклонился, так близко, что Хосок начал ощущать одурманивающее ментоловое дыхание на своих губах, и прикрыл глаза, тяжело выдыхая. Чимин оставил легкий поцелуй на скуле, у края лица, и быстро отстранился, боясь продолжать. ㅡ Я больше не трону тебя без твоего позволения, ㅡ тихо прошептал он и отступил на пару шагов назад, убирая руку с худой талии. Омега коротко благодарственно кивнул, внутренне расстраиваясь. Он хотел и хочет поцеловать Чимина, очень сильно. Но с другой стороны то, что альфа остановился сам, даже лучше. Ведь если бы нет, Хосок не сдержался бы. Снова пустил в квартиру, позволил разложить себя на простынях и приблизиться максимально, погружаясь в тягучую сладость ощущений. Но Чимин, видно, и правда изменился. Быть может, осознал что-то, понял. Или подумал о возможных последствиях. В любом случае, пока нельзя. План Хосока отдалиться от альфы с треском провалился. Теперь его снова ожидают бесконечные раздумия и муки, слезы в ночи и постоянные терзания.

🌌🌌🌌

Чонгук плавно выруливает на прямую до офиса, практически отпуская руль, поверхностно придерживая пальцами одной руки. За окном мрак, все сливается в сплошное темное пятно, и лишь тихий шум двигателя за спиной, ласкающий слух, помогает сохранять здравый рассудок. Первый вечер, в который Чонгук не выпил ни грамма за последнее время. Первый вечер, когда он едет за рулем абсолютно трезвый. А все потому, что Тэхен предложил сходить выпить вместе, посидеть и поговорить ни о чем. За тот раз, за ту мелкую ссору он вслух не извинялся, но взглядом ㅡ да. Чонгук все понял в один миг, когда вернулся к нему после выходных, выполнив очередное поручение и отдавая ключи от угнанной тачки. Тэхен тогда посмотрел как-то жалобно и виновато, словно вот-вот скажет: «прости, я не хотел». Но промолчал и лишь выдавил тихое «спасибо», беря ключи из раскрытой ладони и специально касаясь ее кончиками пальцев. Чонгук едва заметно дрогнул и мысленно улыбнулся; «спасибо» Тэхена было столь теплым и искренним, что альфа растаял и обиды больше не держал. Тэхен чувствовал вину, но увидев улыбку Чонгука, улыбнулся в ответ так, как не улыбался никому, кроме Хосока, длительное время. Его собственное обещание самому себе держать дистанцию улетело и разбилось в тот же миг ㅡ в миг, когда он коснулся руки Чонгука. Теплой и нежной. С того момента все вернулось на круги своя. Чонгук изредка подвозил Тэхена до дома, они общались не как друзья, но и не как коллеги. Чонгуку позволялось больше, чем другим подчиненным. Если можно так сказать, то у него был vip статус в компании. С начальником он «на ты», спокойный и непринужденный, в своей манере шутливый и всегда с какой-то колкостью в кармане. Тэхену нравились его шутки, иногда он даже позволял себе посмеяться. Негромко, но хихикнуть так, чтобы Чонгук услышал, чтобы ему было приятно, что Тэхен замечает и разделяет его мнение. Бывало, он даже советовался с Чонгуком, по части автомобилей, правда, но советовался. В какой сервис съездить, как проверить то и это, что значит такой звук, а что ㅡ такой. И альфа даже обещал лично провести техосмотр у себя дома, точнее, у Чимина, где их общий личный сервис у него в гараже. В общем, вернулся прежний Тэхен, который нравился Чонгуку. С самой первой встречи он был готов забить на свои предпочтения, переполняясь желанием трахнуть эту суку, с ног до головы одетую в шанель и гуччи, но сейчас к Тэхену возникает благородный интерес и уважение. Больше не хочется так резко, хочется плавно и с ухаживаниями. Хотя у Чонгука складывается впечатление, что тот омега не такой простой, и так легко под него не ляжет. Вообще, Тэхен казался другим еще до встречи. Каким-то мужчиной с животиком, в возрасте, с сыном-мажором, а оказалось вот так. И это даже удивляет. Тэхен не такой, как другие омеги, не только внешне, но и по своему характеру. Он чем-то даже напоминает альфу: временами суров и холоден, но омежьей натуры у него не отнять ㅡ улыбается и мямлит, когда смущается. «Таковы уж все они, омеги», ㅡ думает Чонгук. Ну и задница у него ㅡ сочная, омежья. Это да; что есть, то есть. А оно и к лучшему. До офиса Тэхена остаются считанные километры, незаметно пролетающие на невероятно высокой для городского режима скорости. Ламбо плавно рассекает капотом воздух, со свистом разлетающийся по сторонам и треплющий длинные темные волосы, надоедливо цепляющиеся за пирсинг в ушах. Все такое привычное, но такое любимое и неповторимое. Запах, звук, скорость, ощущения ㅡ все испытывается так давно, на протяжении уже нескольких лет, но насытиться Чонгук не может. Оно не надоедает и не перестает нравиться. Хочется Тэхену это все показать, чтобы он тоже ощутил и прочувствовал всю прелесть спортивного автомобиля, услышал греющий душу рев, вдохнул манящий запах бензина и моторного масла, улыбнулся ветру и убрал назад мешающие волосы, которые им треплются. Хочется, чтобы окунулся в эту атмосферу. Атмосферу Чонгука, его жизнь и его страсть. Что он безмерно любит, Тэхену хочется показать и дать распробовать. Чонгук подъезжает к зданию без показа пропуска, охранник машинально поднимает шлагбаум при виде хуракана, ставшего тут частым гостем. Авто паркуется на привычном месте, рядом со входом, где стоят машины только элитных работников высших классов. Даже тэхенов астон мартин, стоящий прямо рядом с ламбо Чона, отдает блеском от уличного фонаря. Чонгуку приятно, что Тэхен разрешил парковаться тут. Ну, как разрешил... В один день альфа встал тут без спроса, оказалось, на место только что уволенного работника. Так оно за ним и закрепилось. Сотрудники давно распущены по домам, лишь дежурный изредка зевает и кидает вопросительный взгляд на Чонгука, учтиво кивающего головой и проходящего мимо. Альфа следует сразу к лифтам, выбирая тот, что идет только на последний этаж, на котором он всегда ездит с Тэхеном, когда они вместе уходят отсюда. В котором происходят те самые мелочи, задевающие обоих, ㅡ один смотрит на другого, другой на него, и так все две с половиной минуты, пока сигнал не оповещает о прибытии. Из лифта Чонгук машинально сворачивает вправо, идя до конца по коридору к последней двери, что для него уже никогда не заперта. Он входит в кабинет без стука и сразу шумно выдыхает, обдаваемый резким никотиновым ароматом, разбавленным сладкой вишней. Так вот почему у Тэхена всегда есть вишневый привкус в запахе. ㅡ Извини, Чонгук-и, не предупредил. Но сегодня не получится, ㅡ с ходу холодно бросает Тэхен, стоящий возле панорамного окна с руками в карманах и смотрящий вниз, на полуспящий город. ㅡ Если не секрет, то почему? ㅡ в своей манере спрашивает Чонгук, подходя к омежьему столу и стаскивая лимонную конфетку из вазочки на краю. Он бросает леденец в рот, громко хрустя им, и Тэхен заметно напрягается, поворачиваясь к нему. ㅡ Не твое дело, ㅡ голос омеги звучит раздраженно и озлобленно, как не звучал уже давно. Но так, как звучал в тот день, когда они чуть не поссорились. Тэхен быстрым шагом прошел к двери и открыл ее, в упор глядя на Чонгука темным взглядом, сведя брови к переносице. ㅡ Ты можешь уйти? ㅡ как бы вежливо, но словно на грани бури, попросил он, и Чонгук, не понимающий, что опять произошло, сделал пару шагов навстречу. Тэхен боится сорваться. Очень боится. ㅡ Эй, сладкий, что случилось? ㅡ как же сложно омеге сдержать теплую улыбку. Чонгук всегда так его звал. Да всех почти. Это его «сладкий» такое... его, такое чонгуковское. Прямо-таки пропитанное его манерой и им самим. ㅡ Чонгук, ㅡ впервые Тэхен произнес его имя так грубо, без ласкательных суффиксов, ㅡ просто уйди, ㅡ омега захлопнул дверь, подходя к нему чуть ближе. На мгновенье он замер, посмотрел в глаза напротив, полные непонимания и удивления, и, шикнув на самого себя, отошел к столу, покручивая в пальцах пачку сигарет. ㅡ Наши отношения заходят далеко, я не могу допустить этого. Лучше нам не общаться так тесно, ㅡ Тэхен старается вспомнить, как все начиналось. Чтобы снова проникнуться к Чонгуку ненавистью и недоброжелательностью, чтобы оттолкнуть его подальше, чтобы не сорваться. ㅡ Тэхен, я не понимаю. Честно, ты уже бесишь. То предлагаешь пойти выпить, то снова посылаешь нахуй. У тебя недотрах? Тебе помочь с этим? Я могу, по дружбе, ㅡ Чонгук загорелся желанием, делая несколько шагов к омеге, надеясь, что тот просто слишком напряжен. Тэхен внутренне дрогнул, но виду не подал. Чего Чонгук добивается? Секса? Его-то Тэхен и боится. Потому что если да, если это