Your Love is Like a Car Crash

Розанна появляется как королева. * Дженни знает, кто ждет ее за дверями гостиничного номера, уже в тот момент, когда двери лифта открываются перед ней на третьем этаже, и она видит коридор, залитый кровью. Она идёт вперед, мимо тел по красной дорожке, которую организовала для себя Розанна, и думает, что ничего другого и не следовало ожидать. Они думали (они надеялись), что Розанна мертва. О ней не было слышно ничего последние несколько месяцев после того, как она представила им свое последнее произведение — убила двенадцать человек и в маленькой старой церкви в одном из пригородов Лондона рассадила их, мертвых и бледных, в ряд по одну сторону узкого длинного стола рядом с алтарем, омерзительно и завораживающе копируя Тайную вечерю. На место по середине, там, где должен быть тринадцатый из них, Иисус, бросила дохлую собаку. На месте преступления было обнаружено много крови — двенадцати погибших, собачьей, ещё одного неизвестного мужчины и самой Розанны. У службы безопасности не получилось установить ни личность незнакомца, ни того, что там произошло; известно было только то, что Розанна получила серьезное ранение, потеряла много крови, скрылась, а потом пропала больше, чем на полгода. Не тайной мыслью всех была надежда на то, что она, не имея возможности обратиться в больницу и получить помощь, в итоге скончалась от полученных травм где-нибудь в одном из своих убежищ, и чем дольше о ней не было вестей, тем сильнее бюро укреплялось в этой мысли. Но вот она здесь. Дженни протягивает руку, жмёт на ручку двери и входит в номер. * Первое, что она чувствует — ненависть к себе. В номере темно и прохладно, потому что окна раскрыты настежь, ночной город сверкает огнями где-то вдалеке, будто в другой вселенной, не имеющей ничего общего с этим гостиничным номером. Розанна сидит в кожаном кресле и выглядит как ебаная звезда. Тонкие бретельки её маленького черного платья аккуратно держатся на ее узких, хрупких плечах. Она никогда не любила ожерелья — говорила, что это будто ошейник, а она никогда не будет на привязи, поэтому её шея обнажена, но на пальцах, спокойно и властно лежащих на кожаной обивке подлокотников, сияют дорогие крупные кольца. Её тонкие лодыжки и дорогие туфли измазаны в крови. И она улыбается — она улыбается так, что Дженни готова расстаться с последним оружием, что у нее остается, когда она складывает свой значок и пистолет: разумом и волей. Поэтому она так сильно ненавидит себя сейчас. Когда выяснится, что Розанна жива, службы безопасности как минимум десяти стран вздрогнут в ужасе, а Дженни стоит здесь и смеет чувствовать облегчение. Глаза Розанны блестят любовью, предвкушением и одержимостью. — Привет, — говорит она. Её голос, который Дженни не слышала так долго, в темноте номера звучит так ласково, почти выдает, как она рада их встрече, как скучала. Её голос, звучащий словно переливы воды в Темзе в самый спокойный солнечный день, звучит так мягко, так обещающе, так опасно, Дженни нихрена ей не верит. — Где ты была? — спрашивает она. — Что за черт ты устроила в последний раз? Кто тебя ранил? Что случилось? Вот что случается каждый раз, когда они встречаются. Дженни пытается играть плохого копа, требует ответов и не идёт на сделки, а Розанна всегда слышит только то, что ей хочется слышать, поэтому вместо допроса видит беспокойство Дженни о ней, наклоняет голову, её улыбка смягчается до умиленно-нежной, и она смотрит так влюбленно. — Ты скучала по мне? — щебечет она. — Боялась, что я умерла? — Я надеялась, — отрезает Дженни. Улыбка Розанны остаётся прежней, но в глазах мелькает что-то темное. Она не любит слышать, что она не важна. Ей не нравится, когда человек, о котором думает она, не думает о ней, и она знает тысячи способов занять чужие мысли. — Не говори так, — просит