Сигаретный дым

Сизые дымовые завитки, похожие на причудливо срезанную кожуру яблока, тянутся ко мне, как щупальца спрута, пытаясь захватить, поглотить, втиснуться в лёгкие и выудить из них все жизненные соки. Люди рефлекторно отмахиваются от этих дымных рун, но я позволяю им окружать себя, словно обманчиво ласковым змеям, что в любой момент могут сжать кольца из своих скользких тел на моей хрупкой шее. Иногда кажется, что мне удалось их приручить: они всего лишь ненавязчиво ластятся ко мне, но не проникают внутрь, не пытаются отравить своей едкостью. А иногда так хочется, подобно Мину Юнги, который уже давно прижился с ними, позволить им брызнуть пару капель яда в себя, чтобы понять, какого расслабленно смыкать глаза и чувствовать, что весь мир у твоих ног, пока ты делаешь очередные затяжки. Всё таинственное всматривается в нас своими озорными глазами, хищно скалясь при виде наших слабостей, которые высвечиваются ярко-красным, как живая плоть в ночном зрении вампира. Их острые зубы неизвестности врезаются в трахею и стискивают её со смачным причмокиванием. Тайны оставляют на нас свой тёмный след, распространяющийся по всему телу, как зловредный вирус, и заползающий в самую душу, где зарождается интерес. Наличие знаний - кратковременная победа, а их отсутствие - полное поражение. Я смотрела, как клубился пепельный дым вокруг Юнги, и понимала, что без изучения сигаретной сферы мне не удастся выйти из его кабинета.сонсеним курил так, что даже мне, зелёному птенцу в этом деле, становилось до ослепительного понятно, что это приятно. Он безмятежно, как во сне, прикрывал глаза, откидывался на спинку стула и выпускал из трубочки губ дым, который укутывал его своей платиновой занавеской. Дым нежился у его лица, около его ключиц, путался в его волосах так нежно, что я испытывала эстетический экстаз. - Значит, курение доставляет удовольствие? - задумчиво спросила я, изображая из себя новорождённого, у которого в зрачках витали одни вопросы. - Это расслабляет, - наперевес моему энергичному любопытству монотонно, как заскучавший педагог, читающий в тысячный раз заезженную лекцию, ответил Мин, затянувшись пару раз. Мы перебрасывались с ним петлями взглядов под напряжением, от которых отскакивали, раня случайных свидетелей, раскалённые искры, но продолжали молчать. Я всё также задумчиво разглядывала дотлевающую сигарету, зажатую между его пальцами, и неосознанно выпячивала навстречу ей губы. Измельчённый табак соблазнительно догорал, как перемешанные угли внутри камина, и это зрелище завораживало меня. Расслабляет, значит? По-моему, только напрягает обезьяньей любознательностью. -  А меня научите так расслабляться, сонсеним? Глубинными слоями ума, куда не просочилась ещё соляная кислота так называемого здравомыслия, я понимала, что несу полную ерунду в глазах своего сонсенима. Но я ничего не могла поделать со своим острым любопытством; оно насквозь пронзило меня шпагой и, если я так и не удовлетворю своего личного мучителя, то он так и продолжит вонзать её ещё глубже, доставляя мне дискомфорт, проворачивая её с каждой секундой ещё медленней. Так действует самый ужасный яд: убийственно медленно и хладнокровно. "Безмозглая...", - читаю я в его глазах с оттенком раздражения и одновременно снисходительности. Наши взгляды - пряный огонь и стальное олово - перекрещиваются, и Мин выдыхает предельно спокойным тоном: - Это развлечение не для девушек. - Кто сказал? - не могла я унять свои разбушевавшиеся амбиции, которые сонсеним воинственно отбил осунувшимся выражением лика, напоминая мне эмалированные фотопортреты на надгробиях. Не хватало только скупой строки о его достоинствах - тусклым золотом по стылому граниту. - Мира... Уронил он моё имя, как лезвие. Благословенная тишина, хрупкая, снова расправляет над нами свои бесплотные крылья. Несмотря на затянутое, неловкое безмолвие, я продолжала переводить взгляд на лицо Юнги, словно вслепую прощупывая его. Словно тщетно силясь понять, что скрывают эти аккуратные, выверенные