случится, если он поддастся, если сорвется, то можно смело писать «пропал». Он ненавидит себя за совершенную ошибку, за то, что снова позволил себе сблизиться с Чонгуком. За то, что всю неделю позволял взгляды и касания, за то, что сам, черт возьми, надеялся на сближение. Чонгук казался другим. Не просто обычным альфой, желающим затащить в постель побольше омег за свою жизнь; он казался таким, словно желал, чтобы затащили его. Он даже как-то раз подал знак. «Я люблю снизу», ㅡ эхом в голове проносится его смеющийся голос. Тэхен не помнит, о чем они разговаривали тогда, как пришли к этому, но точно помнит его взгляд, в котором скользнули стыд и некая неприязнь к самому себе. Тэхену как никому другому знакомы эти чувства. Ведь он сам «переомега». И временами, когда он ходит по парку в маске и кепке, чтобы никто не узнал, и смотрит на всякие ванильные парочки, ему стыдно. И противно. Потому что у самого такого никогда не будет. Он больше чем уверен, что если расскажет Чонгуку об этом, о своем секрете, тот поймет. У них даже могут сложиться отношения. Но, черт возьми, стоят ли они жизни Хосока? Тэхен еще не задумывался, но, конечно, нет. Но рискнуть всегда стоит. Хосока в любое время можно перевезти, защитить или спрятать, о нем ведь никто не знает. С ним все будет в порядке, а Тэхен... Тэхен имеет право на счастье и близость. И Чонгук имеет. Пусть тогда знает, чего хочет омега, и сам для себя решает, соглашаться или нет. Похер уже на Намджуна, Тэхен потом что-нибудь придумает, сейчас просто хочется быть ближе. ㅡ Я не люблю подставляться, Чонгук-и, ㅡ с непонятной приторной лаской пропел Тэхен, достав из пачки вишневую сигарету и прикурив. Из розовых губ сразу же повалил клубистый дым, почти наполовину скрывая собой серьезное красивое лицо омеги. ㅡ Запомни, сладкий: я никогда ни перед кем ноги не раздвигал, и ты не станешь исключением, ㅡ Ким ткнул в альфу указательным пальцем и снова глубоко затянулся, облокотившись поясницей о столешницу. ㅡ М-м-м, так ты у нас омега со стальными яйцами? ㅡ задумчиво протянул Чон, делая еще пару шагов к омеге. Да, это оно. Именно то, чего он жаждал. В глазах альфы вспыхивает огонек азарта и страсти, все мечты и тайные желания норовят стать явью. Тэхен смотрит отрешенно и уверенно, зажимая меж зубов вишневую сигарету и медленно выпуская дым к потолку. Холодность карих глаз заставляет Чонгука дрогнуть, но он поклясться готов, что на самом их дне видел нотки такого же желания, как у него самого. Его раздразнить хочется, чтобы сорвался, чтобы взял уже наконец, ибо под таким омегой Чон прогнется, не задумываясь. Он почти уверен, что Тэхен может. Почти. ㅡ А ты альфа с ватными? ㅡ съязвил в ответ Ким, не скрывая ехидной ухмылки, твердо засевшей на лице. Он затушил сигарету о дно пепельницы, поворачиваясь лицом к окну. Уверенности все больше у обоих. Чонгук всем видом показывает, что готов, что да, черт возьми, с «ватными», пусть омега знает, ведь теперь Чон не сомневается: они нашли друг друга. Со своими странностями. Тэхен губы поджимает и взгляд уводит, но держится. Из последних сил. ㅡ А ты хочешь проверить? ㅡ тоже язвит в ответ Чонгук, незаметно морщась от сигаретного дыма и стараясь подтолкнуть старшего к ответу, находящемуся уже на поверхности. Ким, стоя к нему спиной, ухмыляется себе под нос, а деревянная столешница, кажется, готова треснуть от его грубой хватки. Чувства мешаются в дикий коктейль. Чонгук в своей манере начинает снова бесить, но уже не так, как раньше, хотя делает все то же самое. Омега просто привык, наверное. Но желания обостряются: Тэхен прямо здесь готов разложить его, прямо на этом чертовом столе, да только, блять, он еще не до конца уверен. ㅡ Ну же, крошка, ㅡ Чонгук, играя, плотно вжался в омегу сзади, скользнув рукой по худой талии. Тэхен стиснул зубы до скрежета: кипит. Вот теперь Чон переходит все границы, и терпеть это Ким больше не намерен. ㅡ Ты с огнем играешь, детка, ㅡ из последних сил сохраняя спокойствие, ухмыльнулся омега и повернулся к Чонгуку, шепча губы в губы: ㅡ Но со мной, ㅡ альфа рвано выдохнул, чувствуя, как чужая рука скользнула вверх по бедру и остановилась у промежности, ㅡ не советую. Черт бы побрал этого Ким Тэхена. Потому что когда он так близко, Чонгук теряет контроль. Он пеплом осыпаться в этих руках готов, ковровой дорожкой у его ног стелиться, стонать для него громко, до срыва голоса, до побеления в глазах, чтобы он заткнул его рот этими влажными от слюны губами, что сейчас так близко, дыханием горячим обдают таким, что Чон плавится, глаза прикрывает, собственные губы прикусывает и, мать его, контроль теряет: ㅡ Возьми меня... Тихий шепот альфы эхом отдается от стен темного кабинета и уплывает куда-то вверх, возвращая звенящую тишину. Тэхена дважды просить не надо: в момент хватка на бедре альфы становится грубее, до синяков сжимает, и Чонгук выпускает первый высокий стон, окончательно срывая стальные цепи Кима. Омега рвет его рубашку, что пуговицы с громким стуком слетают на пол, рассыпаясь точно так же, как Чонгук сейчас рассыпается миллионами осколков, когда губы тэхеновы мягко касаются его шеи, а острые зубки грубо кусают, выпуская алую кровь, что течет по накачанному телу тонкими струйками, заливая собой чернильные узоры. Ким каждый обводит языком, каждую змеиную чешуйку изучает, спускаясь ниже, к ключицам, где чернила все так же вьются, завлекают, располагают к себе, заставляя путаться в этих бесконечных сетях. И Тэхен в эти заросли, в омут этот бездонный ныряет, не задумываясь. Потому что такого, как Чонгук, уж очень хочется, а Тэхен всегда получает, что хочет. Догадался, догадался, догадался. Тэхен, мать его, догадался. Чонгук поддается напору чужих рук, позволяя повернуть себя спиной к столу, и усаживается на него, подпуская Тэхена меж своих ног. Тот окончательно снимает рубашку с него, оголяя красивое тело, и секундно замирает, разглядывая подтянутые мышцы и широкие плечи. Чонгук ухмыляется, ногой поддталкивая омегу ближе к себе, и тянется к его губам, блаженно прикрывая глаза, когда Тэхен приобнимает за шею. ㅡ Не-а, шлюх не целуют, ㅡ хохотнул он, подставляя указательный палец к губам Чонгука, и, закусив собственные, расстегнул ширинку его джинс, пытаясь стянуть. Слова больно кольнули альфу куда-то в очень важное и уязвимое место, но виду он не подал, слезая со стола и чересчур сильно шлепая упругие омежьи ягодицы. Тот стянул с него темные джинсы до колен, опять сжимая пальцами внутреннюю сторону бедра, нежно массируя, пробираясь к паху. Чонгук снова почувствовал сладкую волну тягучей дрожи, охватившей все тело, ㅡ особенно ниже пояса ㅡ смешивающуюся с жгучим возбуждением в сумасшедший коктейль. Он что-то тихо выстонал, поворачиваясь к Тэхену спиной и ложась животом на стол, вслушиваясь в тихий шорох расстегивающейся ширинки сзади. Омега наклонился к младшему, целуя за ушком, ведя влажными губами до шейных позвонков и оставляя едва ощутимый укус, даже без следа, отзывающийся в возбужденном теле новой толпой мурашек и приятным ощущением, сковывающим низ живота. Чонгук испустил первый явный стон, когда омега на пробу толкнулся внутрь него, боясь повредить. Последствия ночи с Намджуном уже давно зажили, — больше у него и не было никого — так что сейчас, без подготовки, приходилось довольно тяжко, ведь размеры у Тэхена, удивительно, немалые. На глазах выступили слезы, когда Ким проник почти наполовину, рыча что-то себе под нос и сминая пальцами бока Чона. Тот подался назад, пропуская в себя полностью, и залился несдержанными стонами, ловя эйфорию накативших ощущений. Тэхен набрал неторопливый темп, плавно переходящий в более резкий и грубый, с каждыи толчком вкладывая все больше силы и вымещая всю накопленную за последнее время ненависть. Чонгук стонал. Громко и заливисто. Несдержанно. Его голос такой высокий и чистый — прямо музыка для ушей, удивительно. Тэхену эти стоны создавали уж точно лучшую мелодию. «Читая меж строк», можно было услышать среди кайфа и блаженства тихую нотку боли, редко проскакивающую наружу. Тэхен с самого первого дня хотел показать, кто тут главный, что он не просто омега-босс на бумагах компании, а что он такой и в жизни. Чон с самого начала показался странным. В хорошем смысле. И хоть Тэхен не задумывался о том, что его странность проявляется в таких предпочтениях, даже представить это не мог, ㅡ ему это не чуждо. Он сам странный в этой же сфере, в постели. Не такой, как