мягко, кокетливо, но Дженни слышит угрозу. Между ними повисает молчание. Дженни тяжело выдыхает и трёт переносицу. Она в гостиничном номере на третьем этаже не самого дорого и приятного отеля Гонконга, на который раскошелилось её начальство, весь день она провела в крысином забеге по городу от одного человека в костюме до другого, чтобы получить от них ровно ничего, её обувь натирала весь день и теперь у нее, вероятно, огромная мозоль на пятке. Утром она не успела принять душ и забыла воспользоваться дезодорантом. Часы показывают чуть за два ночи, за дверью позади неё восемь трупов. В её номере сидит серийная убийца в розыске. Можно сказать, у офицера Ким Дженни был тяжелый день. К чёрту. Она скидывает тупые ботинки и шлепает босиком до кровати. Садится на мягкий матрас с усталым стоном, стягивает с шеи галстук и распускает волосы, до этого собранные в тугой пучок. От неё пахнет потом, метро и острой лапшой быстрого приготовления, которой она перекусывала весь день. У неё пятно от соуса том ям на рубашке. Розанна наблюдает за ней так, будто Дженни — произведение искусства. То, что она всегда любила. Искусство и убийства. — Чего ты хочешь? — спрашивает Дженни. Она знает, что Розанна не будет отвечать на её вопросы и сделает только то, за чем пришла, поэтому больше даже не пытается. Она действительно так устала от этого дня. От последних семи месяцев. И от все жизни, что была до них. — Зачем ты… Зачем ты здесь. — Я хочу, чтобы ты сказала, что скучала по мне, — отвечает Розанна и смущенно смеётся. Дженни игнорирует это. С Розанной никогда не бывало просто. — Я серьёз — — Я тоже серьезно! Я здесь только за этим. Дженни смотрит на неё тяжелым взглядом, Розанна в ответ невинно хлопает глазами. Никогда не узнаешь, говорит ли она правду и чего она хочет. Иногда Дженни кажется, что никто не знает, чего хочет Розанна, даже она сама. — Как у тебя дела? — между делом вдруг интересуется она, наматывая свои волосы на палец. — Работа, дом? Нашла себе нового бойфренда? Дженни хмурится. — Нового посредственного бойфренда, который помог бы тебе на время притвориться, что ты не скучаешь по мне? Что тебе не смертельно скучно жить вот… так? Она забавно смеется, морщит аккуратный нос и улыбается как ребенок. Подпирает подбородок рукой и смотрит на Дженни непосредственно и радостно. Шепчет, будто они давние подружки: — Рассказывай, как ты. Дженни только внимательно наблюдает за ней и молчит. Офицер Ким всегда была хорошим игроком — она легко усваивает любые правила, но дело в том, что в игре с Розанной правил нет. Розанна капризна, импульсивна и жестока, и главное оружие в борьбе с ней — это наблюдение и терпение. Дженни не остается ничего, кроме как не спускать с неё взгляда и в любой момент быть готовой и к воздушному поцелую, и к пистолету у виска. Розанна сидит перед ней, смешливая и спокойная, улыбается и кокетничает, но черт с два Дженни ей верит. — Жизнь действительно была спокойнее с тех пор, как ты исчезла, — говорит она, потому что знает, что именно это Розанна хочет услышать. — Заурядные убийства и много бумажной работы. Ничего интересного. Розанна довольная кивает головой и закрывает глаза, удобно устраиваясь в кресле. Она ничего не говорит, и Дженни не нарушает тишину. Она рассматривает Розанну. Та выглядит умиротворенной с прикрытыми веками и губами с мягкой доброй улыбкой на них. Доверчиво открытая шея и ее светлые вьющиеся на концах волосы, лежащие на белых гладких плечах. Она выглядит так невинно и сладко, пока взгляд Дженни не скользит вниз по её обнаженным ногам и не добирается до испачканных в крови лодыжек. И даже так Розанна выглядит как мечта для неё. — Так ты скучала по мне? — вдруг раздаётся тихий, больше не играющий кокетством, голос. Дженни прислушивается к своим инстинктам: обстановка вокруг них неуловимо