до чёртиков, понятную социуму маску. И вдыхала терпкий аромат сигарет. Вкус самой сердцевины абрикосовых косточек - горьковатый, как тёртый миндаль. Или как марципан без сахара - тот, из которого слеплены все мы. По крайней мере, так описывают вкус те счастливчики, которым довелось попробовать сигарету. Тем, кому не запрещает курить добрый сонсеним. Мин, будто прочитав мои осуждающие мысли, поинтересовался с усталым недовольством: - Тебе так интересно узнать, каковы сигареты на вкус? Ответом ему послужил энергичный кивок с моей стороны, как если бы моя голова принадлежала неодушевлённому болванчику в современных автомобилях. Сонсеним в очередной раз сделал фигурную затяжку, точно позируя для искушённого фотографа в качестве профессиональной модели; я невольно задержала дыхание и приказала своим глазам не моргать, чтобы не упустить ни единой детали этого процесса. Едкий дымок благодаря его мастерству в очередной раз складывался в заманчивые иероглифы, рассказывая свои сказки на немом языке. За своим страстным наблюдением я не заметила, как моего лица резко коснулись пальцы Мина; он чуть надавил ими на мои скулы и притянул к себе, неожиданно сложив уста в форму стеснённых крыльев бабочки, и через несколько секунд из маленького образовавшегося отверстия вышел дым. Я поморщилась и почему-то покраснела, отпрянув от брюнета и замахав возле себе ладонью. - Вы жестокий, Юнги сонсеним! - судорожно откашливаясь, обиженно промямлила моя персона, деловито отмахивающаяся от запаха перегара, словно высокопоставленная дамочка, терпящая вокруг себя лишь изыски, а не часть уличного интерьера. - Какой есть, - нарочито равнодушным тоном пожал плечами он, видимо, довольный своими трудами. Он снова беззаботно откинулся на спинку сидения, вольготно закинул ногу на ногу и продолжил курить, блаженно закатывая глаза. Мне же такой расклад событий совершенно не понравился, о чём я поспешила объявить. - Но я так ничего и не поняла! - капризно всплёскиваю руками, словно пытаясь разогнать вокруг себя стаю назойливых комаров. - Плохой Вы учитель, сонсеним: даже объяснять не умеете, не говоря уже о действиях. Я намеренно провоцировала его своей дерзостью и со временем моя манипуляция принесла свой результат; дотлевающий табачный фильтр окунулся в заполненную пепельницу, в которой горка сожжённой травы походила на выцветшее сокровище, и потух, а беспечных губ коснулась неприятная горечь, вдыхаемая сквозь недетский поцелуй. Я ошалело распахнула глаза, встретившись с закрытыми веками сонсенима; его ресницы изредка подрагивали, тёрлись друг о друга, как мотыльки в брачный сезон. И, несмотря на пережитый шок и отвратительный привкус во рту, я поддалась вперёд, позволив Мину вершить страшный суд за моё легкомыслие. Я чувствовала, как выпущенный дым теплится около моего нёба, безжалостно обжигая его; это совсем не то приятное ощущение, когда я смотрела, как он бережно ласкал своего владельца. Я то и дело морщила лоб и переносицу, отчаянно пытаясь вытолкнуть из своих внутренностей этого дикого зверя, что переворачивал мои органы и пытался злобно опалить их. В моих мысленных заметках было поставлено, что курение - вредное и отвратительное занятие, которое и в самом деле отравляет организм не хуже яда скорпиона. Но я добровольно терпела эту пытку, потому что мне было приятно совсем иное: мягкость губ сонсенима и его прохладные пальцы, ласкающие мою шею. Он проводил и слегка надавливал на кожу, намеренно усиливая болевой натиск. Но я всё равно не спешила отстраняться. А он со временем, точно надышавшись весёлого газа, начал вести себя по-другому: вызывающе поглаживал основание моей шеи, жадно смаковал губы, глубже протискивал язык, плотнее прижимался к моему разгорячённому телу. Теперь обучение всё меньше походило на пытку и всё больше вызывало зависимость. Вот так, значит, людей приучают курить? Кажется, сейчас Мин испортил мне пару альвеол лёгких, а я в отместку разрушила пару крупиц его рационализма. Всё взаимно. Я поняла это по его маревому