все. Грубее, жестче и холоднее. А Чонгук... а Чонгук только с виду обычный альфа. А внутри столько всего, что заблудиться можно. Тэхен открыл первую дверь бесконечного коридора его сознания, за которой крылся пазл, дополняющий его самого. Пазл, который обоим сейчас приносит уйму удовольствия. А что кроется за оставшимися дверьми, Тэхен даже и представить не может. Но очень хочет узнать. Омега с рыком прикусывает чужой загривок до боли, сжимая соблазнительную талию, и кончает вслед за Чонгуком, так и не покинув разгоряченное тело. Альфа обессиленно выдыхает, даже не желая подняться и натянуть одежду, но Тэхен, вставший у окна перед ним, буквально вынуждает: омега снова достал вишневую сигарету, прикуривая и выпуская к потолку клубы дыма. Закашлявшись, Чонгук поднялся со стола и натянул джинсы, плюнув на руку, прилизал взлохмаченные волосы и, мельком оглядев как-то помрачневший за последние полчаса кабинет, уселся в кресло напротив стола, закидывая ногу на ногу. Ожидает какого-то разговора, разъяснений, хоть малейшей реакции Тэхена на произошедшее, но тот просто стоял у окна и курил, словно Чонгука тут, как и секса у них, не было. ㅡ Шлюха? ㅡ все же первым подал голос альфа, никак не в силах отпустить из головы колющуюся мысль. Почему-то слова Тэхена и то, с каким безразличием он сказал это, до сих пор крутятся в подсознании, как на заевшей пластинке. ㅡ Такого ты обо мне мнения? Тэхен, наконец услышав чье-то присутствие, повернулся к Чонгуку, туша сигарету в пепельнице и облокачиваясь руками о стол. Глаза снова наполнились тем холодом, который был в начале их знакомства, то безразличие и равнодушие, бывавшее в них до случая в лифте. Тэхен получил, чего хотел. Всем все доказал, теперь ㅡ свободен. Непонятно, чего Чонгук хочет и чего добивается, но, честно, все равно. Теперь уж точно. А тому мерзко. Нет, даже больно. Получить пощечину от того, кому начинал доверять, кому открылся и показал истинную сторону. Кого, черт возьми, добился, как и хотел, даже лучше. ㅡ А по-твоему, это не так? ㅡ искренне удивляясь, вскинул брови Тэхен. ㅡ Это же ты спал с клиентами ради информации, подставляя всем и каждому себя. Так и ведут себя шлюхи, Чонгук-и, ㅡ Ким достал из ящика стола бокал и бутылку вина, наливая совсем немного себе все с тем же безразличием в глазах, словно разговаривают они о погоде за окном. ㅡ Ты и половины не знаешь, ㅡ альфа сжал зубы до скрежета, что на красивом лице проступили желваки. С Тэхеном даже его ярость ощущается по-другому. Она, может, не такая сильная, но очень больно бьет. Под дых. Никто не знает правды о нем. Никто. А то, что такие предпочтения в постели, уж извините, против природы и ее ошибок не попрешь. Тэхен в этом плане тоже не святой. ㅡ Ты сам посуди: информатором оказывается альфа-пассив, при этом легко догадаться, как ты добывал информацию. ㅡ Я не виноват, что люди настолько гнилы, что судят только по тому, что слышат, а не по тому, что знают сами, даже не пытаясь узнать правды, ㅡ Чонгук наклонился вперед, упираясь локтями в колени и сжимая пальцы в крепком замке до побеления костяшек. Тэхена не хочется ударить, нет. Хочется кричать. От того, что он не понимает. ㅡ Правды в чем? В том, что ты шлюха? Так еще и альфа, любящий снизу, да пожестче, ㅡ Чонгук снова начинает бесить, как бы Тэхен ни игнорировал. Хоть за последнюю неделю удалось более-менее все вернуть, когда кто-то доказывает обратное очевидному, Тэхен терпеть не может. А нелюбовь и предвзятость к альфам только усиливает все это. Каким бы Чонгук ни казался привлекательным, он банален. И заносчив. ㅡ А ты на себя взгляни. Ну, серьезно. Омеги в твоем возрасте детей рожают и обзаводятся семьями, а ты все в качалку ходишь и думаешь, кого бы сегодня нагнуть, чтобы доказать, что «я не как все», ㅡ Чонгук демонстративно передразнил манеру Тэхена говорить, чуть поджав губы и взмахнув руками. Тот опустил голову вниз, смотря в одну точку и с трудом сдерживая подступившие слезы. Чонгук его его же оружием ㅡ под дых, на поражение. Тэхен приложил руку к груди, вспоминая о детях и Хосоке, до боли стискивая зубы. Самое больное, что только могло быть. Утешает только, что Чонгук не знал и не мог сказать это специально. ㅡ Ты ничего не знаешь обо мне и, уж тем более, о моей семье. Так что закрой свой рот, ㅡ слова вылетели прежде, чем Тэхен успел подумать, а когда уже сказал, распахнул глаза и удивленно вздохнул: так грубо он не хотел, Чонгук не виноват в том, что заехал по-больному, того не подозревая. ㅡ Вот и я о том, Тэхен-а. Я судил по тебе точно так же, как сейчас по мне ты. Обидно, да? Вот и мне обидно, ㅡ Чонгук откинулся на спинку кресла, шумно выдыхая, не находя в разговоре больше ничего особенного. Тэхен не знал правды, теперь поймет, что был неправ, а Чонгук простит. Но он даже не подозревал, что задел в Тэхене то, что омега пытается забыть каждый божий день. ㅡ Уходи, Чонгук. Уйди, ㅡ с плохо скрываемой, а, может, и не скрываемой вовсе дрожью в голосе прошептал Тэхен, все еще упираясь взглядом в стол. Показывать Чонгуку слезы нельзя. Сейчас нельзя. Альфа молча встал, окинул взглядом комнату в поисках своей рубашки и, не обнаружив ее, покинул кабинет полуголым, громко хлопая дверью и оставаясь при своем. А Тэхен, оказавшись в полной тишине, упал на колени, плача громко и надрывно. Такого не было давно, несколько лет точно. И удивительно, что его довел какой-то альфа. Но ведь, сука, как больно! Воспоминания детских дней, наполненных насилием и ужасом, ежедневными страданиями и тренировками, отцовскими криками, наваливаются все разом, терзая потрепанную омежью душу. С детства отец Тэхена ненавидел. Не просто делал воина ㅡ терпеть не мог. Он хотел альфу, хотя бы бету, а получил это. Радостью стала потеря репродуктивной функции, так что шанс появился. И отец приступил. Ежедневные часы в качалке, рано утром бег, потом школа, обед, снова бег и в зал до полуночи. После уроки и снова утро, снова новый день. И так гребаные двенадцать лет. Отец не затягивал, начал с раннего возраста, еще до школы, и вплоть до своей кончины, до совершенолетия Тэхена. Он старательно скрывал пол сына, всем втирал, что тот альфа, просто чуть недоношенный, потому и мельче, хотя Тэхен был и есть гораздо сильнее других омег, но с тем же и в разы слабее альф. После смерти отца Ким прятаться не стал. Сразу раскрыл свой пол, о чем не жалел ни разу, даже проходя сквозь издевки и унижения. Благодаря воспитанному внутри характеру, он смог доказать всем, что достойнее, что не простой омега, как другие. И добился высот. Даже устранил главного соперника на целую декаду, а то и больше, ведь по возвращению ему приходится много работать, чтобы возобновить дела. Кажется, слабых мест он не имеет. Отца больше не боится, папу не помнит, не знает даже. О Хосоке никто не догадывается, да и с помощью него управлять Тэхеном довольно сложно ㅡ тот сам мальчик непростой, так легко не взять. Но один маленький секрет, о котором никто не знает, способен вмиг сломить Тэхена изнутри ㅡ бездетность. Очень слабый природных запах тому подтверждение, однако умело подобранные духи помогают скрывать ото всех эту тайну. Но самому ее не избежать. Тэхену с этим жить. А его предпочтения в доминировании ㅡ лишь маска, которая сейчас нехило треснула. Которую сейчас разбил Чон Чонгук. Человек, от которого, как думал Тэхен, он хотел только секса. Но уже после понял, что нет. Те теплые чувства, только начавшие нагреваться после сближения, никуда не делись, став сильнее. Ким испугался, потому нагрубил и оттолкнул, это ему чуждо. Но сейчас, по крайней мере, он понимает, что оно имеет место быть. Омега буквально собирается по кусочкам, чтобы встать на ноги и остановить слезы. Он не плакал несколько лет. Наверное, года четыре точно. Даже не верится, что осталось что-то, способное так подкосить его. Чонгука хочется убить, испепелить, уничтожить, трахнуть жестко в конце концов. Но ведь он же ничего не знал. Он не мог даже предположить, что сказав такое, нанесет тяжкий удар. Он всего лишь привел пример, доказывающий, что неправ был именно Тэхен. И за это стыдно, перед Чонгуком стыдно. Он на самом деле не знает его почти, а теперь злится просто так, хоть и не может это контролировать. От безысходности Тэхен снова начинает плакать, поджав губы и сев на колени. Раз уж начал, надо выплакать все. Уже можно. Даже нужно. Пустой кабинет, залитый холодным лунным светом, наполнил протяжный вой боли и отчаяния.