меняется, напряжение угрожающе повисает в воздухе. — Чего ты хочешь, Розанна? — Скучала? — звучит требовательного. Вот в чём дело: офицер полиции не может сказать серийной убийце, что скучала по ней. Может быть, Розанна и не похожа ни на кого из тех, с кем Дженни приходилось иметь дело раньше, но в одном она всё-таки схожа с остальными — она манипулятивная сука. Дженни постоянно приходится идти на сделку с совестью, когда дело касается Розанны, но ей никогда недостаточно: ей хочется больше, ей необходимо разрушить жизнь Ким Дженни полностью, кирпичик за кирпичиком разобрав всё, во что Дженни верит, все правила, которых она придерживается, и принципы, которые считает правильным и согласно которым пытается жить. Ей нравится, когда офицер Ким Дженни складывает пистолет перед ней и нарушает закон, ей нравится, когда офицер Ким Дженни поступает так неправильно, но так хорошо, из-за неё, для неё. Это не потому что она желает Дженни зла, это потому что она любит её: у неё есть собственное видение жизни Дженни и она просто пытается показать его. Она не плохая, все говорят, что она психопатка, но это не так — всё это во благо Дженни. Кто бы что ни говорил, Розанна заботится о ней. И знает, что Дженни заботится о ней в ответ. Знает, что Дженни любит её, нужно только заставить её признать это. Поэтому, когда Дженни не отвечает ей, она поднимается с кресла и идёт к кровати. Дженни вся подбирается, будто гепард перед прыжком, вцепляется взглядом в высокую, тонкую, крадущуюся на неё из темноты фигуру и готовится — к отступлению, атаке, к чему угодно. — Дженни, — голос Розанны вдруг звучит мягко и уязвимо, пока её взгляд и сжатые в тонкую линию губы обещают исключительно худшее. — Я правда стараюсь быть хорошей для тебя. Я скучала по тебе. Дыхание сбивается, и Дженни вцепляется пальцами в простыни. Она не знает, чему верить — этому тихому и просящему голосу или жесткому безразличному лицу. Чем дольше она молчит, тем меньше терпения остаётся у Розанны, и она знает, черт возьми, она знает, что Розанна Пак, потерявшая терпение, это худшее, что может случится с этим миром. Но она молчит. Слова отказываются сложится во что-то разумное в её голове и покинуть рот, не тогда, когда в пустом темном номере отеля, на этаже, полном мертвецов, Розанна возвышается над ней, великолепная и разрушительная. — Скажи мне это, — и слова ощущаются словно пощечина. Дженни чувствует, будто защищает последнюю устоявшую в этой войне крепость. Если она сделает это сейчас, если она сдастся и признается во всём, что Розанна требует от неё, больше не будет никакого смысла жить, как она жила раньше. Она больше не сможет притворяться, что ей интересна её собственная жизнь, она не сможет быть офицером, она не сможет продолжать пытаться поступать правильно и делать вид, что её не тошнит от этого. Поступать правильно — всё, что она пыталась делать. Она только хотела быть хорошим офицером, другом, женой, человеком, даже если ей хотелось лезть на стену, но она не знает, как жить по-другому. Она просто не желала никому зла. Поэтому она защищает последнее, что осталось в ней от неё прежней, и молчит, видит, как Розанна заводится, злится, как недобро и опасно блестят её глаза, но упирается и молчит. Розанна вдруг рычит, стук её каблуков, нервно и быстро ударяющихся о пол, звучит как приговор для Дженни. Она чувствует руку, хватающую её за шею, задыхается и хрипит, цепляясь за чужое запястье, не сопротивляется, когда её грубо толкают к изголовью кровати, падает на подушки и чувствует на щеке горящий след от настоящей пощечины. Смотрит в лицо напротив, и сталкивается со взглядом, который видела лишь раз — за мгновение до того, как однажды Розанна убила человека у неё на глазах. Дженни смотрит в это злое лицо напротив и молчит. — Что такого ценного в твоей жизни, что ты