взгляду, в котором читалось, что ему было трудно остановиться от завершающего шага, где я должна была стать одержимой табачным дымом благодаря его сигаретному поцелую. И когда Юн наполовину отстранился, я машинально простонала ему в губы: - Ещё... я недостаточно поняла. - Бестолковая. Я не соображала, что несу, и одновременно была в шоке от собственной храбрости и развращенности, раз так нахально требовала поцелуй у наставника. Но Мин, кажется, испытывал, то, же самое: потому что он не заставил меня ждать следующее воссоединение. Он достал почти докуренную сигарету, затянулся для вида и вновь пустил в меня дым: в этот раз более страстно, словно мстительно впившись в мои губы в ответ на мою неслыханную дерзость. Я буквально почувствовала, как наши зубы стукнулись друг о друга. Но неприятное чувство почти сразу, же сменилось возбуждённой спиралью в низу живота, когда он притянул меня за затылок к себе. Сонсеним положил свободную руку на моё бедро, сжав его с такой силой, что я заскулила сквозь поцелуй. Меня заставили замолчать одним ловким движением языка внутри моего рта. Я с чувством отдавалась поцелую, импульсивно поднимаясь со стула, едва ли сдерживая желание, чтобы не оседлать колени своего партнёра. Мин же снова переметнулся на шею, властно сдавливая и сжимая её, как доминирующий альфа. В один момент у нас будто сорвало крышу. А дым всё продолжал спускаться по моим внутренним каналам, не жалея и не сожалея мне. Через некоторое время Мин уже выпускал из губ обрывчатое дыхание: странное и хаотичное, словно кто-то нервно и издёрганно рвал собственные юношеские мемуары в надежде похоронить подростковые аллюзии, чтобы совершить следующий скачок в возрастной прогрессии. Под настойчивым аффектом я наслаждалась горячим дыханием сонсенима и почему-то ощущала, как из трубочки его губ до сих пор исходит сигаретный дым, пикантно пролезающий мне в вырез рубашки. Мои колени, которые я просунула между ног сонсенима, сейчас ужасно дрожали. Действие усиливалось, пока он стискивал их своими ногами, будто не желая отпускать меня. А ведь я и не старалась сбежать. - Достаточно хорошо показал на действиях? - в этот момент чёткий, рубленый ритм его речи дёрнулся, дрогнул и рассыпался, словно костяшки домино, хотя он продолжал для вида строить поучительные нотки. Он, поняв свою ошибку, разжал ноги, позволив мне чуть раздвинуть собственные, выбрав более свободную позу для сидения. Я, всё ещё находясь под впечатлением от нашего слития, молчала и находилась в нирване. - Ну, понравился вкус сигарет? - после продолжительного затишья ещё раз подал голос Мин, чтобы не дать ни мне упасть в бездну новых чувств, ни дать себе сорваться с утёса сдержанности. Мне кажется, что мы переживали с Юнги идентичные эмоции. Нам обоим нужно было время, чтобы переварить, переосмыслить и принять. Хотя, судя по нашей взаимной дрожи, мы хотели уже наплевать на страх и закончить начатое обучение. Нужно быстрее уходить из этого тесного кабинета, пока я окончательно не сошла с ума. С выдержкой у меня сегодня был дефицит. Как и у моего сонсенима, который напрасно пытался строить из себя глыбу льда. - Нет... - честно скривилась я в отвращении, заметив, как в поднятых уголках губ Юнги запечатлелась победная ухмылка. - Но мне понравился поцелуй. Спасибо Вам за него. "И за то, что дали мне понять, что мой фетиш направлен не на сами сигареты, а на то, как курите их именно Вы - так привлекательно и искушающе больше никто не может", - закончила я свою мысль, спрятав за спиной задорную улыбку и пунцовеющие щёки. Я торопливо закрыла за собой дверь его кабинета и, прижавшись к холодному металлу, остужала внутренний пыл, ощущая, как вдобавок ещё крушит хрупкие височные кости молот обезумевшего пульса. И где-то на периферии слуха я уловила хрипловатый, снизившийся голос сонсенима, который заставил меня радостно приплясывать на цыпочках и задуматься о следующей стадии наших сигаретных посиделок: - Мне тоже понравился. Теперь придётся докуривать ещё одну сигарету.