🌌🌌🌌

Сутки спустя ㅡ Еще давай, ㅡ рявкнул Чонгук бармену, выхватывая у него из рук целую бутылку рома и вскрывая ту без особых усилий. Альфа припал к тонкому горлышку губами, делая большие жадные глотки, ни капли не ощущая жжения или раздражения от терпкого алкоголя. Он выпил уже достаточно, чтобы от сорока градусов рома чувствовать лишь его сладость и мягкое послевкусие, приятно оседающее на кончике языка; никакой горечи, ничего лишнего. Влитый до этого в организм соджу хорошенько подготовил его, так что ром сейчас кажется не крепче вина, хотя и не уступает отечественному напитку. Приятные басы оглушают изрядно пьяный разум, вызывая мысли не самого безопасного характера. Чонгук пробирается сквозь танцпол, кишащий потными телами, и задерживается у случайного омеги, пристраиваясь сзади, двигается в такт с музыкой и его бедрами, опуская одну руку на худую талию, второй держа драгоценный ром. Омега сразу приобнимает за шею, потираясь о пах и обиженно фыркая, когда не обнаруживает там ничего интересного, но танец продолжает. Парнишка извивается в сильных объятиях и еле слышно постанывает, когда Чонгук цепляет пальцами соски и целует изгиб шеи, обдавая хмельным горячим дыханием. Омега норовит развернуться к нему и прижаться всем телом, страстно поцеловать и пробраться шаловливыми ручками кое-куда ниже пояса, но Чонгук так некстати просовывает ладонь ему под ремешок джинс, протягивая пальцы к давно повлажневшей дырочке. Парень начинает крупно дергаться и подаваться назад бедрами, разводя ноги пошире и практически садясь на длинные пальцы сзади, и Чонгук, добившись цели, больно хлопает по ягодицам двумя руками вручая бутылку рома развратной шлюхе и скрываясь в глубине толпы, оставляя того недоуменно покрывать себя благим матом. Альфа выходит из шумного клуба на не менее шумную улицу, где, как всегда, перед баром уже собралась толпа людей. Здесь тоже музыка, тоже грязные танцы, литры алкоголя и вдобавок дразнящий все фибры души оглушающий рев разогревающихся моторов. Чонгук зверски скалится в улыбке всем, кто приветствует его, медленно пробираясь к своему автомобилю, стоящему где-то в середине импровизированной парковки. Альфы хлопают по плечам, омеги буквально бросаются на него, пытаясь повиснуть на шее или, что еще лучше, сразу ухватить за лицо, чтобы утянуть в долгий поцелуй, демонстрируют свои формы, и по некоторым симпатичным задницам Чонгук просто не может не шлепнуть, проходя мимо. Он поверхностно оглядывает толпу, выискивая глазами Чимина, но того почему-то сегодня нет. А жаль, Чонгук очень хотел покататься с единственным достойным соперником. Еще, конечно, Намджун, но он вообще уже неделю на связь не выходит, ну и несколько других хорошо знакомых Чону гонщиков, уже стоящих на старте. Некоторые из них зажимают любимых омег на капотах своих тюнингованных «монстров», светя кольцами на пальцах, садятся с ними в салоны и мило улыбаются; омеги желают мужьям и парням удачи, оставляя на их губах сладкие поцелуи с привкусами пина колады и голубой лагуны, надеются на победу. Чонгука от всей этой картины воротит. Тошнит и крутит неглубоко внутри липкая зависть и обида, чувство несправедливости. Ссора с Тэхеном изрядно подкосила, даже, можно сказать, сбила с ног. Альфа пьет уже второй день, не выпуская из под себя омег, на которых вымещает злость часами, что те потом ходят с трудом, но даже это не помогает. Чонгук перепробовал все: звонил Чимину, орал на людей, танцевал до боли в ногах, трахался до побеления перед глазами, пил до изнеможения, даже пытался подраться. Но ничто не забирало некую пустоту, то самое противное чувство. Не забирало и ни капли не унимало. Ни на минуту, ни на секунду. Остался последний вариант ㅡ пьяная гонка и звонок тому, кому звонить хочется меньше всего. Но Чонгук уже на все готов, дабы выветрить из души этого чертового Тэхена. Альфа наконец доходит до своей верной спутницы, нажимая кнопку на ключе с золотым быком и плавно поднимая черную дверцу, садится внутрь, глубоко вдыхая манящий запах кожаного салона, пропитанный алкоголем и совсем чуть-чуть цветами, которые засели здесь от частых поездок Тэхена на переднем сидении. Чонгук с рыком захлопывает дверь и заводит двигатель, выпуская оглушительный рев, эхом разносящийся по парковке. Альфа несколько раз газует на месте, и уличная музыка выключается, а ламбо трогается с места. Чонгук лениво подъезжает к старту, смотря в правое спущенное окно, где соперники уже скалятся в уверенных улыбках, дразня в Чонгуке зверя. Он закатывает глаза, доставая из бардачка скрутку купюр и высовывая ее в свое окно, отдавая в руку давно знакомому, уже почти родному, Тэну, организовывающему практически каждый заезд. ㅡ Две, ㅡ коротко бросает Чонгук, глуша мотор и откидываясь на спинку сиденья, в ожидании ответа от соперников. Гонщики округлили глаза, смотря на Чона с неверием, и поджали губы. ㅡ Две штуки баксов, все слышали? Повышаем или катимся в гараж! ㅡ объявил Тэн, двинувшись по ряду машин, стоящих у старта, где некоторые уже высунули в окно по несколько купюр, чтобы добить нужную ставку. Пара машин сдали назад, вместо них тут же встали новые, более дорогие и навороченные, по ним видно. Чонгук ухмыльнулся себе под нос и выпустил оскал: так даже веселее. Тех он не видел ни разу ㅡ интересно, на что они способны. Грид-герл вышла к старту, соблазнительно покручивая бедрами и вскидывая руки вверх. Шесть машин моментом завели двигатели, наполняя парковку звериным ревом голодных монстров, жаждущих скорости и драйва, запахов жженой резины и конденсата. Хорошо разогретая толпа закричала имена фаворитов, где «Чон Чонгук» заглушало почти все остальные. Градус азарта и соперничества давно превышает сотню; газующие с каждым разом все агрессивнее тачки так и норовят соскочить с места, выпустив пламенные хвосты и оставив после себя черный след на асфальте; пальцы уверенно и крепко сжимают рули, зубы покусывают губы от легкого покалывающего нервные клетки напряжения; прохладный воздух ерошит волосы ㅡ Чонгук почти растворяется на месте, пребывая там, для чего был рожден, там, где суждено провести всю, не очень длинную жизнь. Он поднимает стекла, изолируя себя от внешнего мира и выключает музыку в салоне на ноль, чтобы не заглушала лучшего звука в мире, раздающегося сейчас где-то за спиной. Омега у старта резко опускает руки вниз, и шесть спорткаров срываются с места, оставляя после себя свистящее эхо, уносящееся вдаль и отражающееся от невысоких зданий спального района. Ламбо за секунду разгоняется