так это защищаешь? — шипит Розанна, её рука давит на горло сильнее. — Это всё не для тебя. Ты ведь знаешь, что мы с тобой похожи. Ты и я, — её голос дрожит и сбивается, — ты и я одинаковые. Дженни пытается дышать, как только может, и пытается не дать словам проникнуть в её мысли. Сосредотачивается на давлении вокруг своей шеи, на разогретом воздухе между ними и сладковатом запахе парфюма Розанны, на её волосах, мягких и блестящих, касающихся лица Дженни. Она не хочет смотреть в глаза напротив, но Розанна давит, требует, держит за горло и не дает опустить голову, смотрит, смотрит, смотрит, Дженни вглядывается в бездну — и, всё как и говорили, бездна глядит на неё в ответ. — Ты скажешь это, — теплый шепот на ухо. Рука вдруг перестает давить на горло, и Дженни вдыхает полной грудью, сипя и откашливаясь. Прохладные тонкие пальцы ласкают там, где только что сдавливали, растирая покрасневшую кожу. Оглаживают шею и ведут ниже, проходятся по острой ключице, аккуратно и трепетно. Дженни жмурится, чувствуя, как продолжает саднить горло, тяжело дышит, и снова задыхается, когда чувствует, как горячие губы прижимаются к шее и холодная рука скользит вниз, вытаскивая подол рубашки из юбки. Она дергается, но Розанна оставляет предупреждающий укус за ухом и выдыхает низко не делай глупостей. Её ловкие пальцы находят молнию на серой безвкусной форменной юбке, которая раздражает её, потому что это не для Дженни, это скрывает и обезличивает, поэтому Розанна грубо сдергивает её с дрожащих бедер, потому что этой вещи там не место. Розанна замирает на мгновение. Бедра Дженни, округлые, мягкие, уязвимо открытые выглядят прекрасно, и она думает, что на этих бедрах хорошо будет смотреться Шанель и следы от её зубов. Дженни дышит тяжело, загнанно. Её тело напрягается под руками, исследующими её, она извивается, когда пуговицы на её рубашке поддаются одна за другой и открывают её для Розанны, которая смотрит голодно и опасно. Почерневший взгляд оглядывает её жадно, добирается до всего, на что проливается свет ночного города из окна над кроватью. Розанна видит всё, и тяжело вздымающуюся грудь, и дрожь, проходящую по всему телу Дженни, и страх, и отчаяние, и нужду. Розанна прижимается к ней, крепко и больно, давит коленом и заставляет раздвинуть ноги, горячо и влажно прижимается к скуле, и сжимает, притирается, скулит и просит: — Скажи это, — шепчет лихорадочно и цепляется зубами за подбородок, — скажи. Я скучала по тебе. Я думала о тебе каждый день, — ведет языком по шее, вниз, скользит рукой по бедру и сжимает, тянет ближе к себе, вжимается. — Я почти умерла, но мне хотелось выжить, чтобы вернуться к тебе, — зубами тянет лямку бюстгальтера вниз и оставляет следы на плече. — Я никого не убивала все семь месяцев. Я вела себя хорошо, я была хорошей для тебя. Дженни горит внутри и снаружи, не позволяет себе говорить, двигаться, сжимает пальцами пустоту. Ей так хочется сдаться, ей так нравится слышать это, ей хочется ещё больше. Руки на её теле двигаются быстро, нетерпеливо, ногти царапают её бедра, колено между её ног давит так хорошо, так правильно. Розанна двигается над ней так умело, красиво, приятно, и она такая обжигающая, гибкая, изящная и такая живая, что Дженни вдруг плачет, когда понимает, насколько сильно она боялась узнать о её смерти все эти долгие полгода. Их тела идеально вписываются друг в друга, соприкасаются в нужных местах, сталкиваются отчаянно и великолепно. Розанна целует её лицо и шепчет, просит, уговаривает, такая податливая, такая хорошая. Дженни стонет, и звук, вырвавшийся из неё, привлекает внимание Розанны. Они снова встречаются взглядами, и в этих глазах, в этом лице Дженни по-настоящему видит отражение себя. — Чего ты хочешь? — шепчет Розанна, почти неслышно. — Я всё сделаю. Я буду послушной, я обещаю. Всё, чего в