до сотни, и Чонгук, дернув за веточку под рулем, беспрепятственно занимает лидирующую позицию, расслабленно держа руль одной рукой. Машины сзади петляют, но угрозу представляют лишь две, подъезжающие опасно близко. Одну Чонгук знает наизусть ㅡ она знакомого гонщика, которому ни разу, как и никому другому, не удавалось его обогнать. На перовом же повороте он сбросит скорость слишком сильно и потеряет второе место, будучи неопытным в дрифте. А вторую Чонгук видит на улице впервые, но особо не парится ㅡ водитель явно не высшего ума, раз не догадывается прижаться вправо и обогнать соперника перед собой, заняв тем самым почетное серебро. Но, видно, прочитав мысли Чонгука, водитель белой камаро все же обгоняет авто перед собой и выходит на второе место, пристраиваясь четко за хураканом, подъезжая почти вплотную. Альфа буквально чувствует, как шевроле дышит ему в спину, и чуть сбрасывает газ, приближаясь к повороту. Чонгук резко дергает за ручник, пуская машину в умелый плавный дрифт, прижимаясь к правой стороне, но совершая большую ошибку. Камаро дрифтует просто бомбезно, выравниваясь и на секунду выходя на полкорпуса вперед, но, благо, поворот заканчивается. Чонгук мигом меняет скорость, выталкивая ламбо вперед и возвращаясь на лидирующую позицию. Он тяжело выдыхает: признаться, способности новичка удивляют. Все же, ему следует давать самому себе более критичную оценку, иначе будет как в тот раз с Намджуном, когда они только познакомились. Он же почти обогнал Чонгука, мог принести тому серьезные проблемы в репутацию, поставив жирное пятно первого и единственного поражения. Но не в этот раз и никакой другой. Чонгук не даст себя обогнать никому в этой жизни ни за какие деньги. Он продолжает уверенно давить на газ, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Соперник близко, но не опасно — значит, все под контролем. Альфа чуть опускает окно с правой стороны, пропуская в салон свежий прохладный воздух и тихий шорох шин об асфальт. Стрелка на спидометре не опускается ниже двухсот, стремительно ползет к двумстам пятидесяти; за спиной по-прежнему ласкающий слух рык, впереди ровная прямая еще километров на семь, рядом на сидении полупустая бутылка рома, в руках руль и телефон, из которого доносятся размеренные гудки, и ничего лишнего. Чонгук сам не замечает, как зачем-то набирает Намджуну, и в ожидании покусывает губы, сжимая руль до боли в костяшках и ни на мгновенье не сбавляя скорости. Еще чуть-чуть, и хриплый сонный голос раздастся в трубке, полунежно-полугрубо спросит: «чего хотел?», выслушает и примчится сюда через пятнадцать минут по единственной просьбе. Чонгук почему-то в этом уверен. Намджун может помочь унять боль, может подарить кайф и наслаждение, заменить зияющую дыру на себя, но... но не в этот раз. Почему-то у Чонгука ощущение, что Тэхена заменить и выветрить не сможет уже никто, даже он сам. Омега засел в нем слишком глубоко, слишком крепко и не желает уходить. Этот короткий миг близости, слегка болезненный, но чертовски приятный, отдается в памяти яркими картинками, глаза Тэхена смотрят в душу, буквально преследуя, а его голос эхом давит на виски. Он в Чонгуке пустил корни, прирос изнутри, занял место где-то в очень важном и личном, прокрался туда быстро и незаметно, вонзил нож, чтобы закрепиться, и продолжает сидеть. Ничто не вызывает такого трепета и волнения, как звук его имени. Ничто не вызывает такой дрожи, как его краткие касания и мимолетные взгляды. Ничто не вызывает такого желания, как то, как он кусает губы и смотрит на Чонгука, как говорит с ним взглядами, как тихо просит приехать или подвезти его до дома. Тэхен смог занять важную позицию за короткое время, смог подчинить себе и взять под свой контроль, раскрыть тайну Чонгука, рассказав при этом свою, узнать его больные и слабые места, узнать то, что он любит, и искусно воспользоваться этим, сначала одарив неземным удовольствием, а после вонзив остро заточенный нож прямо меж лопаток. Чонгук не желает верить, что все именно так, как он слышал или видел. Он почти уверен, что есть что-то еще, что-то, чего Тэхен не рассказал, что-то, из-за чего он был зол на него, а потом назвал шлюхой. Ведь без причины он бы так не поступил, правильно? Чонгук, как минимум, не давал повода, сам не хотел никаких конфликтов. Быть может, он тоже задел Тэхена за живое, заговорив о его семье. Ну, конечно, так оно и есть. Омега поник, замкнулся и поджал губы, крепко обхватил столешницу до хруста пальцев и прошипел ему дрожащим голосом на грани истерики, чтобы уходил. Чонгук не слышал, как он выл потом, но почему-то думает, что Тэхен плакал после его ухода. И думает неошибочно. От осознания того, что сам он тоже не святой, что причинил боль тому, кому вовсе ее не желал, становится еще хуже. Пусть это и догадки, Чонгук в них уверен практически на сто процентов. Обидел Тэхена? Да. Задел за живое? Естественно. Тот был зол не просто так? Само собой. Что-то не давало покоя ему вчера? Так и есть. Он что-то скрывает? Определенно. Но что именно, Чонгук отчаянно хочет узнать. И, кажется, если он спросит об этом Тэхена напрямую, тот ему все расскажет и разложит по полочкам без всякого сомнения. Чонгук стервозно жмет на кнопку завершения вызова, блокируя телефон и отбрасывая на сиденье рядом с собой. Мыслями он все еще далеко отсюда, но взглядом и инстинктами возвращается на трассу, смотря в зеркала. Соперник дышит прямо в спину, навязчивый камаро мечтает получить первое место. Остальных не видно почти совсем, несколько фар мелькают метрах в двухстах от них двоих. Шевроле пытается обойти слева, но Чонгук прижимается туда вплотную, оставляя правый ряд свободным, и начинает стремительно сбрасывать скорость. Он дожидается, пока американка не обгоняет его на корпус, и с протяжным криком дергает ручник вверх, вдавливая газ в пол. Ламбо со свистом разворачивается на сто восемьдесят, резко останавливаясь, и дымит колесами, проклиная своего владельца за подобные трюки. Чонгук душой понимает, что будет должен своей малышке наилучший ремонт, но телом продолжает двигаться. Камаро пропадает в зеркале заднего вида, а альфа сворачивает с гоночной трассы в первый попавшийся переулок, снова развивая бешеную скорость. Чонгук не бежит с гонки. Он просто дает шанс другому. Соперников всех для себя он уже победил. Сейчас у него начинается собственная гонка со временем, с принципами, с обидой и ненавистью, с эмоциями. Гонка, в которой он должен обогнать их всех. Гонка, в которой главным трофеем станет Ким Тэхен.

🌌🌌🌌

Ночной сумрак опутывает темными сетями, словно укрывает пеленой, небольшой поселок рядом с центром города. Из-за близко расположенного пруда образуется негустой туман, растекающийся слоями в охолодевшем к ночи воздухе. Тихое стрекотание цикад и лунный свет, шелест листьев, протяжный, едва уловимый вой ветра ㅡ особняк погружен в таинственность и уютный мрак. Огромный, он стоит неподвижно, выглядит слегка пугающим и одиноким. Таким же, как и маленький омега внутри него. Тэхен непрерывно утирает текущие из глаз слезы уже вторые сутки. Наверное, если бы даже он позволял себе плакать все те годы, все равно за них бы не накопилось столько, сколько за ночь и сегодняшний день. Эта боль, заполнившая все внутри, уходить не хочет, с каждой минутой терзая все сильнее. Впервые за долгое время омеге кажется, что он одинок. На столе стоит полупустая бутылка вермута, теплый плед окутал ноги и тело, дрова в камине тихо трещат, но даже все это не может согреть его от пробирающего до самых костей холода. Лишь дрожь, мертво засевшая где-то глубоко внутри, стала верной подругой, не желающей покидать его ни под каким предлогом. Эта звенящая в ушах тишина давит на виски, эта темнота, этот мрак сводит с ума, этот озноб, это липкое чувство обиды и ненависти, непонятно кому адресованное, вскрывает плоть и вены, причиняя изящную первосортную боль. Тэхен через силу вливает в себя еще бокал вермута, окончательно сбиваясь со счета, и все чего-то ждет. Может, волшебного действия алкоголя, способного отключить чувства. А ведь было бы на самом деле неплохо. Но уже третья за сегодня бутылка подходит к концу, а боли меньше не становится. Тэхен ненавидит чувства. Ненавидит, когда те превращаются в его слабость. Из-за одной глупой ошибки сейчас все идет под откос. Из-за одного чертового взгляда, из-за одной мимолетной улыбки, однажды посланной Чонгуку. Отключить бы все эмоции, наплевать и закрыть на все глаза. Омега готов пойти на все сейчас, лишь бы унять эту дикую боль. Все не так, все не к месту. Он сам виноват, сам нагрубил, не подумав, сам обидел того, к кому проявил чувства. Испугался. Попытался защититься. Или просто трясется за свою шкурку, ведь Намджун звонил прямо перед приездом Чонгука, расспрашивал, напоминал. Часы тикают, медленно, монотонно, сводя Тэхена с ума. Не было ошибкой улыбнуться Чонгуку ㅡ ошибкой было предложить его Намджуну. Отдавать теперь омега не хочет. Комнатную тишину снова нарушает вопль, терзающий глотку. Тэхен запрокидывает голову назад и просто воет от безысходности. От чувства вины и ненависти. От оглушающей боли. Тэхен ㅡ полный идиот. Сам не заметил, как простое желание затащить красавчика в постель переросло во что-то большее, что-то теплое и значимое. И, кажется, безответное. Он так мечтал трахнуть этого «омежку», когда писал ему и просил достать информацию. Он так возненавидел его с первой встречи. Он чувствовал такую предвзятость и отвращение, что порой думал, как бы побыстрее сбагрить эту чертовку Намджуну. Но чувства не подвластны никому. Будь ты даже чертовым непреклонным Ким Тэхеном. В один момент, в тот день в лифте что-то пошло не так. Сам день, сам лифт ㅡ все было не такое. И тот взгляд. Пронизывающий до костей, смотрящий в самую душу, на глубину сознания, на самое его дно. Тогда состоялся разговор, реплики которого они читали в глазах друг друга безошибочно. Чонгук перестал казаться обычным альфой. Он стал каким-то... особенным? Не такой, как все, это точно, один и неповторимый. Не такой, как все, но такой, как Тэхен. Со своей странностью. С тем, с чем ему приходится жить, но не получается мириться. Тэхен прекрасно понимает это чувство. Когда тебя угораздило родиться чертовым омегой, и весь мир из-за этого против тебя, никто не воспринимает всерьез, даже собственный отец. Вокруг люди злые и надменные, сильные и властные, и перспектива выжить становится ничтожно малой. Тэхен как никто другой знает, что значит быть изгоем в обществе. Что значит, когда собственный отец нагло врет всем в глаза о нем, делает бойца против его воли и не задумывается о его чувствах. Тэхен знает, что такое ненависть и непринятие общества. Тэхен знает, чего стоит взойти на вершину. Литры проглоченных слез, тысячи ссадин, мышечных травм и повреждений, ежедневная боль, круглосуточное страдание. Тэхен все, мать его, прекрасно знает. Каково это – быть другим. Каково идти против своей природы и стать феноменом в ней. Каково быть омегой, жаждущим не альфу, а тоже омегу, но другого, слабого. Каково быть альфой для омег. Тэхен прекрасно помнит, сколько было ненависти и всяких подлостей в его адрес после смерти отца и после того, как он раскрыл свой истинный пол. После того, как он признался всем в этом конченом мире, что он омега, который смог, блять, нагнуть не одного альфу и прийти к власти. Что он не слабый, что он сильнее и более стойкий, нежели другие. Что так просто он не прогнется. Конечно, их с Чонгуком ситуации абсолютно разные. Но суть у них одна. Тэхен в своем мире ㅡ необычный феномен, ненормальный омега, пытающийся строить из себя властелина и умело справляющийся со своей задачей. А Чонгук в своем необычный феномен, ненормальный альфа, жаждущий быть слабее других, не дать себя в обиду, но не пытаться делать то, что не присуще, ㅡ не быть сверху. В обоих смыслах. Из горла вырывается дикий кашель, когда кричать больше не остается сил. Тэхен заливает сверху все новой порцией вина, обжигая истерзанные стенки горячительным напитком, и смотрит в пустоту, поджав губы в тонкую линию. То, что он проявил какие-то чувства, он, конечно, идиот. Но то, что так резко и необдуманно обидел Чонгука, делает его еще большим идиотом. Потому что альфа, кажется, тоже не просто так затеял все это. Когда он смотрит на Тэхена, в его взгляде нет отвращения или предвзятости, нет осуждения или неприязни, но есть понимание и такая нужная поддержка, мол «ты не один такой, я тоже со своими странностями». Чонгук сломал пред Тэхеном все стереотипы и окончательно убедил его, что то, что он такой, вполне нормально. Почему-то найдя кого-то на себя похожего, Тэхену на душе стало явно легче, и дышать глубже теперь проще. Он очень долго боролся с установленными ложными стереотипами и людской ненавистью к таким же людям, как они сами, но чуть отличающимися какими-то привычками. В некотором смысле его борьба окупилась, подарив власть и лучшего в мире донсена. Но в некотором так и осталась бесполезной ㅡ многие из бывших отцовских партнеров разорвали с ним связи, а другие продолжают тайно шептаться и ненавидеть. Но Чонгук... Чонгук всегда, когда то ли догадался, то ли предположил, смотрел с пониманием и поддержкой. Даже шутки отпускал, зная, что Тэхен поймет именно так, как их надо понять. «Я люблю снизу» останется в памяти омеги до конца его дней. Но как бы то ни было, Тэхен вчера поставил жирную точку на их отношениях, заявив, что получил все, чего хотел. Так он и планировал изначально, но только жестче и грубее, чтобы причинить Чонгуку боль, сломать того посильнее, выместить всю ненависть и показать, чего на самом деле стоит. Но что-то не случилось. Этого надо бы придерживаться и сейчас, постараться унять режущую боль и переубедить себя в собственной симпатии. Сделать, блять, хоть что-то, чтобы выветрить Чонгука из сознания. Но его вчерашние слова, наполненные непониманием и обидой, горечью даже, снова причиняют боль. Его бездонные темные глаза, смотревшие с такой надеждой, выжигают душу, превращая в пепел. Тэхен думает, что заслужил эти мучения, сам виноват. Ему не привыкать страдать. Дрова почти догорели, оставляя за собой лишь ярко-красные угли, источающие приятное тепло, что так и не может согреть омегу. Бутылка вермута постепенно пустеет, все больше пьяня организм, и Тэхен думает, что неплохо было бы принести четвертую. На телефон поступает сообщение от Хосока, что он скоро отправится спать, он дома, и с ним все в порядке. Воющий ветер за окном тоже стихает ㅡ даже природа отходит ко сну. Но не Тэхен, который точно не попадет сегодня в царство морфея, потому что просто не сможет. Даже вино, туманящее разум, не помогает. Зато в теле чувствуется легкость, оно полностью расслаблено, но продолжает дрожать от внутреннего невероятного холода. Встать и принести себе еще бутылку нет сил, позвать кого-то не получится ㅡ всю прислугу Тэхен давно распустил, да и было ее не особо много, пару горничных от силы. Омега прикрывает глаза и облизывает засохшие губы, приобретшие легкий привкус винного напитка, сладкие и мягкие, хоть и грубые из-за обветрившейся кожи. Прямо как у Чонгука. Но только у того нежнее, а их аромат, бергамот, напоминает чай, который Тэхен почти всегда пьет по вечерам. А еще Хосок бергамотный любит больше всех других и постоянно просит купить его. От мысли о нем сухие губы