конце концов хочет Дженни, это сама Розанна. Хоть что-то от настоящей неё. — Как тебя зовут? По-настоящему, — спрашивает она. Её голос дрожит, она не ждёт, что получит ответ, потому что Розанна ещё никогда не была с ней до конца откровенна. Но в крошечном теплом пространстве между их губами звучит: — Чеён. Чеён повторяет Дженни и их губы сталкиваются. Дженни снова стонет и больше не останавливает себя. Её руки наконец-то цепляются за Розанну, путаются в её волосах так, как всегда хотелось, на языке остается привкус её блеска для губ, но она тянется ещё, целует глубже, кусает за нижнюю губу до крови, но Розанна позволяет ей, проходится языком по ранке и целует снова. Дженни закидывает ногу на её поясницу, давит, чтобы ещё ближе, сжимает её плечи и царапает лопатки. Розанна скулит и снова просит скажи это, и Дженни сдается. — Я скучала по тебе, — шепчет ей в губы. Дергает за волосы назад, слышит шипение и целует за ухом, — ты такая хорошая. Хорошая для меня. Розанна стонет, дрожит и разрушается в её руках, напрашивается ещё, позволяет царапать, кусать, направлять, цепляется так за неё так, будто Дженни единственное, что связывает её с этой реальностью. — Такая хорошая, — шепотом по коже. — Такая послушная, ты же будешь послушной для меня? Ты будешь послушной для меня, Чеён? Да выдыхает, прижимаясь лбом к плечу я буду. Они снова целуются, переплетая пальцы. Дженни чувствует только мягкие влажные губы, сладкий запах, чужие волосы на своей коже, бедра, прижимающиеся к её бедрам, она чувствует только Чеён, и паникует, когда вдруг вместо сладкого тепла напротив своего тела чувствует холодную пустоту. Она поднимается на подушках, в голове звенит и перед глазами темно и мутно. Ей требуется мгновение, чтобы осознать, что среди тишины гостиничного номера она слышит приближающиеся звуки сирен. — Ну, не то чтобы я правда рассчитывала, что восемь трупов смогут оставаться незамеченными долго. Розанна уже стоит у дверей. Она смеется весело и беззаботно, будто бы не её сейчас ждёт очередной побег от полиции, поправляет свои прекрасные волосы и подмигивает. Дженни снова видит только Розанну. Больше не Чеён. Розанна оглядывает её последний раз — растерянную, раскрасневшуюся, на смятых простынях в одной рубашке, соскользнувшей с плеч, и закрывает глаза на секунду, запоминая эту картину — это произведение искусства — навсегда. Улыбается последний раз, припухшими розовыми губами, и исчезает. Дженни одевается медленно. Находит юбку, застегивает все пуговицы на рубашке. Собирает волосы в хвост и садится на кровать, ожидая. Спустя две минуты слышит голоса и спешный топот в коридоре, и не сомневается, что Розанна и в этот раз ускользнула. Дверь её номера открывается с грохотом, и глава отдела MI5, прилетевшая из Лондона в Гонконг посреди ночи, выглядит взбешенной. За её спиной маячит спец.группа, осматривая этаж. — Дженни, — начинает Кэрол. — Не говори мне того, чего я не хочу слышать. Дженни пожимает плечами. — Она жива. Ага. Кэрол поджимает губы и кивает. Делает глубокий вдох, затем глубокий выдох. И с чувством говорит: — Пиздец. А потом не может остановиться. Дженни никогда не видела Кэрол в подобном состоянии, но Розанна Пак жива. Кэрол пинает дверь, матерится, орёт на кого-то из группы захвата, просто чтобы поорать, и уходит сделать миллион звонков, чтобы сообщить, что они все в долбаной заднице. Дженни остается сидеть на кровати и безразлично наблюдает, как в коридоре начинают выносить тела. Минут через пять зазвонит её телефон, её вызовут в Лондон первым же рейсом, чтобы всё началось сначала: Розанна вертится прямо у них перед носом и скрывается в последний момент, Дженни бросается вслед за ней. Но, может быть, в этот раз что-то будет по-другому. Розанна пообещала быть хорошей. Чеён пообещала. Поэтому, может быть. Только может быть.