трогает едва заметная улыбка, становится теплее внутри. Этот маленький омежка ㅡ единственное тэхеново утешение. Жаль, что он сейчас не здесь. Но, может, и к лучшему. Видеть свою слабость Тэхен ему не позволит. Ради него он должен сохранять силу и стойкость, быть всегда первым, чтобы у него все было хорошо. И это единственная причина, позволяющая Тэхену сейчас не тонуть и отказаться от четвертой бутылки. Со своей этой болью он забыл о Хосоке, о самом главном человеке в его жизни. Тэхен поднимается с дивана, отставляя остатки вермута на стеклянный столик. С него достаточно алкоголя. Пить можно много, сколько угодно и что угодно, но только не тогда, когда его любимый нуждается в нем. Он лениво ползет к лестнице на второй этаж, хватаясь по пути за стены и все, что попадается под руки, лишь бы не упасть. Голова кружится и гудит, но эта эйфория столь приятна, что хочется продолжать. Как и эйфория секса с Чон... Омега вскинул голову, не понимая, что только что услышал. Вроде, звон, но непонятно, откуда ㅡ из головы или со стороны двери. Он постоял несколько мгновений, вслушиваясь в мертвую тишину, и, тряхнув головой, поднялся на одну ступеньку, как звон повторился. Теперь точно ясно, что в дверь. Тэхен запахнул тонкий серый халат, поленившись завязывать пояс, и нехотя поплелся открывать, мысленно придумывая оправдания за пьяный вид и ругань за то, что Хосок приехал так поздно и не предупредил. Медленно подходя к двери, омега понял, что ничего у него не выйдет ㅡ в голове роятся мысли, а язык заплетается, вряд ли он сможет что-то сказать и уж тем более наругаться. Тэхен с выдохом нажимает на дверную ручку, становясь носками на порог и распахивая дверь. Он уже собирается придумать достойное оправдание своему виду, но, подняв глаза, понимает, что его нет. Все слова разом вылетают из головы, в горле противно пересыхает, и сжимается сердце, так некстати перешедшее на бешеный темп. Тело бросает в крупную дрожь; кажется, омега сейчас упадет прямо сюда, в ноги своему гостю. ㅡ Ч-Чонгук? ㅡ хрипло спрашивает он, роняя хрустальные слезы на свои щеки, отчего ресницы сплетаются в мокрые треугольники и отбрасывают когтистые тени на кожу, освещенную холодным светом уличного фонаря. Альфа замер перед порогом, выронив недопитую бутылку кого-то алкоголя из вмиг ослабевшей руки, и приковал взгляд темных глаз к соблазнительному телу напротив, не в силах перестать смотреть. Тэхен в домашних шортах и майке, с плеча спадает шелковый халат, открывая острые ключицы, сам омега смотрит на него неотрывно и с надеждой, покусывая пухлые губы. Лунный свет отражает мокрые слезы в уголках его невероятно красивых глаз; его взгляд сейчас ㅡ тысяча слов, которые безошибочно читает Чонгук. Альфа чуть склоняет голову вбок, приподнимая уголки губ в подобие улыбки и смотрит. Просто смотрит. Потому что делать что-то другое не представляется возможным. Такой Тэхен ㅡ чистое искусство в отражении его черных бездонных глаз. Такой домашний, нежный, без косметики, почему-то заплаканный. Волшебный. Его глаза ㅡ само очарование, невероятная неописуемая прелесть, картина лучшего художника. Его глаза, наполненные раскаянием и печалью, желанием, теплотой и пониманием, сейчас поглотили весь чонгуков мир, зазывая его за собой. Их цвет ㅡ нежная кофейная пенка, молочко. Мягкие, осторожные, добрые. Совсем не такие, как вчера. Чонгук почему-то думает, что только он видел этот взгляд, и правильно делает. Альфа буквально тонет и рассыпается на тысячи осколков, когда находит в себе силы сдерживать собственные слезы. Он продолжает заменять их еле уловимой улыбкой, поджимает и кусает губы, теряется и хочет отвернуться. Но никогда уже этого не сделает. Тэхен едва сдерживается, чтобы не зареветь в голос и не прижаться к нему, человеку напротив, олицетворяющему сейчас столь многое, столь важное и нужное, без которого, кажется, цветок по имени Ким Тэхен увянет за несколько минут. Не кажется ㅡ так оно и будет. Омега не отрывается от Чонгука, словно моргни ㅡ и он уйдет, в пепел превратится и испарится прямо на месте, не оставив и следа. Тэхен этого боится, не хочет, переживает. Сердце мчится в бешеном галопе, виски стучат звонким колоколом, а глаза... о черт возьми, эти глаза напротив ㅡ лучшее, что Тэхен видел за всю свою жизнь. Они хмельные, алкогольные, но даже это не затмевает их шарма и искренности, писанной где-то глубоко внутри. Это восхищение и даже боготворение, с которым Чонгук смотрит сейчас, лишает Тэхена возможности дышать и двигаться, лишает рассудка, пьянит и манит, зазывает на самое дно бездонной пропасти. Слезы из его собственных все же катятся, обжигая горячим холодом нежную кожу. Чонгук создает контраст. Контраст эмоций, контраст чувств, контраст между ними двумя. Переомега и недоальфа, феномен, необъяснимый союз, невозможный, неправильный. ㅡ Тэ... ㅡ подает голос Чонгук, даже не двигаясь с места. Омега чуть дергается, сильнее сжимая губы, до побеления, и едва заметно наклоняется к Чону, в ожидании звука сладкого голоса. ㅡ Прости... Широкие плечи заметно опускаются вниз, Чонгук выдыхает. Тэхен качает головой, смаргивая жгущую глаза новую порцию слез. Ласковый, нежный шепот альфы растворяется в ночной тишине и эхом звучит в омежьих ушах. Так искренне, так нежно. Тэхен чувствует себя виноватым. За то, что был так груб и нетактичен, за то, что неправильно рассудил, не подумав, и накричал в ответ. ㅡ Ты меня прости, ㅡ шепчет он хрипло, едва слышно и различимо, но Чонгук понимает безошибочно, читая каждый слог на сухих розовых губах. Он свои поджимает и, больше не в силах сдерживаться, пускает слезу, не утирая, надеясь, что Тэхен не видел. Та блестит маленьким огоньком в светах фонаря и луны и стекает с точеного подбородка, падая на землю и глухо разбиваясь. Омега, кажется, слышал этот звук. Минуты тянутся невыносимо долго, оба теряют счет времени. Июльские ночи непривычно холодные, и тэхенова кожа покрывается мурашками, сам он начинает дрожать, что не остается без внимания Чонгука. Тот стоит напряженный, сжав пальцы в кулаки, мысленно про себя считает до бесконечности. Как бы решиться, как бы подступить. С каждой прошедшей секундой Тэхен все больше хочет закрыть эту чертову дверь, потому что замерз. Да вот только Чонгук стоит здесь, прямо перед ним, все так же смотрит невероятно, не отрываясь, и взглядом этим согревает словно, и рука просто не может потянуть дверную ручку на себя. Чонгук кусает губы и щеки изнутри, кричит на себя мысленно до срыва голоса, ломает себе пальцы, сжимая кулаки до боли, ждет и все думает-думает-думает... Омежья грудь начинает вздыматься высоко и часто, и Чонгук замечает на ней мурашки, Тэхен начинает с каждой секундой дрожать от холода все больше. Внутри жар полыхает и адское пламя, что впору сгореть, превратившись в пепел, в глазах тот же огонь, на губах ㅡ застывшее «прости». Чонгуку совсем не холодно снаружи несмотря на то, что сам он лишь в тонкой полурасстегнутой рубашке. Но ему холодно внутри от боли и незнания, что делать дальше. Альфа буквально чувствует, как Антарктида где-то в глубине него, в самом сердце словно, разрастается с каждой миллисекундой, заполняя артерии и вены. Руки леденеют, что пальцы сжимать уже больно, маленькая капля крови во рту от покусанной губы становится холодной. Чонгук замерзает без Тэхена. А Тэхен внутренне сгорает без него. Конраст. Феномен. Переомега. Недоальфа. Что-то рявкнув себе под нос, Чонгук уверенно переступает порог чужого дома, заталкивая омегу внутрь и громко хлопая за собой дверью. Он сразу же впечатывает Тэхена в нее, оголяя подкачанные плечи и скидывая халат ему на локти, целует холодную шею горячими губами, чувствуя, как песочная кожа снова покрывается мурашками и словно плавится от этих касаний. Сам Тэхен обмякает в сильных руках, надавливая коленом Чонгуку на пах и обнимая его за шею, позволяя жадно вдохнуть с себя смесь ароматов геля для душа, кондиционера для белья и не идущий ни с чем в сравнение нежный природный запах цветов. Тех самых, которые Чонгук смог полюбить просто потому, что Тэхен так пахнет. Чонгук, следуя поцелуями все дальше и дальше, постепенно сдвинул лямку омежьей майки с его плеча, поверхностно щекоча тем самым кожу, и прикусил выступающую на плече косточку, возвращаясь к ключицам. Он несмело опустил руку к чужому паху, на пробу касаясь возбужденного органа, и слегка сжал, выпуская первый стон с манящих губ. Чонгук бы сам стонал только от звука этого низкого мягкого баритона, прилетевшего прямо в ухо и опалившего горячим дыханием. Тэхен опрокинул голову, больше подставляя себя умелым губам и рукам, и альфа уверенно положил ладони на ягодицы, с наслаждением сжимая давно желанное тело. Он надавил коленом на пах, надеясь, что Тэхен не против, и тот ни капли не сопротивлялся, полностью доверившись Чонгуку, даже не задумываясь об этом. ㅡ П-поцелуй... ㅡ едва слышно выдохнул Тэхен, когда одна рука альфы проникла под шорты, к возбужденному органу, и зарылся пальчиками в длинные смоляные волосы. Сердце снова застучало, и дыхание напрочь сбилось, а покусанные губы горели жаждой других ㅡ горячих и нежных. ㅡ Что? ㅡ то ли не услышал, то ли не поверил себе Чонгук, останавливаясь и поднимая на Тэхена взгляд, находясь в каких-то жалких миллиметрах от его лица, опаляя горячим алкогольным дыханием сухие губы. ㅡ Чонгук... пожалуйста, ㅡ чуть громче попросил Тэхен, обнимая ладонями альфу за скулы, и тот, смято улыбнувшись уголками губ, припал к нему с жарким поцелуем, наконец с наслаждением вкушая долгожданный вкус Тэхена и приятную сладость дорогого алкоголя, смешанную с легкой сухостью кожи и соленостью от слез. Этот омега ㅡ изысканный десерт, его хочется только больше и больше, в самые вены, как дикое экстази. Он уверенно отвечает на поцелуй, принося немые извинения за все, забирая слова назад, прося простить. И Чонгук давно уже простил, растворяясь в нем всем, исследуя руками роскошное тело, упиваясь сполна, пока есть такая возможность. Тэхен отпечатывается в сознании, его запах туманит и пьянит разум, его формы хочется запомнить надолго. Чонгук не может отстать от него, так и не двигаясь с места, все держа его прижатым к двери и целуя-целуя-целуя. Потому что шикарный, потому что необычный, потому что красивый и невероятный, потому что манящий, потому что Ким Тэхен. Светская львица, дорогая сучка, вечно пахнущая бесячими цветами, держит осанку ровно и виляет бедрами, смотрит соблазнительно и кусает губы, говорит рассудительно и низко, невероятно прекрасно для ушей ㅡ Ким Тэхен на первый взгляд. Необычный омега со скелетом в шкафу, на вид даже бета с легким запахом, обожает красное вино весеннего сбора, терпкое и с горечью, властный и местами грубый, другой. Не такой, как все, ㅡ Ким Тэхен настоящий. Теперь Чонгук знает его. Знает тараканов в этой симпатичной головке. Знает вкус тэхенова наслаждения ㅡ целует медленно, тянет его губу на себя, плавно сжимает, массируя, упругие ягодицы, покусывает и проникает языком глубоко в его рот, пробуждает в нем магию и будоражит кровь, каждую клетку организма. Лишь один поцелуй, одно касание чонгуковых губ Тэхена, и, кажется, взорвалась Вселенная. Сработала Теория большого взрыва, образуя новый крепчайший союз двух распаленных тел, сплетающихся и прижимающихся друг к другу в темном коридоре огромного особняка. Чонгук чуть смеряет пыл, целуя омегу лениво и плавно, и подхватывает его на руки под бедра, удивляясь, насколько тот легкий. Тэхен с непривычки вжимается руками в его плечи, испуганно округляя глаза и отстраняясь с громким чмоком. Чон Чонгук очень хорошо умеет удивлять, осторожно ступая с омегой на руках вглубь дома, и, заприметив лестницу, движется к ней, с улыбкой поглядывая на Тэхена. ㅡ Что ты творишь?! ㅡ шипит тот, брыкаясь и пытаясь слезть, но хватка на ягодицах становится лишь грубее, а Чонгук весело ухмыляется, закрывая ему рот губами. ㅡ Чон-а... ㅡ Тэхен продолжает капризничать, чуть отстраняясь от него всем телом, но тут же с писком прижимается обратно, когда альфа делает первый резкий шаг на ступеньки. Он поднимается медленно, но делает это хлестче, чем в обычном режиме, специально немного подбрасывая Тэхена, не привыкшего сидеть на руках. ㅡ Пусти меня, а то... ㅡ Тихо, ㅡ Чонгук перебивает и коротко целует в губы, снова усмехаясь раздраженно-удивленному лицу напротив. ㅡ Альфа у нас все-таки я, значит должен носить своего омегу? Он снова ухмыльнулся и подпрыгнул с Тэхеном на месте, вынуждая того прижаться к себе всем телом. Омега уложил голову Чону на плечо, крепко вцепляясь в его плечи пальцами и покусывая губы от смущения. «Своего омегу»? Кажется, Чонгук выпил слишком много перед тем, как приехал сюда. Это чувствуется и на его губах, пропитанных вкусным ромом. Тэхен не очень любит крепкие напитки, но этот вкушает с превеликим удовольствием, ведь только он имеет легкие нотки бергамота. ㅡ Куда? ㅡ поднявшись до конца, спросил Чонгук, отрываясь от омеги и проводя носом по изгибу его шеи, постепенно перенимающей запах альфьего диор. ㅡ Вторая дверь направо, ㅡ сбивчиво прошептал Тэхен между звуками поцелуев чонгуковых губ его кожи и окончательно прижался к нему всем телом, крепко сцепив ножки на стройной талии. Чонгук, едва различая очертания стен в полутьме пьяным взглядом, дошел до нужной двери, толкая ее собственной спиной и задом идя к кровати, не отпуская драгоценную ношу. Тэхен раскусил всю прелесть длинных волос, не переставая сжимать и перебирать их, лаская и притягивая голову Чона к себе. Альфа медленно сел на постель, без резких движений, чтобы не отрывать Тэхена от этого интересного занятия, и наконец скинул с него халат полностью, поглаживая сильные плечи. Омега привстал, наклоняясь над Чонгуком, и заставил его развести соблазнительные бедра в стороны, нависая меж них и потираясь болезненным возбуждением о его. В считанные секунды оба остались без явно лишней сейчас одежды, прижимаясь друг другу. Чонгук чувствовал легкое смущение, впервые показываясь в такой позе омеге, и Тэхен разделял его эмоцию, неловко покрывая поцелуями и покусывая соблазнительное тело. Альфа попытался расслабиться, обняв старшего за талию, и, подцепив носом его подбородок, заставил поцеловать себя, тоже призывая перестать стесняться. Тэхен ответил на поцелуй не торопясь и очень нежно, скрывая смущенный взгляд за отросшей пепельной челкой, бликами освещаемой лунным светом. Неловкость присутствует между ними, но они постепенно успешно подавляют ее, сплетаясь воедино. Омега приникает к красивому телу под собой полностью, наконец ощущая долгожданное тепло, унимающее дрожь и избавляющее от противного тянущего чувства из смеси разнообразных эмоций. Чонгук осторожно поглаживает его лопатки кончиками ноготков, слегка царапая, даря искусно подобранные ласки, которые ему никогда не нравились. Всегда хотелось грубее и быстрее, пожестче, но не здесь и не сейчас, не в этот драгоценный миг, не в первый нормальный раз с Тэхеном. Такой момент хочется запомнить надолго, насладиться им и отпечатать в самых дальних уголках сознания, чтобы никогда не забылся и не выветрился из памяти. Всегда холодный и грубый, Ким Тэхен сейчас настолько нежен и аккуратен, что просто не верится, что это вообще он. Чонгук разводит ноги в стороны еще шире, подпуская омегу вплотную, и мягко постанывает в его губы, мечась по постели в разные стороны от нетерпения. Оно приносит нескончаемое удовольствие, неземной кайф, какого альфа никогда не испытывал. Все, что было с Намджуном, ㅡ полная херня по сравнению с тем, что сейчас происходит с Тэхеном. Наверное, это называют «любовью», таким громким словом, но по-другому это не описать. Тэхен медленно и плавно растягивает узкое нутро, когда Чонгук просит об этом, чуть покрываясь румянцем, различимым в ночном мраке. Он тратит на растяжку много времени, изнемогая от желания и сгорая изнутри, но ради Чонгука можно и потерпеть. Заполняя его, он не трахает ㅡ любит. Нежно и мягко, как-то по-особенному, как именно ему сейчас хочется. Хоть возбуждение давит на виски с невероятной силой, хоть впору с ума сойти от этого давления, ускоряться не хочется ㅡ этот плавный ленивый темп дает сполна ощутить и насытиться друг другом, прочувствовать тонкости и магию всего происходящего, словить самый дикий кайф, целуя влажные губы и потную шею, царапая спину и сжимая бедра, покусывая плечи и оттягивая волосы ㅡ руки изучают чужие тела досконально. Тэхен кончает внутрь с блаженным стоном сразу после Чонгука и, не покидая горячего нутра, долго-долго целует альфу без всякого желания прекращать. Чон обнимает ногами и руками, ловит каждый вздох, каждое касание тэхеновых губ его собственных, мелко дрожит сам и поглаживает трясущееся тело сверху себя, покрывая мурашками. У Тэхена нет сил сказать что-то, хотя очень хочется извиниться еще раз, объяснить все, что он чувствовал тогда и что чувствует сейчас, открыть Чонгуку душу, чтобы он не держал обиды или злости, высказать всю недосказанность, но альфа в этом не нуждается. Он читает все во взгляде ㅡ всю тысячу «прости», каждое «я был идиотом» и единое «хочу», отвечая тем же самым. Слегка коснувшись скулы Тэхена кончиками пальцев, Чонгук ведет ниже, к шее, гладит плавный изгиб, переходя на заднюю поверхность, проводит рукой вдоль всего позвоночника в самый низ, заставляя омегу крупно дрогнуть и рвано выдохнуть, снова возвращается наверх, полностью кладя теплую ладонь на нежную щеку, и ловит слезу, случайно скатившуюся из глаза. Он улыбается, издавая тихий смешок, и тянется к Тэхену губами, сразу получая распахнутые в ответ, сминает их в трепетном поцелуе, слизывая дорогой сладкий вермут и соленые слезы.